Всё-таки разные мы, мужчины и женщины, и в одинаковых ситуациях, поступаем совсем по-разному.
Несколько лет назад, в одной деревне Алтайского края, остановились для работ по уборке урожая, солдаты. В былые времена, на уборку зерновых, приезжали, почти в каждую деревню, подразделения советской армии. Их присылали в деревни много лет подряд, и работали они неплохо. Добросовестно помогали вовремя убрать с полей пшеницу, кукурузу, перевести с поля картофель, а из леса, заготовленную древесину.
Жили, обычно, солдаты в совхозах от 2-х до 3-х месяцев. Расквартировывали их в клубах, школах, палатках, иногда в других подсобных помещениях, а офицерский состав, обычно квартировал у местных жителей или в деревенских гостиницах. Разведя утром солдат-водителей на работы по фермам, бригадам и полям, офицеры шатались по деревни, пили брагу или водку, знакомились с местными красавицами и обязательно находили тех, которые уступали им свою добродетель. Таких женщин в селе недолюбливали, а девушкам, потом сложно было выйти замуж. Поэтому, встречались они конечно чаще всего тайком, на природе, на шашлыках, а иногда даже на своих квартирах или в домах. Не удивительно, что в селе ничего нельзя скрыть от односельчан, и, обычно, в таких случаях, только муж, если он был у красавицы, не знал, с кем встречается его жена. Зная всё о других, он благодарил судьбу, что она послала ему такую верную и красивую жену и хорошую хозяйку.
Стоит, между двух холодных речушек, чудесный совхоз под одним чудесным названием. Название мы указывать не будем. Таким могло оказаться любое село Алтайского или другого края или области, где есть красивые женщины и жаждущие их мужчины.
Так вот, в одном из таких сёл, гуляя днём, в несколько поддатом состоянии, старший лейтенант Виктор Антонов, около сельского магазина, познакомился с Аллой Мельниковой. Алла была замужем. С мужем они жили прекрасно, но детей, по неизвестным для односельчан причинам, у них не было. Но был небольшой уютный домик, доставшийся Виктору по наследству. Иногда Алла обвиняла своего мужа в том, что у них нет детей, но они продолжали жить дружно, часто делали и пили брагу, после чего играли в любовные игры.
Долго или нет разговаривал Виктор с Аллой, но решение было принято и он, с наступлением темноты, должен был тайно прийти к ней в гости. Мужа в доме не должно было быть, так как в эту ночь, подошла его очередь работать в поле на ночной пахоте.
Виктор был счастлив тем, что вот, наконец, и ему удалось познакомиться с местной красавицей и, более того, получить приглашение на вечерний чай. Из офицерской братии, уже недели две, как он оставался один «холостяком» в этой деревне, все остальные его товарищи, уже редко ночевали в гостинице. Собравшись по утру, бурно обсуждали проведенную ночь и хохотали над глупыми мужьями и столь же глупыми незамужними женщинами, которые мечтали выйти за них замуж.
Дождавшись темноты, Виктор потихоньку, стараясь не привлекать внимания соседей, с трепетом в душе, отварил калитку, где жила семья Мельниковых, и зашёл в домишко. Алла быстро закрыла за гостем дверь на крючок и проводила его в комнату. В комнате Виктор увидел накрытый стол, который ломился от выставленных на нём сибирских деликатесов, а на самом видном месте стоял графин с бражкой, подкрашенной чем-то в красноватый цвет и поэтому уже называвшейся вином.
Сняв у входа сапоги, гость чинно обнял Аллу, смачно поцеловал её в губы, и она, на мгновение прижавшись к нему всем телом, посадила его на стул. На дворе начинался дождь. Крупные капли шумно застучали по шиферной крыше. Не успели возлюбленные заговорить, как среди этого монотонного шума послышался скрип калитки. Кто-то быстро затопал по доскам, которые были проложены во дворе.
Алла схватила Виктора за руку, правой рукой подняла крышку подпола и сказала, что бы он туда быстро спустился. Вслед за ним, ударив его по плечу, упали в подпол и его сапоги. Кто-то постучал в дверь.
- Кто там, - громко спросила хозяйка.
- Это я, - раздался голос мужа.
- А я тебя уже давно поджидаю, вижу, дождь пошел. Какая же работа под дождём. Вон уже и стол накрыла, да и выпивку поставила.
Таким образом, оправдавшись перед супругом, за накрытый на двоих стол, Алла помогла снять с мужа мокрую верхнюю одежду, ласково посадила за стол и стала кормить. Они плотно поели, выпили графин вина и, захмелев, спели несколько застольных песен на два голоса. Затем, разобрав диван-кровать, прижав его ножкой крышку подпола, улеглись спать. Правда, уснули не сразу. Муж, отдохнувший за день, и не работавший вечером, был сегодня в силе. В доме, прежде чем уснуть, громко шла любовная утеха, долго слышались вздохи и охи, ласковый шепот, звук смачных поцелуев, повизгивание, а иногда, и похрюкивание.
Всё это слышал и ясно себе представлял несчастный, попавший в этот довольно глубокий подпол. Немного придя в себя, Виктор, потихоньку надел свои сапоги огляделся. Первоначально он ничего не увидел, но, когда глаза немного привыкли к темноте, неясно откуда пробивающемуся не свету, а мраку, он стал различать контуры своего заточения. Оказалось, что это яма, приблизительно два на три метра, довольно глубокая, так что можно было ходить в полный рост, совершенно лишенная каких либо предметов. Очевидно, хозяин дома уже успел её очистить, немного просушить и приготовить для хранения бедующего урожая картофеля. Так что, узнику этой ямы не было возможности даже на что ни будь присесть.
Надеясь, что, в конце концов, хозяин, прилично выпив, ляжет спать и уснёт, он облокотился на ступеньку лестницы и стал ждать. Часа через три, свет в комнате был потушен, любовные игры утихли. Наступила тишина. Виктор попытался приподнять крышку подполья, для того что бы незаметно покинуть эту чёртову яму, которая ему уже изрядно надоела, но крышка почему-то не поддавалась, то есть она не хотела сдвигаться ни на миллиметр, ни в сторону, ни наверх. Проанализировав сложившуюся ситуацию, и вспомнив, где в комнате стоял диван, он понял, на крышке его камеры стоит ножка того самого дивана, а на нем лежат два приличного веса тела. Он так же понял, что невозможно незаметно и без шума приподнять эти двести килограммов, которые придавили люк. Виктор тихонько застонал и стал ходить из угла в угол, благо, что пол подпола был покрыт мягкой землёй, и его шагов совсем не было слышно. С выключением света в комнате, в подполе стало абсолютно темно. Виктор часто закрывал глаза, потому что они, от напряжения что-то рассмотреть в этой чёрной темноте, стали уставать и болеть.
Это шатание, бормотание и проклятие всего на свете продолжалось почти всю ночь. Наш доблестный любовник так и не осмелился постучать в крышку подпола. Под утро он облокотился на ступеньку лестницы и уснул безмятежным сном стоя. Правда, изредка вздрагивал от шороха проскакивающих мимо крыс, которые, впрочем, очень скоро перестали его бояться, обнюхивали его и пытались грызть сапоги.
После бурно проведённого вечера, выпитой браги и обильной любви, Мельниковы спали сладко и долго. Кроме того, всю ночь шел дождь. Мужу Аллы не было необходимости идти на работу, и он категорически отказался, на просьбу жены, идти в поле. Он даже не согласился выгнать корову в стадо и накормить свиней в сарае. После долгих уговоров и упрёков, Алле это пришлось сделать самой. Муж спал до самого обеда и с постели его смогли поднять только друзья, которые в этот день так же не работали. Они пришли к своему приятелю пропустить по стаканчику.
Пьяное веселье началось снова. Кто-то принёс из магазина водки, кто-то гармонь, и широкие души деревенских мужиков раскрылись нараспашку. Они обсуждали виды на нынешний урожай. Спорили о дырках в атмосфере от космических ракет, в связи с которыми в этом году, льют дожди. Пели застольные песни, а иногда, пытались плясать на шатком полу казачка или просто, по-деревенски, потопать ногами под весело и однообразно звеневшую гармонь.
В эти моменты Виктору на голову летела многолетняя пыль, он задыхался от застоявшегося, спёртого воздуха и ему очень хотелось есть, а ещё сильнее пить.
Доски под ногами подгулявших людей прогибались и скрипели, потрескивали и покряхтывали. Виктор еле поворачивал своим сухим языком, негромко покашливал, стараясь хоть таким образом смочить пересохшую полость рта. Наконец он не выдержал, сел на корточки в дальнем углу, опёрся спиной о стенку и закрыл голову снятой с себя рубашкой.
На этот раз веселье закончилось рано. С приходом стада, друзья с возгласами и песнями покинули избушку, а муж Аллы резким движением разобрал диван и, не застилая его, завалился спать.
Алла гремела вёдрами, очевидно, она уже подоила корову и процеживала молоко. Виктор хотел ей крикнуть, но боялся, что муж не спит, а если спит, то может проснуться. Он боялся подвести эту красивую, но уже не очень желанную женщину.
Вскоре стемнело. А Виктор, уже изрядно уставший, потный, голодный и грязный, не мог следить за течением времени. Он, поддавшийся своей судьбе, уже не сопротивлялся ей. Ему уже не были противны и страшны крысы, которые совсем обнаглели и уже, не боясь его, медленно ползали по земле, шурша хвостами.
Виктор в полудрёме слышал как несколько раз за ночь, хозяева, над его головой просыпались и возились в своей постели. То один из них, то другой, стонал или повизгивал, и достаточно громко шептались о своём желании или неудовлетворённости.
К утру, наш узник совершенно выбился из сил. Он уже не мог ни стоять, ни сидеть на корточках. Болела спина, затекли ноги, и уже изрядно устала шея держать голову на плечах. Ноги размякли, суставы страшно ныли. Он сел на земляной пол, но рукам он не мог найти подобающее место. Если Виктор ложил их на голову, то они моментально немели, если свешивал в низ, они отекали и тянули плечи, отчего ещё больше начинали болеть плечевые и локтевые кости. Долгие мучения, в конце концов, привели к тому, что Виктор оказался сидячим в углу. Он облокотился на осыпавшуюся от старости цементную стену и, постепенно сползая с нее на земляной пол, заснул тяжёлым беспокойным сном.
Он не слышал, когда утром встали хозяева, когда и что завтракали, и как уходил на работу муж Аллы. Сквозь сон он ощутил, как приоткрывается крышка подпола и Алла своим звонким, молодым голосом нараспев заговорила:
- Витенька! Милый ты мой. Как долго я ждала, когда смогу выпустить тебя отсюда. Я знаю, как ты истомился. Я сама очень хочу тебя. Ну, вылезай поскорее.Вот-вот ступенька - то. О боже! Какой же ты грязный и мятый. Ну, что ты шатаешься – то. Да открой, как следует свои глазки. Ну, что ты в самом – то деле. Садись, садись, вот же табуретка. – Так приговаривая, она помогла Виктору вылезти из подпола и сесть на табурет. Сняла с него ног грязные сапоги, а с плеч - рубашку. Стол был уже накрыт так же, как два дня назад и на нём красовался всё тот же графин с красноватой брагой.
- Дай пить, - прохрипел Виктор, еле ворочая сухим языком.
- Сейчас, сейчас миленький, - защебетала Алла, наливая из графинчика в гранёный стакан, так называемого, вина. Но Виктор решительным жестом отстранил стакан, - молока или воды.
Алла засуетилась. Полезла куда – то под стол, достала трёхлитровую банку молока, открыла полиэтиленовую крышку и подала своему гостю.
Он пил, прям из банки, захлёбываясь тёплым молоком, молоко стекало у него с краёв губ на голую волосатую грудь, кадык ходил вверх вниз. При глотании громко раздавались звуки - « Кхиг – кхиг – кхиг».
Алла приговаривала: - Ой, милый ты мой. Как ты намучился в этом проклятом подполе. Но ничего, сейчас мы с тобой поедим, выпьем, помоемся и залезем в постельку. Ты не обижайся на меня, но что я могла сделать, если муж не захотел идти на работу.
Виктор молча слушал эту болтовню, он уже выпил до дна трёхлитровую банку молока, у него закружилась голова и его повело в сторону. При помощи Аллы, он подошел к старому, допотопному умывальнику, небрежно умылся и утёрся предложенным ему полотенцем.
Полотенце, после того как он им утерся, превратился в тряпку, и он бросил его в угол. Взял свою грязную, мятую, рубашку и потряс её над умывальником. Побил раскрытой пятернёй по грязным брюкам, пытаясь стряхнуть с них налипшую землю. Надел пыльные сапоги, и молча, не отвечая на воркование Аллы, поплёлся в общежитие.
По пути, он обратил внимание на то, что местные с интересом поглядывают на него, гадая, где это военный провел ночь, и все сходились в одном мнении. Очевидно, он вчера очень напился и ночевал в каком-нибудь заброшенном дворе или в кустах.
Придя в гостиницу, он разделся и лёг в свою белоснежную постель. Товарищи, проискавшие его сутки, ничего не могли от него добиться и вскоре отстали. А Виктору казалось, что он находится на корабле и его немного покачивает. Было так хорошо и светло в белоснежной постели без этих жестоких, хитрых и противных женщин. В душе Виктор, конечно переживал, что не помылся, но сил не было, и он уснул безмятежным сном.