КОЛЯ

Лев Леонтьев
Безвременно ушедшему из жизни
Коростелёву Николаю Викторовичу
ПОСВЯЩАЕТСЯ

Написано в соавторстве
с Коростелёвым Ю.В.
(и от его имени)

Все события, описанные здесь,
являются подлинными;
некоторые имена, без особых
на то причин, изменены


ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРОВ

Однажды встретились два человека – восхитительный рассказчик и внимательный слушатель. Ох, сколько всяких удивительных историй, да не выдуманных, а самых что ни на есть настоящих, из собственной жизни, припомнил неутомимый путешественник и поведал новому товарищу!.. Но самым потрясающим был рассказ о Николае Викторовиче Коростелёве. Он настолько поразил впечатлительного слушателя, что тот буквально загорелся:
- Юрий Викторович!.. Но ведь это нельзя только рассказывать друзьям и знакомым! Об этом необходимо написать!..
- А вот ты и напиши! – улыбнулся рассказчик. – Сможешь?..
- Не знаю… Получится ли?... Ну… если только вы поможете. Расскажете ещё пару раз, припомнив всё-всё, до мельчайших подробностей, а я… попытаюсь записать всё это. Да только… получится ли у меня так, чтобы повествование выглядело… как живое?!. Чтобы когда вы потом читали – узнавали и себя, и брата, прочих родных, близких и знакомых… Чтобы чувствовали то, что чувствовали в те времена!..
…Спустя некоторое время достаточно скромное по объёму произведение было завершено.
- Ну как?.. – затаив дыхание, спросил один.
- Всё – так, как и было!.. – ответил другой.


МЫ С БРАТОМ В ДЕТСТВЕ

Вновь и вновь перед глазами, как живая, встаёт эта картинка, и каждый раз я невольно улыбаюсь.
- Юрии-и-ик!  Подожди меня-я! – Колины босые ножки шлёпают по просёлочной дороге, поднимая весёлые фонтанчики пыли. – Ну чего ты меня не позвал, а?..
Он всегда радовался, когда удавалось пройтись рядом со мной по улицам нашего посёлка Пионер. (Однажды зимой, во время игры в хоккей, шайбой ему попали – прямо по зубам! Так на следующий день сидит за кухонным столом, обедает, разбитый рот набит манной кашей. «Ты куда?..» – спрашивает. «На хоккей, - отвечаю, - но тебе-то куда идти? Травмы залечивай!» «Юрик! Возьми меня, ну пожалуйста! Я сейчас!..» - не столько хоккей ему нужен был, сколько со мной рядом покрасоваться, так он мной гордился…)
Глядя на спешащего ко мне брата, я смутился: в самом деле, чего не взял пацана?.. Вместе-то веселее, точно! Ватага ребят, с которыми я шёл на пляж, приостановилась, ожидая, когда братишка догонит нас. Все очень любили его: худенький, шустрый, с серыми смышлёными  глазёнками, он всегда неизменно становился центром, душой компании, и неудивительно: тёплая улыбка просто сияла на открытом доверчивом лице, а забавные попытки подражать нам, старшим, заставляли нас умиляться несказанно. А чему я, пятнадцатилетний крепыш, учил его, десятилетнего! Как вспомню – мурашки по коже! С моста, с четырёхметровой высоты, он вниз головой нырял, а ведь даже многие взрослые «солдатиком» - и то опасались! И на него смотрели и удивлялись: ведь малец совсем, неужели не страшно?.. А как он ездил на лошади – заправский кавалерист да и только! Не скажу, что у него вовсе страха не было – как же без страха-то живым людям? Во всех он присутствует, только одни идут к своей цели сквозь него, а другие, едва почувствовав, в сторону сворачивают, а ещё хуже – и вовсе на попятный идут! Но я говорил братишке: «Коля! Будешь бояться лошади – обязательно скинет, а если поведёшь себя с ней как хозяин – никогда!.. Запомни: как только испугался – полетел вниз!..» И ведь не падал с лошадей ни разу, и нельзя сказать, что ему всегда клячи доставались – таких норовистых скакунов «обламывал»!.. А ещё недалеко от нашего посёлка санаторий, так там, неподалёку, над рекою – обрыв крутой, и высота – метра три, не меньше! И прыгнуть оттуда в воду не каждый смельчак решился бы. А Коля – прыгал, вместе с нами, теми, кто постарше. А рисковали – ужасно! Это не с моста, где под тобой –  заведомо – глубина, под этим обрывом довольно широкая отмель, и чтобы перелететь через неё, нужно разбежаться перед прыжком! Но при этом всё равно глубокой воды не всегда достигаешь, нужно ещё после того, как в воду вошёл, спину прогнуть – изменить направление и как бы скользнуть, «спланировать» на более глубокое место. Я сам однажды во время такого прыжка спину повредил: прогнуться – прогнулся, но отлёживался потом пару дней.
А что было главным для Коли, когда он отваживался на всякие рискованные «эксперименты», мне доподлинно известно. Моё слово. Точнее –  Колина вера в него, вера в меня. Ведь я не раз спрашивал – и перед его первым прыжком с обрыва, и когда он впервые сел на лошадь: «Ты мне веришь?!.» «Верю!» - отвечал. И уже нисколько не сомневался: всё будет хорошо. И, поверив, страха не испытывал вовсе, просто не мог испытать…
Вообще, я парнем был задиристым: занимался боксом и схватиться не боялся не только со старшеклассниками, пускай они на две головы выше, но и с ребятами, что из армии возвращались. Потому меня и не трогал никто, опасались. А вот Коля, напротив, спокойным был, скромным, и сам – никого никогда не ударил, ни разу, а вот его, бывало, поколачивали изрядно! Но что примечательно: имея такого брата как я, он ни разу не пожаловался; случалось, замечу синяк у него под глазом или скулу опухшую и пытаю: «Кто, за что?.. Пойдём разберёмся с ним – прямо сейчас!..» Нет, ни в какую не признаётся!.. А если даже и узнаю, от кого тумаков получил – за руку хватает и кричит: «Юрик!.. Не надо!.. У нас с ним всё нормально сейчас, я не в обиде!..»
А однажды (он уже тогда школу закончил) с ним такой случай произошёл (мне потом девушка рассказывала, которая присутствовала при этом). Сидели они вечерком тёплой дружеской компанией из четырёх человек – Коля, та девушка и ещё два парня – дома у одного из этих ребят, разговаривали о том о сём, пили сухое вино, собирались на дискотеку. Вдруг ни с того ни с сего между пацанами вспыхнула ссора, - да нет, конечно, Коля в ней участия не принимал, повздорили его товарищи, да так круто, что со словами «а ну, давай выйдем!», «пошли махаться», «начищу пятак» буквально вывалились во двор, начав толкаться ещё в подъезде. Коля поспешил за ними, пытаясь успокоить. Когда дело приняло серьёзный оборот, и посыпались первые увесистые удары, Николай отчаянно повис на руке самого крепкого из драчунов и крикнул: «Вася! Ну ты чего, а?.. Подраться охота? Ну хочешь – меня ударь!..» Недолго думая, Вася откликнулся на призыв – врезал так, что Коля упал, да прямо в грязь, в новеньком фирменном костюме «Adidas», которым очень гордился. Ещё бы, мало кто из парней в нашем посёлке мог похвастаться такой шмоткой!.. Размазывая потёкшую из носа кровь, Коля поднялся и, заглядывая обидчику в глаза, спросил: «Ну всё, успокоился?.. Или нет ещё?..» И, не дожидаясь ответа, снова предложил: «Если нет, - ударь ещё!..» Тот, в запале, ударил второй раз. Коля вновь упал, а поднявшись, потёр ушиб под глазом и спокойно, будто всё это и не с ним произошло, поинтересовался: «Ну теперь – успокоился, а?..»
А через пару минут вдруг протрезвевший  Вася плюхнулся перед ним на колени и стал умолять со слезами на глазах:
- Коленька!.. Прости меня, дурака! Сам не знаю, что нашло!..
- Да ладно! – невозмутимо ответил Николай и вздохнул. – Синяки-то пройдут. Костюм жалко – как теперь на дискотеку пойду?..»



БАБУШКА

О, у нас была замечательная бабушка, просто чудная!.. «У меня тоже!» - скажет кто-то, и я не стану с ним спорить: ну разве бабушка может быть другой?.. И мы нашу – просто обожали!.. У неё всегда находились для нас не только тёплая, нежная улыбка, не только слова и ласки, необходимые нам с братом в данную минуту, но для каждого даже блюдо готовилось специально. Если мне навилось мясо хорошо прожаренное, то, приходя из школы домой, я получал на обед именно такое, а мой брат в это время с удовольствием уплетал отбивную помягче, понежнее. Если я любил жареную картошку с хрустящей корочкой, то мог не сомневаться, что именно такая и будет аппетитно дымиться на моей тарелке, щедро политая ароматным подсолнечным маслом, в то время как Колю поджидал отварной картофель со сметаной. И каша была всегда приготовлена для каждого его любимая, мне – гречневая, Коленьке – манная или рисовая; а на первое меня радовали обожаемые мной жирные, наваристые щи со свининой, а братика – суп-лапша с курицей.
И сейчас, много лет спустя, как бабушки не стало, я с нежностью вспоминаю детские годы, так необыкновенно украшенные её Любовью…


КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО

После школы я уехал в Тюмень, поступил в институт, а по его окончании остался в столице деревень: после большого города и перспектив, которые он обещал, возвращаться в маленький скромный посёлок не захотелось. Конечно, безумно скучал по маме, Коле, бабушке, но ведь Пионер – это совсем рядом с Тюменью, и я был в родных местах отнюдь не редким гостем. В общем, осел я в Тюмени, женился, занялся бизнесом, дела стремительно шли в гору; вскоре мы с женой переехали в новую роскошную квартиру, приобрели дорогую престижную «иномарку». Жизнь стремительно менялась. Да и сам я постепенно стал другим человеком: из простого рубахи-парня превратился в крутого, заносчивого, высокомерного денежного воротилу. Теперь, приезжая в Пионер, я по-особому ощущал свою значимость и, встречаясь со старыми школьными друзьями-подругами, простыми деревенскими парнями и девчонками, посиживая с ними вечерами-ночами у костра и весело наяривая на гитаре, оглядывал их счастливые беззаботные лица и думал: «Ах, какой я всё-таки классный!.. Человек – с самой большой буквы! Ведь кто я, и кто они?.. А вот сижу с ними, как с ровней, шучу, развлекаю…»
Резко изменились отношения с братом: теперь я смотрел на него свысока; снисходительно похлопывал по плечу, приговаривая: «Учись, пока я жив, как жить на свете надо!..» Ещё бы – шли годы, а он по-прежнему работал сварщиком в совхозном гараже. Мама тоже считала, что Коля мог бы устроиться получше, и не упускала случая поставить меня ему в пример. И потом – Коля был легкомысленным каким-то: мог пойти за хлебом в магазин, а вернуться через три дня – оказывается, по дороге его встретили друзья и увезли в лес, посидеть у костра, побренчать на гитаре, попеть песни; или брат вдруг срочно понадобился на чьей-то свадьбе, ну конечно, – прямо незаменимая личность: где гулянка, там и он!..
Мало-помалу я стал прохладнее поглядывать на жену. Да нет, она меня полностью устраивала, просто… дела, дела… А придёшь домой, довольный проделанной работой, но усталый в доску… что ей скажешь?.. Покорми. Да ещё – приготовь свежую рубашку: завтра рано вставать, важная встреча…
Как-то раз, когда мы с женой возвращались домой из гостей (хозяева были очень серьёзные люди, ну, и народ у них всегда собирался весьма почтенный; и разговоры там велись, само собой, не о пустяках вовсе), так вот, едем, и вдруг она: «Останови машину!..» В недоумении, торможу: «В чём дело?..» «Юра!.. Прости, но ты стал не таким!.. Ты теперь – как те, новые русские! Не за такого тебя я выходила замуж, понимаешь?..» А я ей в ответ: «Вот тебе на!.. Ты на какой тачке ездишь, в какой квартире живёшь?.. У тебя всё есть! Что тебе не так?.. И вообще – кем ты раньше была, вспомни!.. Да таких, как ты – пруд пруди, а таких, как я – единицы!..»
До самого дома мы ехали молча. И вообще в тот день больше не разговаривали…


ГИБЕЛЬ КОЛИ

Тринадцать лет назад у нас в семье случилось большое горе – умерла бабушка.
Коля стал сам не свой, а перед похоронами и день и ночь не отходил от гроба и не сводил взгляда с её лица. И плакал.
А на кладбище, когда над новым холмиком уже был установлен скромный памятник, и все провожающие тоскливой стайкой потянулись к выходу, Коля вдруг рванулся назад, к могиле, бросился на неё грудью и прорыдал: «Бабушка, любимая! Я без тебя не могу, я скоро приду к тебе!..»
- Ты что говоришь такое, Коля, опомнись! – попытался образумить его я, поднял с земли и повёл к выходу…
…С того дня Коля начал частенько выпивать…
Когда я приехал в посёлок неделю спустя – с родными повидаться, к тому же девять дней скоро, - мама чуть не с порога начала жаловаться: «Юра!.. Хоть бы ты повлиял на него: ведь выпивает же парень! За последнюю неделю ни дня не пропустил!..» Я понимал её: наш с Колей отец пил сильно, так мама боялась, как бы и мы с братом не покатились по наклонной вниз. Было дело, и мне как-то выговаривала: «Юра!.. Ты три дня как приехал, а всё выпиваешь: вчера вина с соседом, сегодня вон – пивком балуешься!.. Ты не алкоголик ли уже, может, тебе лечиться надо?..»
Возмущённый поведением брата, я ворвался в комнату и налетел на него: «Ты что, совсем обнаглел, что ли?..» А увидев, что он уже успел «накатить», несмотря на то что до вечера ещё жить да жить, не сдержался и… ударил его. А Коля… ничего не сказал, отмолчался. Только посмотрел как-то странно. Пристально так… До сих пор жутковато становится, когда вспоминаю. Будто хотел он этим взглядом сказать что-то, одному ему в тот миг ведомое…
Это был второй раз, когда я ударил Колю. Впервые – уже не помню за что, почему. Повздорили в детстве, ну и врезал ему от души. Вернее – от дури. А он мне, доверчиво так, открыто глядя в глаза: «Ещё раз ударишь меня – я умру!» Понял я тогда: ведь верил в меня, как в Бога, молился на меня, потому и сказал так! Бог ведь не может наказать, не может ударить, как церковь учит-пугает, ибо нет в нём ничего от наказания, он – Любовь Святая, а наказываем мы себя сами, презрев, поругав Любовь эту…
…Прошло ещё два месяца. Я гостил в Пионере, и, несмотря на выходной день, мне понадобилось отлучиться в Тюмень по делам, всего только до вечера. Но перед отъездом решил ещё раз повидаться с Колей. Он гостил у нашего двоюродного брата Сергея, и я поехал за ним на своём крутом авто, чтобы отвезти домой, а по пути – пообщаться немного. Но уже недалёко от Серёгиного дома наткнулся на большущую лужу – ну никак не объехать, только если солидный крюк давать, а мне ведь ещё ездить сегодня, стоит ли пачкать машину?.. Решив – ладно, увидимся вечером, развернулся и поехал в Тюмень…
…Коля, Сергей и трое наших общих товарищей, сидели во дворе, за столиком.
- Колёк, ну давай намахнём, выходной ведь! – уговаривали его, но Коля упирался.
– Да неохота чего-то, и потом – вон брат за мной едет, - сказал он, заметив мою машину. – Развернулся. Наверное, лужу объехать решил…
Он вышел на дорогу и ещё несколько минут стоял и ждал меня, а когда понял, что я не приеду, вернулся к друзьям:
- А, ладно,  давай выпьем!..
Чуть позже вся компания пошла на пляж, к мосту. День был в разгаре, народу собралось изрядное количество, а Серёга, отменный акробат и тренер местной детворы (Колю тоже обучал), просто обожал порисоваться перед публикой – повыделывать всякие трюки. Походит, разомнётся – и давай показывать, на что горазд: то сальто, то серию кульбитов выдаст. Народ оживится, подтянется поближе – шутка ли, в посёлке такое представление на халяву!.. А Сергей наслаждается вниманием: опять походит, поразминается и – трюкачить!.. Поразвлекает отдыхающих и отойдёт в сторонку с независимым видом. Мол, всё, достаточно; а сам подождёт, пока на пляже появятся новые лица – и давай опять выделываться-красоваться! Ну артист да и только!.. А то ещё начнёт с моста сигать: встанет на перила, выпрыгнет вверх, выдаст какой-нибудь заковыристый трюк и – птицей в воду. Высота четыре метра, так его  головокружительные полёты заставляли толпу зевак замирать от восхищения!.. А ещё круче выходило, когда они с Колей что-то типа соревнования устраивали (играли на публику по Серёгиной просьбе): кто красивее прыжок совершит. Тут без аплодисментов никогда не обходилось!..
- Коля, давай с моста посигаем! - принялся уговаривать Николая Сергей. – А то одному скучно!..
- Так ведь я выпил уже, - отмахивался Коля, - давай как-нибудь в другой раз!..
- Да чего ты там выпил-то?.. – не унимался Серёга, который сам никогда в жизни даже не нюхал спиртного. – Полстаграмм какие-то… не пьяный ведь? И потом – Тимофей подстрахует если что!..
- Нет проблем, - охотно отозвался Тимофей, - всегда «пожалуйста»!..
И Николай согласился.
Первым прыгал Сергей. Головы на пляже, как по команде, повернулись в его сторону. Увлечённо игравшие в карты забыли о своём занятии. Загорающие лёжа на животе, потревоженные соседскими возгласами («Смотрите, что сейчас будет!..»), дружно перевернулись на спины. В общем, равнодушных не осталось.
Настала очередь Коли. Взобрался на перила, приготовился к прыжку, а Тимофей встал у него за спиной – для страховки: если вдруг после переворота в воздухе Николая понесёт назад, на перила, задача Тимофея – оттолкнуть его, направить мимо моста, в воду. И надо ж было такому случиться: Тимоха отвлёкся - то ли окликнул кто, то ли ещё что. Но в момент прыжка Коля остался без страховки, и с размаха упал животом на перила, затем соскользнул в воду. Через некоторое время вынырнул и тяжело поплыл к берегу. Выйдя из воды, опёрся руками о колени и, тяжело дыша, сказал подбежавшим товарищам:
- Со мной всё нормально. Сейчас, только отдышусь малость!..
- Не дури, – давай до больницы сгоняем для верности! – настоял Сергей. Я – за машиной!..
В больнице на осмотре Коля шутил, в палате – сыпал шутками, анекдотами, веселил заскучавших от однообразной жизни больных. Врачи, поддавшись его весёлости, осмотр провели спустя рукава. К тому же был день медика – до пациента ли с его «пустяшным» ушибом в такой праздник?..
Через час Коля пошёл в туалет, но, не дойдя немного, потерял сознание и упал – сполз по стеночке на пол. «Срочно! В операционную!» - прозвучала запоздалая команда. Как выяснилось потом, у брата возникло сильное внутреннее кровотечение: оторвалась от печени воротная вена, а для того, чтобы установить это, достаточно было при приёме больного взять анализ крови из пальца – на уровень лейкоцитов.
…Когда я вернулся из Тюмени, застал дома Сергея с Артёмом, моим одноклассником.
- Коля в больнице, - сообщили они, - упал неудачно.
- Едем! – крикнул я и выскочил на улицу. Серёга и Артём еле поспевали за мной.
Я надавил педаль газа почти до пола, машина рванула с места в карьер и на большой скорости помчалась по посёлку, за околицу и дальше – в райцентр (именно там в больнице находился Коля). Мчались напрямик, по недостроенному участку дороги; небрежно рассыпанная щебёнка яростно заклацала по крыльям автомобиля.
- Да не волнуйся ты так! – пытался образумить меня Сергей. – Я ведь сам его в больницу отвозил, с ним всё нормально, весёлый он!.. Ну, не гони – себя не жалко, на нас наплевать, так хоть машину пожалей!..
- Серёга! Мы – не успеваем!.. – заорал я в ответ. – Не успеваем, понимаешь?!.
Буквально влетели в приёмный покой. В ту же минуту из лифта вышли два санитара, выкатили носилки с телом, с головой накрытым простынёй, поставили к стене, вернулись в лифт, и его двери-шторки скрыли их от нас. Противный холодок подкрался к сердцу, подержал его немного в своих цепких пальцах, слегка сжал, затем нехотя спустился чуть ниже и замер.
Я бросился к медсестре:
- Коростелёв, Николай Викторович, - как он?!.
- На операции, - спокойно ответила девушка, полистав какую-то тетрадочку. – Ждите.
- А нельзя узнать, как идёт операция?.. – не унимался я.
- Нельзя! – так же спокойно, но твёрдо сказала сестричка. – Придётся потерпеть до её окончания!..
С трясущимися руками, я отошёл и присел на стоявшее неподалёку кресло. Артём опустился в кресло рядом. Наши взгляды дружно упёрлись в стоящие у стены напротив носилки.
«Посмотреть, кто там?.. – подумал я, но в ту же секунду мне стало стыдно за своё невольное любопытство. – Коля на операции, так – зачем?..»
Артём поднялся, неторопливо подошёл к носилкам, отдёрнул простыню.
- Эх, мальчишка ведь совсем – лет восемнадцать всего! Жалко-то как!.. – вздохнул он и вернулся на место.
«Взгляну тоже, – вдруг решил я, направился к телу, открыл лицо. На мгновение замер, а затем спокойно сказал Сергею, который начал опять осаждать сестру: «Ну как там операция, узнайте, может, закончилась уже?..:»
- Сергей, не надо ничего выяснять! Коля здесь!..
- Ты что, сдурел?!. – вскинулся Артём – Неужто я Колю не признал бы?..
Он рванулся к носилкам.
- А ведь и правда… Коля, - вымолвил тихо.
- А ты думаешь, я своего брата не в состоянии узнать?.. – покосившись на него, ровно сказал я и подумал: «Да он и не хотел, чтобы ты его признал, не хотел, чтобы о его смерти я услышал от кого-то. Я первым должен был узнать о ней!..»
Вернулись санитары (оказывается, они забыли взять ключи от морга, потому и поднимались наверх)…
Когда тело помещали в морозильную камеру, я посмотрел на Колино лицо и сказал:
- Коль, я завтра приеду за тобой, около часа, но – не позже!.. – и после небольшой паузы добавил, как в давние годы: «Ты мне веришь?..» Затем медленно, уже никуда не спеша, повернулся и направился к выходу.
Вернувшись в посёлок и понимая, что скоро все соседи будут извещены о смерти Николая, и кто-то обязательно придёт пособолезновать матери, я усадил у дверей нашего дома Тимоху:
- Смотри, что б никто не вошёл сюда и не сказал!.. Это её последняя спокойная ночь, пусть отдохнёт.
Позвонил в «скорую» – там работал врачом мой однокашник, Валера, попросил его подъехать на следующий день утром: у мамы было больное сердце, и я опасался, что не выдержит она страшного известия, потребуется медицинская помощь…
Утром смотрел, как мама доила корову приговаривая: «Сейчас надоим молока, днём отвезём Коленьке в больничку – он ведь так свежее молочко любит!.. Юра! Мы ведь поедем сегодня к Коле?..», - и сердце моё сжималось от боли: через несколько минут у неё начнётся другая жизнь.
Когда вышли из коровника, мама забеспокоилась:
- Ой, Юра, а чего скорая возле нас стоит?..
- Да это Валера подъехал, я его просил, - ответил уклончиво.
Войдя в дом, мама встревожилась ещё больше:
- А почему лекарствами пахнет?.. Что случилось?!.
- Мам! – я мягко повернул её к себе лицом. – Мамочка, крепись! Я теперь у тебя один остался!..
Не проронив ни звука, мама закатила глаза и опрокинулась назад, беспомощно повиснув на моих руках…
…К девяти часам я приехал в морг и передал санитарке одежду для Николая:
- Одевайте! Я подъеду без пяти час…
- Да кто ж вам его отдаст-то?.. – изумилась санитарка. - Ведь в таких случаях экспертиза положена! Вскрытие!..
- Ну так в чём дело?.. -  в свою очередь удивился я. – Пусть проводят, но чтобы к часу брат был готов!..
- А… - санитарка слегка замялась. – Нету судмедэксперта…
- А где же он?!. – продолжал допытываться я.
- Так ведь… - женщина смутилась ещё больше, но всё-таки выдала «секрет». – Пьёт он… Запойный… По неделям не показывается, а люди ждут…
Мигом оценив ситуацию и поняв, что надо спешить, почти бегом преодолел расстояние до стационара и буквально взлетел на этаж, где находился кабинет главного врача.
- Отдайте мне брата!.. – потребовал, объяснив ситуацию.
- Не могу!.. – развёл руками главврач. – Он теперь не в моём распоряжении. По этому вопросу вам следует обратиться в прокуратуру.
«Бог ты мой!.. Будьте прокляты все алкаши на свете! – разъярённо думал я, гоня машину в районный отдел прокуратуры. – Из-за какого-то запойного экспертишки не могу вовремя забрать брата из морга!..»
Я ни минуты, ни секунды не сомневался, что просто обязан выполнить моё обещание, даже если для этого мне придётся вывернуться наизнанку!  Я был уверен, что брат ждёт назначенного часа и верит, что приеду за ним вовремя!..
…Следователь, которому было поручено вести дело Николая, посмотрел на меня, как на ненормального.
- Да как же такое возможно?!. Без экспертизы – нельзя!.. – видно, что мужик нормальный, понимающий, да тоже ведь – правила-инструкции: нарушит, так попрут с работы – элементарно!..
- Я должен забрать брата, максимум в  тринадцать ноль-ноль! – твёрдо сказал я. – Я обещал ему! Дайте добро!..
- Да я не имею права! – почти беспомощно вытаращил он на меня глаза. – И вы не можете его забрать!.. Вот если положите мне на стол разрешение, подписанное областным прокурором, тогда – пожалуйста!.. А без него – и говорить не о чем!
- Я должен забрать брата не позже тринадцати часов! – отчеканил я медленно. – И я заберу! Разрешите вы или нет!..
- Как это?!. – удивился он.
- А вот так! – ещё более уверенно произнёс я, слегка подавшись вперёд. – Разворочу грузовиком морг и заберу!..
Мновенно представил, что сделаю дальше: пулей – к Андрею, однокласснику, с которым мы были когда-то неразлейвода, беру у него бортовой «ЗИЛок» - он не откажет, знаю, - и…
- Так ведь… - следователь онемел на пару мгновений от удивления. – Посажу я вас!..
- Пусть! – набычился я. – Что будет потом – неважно! Но я обещал забрать брата в час дня, и сдержу слово – чего бы мне это ни стоило!!!...
- Ну, даже не знаю, что для тебя сделать, – вдруг неожиданно смягчился он, перейдя на «ты».
Несколько секунд внимательно изучал меня и в результате этого анализа уяснил:  не шучу!
- Послушай… - мягко начал он. – Ты сможешь привезти сюда пятерых свидетелей, которые видели, как упал твой брат?.. Если да, то… я выдам разрешение…
- Привезу… конечно!.. Можешь готовить документ!..
…Без двадцати час я ворвался в кабинет следователя с необходимым количеством свидетелей.
- Придётся подождать, - вздохнул следователь, - документ пока не готов… Ещё несколько минут…
- Как не готов?!. – наступила моя очередь вытаращить глаза. – Время-то сколько!..
Показал ему на часы и буквально навис над ним.
- Хорошо… - решился он. – Вот тебе ключи от морга… Вынужден был изъять, понимаешь ли… Забирай… А разрешение сам подвезу – как будет готово...
…Когда гроб с телом Николая вынесли из морга, старенький репродуктор, неизвестно с каких времён висевший на столбе неподалёку, громогласно возвестил:
- Московское время одиннадцать часов!
- Ну вот… - я с любовью взглянул на лицо брата, и глаза мои повлажнели. – Ну вот, Коля… Я выполнил перед тобой моё последнее обещание…
…Вечером пришла соседка, Анна Сергеевна, спросила:
- Обед-то поминальный на сколь человек заказывать будешь?..
- Ну... думаю, человек на сто-сто пятьдесят, - неуверенно ответил я.
- Да-а, - протянула она, - плохо ты своего брата знаешь, - заказывай на триста – и то может мало оказаться!..
…Три дня я провёл у гроба, практически не смыкая глаз, а если веки и опускались устало, то это не было ни сном, ни даже дрёмой. Иногда выходил на улицу подышать воздухом, размять ноги. Трое суток рядом со мной провели друзья моего детства – Андрей, Артём, Василий. Да, ещё Слава, - он прилетел с Ямала, узнав о несчастье, и мой старинный друг Пётр, прибывший из Твери. И вот в эти три дня раздумий со мной произошло нечто, полностью изменившее мои взгляды на жизнь. То, что прежде было сверхценным, вдруг утратило свою былую привлекательность и значимость; а то, на что поглядывал свысока, вдруг приобрело такой глубокий смысл, что стало безумно стыдно – и перед Колей, и перед самим собой, и перед друзьями-однокашниками, пришедшими разделить мою невыразимую скорбь. И когда мы в очередной раз вышли во двор, я не выдержал:
- Ребята! Если б вы знали, как я виноват перед вами!.. Я ведь, когда у меня попёрло, дела в гору пошли, думал – осчастливил вас тем, что попил пивка вместе с вами, посидел рядом у костра, спел пару песен… И вот только сейчас понял: каким же дерьмом я был!..
- А ты думаешь, мы не замечали, как ты смотрел на нас?.. – ответил за всех Андрей. – Видели… Да только… что тут скажешь…
…Утром в день похорон я вышел во двор и остолбенел: всё, довольно обширное, пространство между нашим домом и тремя соседними заполнено пришедшими проститься с Николаем людьми! Никогда прежде в нашем посёлке я не видел сразу столько народа, большинство из них – совершенно не знакомые мне люди, но всем, по каким-то не известным мне причинам, хотелось увидеть Колю в последний раз, попрощаться с ним.
Как положено, перед собравшимися выступила председательша совхоза, в котором работал Коля. Вышла, помолчала немного и сказала:
- Речь моя не будет обычной, потому как не могу говорить про Николая Коростелёва стандартные слова: передовик и так далее… Не был он таким!.. Но скажу, что когда мне было тяжело, плохо, я частенько шла в гараж… Зачем?.. Чтобы он… улыбнулся мне, и на душе моей стало легче!.. А вообще, - есть ли кто-то из присутствующих, кому Коля не улыбался?.. Всегда – а не от случая к случаю?.. И слово всегда находил для каждого – нужное, ласковое!..
…Похоронили Колю рядом с бабушкой, долго стояли возле могилы, буквально заваленной цветами и венками. Плакали… Две проходившие мимо незнакомые старушки вдруг остановились и, нисколько не смущаясь, не обращая ни на кого внимания, подошли к могиле, переговариваясь друг с другом:
- Матрёна, смотри-ка, сколько народищу-та собралось!..
- Это кого ж такого хоронют-то?..
Матрёна бесцеремонно разворошила, отвела в сторону цветы, прикрывавшие фото и надпись, и изумлённо, с глубокой горечью в голосе, воскликнула:
- Так это ж Коленька!.. Господи, горе-то какое!..
Затем, подойдя к моей маме, заглянула ей в глаза и ласково, нежно прикоснувшись к её плечу, спросила:
- Ты, что ли, мать будешь?..
А потом, слегка повернув голову в мою сторону: «А ты – не брат ли?..», добавила:
- Ой, бедные, какого человека-то потеряли!.. Ох, как же вы без него?!. В том году ведь свадьба была у внучки моей, так родственники и привезли тогда Коленьку. С гитарой. Ох, как он пел!.. Так ведь все молодые потом напились да разъехались кто куда, а Коленька с нами, стариками, остался и всю ночь, до утра, пропел, да так душевно – мы плакали все!.. И говорили ему: Колюшка, тебе бы в артисты пойти!.. А он всё отшучивался!..
И опять:
- Ой, беда-то какая!.. Какого человека потеряли!..
...Когда народ начал расходиться, я сказал маме: «А ты говорила – алкоголиком стал совсем!.. Мам – по алкашам так не плачут!.. Помни, что старушки сказали: все молодые перепились да разъехались, а он остался и песни пел старикам до самого утра!..»
…Так не стало Коли. Ему было всего двадцать восемь…
…Вот уже тринадцать лет, после каждого Родительского дня, Колина могила завалена цветами. Не раз, когда мы с мамой сидели на лавочке возле неё, подходили совершенно не знакомые нам люди, возвращающиеся с могил своих родных или направляющиеся к ним: положат пару цветочков, постоят молча и идут дальше. А каждую зиму, когда кладбище завалено снегом, к могилке брата всегда протоптана свежая тропинка…
…Ах, какая же беда должна произойти порой, чтобы мы поняли, осознали, кто мы, какие мы, куда идём и зачем, и кто эти люди, живущие рядом, - наши родные, близкие. Я вдруг ясно увидел, кем был мой младший брат, и ужаснулся от  того, в кого превратился за последние годы сам.
«Как ты был прав, что просто пел!» - такую надпись я сделал на Колином надгробии. А иногда думаю: «О, как же ты любил меня, брат, раз предпочёл умереть, но наставить меня на путь истинный!..»



ДЕНЬ УЧИТЕЛЯ

Примерно через три месяца после смерти брата он мне приснился впервые.
Спать я улёгся в отменном настроении: на следующий день ожидалась важная, многообещающая встреча, а ночью… Ночью приснилось вот что. Коля зовёт к себе «в гости», на кладбище, да так жалобно: «Брат, приезжай, пожалуйста, ты мне очень нужен!..» А я грубо, зло, резко отвечаю: «Завтра – ну никак не могу!.. Завтра у меня – очень важная деловая встреча!..» А он опять: «Юрик! Ну приедь, а?.. Ты никогда не можешь, когда я прошу, а к своим друзьям – пусть только позовут! – тут же мчишься, бросив всё на свете!..» «Отстань! – отвечаю нервно. – Не могу, и – точка!..»
Утром, не помня об увиденном сне, я, тем не менее,  поднялся в дурном настроении, злой, раздражительный; начал готовиться к предстоящей встрече, пытаясь как-то справиться с собой.
- Уже едешь?.. – спросила жена.
- Знаешь, Лар… - привычно повязывая галстук, мне вдруг вспомнился ночной разговор с братом. – Во сне видел Колю, он просил приехать; пожалуй, отложу встречу – съезжу к нему…
- Конечно, поезжай, - тихо согласилась жена…
Заскочил на один из тюменских рынков, сразу бросились в глаза шикарные розы, которыми торговал человек среднеазиатской наружности.
- Мне – восемь штук, - говорю, прикинув: четыре – брату, четыре - бабушке.
- Слушай, забирай все! – отвечает. – Заплатишь, как за десять!..
Сходу определяю: сделка выгодная – цветов явно больше.
- Идёт!..
…Приехав на кладбище, стал раскладывать цветы на два букетика, а поровну поделить не могу: количество цветов – нечётное!..
«Ладно, думаю, - раз такое дело, сложу третий букет и завезу маме, тоже будет рада!»
Возложив цветы на могилки, постоял, посидел, побродил рядом, затем попрощался и поехал в посёлок, к матушке.
Подойдя к дому, увидел на двери замок.
«Где же она может быть?.. Наверное, у соседки гостит!..»
- Да где ж ей быть-то!.. – всплеснула руками соседка и старинная мамина подруга, Анна Сергеевна. – В клубе она, ведь День учителя сегодня, - отмечают!..
«А ведь точно! – подумал я. – Где же быть в такой день преподавателю русского языка и литературы?.. Эх, помнить бы о таких датах, ведь только дни рождения да Новый год, а  других будто и не существует вовсе!..»
Подъехал к клубу, вышел из машины и направился к дверям, но не успел сделать и пяти шагов, как из клуба повалил народ: праздничное собрание закончилось, и одной из первых вышла моя мама. Увидела букет у меня в руках и… заплакала:
- Ой, прости меня грешную, Юрочка, - виновата я перед тобой!.. Ой, прости!..
- Мам, ты что?.. – спрашиваю, ничего не понимая.
- Так ведь я сегодня с утра думала: Коли нет, а Юра и не вспомнит, что такой день у меня, не поздравит!.. А тут ещё во двор вышла, с соседкой нашей, Анной Сергеевной пообщались, так и ей то же самое сказала.
И опять – в слёзы:
- Ой, прости меня, Юрочка!..
- Мам!.. – честно признался я. – Так ведь и не вспомнил, просто Коля приснился прошлой ночью и попросил приехать!.. А когда цветы покупал на рынке – ему да бабушке, случайно лишние приобрёл, даже не думал, что для тебя это! Так что это ты – прости меня, родная!.. А эти цветы тебе – от Коли!..
И у самого – слёзы на глазах.


«ЖЁЛТЫЙ ДЬЯВОЛ»

Наши любимые, наши близкие, оставившие этот мир, не покидают нас насовсем. Они думают о нас, наблюдают за нами, пытаются как-то помочь. Терпеливо ждут. И когда-нибудь мы обязательно встретимся с ними…
…Это случилось в конце октября 1994 года. Мы с Петром – моим партнёром по бизнесу – возвращались в Тверь из Питера, где побывали по делам на одном из предприятий и решили довольно серьёзные и обещавшие неплохо приподнять наше благосостояние вопросы. Дело близилось к вечеру, но мы всё-таки решили не откладывать отъезд – уж очень хотелось поскорее оказаться дома.
Ехали, оживлённо обсуждая события дней минувших, а по сторонам мелькали невысокие деревца да чахлые кустики, сквозь которые кое-где тоскливо проглядывали болотца, щедро усыпанные мхом…
Проголодавшись, заскочили в одно из придорожных кафе, где собирались перекусить на скорую руку, но не тут-то было: ароматы в том заведении оказались настолько притягательными, а меню – одновременно и роскошным (по ассортименту) и вполне умеренным (по ценам), что мы решили сильно не торопиться и поесть… ну, если не от пуза, то довольно плотно, во всяком случае.
Еда, надо сказать, оказалась отменной и, соответствуя удивительным запахам, ничуть не обманула наших ожиданий. А какое было жаркое из телятины – обалдеть!..
Насытившись и, по этой причине, значительно улучшив и без того неплохое настроение, двинулись дальше. Но не успели проехать и двадцати километров, как нас накрыл густой-прегустой туман. Да нет, «туман» – мягко сказано, - туманище!.. Будто молоко пролилось с небес и скрыло от нас и дорогу, и скрючившиеся по обочинам кусты и деревья, видимость – нулевая! Тем не менее, скорее из упрямства, присущего людям, самостоятельно пробивающим себе дорогу в жизни и не привыкшим уповать на кого-то, чем из здравого смысла, мы попытались некоторое время продвигаться вперёд, вместо того чтобы притулиться где-нибудь в сторонке и подождать, когда непроглядная пелена рассосётся, спадёт, и можно будет, безо всякого риска напороться на какую-нибудь неприятность, продолжить путь. Но мы не только не привыкли пасовать перед трудностями, а иногда даже любили скрасить трудовые будни известной степени риском (а как же без него в бизнесе?!.) Конечно, везло не всегда…
Вскоре нам стало ясно, что лучше всё-таки не спешить: в такой пелене разглядеть вовремя встречные и попутные автомобили очень трудно. Когда-то, пару лет назад проезжая по уральским горам, я уже попадал в подобную историю, и тогда это чуть не закончилось плачевно для меня, поэтому предложил съехать с дороги и переждать – бережёного Бог бережёт: в таком тумане и на обочине оставаться опасно – въедет кто-нибудь, точно!..
Почти «на ощупь» Пётр отыскал узкую дорожку, уводившую от шоссе, и, отъехав метров на тридцать, заглушил мотор. Выпили заваренного в дорогу прямо в термосе зелёного чая с каким-то подозрительным селёдочным привкусом (а ведь клялись питерские знакомые, что настоящий; а может, и впрямь так, поскольку откуда нам знать, какой он – настоящий: сами не выращивали; как растёт – видели, а вот что в конечном итоге фасуется в разные красивые коробочки, кто его знает?..)
Приопустив передние сиденья моего «Мицубиси Паджеро», устроились на ночлег. Слово за слово – ещё раз обсудили результаты командировки, прикинули дела на завтра-послезавтра, а потом, сквозь подкравшуюся дрёму, на ближайший месяц, и заснули…
Мне снился сон… Странный сон, нехороший. Будто еду на телеге, а лошадью правит мой знакомый. И с чего бы я оказался в его попутчиках, ведь терпеть его не могу и скорее предпочёл бы отправиться пешком, чем воспользоваться его услугами?! Но – едем… И вдруг он оборачивается, ехидно ухмыляясь, и замечаю у него бородёнку – рыжую, козлиную, хотя никогда прежде с бородой его не видел; и ещё – глаза какие-то лукавые, недобрые… А потом вдруг, бросив взгляд на его ноги, вижу: не ботинки из-под брючин, а копыта торчат! Ужас!..
Приехали в какую-то деревеньку, вроде как я тут дом собираюсь отстраивать. Да вот оно, это место: уже вырыта яма, положен фундамент, и даже пара плит по бокам прикрыла подвал с противоположных сторон. А внизу, в подвале – два пьяных мужика разбойничьего вида листовое железо для крыши красят, а рядом – мама моя стоит, за работой наблюдает, но вместо краски-то – кровь!..
- Мама!.. – кричу. – Да куда же ты смотришь, ведь кровью красят!..
А она в ответ, нимало не смутившись:
- И хорошо, что кровью, - так надёжнее будет: дождь её не смоет, крыше сносу не будет!..
Не помня себя от бешенства, спускаюсь в яму, хватаю мать за горло и начинаю душить… Вдруг – бабушка моя, мамина мама. Подошла к краю погреба и давай причитать:
- Юра-Юрочка, что же ты творишь, отпусти, ведь погубишь себя!.. Юрочка, не надо!..
С трудом опомнился – отпустил!.. Потом прогнал всех, схватил валявшийся на бетонном полу мастерок и принялся яростно соскребать кровь с железа. Увлёкшись этой дикой работой, не заметил, как в погреб спустился брат Николай.
- Юра, ты что делаешь?..
А я ему зло:
- Не видишь? – Кровь счищаю!..
А он опять пристаёт:
- Брось, Юра, не надо!.. Пойдём отсюда!..
- Уйди! – кричу, чуть ли не с ненавистью. – Не мешай лучше!..
И вдруг смотрю: а у бетонной плиты, что наверху лежит, петля сломана – крюк получился, а прямо под ним, на полу – верёвка.
«А что, - думаю, – вот возьму и повешусь сейчас!.. Ах, как красиво я буду смотреться – в новом джинсовом костюме!.. Да! Вот прямо сейчас и повешусь!..»
- Юрик! – спокойно промолвил брат. - Юрик, проснись, здесь нельзя находиться…
«Юрик»… Так ведь только он меня называл, никто больше… Как приятно слышать это снова. И вовсе не хочется никуда уходить, напротив, хочется улечься поуютнее, расслабиться, улыбнуться и услышать – ну хоть разок ещё! – вот это незабываемое: «Юрик».
- Юрик! – уже настойчивее повторил брат. – Юрик, надо вставать, просыпайся…
Ну вот. Какое блаженство. Опять его голос!.. И так явственно, будто он рядом, в машине. Коля. Братишка…
- Юрик! – вдруг раздался душераздирающий крик. - Не спи!!! Уходи отсюда, - здесь место такое!..
Очнувшись, с трудом открыл глаза, в голове - муть, тело вялое – будто ватное! Желания подняться – никакого. Безвольно сомкнул глаза, но снова – и опять будто наяву! – Колин голос: «Юрик! Встава-а-айй!!!...» заставил меня встряхнуться. Посмотрел на Петра: тот во сне дышал натужно, с хрипом, широко открытый рот жадно хватал воздух.
- Петя, подъём! – кричу. – Уходить надо отсюда!..
Тот пошевелился, открыл глаза – дикие, ничего не понимающие – и, еле шевеля непослушным, заплетающимся языком, ответил:
- Ой, плохо мне, Юра, умираю!..
Из машины выйти я побоялся, так жутко было, перетащил обмякшего, беспомощного Петра на заднее сиденье, уселся за руль и включил фары. Туман немного рассеялся.
- Ё-моё! – вырвалось невольно. – Петя, ты куда ж завёз-то нас!..
Вокруг машины тесным полукольцом стояли низкорослые берёзки.
Дав задний ход, медленно, опасаясь наткнуться на какую-нибудь помеху-преграду, вырулил на шоссе. И только тут рискнул открыть дверь, вышел, выволок наружу ошалевшего товарища. Долго не могли отдышаться, рвало неимоверно – будто все внутренности наружу!..
- Петь, мы точно в том кафе чем-то отравились! –  выдохнул я.
- Ну!.. Это всё мясо в той харчевне!.. Вот гады! – хрипел Пётр, отплёвываясь и глотая дикие стоны. – Так ведь и убить недолго!.. Давай вернёмся – разберёмся с ними!..
Но возвращаться обратно совершенно не хотелось, к тому же измучились, обессилели полностью. С трудом забравшись в машину, продолжили путь, во время которого я сбивчиво пересказал увиденный сон.
…Прошло полгода.
Как-то раз, предварительно предупредив по телефону о своём визите, я заехал к Петру поговорить о делах насущных. Он пригласил меня в гостиную, усадил в мягкое, удобное кресло и, протянув  журнал «Здоровье», уже раскрытый в нужном месте, ткнул пальцем в статью.
Статья была о болотном газе, именуемом в народе «жёлтый дьявол» и содержащем большое количество метана. Когда тепло, газ этот, будучи легче воздуха, поднимается вверх, а в сырую погоду, смешавшись с упавшим на землю туманом, скапливается в низинах у болот. Людей, надышавшихся этого газа, постигает мучительная смерть – разрывается печень, желчь обильно поступает в кровь, вываливаются глаза…
Закончив чтение, я ошарашенно уставился на Петра.
- Юра… - тихо сказал он. – Ведь Коля спас нас тогда…



ПИКНИК

Ранним июльским утром со всем своим семейством я приехал в Тверь, провести отпуск, в гости к давнему другу и компаньону по бизнесу Петру. Мы с женой отнесли в дом багаж и принялись распаковывать вещи, в то время как наши дочери – Марина и Ирина, семи и пяти лет, - остались во дворе осматриваться на новом месте, а Петя, усевшись в небольшой уютной беседке, стал просматривать брошенные нами газеты, в которые было завёрнуто кое-что из привезённых шмоток.
- Люблю я это дело! – с улыбкой сказал он. – Чужие газеты изучать!.. Столько интересного о далёких краях узнаёшь!..
Закончив разбирать чемоданы, мы пришли к Петру в беседку, окружённую вьюнками, заботливо защищающими от яркого летнего солнца. Вскоре к нам присоединились Петина жена и двое его взрослых детей, сын и дочь, и по чашкам, разрисованным красивыми розовыми цветами, был разлит дымящийся ароматный чёрный чай, а за приятной беседой потекли чудесные минуты встречи с дорогими людьми. Наши дочери от чая отказались, им было куда интереснее забавляться во дворе: весело смеясь, они «терзали» толстого послушно-ленивого хозяйского кота, который весьма благосклонно, с видимой охотой, принимал их ласки.
- А знаете, - вдруг с грустью сказал Петя, - я в одной из ваших газет такую страшную вещь вычитал, - никак забыть не могу, так и крутится в голове!..
И он пересказал одну из статей, в которой говорилось о трагической гибели четверых детей. Родители двоих из них поехали в выходной день на пикник, на реку, и прихватили соседских детишек – для компании своим ребятам. Подробностей – как уж и что там произошло – в газете не было, но в результате поездки все дети утонули.
- Алкаши!. – возмущался я. – Небось нажрались до поросячьего визга – вот и прозевали! Ну как же иначе можно было не заметить, как тонут дети?!.
…День, однако, обещал выдаться на славу – ни единой тучки на небе!..
- А что, - предложил Пётр, - давайте всей компанией махнём на реку, покупаемся, шашлыков нажарим, тут такое местечко есть – просто чудо! Не сидеть же дома в такой денёк!..
Сказано – сделано, и вскоре мы на двух машинах отправились на природу…
Место оказалось и впрямь удивительное: в живописной излучине реки, тут – травка, там – песочек, чуть поодаль – лесок, ну просто сказочный уголок для отдыха! А как река расстаралась!.. Предложила нам великолепную отмель, довольно обширную, со спокойной прозрачной водой, с ровным песчаным дном; лишь метрах в тридцати от берега характер реки резко портился, и наблюдалось довольно сильное течение.
Искупались, подурачились. Установили мангал, занялись шашлыками.
«Господи, благодать-то какая! – счастливо думал я, занимаясь автомобилем: сняв и почистив матерчатые коврики, стоял на коленях и выметал щёткой оставшийся песочек с пола, не забывая, впрочем, искоса поглядывать на дочерей, которые, радостно повизгивая, шумно плескались на мелководье. – И девчонкам раздолье, вон как забавляются!..»
Я испытывал просто бесконечное блаженство – от этого прекрасного летнего дня, от лёгкого тёплого ветерка, мягко ласкающего мои открытые солнцу спину и плечи, от близости дорогих людей – Петра, загадочно колдующего над мангалом, Ларисы, о чём-то увлечённо разговаривающей с его женой и детьми и время от времени заливающуюся звонким радостным смехом, а главное – при виде счастья моих замечательных малышек, шумно, весело, беззаботно играющих в реке, в нежных, сверкающих на солнце брызгах!..
Бросив на них очередной взгляд, я продолжил работу, и тут… «Юрик!» – раздался голос брата Николая прямо над левым ухом, причём прозвучал так ясно и так отчаянно!.. Коля будто упрекал, возмущался, требовал: «Ну что же ты, Юрик! Ну как же так!!!...»  Я невольно оглянулся, нисколько не сомневаясь, что позвавший меня находится рядом, и сейчас, повернувшись, непременно увижу его!.. О, Боже!.. Страшные кадры пробежали у меня перед глазами: девочки оказались почему-то очень далеко от берега, младшая, Ирина, попадает в стремнину, Марина тянется за ней и… тоже падает в яростно несущийся поток!.. В первые секунды после этого я не увидел дочерей, а потом разглядел их, уносимых бешеным течением прочь! Причём на весьма почтительном расстоянии друг от друга!.. Стремглав бросился им наперерез, на глаз определив место, в котором они должны оказаться, когда я приближусь к стремнине. Но – ужас: мне предстояло преодолеть не менее пятидесяти метров сначала по щиколотку, а затем и по колено в воде!.. Я бежал, уже потеряв дочек из вида (вода накрыла их с головой), лихорадочно думая: «Хотя бы одну! Ну хотя бы одну!..» - понимая, что раз видел их на таком расстоянии друг от друга, то вряд ли успею спасти обеих.
Все остальные члены нашей компании в это время были заняты тем, что «подгребали» поближе к костру небрежно разбросанные вещи, дабы их безжалостно не растоптало вдруг вышедшее на место нашего отдыха стадо коров: эти вечно жующие животные с грустными бессмысленными глазами шли прямо к месту нашего пикника, будто и не замечая, что оно уже занято. Вдруг Лариса увидела меня стремительно бегущим куда-то, а в следующее мгновение обратила внимание, что не видно наших девочек, и сообщила об этом остальным, так пока и не понимая: что же всё-таки происходит?..
Подбежав к месту предполагаемого нахождения дочерей, я пустился вплавь, беспомощно озираясь по сторонам и уже не веря, что малышек удастся спасти. И вдруг… вынырнула Марина! Схватив её одной рукой подмышку, второй продолжал грести, удерживая нас на плаву... И…о, чудо – в метре от нас показалась Иришка!.. Схватив и её подмышку – так же, как Марину – и усиленно работая ногами, я старался не уйти под воду. Но помощи от стоящих на берегу не было: они полагали, что я стою на дне – так это выглядело со стороны некоторое время, – и недоумённо наблюдали за нами. Между тем мои силы таяли, я начал тонуть, глотнул воды, немыслимым рывком вытолкнул себя вверх и крикнул в отчаянии: «Я больше не могу!..»
Вот только тут все осознали происходящее, и Пётр с сыном бросились на подмогу.
Когда они подбежали, я уже успел изрядно нахлебаться, но сумел удержать дочерей на поверхности; впрочем, в их лёгкие уже успело попасть изрядное количество воды, они кричали, кашляли, плакали… Передав их на руки подбежавшим друзьям и поняв, что девочки спасены, я почувствовал полный упадок сил, мне вдруг стало всё безразлично, и я камнем пошёл ко дну…
В этот день мне повезло ещё раз: там, где течение реки вскоре делало резкий поворот, было нагромождение коряг, причудливо изогнувших свои пальцы навстречу несущимся водам, - вот ими-то они вскоре и выловили меня из стремнины. Я стоял на мелководье на коленях, по грудь в воде, склонив голову, будто прося прощения за что-то у Бога, - кашляя, блюя, отплёвываясь, плача и… не веря своему счастью…
…Вечером мы сидели с Петром в беседке, пили водку, оставаясь абсолютно трезвыми; на столе перед нами тосковали нетронутые малосольные огурцы. В душе было пусто. Пусто как никогда, - полное опустошение. Просто вакуум какой-то…
- А знаешь, почему так произошло?.. – вдруг задумчиво спросил Пётр.
- Знаю!.. – тихо ответил я. - Потому что осудил сегодня людей, притом осудил, совершенно не зная, в чём их вина, и виноваты ли вообще!.. Ведь нас было шестеро взрослых, абсолютно трезвых людей, и мы не смогли уследить за двумя девочками!!!... Меня будто-то кто-то взял сзади за шкирку и провёл мордой по забору – крепко, так, чтобы почувствовал каждую штакетину!.. А потом ткнул харей в грязь, повернул к себе и спросил: «Ты понял?!!!..»


ЁЛКА

Больше всех праздников Коля любил Новый Год. Да что в этом удивительного?.. Наверное, все люди на нашей планете (ну, или почти все) ждут этого дня с большим нетерпением, чем свой собственный день рождения!.. Но любил ли и любит ли этот праздник кто-то, как любил мой брат?..
Даже став взрослым, Коля начинал готовиться к Новому Году заранее, заботливо перебирал игрушки, проверяя, всё ли с ними в порядке, не надо ли слегка обновить «арсенал»?.. И ёлку покупал всегда сам (да не сосну – а настоящую ель!), и приносил такую красивую, такую пушистую, что просто глаз не оторвать!.. На такую и игрушки не нужны – она сама словно игрушечная!..
А как он наряжал ёлку!.. Мама рассказывала: повесит какое-нибудь украшение, отступит на три-четыре шага назад, посмотрит – так, этак, наклонит голову вправо, влево, вернётся, поправит или перевесит на другую ветку, опять отойдёт – ну прямо, будто художник картину писал!.. И так – пока не была достигнута полная гармония!..
…Через неделю после смерти брата я выкопал в лесу две ёлочки – маленькие, пушистенькие – красавицы такие, что просто слов нет!.. Одну посадил на своей даче – в память о Коле, а вторую – возле его могилы, в изголовье, несмотря на предостережения друзей-знакомых: смотри, как бы дерево со временем могилку не порушило, - расти ведь будет, думай что делаешь!.. Подумал. И решил: быть тут ёлке!..
И что примечательно, за тринадцать лет та ёлочка, что была на даче посажена,  вымахала – будь здоров!, превратилась в роскошную красавицу-ель, а вторая, возле могилки, - ну от силы на тридцать сантиметров поднялась, так и стоит, как годы назад – маленькая, аккуратненькая, просто чудо какое-то!.. И каждый раз в течение многих лет, перед очередным Новым Годом, тридцать первого декабря, я заезжал на кладбище к брату и вешал на его ёлочку игрушечку или две – из тех, которые когда-то побывали в его руках, и которыми он так бережно украшал лесную красавицу. Бывало, они пропадали потом, а случалось – висели годами. А после кладбища я обязательно направлялся в лес и срубал ёлочку для дочек – да выбирал самую-самую, как Коля когда-то!.. Это прямо семейной традицией было…
А в одну зиму, в последний день уходящего года, возвращался я из командировки домой, в Тюмень, да припозднился. День ещё в разгаре, но ведь и на кладбище заехать надо, потом в лес за ёлкой, а зимой темнеет рано. И мороз крепчает, как нарочно, а я –  в лёгких осенних ботиночках, и переобуться не во что! Как, думаю, полезу в сугроб за ёлкой – наберу ведь снега в ботинки, ещё простыть не хватало, слечь в начале года!..
Заехал на кладбище, к брату, повесил на его ёлочку три взятые заранее игрушечки, постоял, помолчал; а мысли снова – про ёлку для дочерей, так и вертятся вокруг да около. И подумал опять, вздохнув глубоко: «Как бы так случилось, чтоб мне не пришлось далеко в сугроб лезть. Вот бы повезло: подъеду, а она – возле дороги прямо, красивая-прекрасивая!..» Вздохнул ещё раз, попрощался с братом и отправился домой. Еду, смотрю по сторонам – нет ли ельничка походящего, только всё не то, а вскоре стемнело совсем – где уж тут ёлку с дороги усмотреть?.. Придётся, думаю, по колено в снегу лазать – нельзя ведь ожидание дочурок обмануть, ждут ведь они, верят!.. И что попало – ну никак невозможно привезти, не было такого случая!..
Вдруг смотрю: колея от шоссе в лес уходит – след тяжёлого грузовика, наверняка ёлочники-сосёночники за добычей сворачивали, кому же ещё под Новый год по лесу разъезжать?.. Уверенно направил джип по намеченному пути и не успел проехать и сорока метров – вот она, ёлочка-красавица, в свете фар, - стоит прямо у межи, оставленной широкими колёсами, уже срубленная и в сугроб воткнутая!.. Да такая прелесть – то-то радость дочерям будет!.. Видно, один из тех, кто рубил, для себя отставил в сторонку, да забыл, пока грузили остальные ёлки-сосны. Вышел я из машины, подошёл ближе, а до ёлочки – только руку протянуть, даже шага не надо ступить по глубокому снегу!..
Ехал назад, счастливый, и вдруг вспомнил мысли свои у могилы брата: как сокрушался по поводу темноты, мороза, лёгкой обуви... И понял, кого благодарить надо за удачу!..
А сколько радости было у дочерей, как они восхищались ёлочкой этой!.. Ей-богу – чуть не заплакал, думая: «Это вам – от дяди Коли подарок!..»


ВОЛОС

Моя мама всегда была убеждённой атеисткой. Не верила, что души умерших живы. Считала, что раз Коленька и бабушка умерли, то это – насовсем. Хотя я и говорил ей – мол, слышал голос брата, разговаривал во сне с бабушкой, она в ответ только рукам машет – не верит, и всё!.. Но однажды произошло нечто, что серьёзно поколебало её былую уверенность; нет, точнее – убедило в обратном!..
Это был… всего лишь сон. Но – какой сон!..
Задремал я как-то днём после обеда; дел было много с утра, утомился сильно, а тут ещё мамулька такими деликатесами побаловала, что не удержался – прикорнул ненадолго. Прилегла в соседней комнате и мама, - возраст.
И снится мне сон: вижу Колю, он ластится ко мне, целует, обнимает; говорит: «Ох, как же я по всем вам соскучился!..» А на щеке – волос, длинный, чёрный; а ведь при жизни у него, несмотря на годы, ни усов, ни бороды не росло, - так, лёгкий, скорее даже невесомый, пушок юношеский, который даже брить не надо было!.. Удивляюсь, говорю: «Коля, а волос-то – чего не сбреешь?.. Некрасиво ведь – один торчит, да такой длинный!..» А он в ответ смеётся: «Так надо!..»
Просыпаюсь, выхожу на кухню, следом за мной, немного погодя, – мама:
- Юра! Ты знаешь, я ведь придремала только что и во сне Коленьку видела…
И пересказывает мне сон – точь-в-точь как мой!..
- Мамочка! – восклицаю. – И мне ведь то же приснилось!.. А ты заметила – волос у него на щеке?!.
- Точно! – говорит. – Длинный, чёрный. Я ещё удивилась – почему не сострижёт его?!.
Улыбаюсь:
- Мам!.. Как ты думаешь, откуда я узнал про этот волос – из твоего сна?..


ЭПИЛОГ

В течение лет, прошедших со времени гибели Николая, у меня часто возникало смутное ощущение, что он рядом, совсем близко; и, несмотря на жестоко всплывающую картинку: кладбище, гроб, последние минуты прощания, я знал, что душа брата незримо присутствует порой где-то неподалёку, - наблюдая, оберегая.
А однажды мне приснился вот такой сон. Я видел Колю. Он был в военной форме, в которой пришёл из армии.
- Братишка! – воскликнул я. – Как тебе к лицу военная форма!..
В ответ он светло улыбнулся и сказал:
- Прощай, Юра! Мы не скоро увидимся: я улетаю в другую галактику!.. Но верь: я всегда буду знать, что с тобой происходит.
…Так получилось, что спустя несколько дней мы ехали на моей машине из Тюмени в Екатеринбург с прекрасным писателем Владиславом Красавиным, известным своими сногсшибательными предсказаниями, подтверждёнными Жизнью. Я рассказал ему об этом сне. В глубоком волнении, он пригласил меня к себе домой.
Когда мы вошли в кабинет, Красавин достал из стола рукопись, которая заканчивалась примерно такими словами, адресованными погибшим героем его брату: «Прощай!.. Я улетаю в другую галактику!..» Красавин предсказал и это – сцену нашего с Колей последнего прощания…
Ещё некоторое время я находился под впечатлением от моего сна и разговора с Красавиным и, вспоминая слова брата, повторял иногда, едва сдерживая выступающие на глазах слёзы: «До свидания, Коля!..» А потом у меня пропало ощущение его близкого присутствия, и я больше никогда не слышал его голоса…

08.12.2007