Предыдущая глава:http://proza.ru/2008/12/27/186
Дети ещё спали, когда Нинка-копейка решила сходить к «Купчихе», чтобы предложить ей то, что она достала этой ночью вместе с детьми: несколько простыней и наволочек, снятых с верёвок нерадивых хозяек, оставивших их на ночь; почти новое покрывало, которое крючком стащил со второго этажа старший сын Ник; два горшка с засохшими цветами, оставленные кем-то возле порога частного дома на углу улиц Вишнёвой и Цветочной.
Улов был небольшой и денег за него Купчиха заплатит немного. Значит и сегодня они не смогут поесть, как следует. Уже несколько дней Нинке не везёт: приходиться довольствоваться малым.
Продуктов в доме почти нет, и это её не просто огорчает, а сводит с ума. Да и как можно быть спокойной, когда дети уже не просят есть, а только смотрят на тебя печальными глазами, и эти взгляды переворачивают душу сильнее всяких слов. Чтобы не видеть их, Нинка готова на всё: украсть, ограбить, даже убить.
Детей у Нинки семеро: Ник, которому четырнадцать — это старший сын, Максу - 12, близняшкам Гале и Вале по одиннадцать, Гоше — 10, Лерке — 9 и Иннокентию (Кеше) — 8 лет.
Нинка всегда любила детей. Она и сама росла в большой семье, где кроме неё, были ещё два брата и две сестрёнки. Но один брат погиб на войне, второй попал с женой в аварию, оставив после себя двоих сирот: Макса и Леру. После гибели брата Нинка забрала его детей к себе и воспитывала, как родных.
Младшие сёстры Нинки хорошо устроили свои жизни: самая младшая, красавица Иринка стала фотомоделью и живёт где-то в Париже, вращаясь в модельном бизнесе. Вторая - Наташа, вышла замуж за бизнесмена и теперь не-то в Бразилии, не-то в Австралии.
Не повезло только Нинке: замуж она вышла по большой любви. По большой любви и родила пятерых детей, хотя её Серёженька и пытался протестовать против такого количества «цветов жизни». Нинка говорила ему, что не виновата в том, и что надо предохраняться, но муж не желал сдерживать свои сексуальные чувства какими-то «резинками», а Нинка не могла, да и не хотела делать аборты, считая их убийством.
Работать, имея такое количество детей, Нинка, конечно не могла, и была вынуждена целиком и полностью полагаться на мужа. Первое время её обожаемый Серёженька ещё пытался где-то работать, чтобы худо-бедно обеспечить семью, но когда, два года назад, Нинка решила взять к себе племянников, заявил, что такую ораву прокормить не в состоянии, и — устранился. Дома появлялся крайне редко, подбрасывая мизерные суммы, не проявляя никакого интереса ни к Нинке, ни к детям.
Тогда ей и пришлось выйти на улицы вместе с детьми. Выходили по ночам — брали всё, что плохо лежит, или висит. Сначала дети противились такому «бизнесу»,
но потом привыкли, и даже во вкус вошли, соперничая друг с другом. И хотя не все делали это с удовольствием, но больше не протестовали.
Лишь самый младший из них, Кеша, категорически отказался заниматься таким делом. Нинка в сердцах слегка поколотила его однажды, но своего решения Кеша не изменил. Доставалось ему и от старших, но Иннокентий стоял на своём: - Воровать не стану!
Тогда Нинка-копейка сказала ему:
-Ты же питаешься тем, что мы приобретаем за ворованное. Разве это не воровство?
Сказала — и пожалела: Кеша перестал есть дома, стал исчезать куда-то. И однажды Максим, проследив за младшим братишкой, сообщил матери, что Иннокентий прислуживает в кафе за два квартала от дома.
-Как прислуживает? - удивилась Нинка.
-Ну, помогает там: убирает посуду, моет пол, помогает на кухне.
-Так он же совсем маленький! Как же хозяин разрешает ему работать?!
-Там хозяйка — женщина, - сообщил Максим.
-И что, - поинтересовалась мать, - она платит ему деньги?
-Да, нет, - ответил сын, - его там только кормят!
Нинка всплакнула от этого рассказа и назвала самого младшенького сына «моральным уродом», но вовлекать его в свой «бизнес» больше не стала, предоставив возможность самому решать, как жить.
Первое время старшие дети пытались вернуть заблудшую овцу в лоно семьи, воздействуя на него и морально, и физически, но Нинка запретила это, сказав, что моральный урод выбрал свою дорогу. С тех пор Иннокентий потерял в семье своё имя, став просто «Моральным уродом».
Нинка-копейка надеялась, что сынишка, испытав все прелести непосильного физического труда, вернётся к старому занятию, но этого не произошло: Кеша очень уставал, возвращаясь домой, замертво валился на свою тощенькую постельку, но никогда не плакал и не жаловался.
Мать ни однажды ночью, сидя у постели спящего сынишки, глядя в его такие знакомые и родные черты, плакала, прикрывая глаза рукой, чтобы слёзы ненароком не упали на мальчика и не разбудили его. Она была уверена, что Кеша выделяется своей настойчивостью, своей несгибаемостью только потому, что он не сын размазни Серёженьки.
За год до рождения Кеши, Нина познакомилась с молодым человеком, назвавшимся Виктором Строевым. Нине тогда было двадцать два года, и выглядела она хорошо, не смотря на то, что у неё было уже четверо детей.
Нина выделялась какой-то особенной, неяркой, русской красотой: высокая, статная, с шикарной косой цвета спелой соломы. Она и сейчас ещё чем-то напоминает ту Ниночку, в которую так влюбился Виктор.
-Эх, - думала Нина , - вернуть бы назад то время! Я бы ни за что не отказалась от Виктора!
А тогда она ещё любила своего Серёженьку: любила бездумно, безоглядно, со всей силой молодости, хотя и знала, что он ни одной юбки не пропускает. Чтобы отомстить мужу за его похождения, она в ответ решила изменить ему, и поддалась на уговоры Виктора.
Встречались они со Строевым всего месяца три, и Нина была очень удивлена и растрогана его отношением к ней: тут было и уважение, и нежность, и трепет, и любовь. Виктор уговаривал Нину оставить Сергея, а та смеялась в ответ:
-Кому я нужна с таким хвостом?!
-Мне нужна — отвечал он. - Я буду любить твоих детей, так же, как тебя.
Нина тогда не поверила ему, считая их отношения минутной слабостью. И хотя знала, что Сергея не оставит — с Виктором переспала.
Это было незабываемое, сумашедшее лето. Тогда она не задумывалась ни о чём, не воспринимала серьёзно своё «похождение», но теперь она понимала,что это была настоящая любовь, которая, если повезёт, встречается только раз в жизни. Тогда она этого не поняла. Не поняла...
Лето закончилось. Слухи о их связи дошли до Сергея, и размазня Серёженька побил Нину, угрожая убить Виктора, если она не прекратит с ним встречаться. Затем, встретив Виктора, он потребовал оставить его жену в покое, но Виктор отказался, сказав, что любит Нину и не намерен от неё отказываться. Они повздорили.
Через день дружки Сергея встретили Виктора и так избили его, что он оказался в больнице. Больше недели Нина была под домашним арестом, чтобы не смогла убежать. А Виктор исчез — словно его никогда и не было.
Нина пыталась выяснить, куда он делся, но все попытки оказались бесполезными. В больнице сказали, что он был у них всего четыре дня — потом его выписали, и он ушёл. А куда — не известно.
У мужа Нина не стала ничего спрашивать, да он и не сказал бы. Каждый из них делал вид, что ничего не произошло, что в их жизни всё, как и прежде, но спустя несколько дней Нина поняла, что у нее будет ребёнок. Так появился Иннокентий.
И вот теперь, спустя девять лет, этот мальчик восстал против обстоятельств, восстал против Судьбы. Нина пыталась убедить себя, что он глупый маленький ребёнок, и поэтому не понимает того, что обстоятельства порой выше желания, выше мечты, и такому маленькому человеку не хватит сил выстоять. Она была почти уверена в том... И всё-таки в глубине души надеялась на обратное, и гордилась сыном. Гордилась тем, что он бросил вызов Судьбе — этой коварной, грязной старухе, сломившей её, превратившей из Ниночки в Нинку-копейку, в жалкое подобие женщины, подобие матери.
А ведь ей только 31 год, но порой кажется, что она прожила вечность. Нинка так устала из-за постоянных нехваток, недоедания, бессонных ночей и полных отчаяния дней, лихорадочно воспалённых мыслей о том, где достать насущный кусок хлеба, чтобы накормить голодных детей, как их одеть. Изо дня в день одно и то же, одно и то же...
Для матери нет ничего страшнее, когда дети голодают, когда они уже даже не просят есть, а только смотрят печальными, умоляющими глазами. Вот почему тогда Нина Ивановна превратилась в Нинку-копейку, поэтому она и стала воровать: сначала сама, а потом приучила к этому и детей.
Знакомые говорили ей:
-Зачем же ты их столько нарожала? В наше время и двух детей одеть, обуть, прокормить, дать хорошее воспитание, образование — сложно, а семерых...
Некоторые были уверены, что им обязано помогать государство , как многодетной семье. Другие: что государство помогает, а они просто делают видимость, что это не так, чтобы общество их жалело и подавало на бедность. На самом же деле всё было совсем иначе: Нинка никогда, ни у кого не просила, и детям запрещала делать это. Они сами доставали себе кусок хлеба — как могли.
Собирая нехитрые трофеи, Нинка-копейка всё это прокручивала в своей голове, надеясь обменять их у Купчихи на хлеб, и, если удастся на картофель. Семья вернулась из «вояжа» под утро, обшарив чуть ли не половину города, и теперь безмятежно спала. Все были тут, кроме Морального урода, который ушёл из дома затемно. Никто из детей не разговаривал с ним, и Нинка боялась, что такое отношение заставит Кешу совсем уйти из дома.
Она не хотела этого, но не знала, как сказать сынишке, чтобы не показать остальным, что оправдывает его поведение. Из шестерых только двое детей занимались этим не по принуждению, а с охотой: Максим и Валя. Уже сейчас они почти профессионально делают это, и давно бы перешли на более крупные кражи, если бы их не останавливала мать. Она понимала, что эта «профессия» преступна, что она в не закона, и боялась за своих детей, но жизнь не оставила ей выбора: или таким образом добывать свой хлеб насущный, или погибать с голоду — другого выхода она не видела.
Остальные дети ночные вылазки воспринимали, как нудную, отвратительную обязанность. Особенно это не нравилось Никите и Валерии, и они искали любой повод, чтобы отказаться от этих походов. Вот почему Нинка не могла оправдывать поведение Кеши: это даст повод другим детям не выходить на улицы. И тогда конец: Нинка не сможет обеспечить, не сможет их прокормить.
Скажете: нужно было идти работать, ведь дети подросли и смогут обходиться без постоянного присмотра матери? Да, это верно: дети выросли из пелёнок, и уже не нуждаются в том, чтобы их водили за ручку. Но дело в том, что у Нинки не было никакого образования, ведь она выскочила за Серёженьку сразу после окончания школы. А потом, как год — так Федот, а по хорошему — так два. Учиться дальше не было времени — нужно было растить детей.
Кем она могла работать? Уборщицей? Посудомойкой? Санитаркой? Наверное. Но не забывайте о безработице: сейчас даже торговки на рынке с высшим образованием. Кому нужна какая-то Нинка-копейка, пусть даже в прошлом умница и красавица?
-Ах, если бы кто-то мог поддержать — хоть немного, хоть чуть-чуть! - думала она.- Разве я пожелала своим детям такой судьбы? Ах, если бы...
Нинка беззвучно плакала, складывая добытые ночью вещи в большую, видавшую виды сумку. Она торопилась успеть пораньше к Купчихе, пока та не ушла по делам. Купчиха сердилась, когда её отрывали от непосредственного её занятия: небольшого магазинчика, где она торговала разными вещицами, необходимыми в домашнем хозяйстве.
После девяти часов застать Купчиху дома было невозможно, а в магазин приходить она не разрешала. Нинка догадывалась, что Купчиха скупала вещи не только у неё, но делала вид, что ничего не знает, да и знать не желает.
Сегодня женщина замешкалась: было уже половина девятого, а она ещё не готова к выходу.
-Десять минут на ходьбу, - думала Нина. - Если выйти сейчас, то можно ещё успеть.
Она уже взялась за ручку двери, но в комнате пронзительно закричала одна из девочек, и пришлось возвращаться назад. Крик повторился вновь.
Кричала Валя. Она уже проснулась, но успокоиться никак не могла: глаза были полны ужаса и слёз, а крик всё длился и длился. Нина кинулась к дочери и прижала её хрупкое, дрожащее тельце к себе, пытаясь защитить, прикрыть собой от чего-то ужасного, что ещё не исчезло,что было здесь, рядом.
Валя билась в материнских руках, а та гладили её по головке, худеньким плечикам и приговаривала:
-Всё, всё, родная, успокойся... Мама здесь...Мама рядом... Мама с тобой...
От крика Вали проснулись все и зашевелились на своих постелях.
-Что случилось? - Поднял голову Ник. - Что за крики? Дадут мне выспаться сегодня или нет?
-Всё, всё, - успокоила его мать. - Мы больше не будем. Спите, спите...
-Что произошло? - поинтересовался старший сын.
-Вале, видимо привиделся страшный сон, - пояснила Нина.
-Ну, конечно! - недовольно проворчала Лера. - Вечно ей дурные сны снятся! Неженка! Мамина дочка!
-Зачем ты так, Лера? - пожурила её Нина. - Вы все мои дети: мои сынки и мои дочки.
-Дайте поспать, - пробормотал Макс. - Так спать хочется, а вы тут разговорились.
-Не будем, сынок. Больше не будем, - заверила Нинка, поправляя лёгкое, лоскутное одеяло. - Спите.
Валя шёпотом попросила её:
-Мама, полежи со мной: я боюсь.
-Хорошо, доченька, - так же тихо ответила ей Нина и легла рядом.
Девочка тесно прижалась к надёжному, крепкому телу матери, и постепенно начала затихать, ухватив её за руку, опасаясь, что мать оставит её наедине со страхами. Прошло минут пятнадцать, пока Валя совсем успокоилась и заснула. Нинка осторожно высвободилась из рук дочери, и поднялась с постели.
Ходики показывали без пяти минут девять. Нинка вздохнула и пошла на кухню: идти к Купчихе было уже поздно и бесполезно.
Ломая голову, женщина соображала, чем сегодня кормить детей. Эти утренние комбинирования на кухне были для неё самыми тяжёлыми, не потому, что она не любила готовить, а потому, что выбор продуктов был очень скудным.
И вдруг на кухне стало темнеть. Женщина, занятая своими грустными мыслями, не сразу поняла, что происходит, и, если бы не выключенный в целях экономии свет, она вряд ли заметила внезапно наступившую темноту.
Нинка шагнула к окну, всматриваясь в него и пытаясь понять, в чём дело. За окном стоял густой, непрозрачно-чёрный туман.
-Так быть не может! - удивилась она. - Так просто не бывает! Что за аномальное явление? Такое впечатление, что на город вылил кто-то огромное количество черничного киселя, заполнив его до краёв.
Забыв обо всём на свете, Нина, как заворожённая смотрела через окно на улицу, и перед ней одна за другой всплывали картины прошлого. Сначала она увидела своё детство: папу и маму, братьев, сестёр, и себя. Это было так необычно, так странно: смотреть на себя со стороны. Всё происходило, как в кино, и даже более того — как в театре.
Казалось, стоит протянуть руку и можно коснуться белой прядки волос на виске отца, или погладить натруженные руки матери. Но самым сильным, самым болезненным воспоминанием-картинкой были проводы старшего брата на службу в Армию.
Нина была очень привязана к Толику, и он любил смышлёную, непоседливую сестрёнку, предсказывая ей счастливое будущее, блестящую карьеру артистки. Он почему-то был уверен, что Ниночка непременно будет талантливой, выдающейся актрисой.
Картины за окном сменяли одна другую... Вот уже и похороны Толика. Свинцовый, наглухо запаянный гроб, с табличкой, указывающей на то, что содержимое этого тяжёлого ящика, является останками сына и брата семьи Аксёновых.
Нинка видела, как худенькая девочка, с золотистыми косичками, беззвучно кричит, шевеля губами, онемев от боли, сковавшей её маленькое сердечко. Видела, что мама, как в замедленном кино, падает на землю, теряя сознание.
Гибель Толика бесповоротно изменила жизнь Аксёновых: отец стал чаще прикладываться к бутылке, мать — чаще болеть, а Ниночка из весёлой, беспечной хохотушки, превратилась в замкнутую, серьёзную не по годам, девочку. Определённый отпечаток эта смерть наложила и на остальных детей.
Трудно поверить в то, что смерть одного человека, способна внести такие страшные разрушения в жизнь целой семьи, но в данном случае произошло именно так: отец спился совсем, изводя жену и детей постоянными придирками и скандалами; мать на глазах из интересной, общительной, любящей жизнь и детей женщины, превратилась в несчастное, болезненное создание, вымещающее своё бессилие на детях.
Семья стала рушиться, как карточный домик: уехал, куда глаза глядят, второй брат — Андрей; подающая некогда надежды Нина, с горем пополам, закончив школу, выскочила замуж за Серёженьку Иванихина — красавца и повесу; умерла мама; отец уже не просыхал.
Нина иногда думала о том, что было бы с ними всеми, если Толик вернулся домой живым и здоровым. И ей представлялась совсем иная жизнь. Нина была просто уверена в том, что всё бы у них было иначе, лучше.
Анатолий оказался в их семье краеугольным камнем, кирпичиком, на котором держалась вся семья: её будущее, её счастье. Кирпичик выбили, и семьи не стало — семья рухнула...
И сейчас, глядя в окно, Нинка-копейка пыталась представить каким бы был старший брат сейчас. Она представила его добрую улыбку, внимательные голубые глаза, золотистый пушок над верхней губой, чуть темнее шевелюру, делающую его похожим на любимого поэта — Серёжку Есенина.
Из тумана выплыло лицо, именно такое, каким она представила себе Анатолия. Нинка даже не успела испугаться, только подумала:
-Это лицо восемнадцатилетнего Толика. Сейчас он должен быть гораздо старше: с морщинками у глаз, сединой на висках и глазами не такими восхищёнными и жизнерадостными.
Потом, сообразив, что так не бывает, женщина опустила глаза вниз. А, когда, через несколько секунд подняла их, то за окном ничего не было, кроме тумана. Нинка вздохнула облегчённо: - Показалось! Ну, конечно, показалось.
И вдруг шальная мысль: - А, что, если сейчас раздастся стук в дверь, я открою, а на пороге он — Анатолий?! Эта мысль так развеселила Нину, что она от души рассмеялась. Улыбка так рассветила её лицо, что она на секунду напомнила беспечную, счастливую девчонку, с ямочками на щеках, оставшуюся там, в далёком прошлом..
-Как жаль, что ничего нельзя вернуть, и ничего нельзя исправить! - сказала она вслух с сожалением, и кривая улыбка чуть тронула её губы.
И тут вдруг раздался тихий стук в дверь. Нина остановилась посередине кухни и прислушалась. Тишина, продлившись всего лишь несколько секунд, сменилась более громким, более уверенным стуком. Кто-то стучал в дверь настойчиво, монотонно, всё громче и громче, и Нинка, испугавшись, что стук разбудит детей, метнулась к двери, выдыхая:
-Кто там?
Глухой, незнакомый голос ответил:
-Это я.
-Кто - я? - переспросила женщина.
-Это я — Анатолий.
Нинка удивленно ахнула, и трясущимися руками стала открывать замок. Её действия были такими неловкими и резкими, что замок никак не поддавался. Стук возобновился вновь.
-Сейчас, сейчас, открою, - успокоила женщина стоящего за дверью человека, называющего себя Анатолием.
Когда, наконец, она справилась с замком и дверь робко приоткрылась, из густого тумана навстречу ей шагнул мужчина, как две капли воды, похожий на того, которого она видела за окном, с поправкой на возраст. И Нинка стала стремительно сползать вниз, не выдержав нагрузки на психику.
Продолжение:http://proza.ru/2009/01/11/708