Зеркала Маргариты

Георгий Давиташвили
литературный киносценарий (1991 г.)


Впервые героиню фильма Маргариту мы видим на небольшом карманном календаре, запечатленную в весьма экзотичном наряде. Календарь находится в руках человека лет тридцати пяти. Он разглядывает его, сидя за письменным столом в рабочем кабинете, на стенах которого висят портреты Николая Бердяева и Леонардо Да Винчи в окружении эскизов каких-то декораций. На столе, заваленном фотографиями молодых женщин, красуется макет сказочной ладьи с позолоченным балдахином. Можно догадаться, что мы находимся в рабочей комнате режиссера.
Звонит телефон. Режиссер снимает трубку:
– Да, я думаю надо попробовать... Вы говорите, что актрисы из нее не получится? Тем более стоит попробовать... Давайте, сегодня, в семь. Я закажу столик. До вечера.

                *     *     *

Саму Маргариту мы встречаем среди зеркал костюмерной, в фотопавильоне дома моделей, где она в очередной раз, играя своими пышными волнистыми волосами, с чувственной улыбкой на губах позирует перед камерой в невероятно красочных нарядах. Здесь, в фотопавильоне, за ней следит бдительное око хозяина дома моделей, главного художника-модельера – довольно полного человека лет за пятьдесят с хитрыми глазками и самодовольным подбородком. (Условно мы будем звать его «папиком»).

После съемок «папик» на своем «Volvo» везет Маргариту в небольшой ресторанчик, под названием «Атриум», где их дожидается режиссер. После недолгой процедуры знакомства и комплиментов в адрес творческой фантазии «папика» и его коллег по дому моделей, все внимание режиссера переключается на нашу героиню. «Папик», будучи за рулем, ничего не пьет и, спустя некоторое время, раскланивается со своими сотрапезниками, ссылаясь на плохое самочувствие жены. Режиссер провожает модельера до выхода из ресторана и горячо благодарит его за знакомство с Маргаритой.
– Не спешите с благодарностью, мой друг, не спешите. Вы все равно проиграете, – с некоторой долей иронии говорит «папик» и уезжает.
Оставшись наедине, режиссер и Маргарита ведут непринужденную беседу. В разговоре они обмениваются воспоминаниями детства. Маргарита рассказывает, что когда она была еще маленькой, семья их жила на Юге, у моря.
– Солнце заходило за горизонт, – говорит Маргарита, – и я сидела на берегу до тех пор, пока не становилось совершенно темно, в тайной надежде, что солнце выйдет обратно. Я с детства боялась темноты и ночи, и еще меня очень пугали летучие мыши... Однажды, во время праздничного салюта, летучая мышь залетела к нам в комнату, и от страха я даже потеряла сознание, и маме пришлось приводить меня в чувства нашатырным спиртом... (Обрывки этих воспоминаний мы видим на экране; они похожи на сон).

Изрядно выпивший режиссер, продолжая беседу, строит молодой женщине воздушные замки, обещая сделать ее кинозвездой и совершить с ней вояж к морю. Выйдя из ресторана и романтическим образом промокнув с Маргаритой под осенним дождем, режиссер провожает ее до дома. Маргарита приглашает его к себе, предлагая режиссеру обсохнуть и согреться. Ночь они проводят вместе.

Уже в постели Маргарита рассказывает режиссеру о своей судьбе. Мать умерла от тяжелой болезни, когда Маргарите было тринадцать лет. Тогда они уже жили в Москве. Отец, неудавшийся поэт, неврастеник и выпивоха, буквально через неделю после смерти жены в сильном опьянении совершает омерзительный поступок – покушается на изнасилование своей тринадцатилетней дочери. Вовремя опомнившись, он убегает из дому и исчезает на целый год. (Конец этой сцены мы видим на экране. Отличительной чертой внешности отца являются круглые, похожие на пенсне, очки, от чего он немного напоминает Лаврентия Берия). Маргарита живет у своей одноклассницы, где за ней присматривают родители подруги. Через год отец обнаруживается в стационаре психиатрической лечебницы. Дочь часто навещает его. Душевнобольной человек, он не помнит своего поступка и только целует дочери руки, плачет и вспоминает свою покойную жену – мать Маргариты. Фотографию молодой матери девочка, в тайне от врачей, всякий раз приносит к отцу в лечебницу.
Лечащий врач отца – человек с глазами колдуна, волевой походкой и невероятно длинными, похожими на клешни пальцами (мы видим его на экране), всегда, говорит Маргарита, производил на нее пугающее впечатление, несмотря на то, что был с ней весьма любезен и даже ласков. У нее постоянно складывалось мнение: отец – его жертва. Только потом, после смерти отца, она узнала от «папика», друга их семьи, что еще задолго до кончины матери отец многие годы посещал психолечебницу. (Наша героиня сообщает и о том, что мама хотела назвать ее Софьей в честь бабушки, княгини Кудашевой-Трубецкой, но отец почему-то настоял на имени Маргарита, однако мама тайно от отца иногда звала ее Сонечкой). Так и не вылечившись от душевной болезни, через четыре года отец умирает на руках у дочери в собственной квартире – перед смертью его выписывают из лечебницы. На похоронах отца присутствует и его лечащий врач. Маргарита помнит, как он поедал ее глазами, и как он положил очки покойного ему в гроб. (Мы видим обрывки этих сцен на экране).

                *     *     *

После ночи, проведенной с режиссером, Маргарита оказывается вместе с ним в киностудии. Готовятся кинопробы. В огромном пустом павильоне режиссер посвящает Маргариту в суть своего замысла – воплощения средствами кино мистического учения об андрогине. Идея такова: возвращение мужчины и женщины к их неделимому началу – Андрогину, юноше-деве, каким по Своему образу и подобию Бог создал перво-Адама.
Режиссер, расхаживая по тусклому павильону, говорит:
– То, что рождает жизнь, – несет с собой и смерть. Лишь смертный рождает и лишь рождающийся умирает. В глубинах соития мужчины и женщины, всякий раз, раскрывается таинственная связь рождения и смерти. В самой глубине сексуального акта скрыта смертельная тоска. Сексуальное влечение мучит человека безысходной жаждой соединения. Поистине безысходна эта жажда. И в природе мира сего недостижимо соединение. Но сексуальное влечение победимо; непобедим только пол! Половое влечение – есть уже творческая энергия в человеке!

Маргарита слушает режиссера с некоторым удивлением, по лицу ее пробегает улыбка.
– И именно в творчестве, в акте творческом сгорает демоническое зло человеческой природы! Дьявол не силен творить, и не творческое все, что от него. Дьявол лжет, что творит, он крадет у Бога и карикатурит. Художник, творец может быть демоничен, и демонизм его может запечатлеться на его творении. Вспомни Леонардо. Но в творческом акте демонизм Леонардо сгорел, претворился в иное, в свободное от мирового зла бытие... Я верю в то, что...

Слова режиссера неожиданно прерываются грохотом, гулом и скрежетом. Распахиваются огромные ворота, и в павильон в облаке пыли вкатывается грандиозный остов недостроенной декорации. Режиссер говорит:
– ...Смотри! Это декорация заключительного эпизода моего фильма. Здесь будет Райский сад. И здесь свершится великое таинство Воссоединения. Но я еще не знаю, – почти шепотом признается Маргарите режиссер, – как прийти к нему в фильме. Не могу же я показать всю историю человечества со Дня Творения. Я чувствую, что мне нужна героиня, способная перевоплощаться и вести за собой зрителя... Ты должна помочь мне...

Во время проб, в студийной суматохе возле нашей героини возникает странный субъект по имени Серж – молодой поэт оккультистского толка, внешне чем-то схожий с покойным отцом Маргариты, особенно – круглыми очками. Каким-то потусторонним голосом он читает ей загадочные стихи о ней же самой, но написанные якобы не им, а когда-то и кем-то другим; затем смотрит линии ее руки, потом говорит, что знает день, час и минуту ее рождения и, наконец, обещает прислать ей ее гороскоп. Адрес он знает, и телефон тоже...

Озадаченная Маргарита ускользает из студии, даже не попрощавшись с режиссером. По дороге домой ее посещает первое видение: ей всюду мерещится отец – то за деревом, то в телефонной будке, то в проезжающей машине, в луже, в окне незнакомого дома...

                *     *     *

На следующий день Маргарита идет на кладбище, на могилы отца и матери. Там ей мерещится, что всюду ее преследует поэт. Она заходит в небольшую церковь, расположенную на территории кладбища, ставит свечи перед иконой Богоматери, пытается молиться, но затем в каком-то безотчетном волнении уходит из церкви прочь...

                *     *     *

Она вновь в фотосалоне дома моделей. Вновь зеркала, макияж, фантастические наряды и бархатный свет. Вновь неподалеку «папик». Он интересуется, как дела Маргариты на кинопоприще, что сказал режиссер. Маргарита уходит от ответов. «Папик» проявляет власть, и после съемок везет Маргариту к себе на дачу и спит с ней. Затем дает ей денег, как бы за работу фотомодели.

Уже поздно вечером, Маргарита, дождавшись, пока «папик» уснет крепким сном, уходит с дачи, садится в ночную электричку и едет в город. По дороге ее посещает видение – воспоминание о попытке изнасилования, совершенной отцом. И опять он мерещится ей то в вагоне, то на перроне… Сойдя с электрички, она, спотыкаясь и в темноте попадая в лужи, бежит домой. Возле подъезда ей кажется, что где-то совсем рядом вновь мелькнули круглые очки (отца? поэта?).

В квартире, под дверью она обнаруживает конверт с нарисованной на ней летучей мышью. Маргарита распечатывает конверт. Это письмо от поэта, Сержа. В письме в туманной форме изложен гороскоп Маргариты и откровения поэта: он утверждает, что судьбы их неразлучны, что они есть одно целое, и что он не мыслит себя без нее...
Маргарита пьет снотворное и только проваливается в сон, как раздается телефонный звонок. После долгой паузы поэт загробным голосом читает ей то самое стихотворение, которое давеча она прочла в письме; затем поэт желает Маргарите приятных сновидений и вешает трубку. Маргарита вскакивает с постели и начинает лихорадочно рыться в шкафу. Наконец она находит искомое – семейный фотоальбом. В нем она обнаруживает свадебное фото родителей. Внимательно всмотревшись, она с ужасом убеждается, что отец поразительно похож на поэта-оккультиста...

                *    *     *

На утро Маргарита приходит в психиатрическую клинику, к врачу, который много лет назад лечил ее отца. Поначалу испугавшись его тяжелого взгляда, но затем подавленная волей врача, она рассказывает ему о своих навязчивых видениях, страхах, о странном поэте, о его чудовищном сходстве с умершим отцом. На это психиатр отвечает вопросом:
– А вы уверены, что он существует на самом деле?
Совершенно растерянная, она выбегает на улицу и звонит из телефона-автомата в киностудию режиссеру, но ей отвечают, что он в отъезде. Отчаявшись, Маргарита останавливает первую попавшуюся машину, но не знает куда ехать. Водитель, весельчак и балагур, не долго думая, предлагает ей провести с ним время. Маргарита молча соглашается. Сначала они едут в какой-то дешевый кабак, где незнакомец спаивает Маргариту до полувменяемого состояния. После этого они оказываются в лесу, и Маргарита отдается незнакомцу прямо в машине. Водитель-весельчак, насытившись плотью Маргариты, везет ее в город. По дороге Маргарита неожиданно просит остановить машину. Пьяным голосом, как бы повторяя заученный урок, она говорит:
– «В самой глубине сексуального акта скрыта смертельная тоска...» Ты знаешь это?
– Чего?
– «...В глубинах соития мужчины и женщины раскрывается таинственная связь рождения и смерти... То что рождает жизнь, – несет с собой и смерть...»
– Что это ты болтаешь..?
– Ты дурак... Вот тебе на память, – говорит Маргарита, и выходя из машины, бросает на сидение календарь со своим изображением, затем хлопает дверцей и добавляет:
– Прощай...
– Чокнутая, – произносит незнакомец и уезжает.

*     *     *

Вернувшись домой заполночь, еще хмельная, Маргарита, не зная, что делать, бродит по квартире, разглядывает плакаты и фотографии со своим изображением, периодически смотрит на себя в зеркало, то гасит, то вновь зажигает свет в комнатах и бессмысленно смеется... Раздается звонок. Это звонит поэт-оккультист. Он говорит Маргарите, что под дверью ее ждет письмо, затем желает ей спокойной ночи и вешает трубку. Она смотрит в окно, но в темноте ничего разглядеть не может. Письмо действительно лежит под дверью. Маргарита дрожащей рукой распечатывает конверт, на котором вновь начертана летучая мышь. В конверте она находит фотографию самого поэта в его круглых очках. На обороте фотографии написано: «Я – это ты. Мы неразлучны, как лицо и его отражение, когда есть зеркало. А зеркало есть. Оно рядом. Оно всегда. В нем потайная дверь. Если мы откроем эту дверь вместе – мы спасены. Завтра в полночь я позвоню в последний раз. Если ты откажешься пойти со мной, я не буду винить тебя в моей смерти, ибо со смертью моей и ты – живой труп. Запомни: я – это ты. Так положено Им! Мы не можем этому противиться». Маргарита сжигает в пепельнице конверт с фотографией – то ли поэта, то ли отца, она не знает...

                *     *     *

...И вновь работа в фотосалоне. На этот раз костюмы один экзотичнее другого: с павлиньими перьями, с рукавами, напоминающими крылья летучей мыши... В костюмерной Маргарита, при всех, без видимой причины вступает в перепалку с «папиком», оскорбляет своего «благодетеля», швыряет в него платья, парики, грим, хлопает дверью и уходит... Она едет в киностудию к режиссеру, не будучи уверенной, вернулся ли он в город или нет. Маргарита ищет его по всей студии – в коридорах, в павильонах, даже в гримерных, где натыкается на бледные маски каких-то чудовищ. Наконец, она находит режиссера в просмотровом зале. В полном одиночестве он отсматривает кинопробы Маргариты. Увидев ее на пороге зала, приятно удивленный, он приветствует ее и предлагает отсмотреть материал вместе с ним. Он говорит, что ему сообщили о том, что она искала его. Видя Маргариту чем-то очень взволнованной, режиссер спрашивает, не произошло ли с ней что-нибудь? Маргарита, почти плача, обрушивается на него градом упреков:
– Где ты был? Ты уехал, ты даже не позвонил мне. Ты бросил меня одну им на съедение!
Режиссер:
– Я ездил на фестиваль. Я не успел тебя предупредить, прости.
Маргарита:
– Ты мог бы и меня взять с собой...
Режиссер:
– Но это было невозможно, ты же знаешь. В конце концов я отсутствовал всего несколько дней...
Маргарита:
– Тебе наплевать на меня. Я тебе нужна только как вещь, как кукла, я всем вам нужна только как вещь... А ты знаешь, что он преследует меня?.. В этом виноват ты! Ты!
Режиссер:
– Преследует? Кто преследует?
Маргарита:
– Тот полоумный поэт... Серж! Он появился возле меня тогда в павильоне, во время проб. Он не оставляет меня в покое, и теперь он все время звонит мне, ходит рядом, подсовывает под дверь странные конверты с летучими мышами... Он, он... (не договаривает)...
Режиссер:
– Я не знаю, о ком ты говоришь. Но что удивительного? Здесь бродит много жертв тиранической власти искусства. Безумие всегда окружало творчество... А ты – красивая женщина, вот он и увлекся в меру своих способностей... Пошли его к черту! Надеюсь, ты умеешь это делать.
Маргарита:
– Е г о     п о с л а т ь   к    ч е р т у?  Е г о  –  к   ч е р т у? …Так и ты тоже ничего не понял? Вы все не можете ничего понять!
Раздосадованная непрозорливостью режиссера, Маргарита бежит из зала, оставляя своего друга наедине с экраном, на котором крупным планом видно ее лицо, увенчанное короной из белых цветов; корону завершает треугольник с глазом – знак Бога.

                *     *     *

Полночь. Одна в своей квартире, Маргарита сидит на кровати, неподвижно уставившись в экран телевизора. На экране кадры из музыкального фильма: человек, сидя в пироге, плывет среди зеленых зарослей. Звонит телефон, но Маргарита не подходит. Телефон не умолкает. Наконец она берет трубку.
– Я прощаюсь с тобой, Маргарита, – слышен голос поэта. – Я знаю, что ты не пойдешь со мной сейчас, но я не могу ждать. Час пробил. В моей смерти себя не вини. Мы скоро встретимся, и там нам будет хорошо, Маргарита. Мы будем вместе всегда. Он обещал мне это. До встречи...

Маргарита не успевает промолвить ни слова – на другом конце провода слышны гудки отбоя. И тут Маргарите вспоминаются глаза врача-психиатра и его странный вопрос: «А вы уверены, что он существует на самом деле?». Только сейчас, в ее воображении, психиатр, осклабившись отвратительной улыбкой, разражается диким хохотом, гулкое эхо которого звенит во всех зеркалах Маргаритиной квартиры. Ей становится не по себе, она вбегает в ванную, подходит к умывальнику, пускает воду, наклоняясь к раковине, чтобы умыться, но тут прямо в раковину с ее лица падают и со звоном разбиваются... круглые очки! Маргарита в немом ужасе прижимает к лицу ладони, затем, закрыв глаза, поднимает голову, откидывает упавшие на лоб волосы и глядит на себя в зеркало, но в зеркале она не видит своего отражения: на нее смотрит обрамленное ее пышной шевелюрой изможденное предсмертной агонией мужское лицо – лицо покойного отца! ...Только сдавленный стон вырывается из груди Маргариты, и она в бесчувствии падает на холодный каменный пол...

                *     *     *

Наша героиня в дверях кабинета врача-психиатра. «А-а, Маргарита..?», – он весьма любезен. Глядя на нее в упор, врач интересуется ее состоянием, а затем берет с Маргариты обещание, что на этот раз она не убежит из его кабинета, пока он не закончит сеанс психотерапии. Маргарита пытается поведать врачу то, что с ней происходит; вместе с тем она старается не смотреть ему в глаза. Но постепенно посторонние звуки куда-то исчезают, слова ее становятся путанными и переходят в несвязное бормотание... Прежде, чем впасть в состояние гипнотического сна, Маргарита поднимает на врача глаза и видит его физиономию, искаженную омерзительной улыбкой. Хихикая, он вынимает из нагрудного кармана круглые очки и надевает клешнями-пальцами Маргарите на нос... Маргарита опускает голову на подушку и оказывается на смертном одре своего отца: теперь она полностью отождествляется с отцом и гладит свою же руку – руку Маргариты восемнадцати лет, сидевшей у изголовья кровати умирающего отца. В момент смертельной агонии, руки «отца» притягивают к себе руки «Маргариты», и они, как бы слившись телами то ли в экстазе соития, то ли в предсмертной агонии, проваливаются сквозь находящееся в комнате зеркало, в невесомое состояние, в пространство, наполненное флюоресцирующим эфиром странной мрачной природы. Бесчисленные «души» умерших человеческих существ пребывают в нем во взвешенном состоянии; в лихорадочном возбуждении они направляют к сплетенным телам «Маргариты-отца» бессловесные просьбы. Они выглядят необычайно требовательными. Кажется, они чего-то хотят от «Маргариты-отца»... (Внешне они напоминают бледные маски чудовищ, которые Маргарита видела в гримерной киностудии). Видение доходит до неистовства, в дикую бесшумную пляску душ: наконец, они отрывают от Маргариты цепляющегося за нее помолодевшего отца (поэта?) и уносят его в бездну... Откуда-то с самого дна, к ней молитвенно протянула руки душа отца... Она кричит: «Маргарита, я здесь, я здесь..! Я – это ты, я – это ты!!!».

Властный окрик врача в мгновение ока обрывает кошмарное видение. Его пальцы цепко охватывают воздух над головой Маргариты, сидящей перед ним с закрытыми глазами. Он смотрит на нее как победитель:
– Теперь тебе станет легче, ибо ты видела то, чего больше всего боялась. Но ты не видела главного. Если тебе опять станет страшно, приходи – я покажу тебе все, и тогда ты забудешь страх. Я знаю, ты можешь, ты выдержишь. А теперь ступай, но не вздумай рассказывать об этом кому-то другому. Кто не поймет – тот погубит и себя, и тебя, а я тебе уже ничем не смогу помочь. Ступай.


                *     *     *

Выйдя из лечебницы, Маргарита бредет по улицам в отрешенном состоянии. Какая-то сила сама приводит ее на кладбище. Маргарита ходит среди могил. Доносится звон церковного колокола. Маргарита останавливается и, не дойдя до могилы родителей, направляется в церковь, что у кладбища. В церкви служат панихиду. Маргарита, почти крадучись ступая по полу храма, приближается к участникам панихиды, вслушиваясь в голоса священника и певчих. Неожиданно священник отрывается от чтения псалтыря и устремляет на Маргариту строгий, укоризненный взгляд. Ей даже кажется, что глаза священника переполнены гневом. Все окружающие поневоле тоже оглядываются на Маргариту, и в их глазах она тоже видит неприветливость и молчаливое негодование. Она пытается перекреститься, но онемевшей рукой не может свершить крестного знамения. Смущенная, Маргарита выходит из церкви. У порога храма сидит просящая подаяния старушка в черном. Маргарита, не замечая ее, проходит мимо. «Эй!» – окликает ее старушка. Маргарита оглядывается: у старушки оказывается лицо врача-психиатра. Она (или он?) протягивает Маргарите руку и с мерзкой ухмылкой показывает ей содержимое ладони. Вместо монет подаяния в ладони старушки оказываются разбитые круглые очки... Маргарита бежит с кладбища прочь.
Возле дома в машине Маргариту поджидает «папик». Он пытается выяснить с ней отношения. Предлагает выйти за него замуж. Но Маргарита будто не слышит его увещеваний. Он обвиняет ее в неблагодарности. В ответ она равнодушным тоном предлагает ему забрать все его подарки. Он упрекает ее в предательстве и уверяет, что из ее попыток стать Греттой Гарбо ничего не получится:
– Пойми, ты просто баба, ты не способна ни на что, кроме постели. Ты просто шлюха, красивая шлюха! И мать твоя всегда была шлюхой. Это она, она довела его до безумия!
– Неправда! Она не при чем! – отвечает Маргарита.
– Да-а, – продолжает охваченный яростью «папик». – Она издевалась над ним, доводила до приступов, а потом бежала в церковь замаливать грехи... Я знаю, я знаю... Ты выросла такой же... Если б не я, ты бы валялась на вокзалах и за гроши бы делала все, что тебе приказали. И твоя мать, если бы не я...
– Прекрати! – обрывает его Маргарита и выскакивает из машины.
– Все, кончено! – почти рыча, выкрикивает «папик», заводит машину и уезжает.
– Не уезжай! – вдруг кричит ему вслед Маргарита. – Я боюсь быть одна! Вы все меня бросили!
– Сумасшедшая, зови своего режиссеришку! – слышно в ответ от «папика», и он исчезает за поворотом. Маргарита поднимается к себе домой. Открывая дверь, она опасается увидеть на пороге очередной конверт с летучими мышами или еще что-то в этом роде. Но ничего такого ей не встречается ни на пороге, ни в квартире. Маргарита с опаской глядит на себя в зеркало, но кроме своего побледневшего лица ничего необычного в зеркале не видит. По-прежнему на стенах красуются плакаты с ее изображением, по-прежнему улыбка на них озаряет ее лицо. Она раздевается и идет в ванную, становится под душ и долго стоит так под струями воды, как бы смывая с себя черную ауру. Выйдя из ванной, в комнате она случайно натыкается на семейный фотоальбом, который как магнит вновь притягивает ее к себе. Она листает его, и на том развороте, где должна была быть свадебная фотография родителей, оказывается пустое место – на нем распластана мертвая летучая мышь! Маргарите становится не по себе. Она дрожит всем телом. Теперь она чувствует себя в тупике, в ловушке, в сетях. Безысходное отчаяние охватывает ее, и полный флакон таблеток снотворного оказывается в ее ладони. Она подходит к зеркалу, смотрит на себя, и слезы текут по ее щекам: вот-вот, и она поглотит смертельную дозу...
...Телефонный звонок заставляет Маргариту вздрогнуть, таблетки выпадают из ее дрожащей руки и рассыпаются по полу... Захлебываясь слезами, она подходит к телефонному аппарату и глядит на него так, словно бы это какой-то диковинный зверь, неизвестно откуда попавший в квартиру. Наконец, она берет себя в руки и поднимает трубку. В трубке раздается голос режиссера:
– Привет! Ты еще не спишь? – говорит он. (Мы видим его в рабочем кабинете, среди макетов и эскизов декораций).
– Я на студии... Вот сижу здесь и думаю...
Маргарита поначалу не может произнести ни слова, и только вздыхает и всхлипывает... Режиссер интересуется, чем она так расстроена, но не предполагая ничего серьезного, заводит разговор об их будущей совместной работе. В главной роли он видит только ее, и он уверен, что у них все получится, если бы не одно обстоятельство: у него все еще нет убедительного сюжета, только финал. Все варианты сценария – полное дерьмо. Продюсеры – идиоты, они не понимают, что такой фильм снимать нельзя. Они впустую тратят деньги. В общем, он в полном отчаянии, он на грани фиаско.

После пережитых потрясений все, о чем говорит режиссер, кажется Маргарите пустой болтовней... Несколько придя в себя, Маргарита просит выслушать ее:
– Я должна рассказать это прямо сейчас, тебе, – говорит она и в сильном волнении, не очень связно пересказывает режиссеру то, что с ней приключилось, начиная со злополучного дня, когда она впервые приехала с ним в студию на кинопробы... По мере ее рассказа режиссер все больше возбуждается, начинает расхаживать с телефоном по комнате, жадно вслушиваясь в каждое слово Маргариты. (Как и прежде на стенах его кабинета виднеются портреты Н.Бердяева и Леонардо). Когда Маргарита доходит до самого последнего момента – попытки самоубийства получасовой давности, режиссер просит ее остановиться и, еле переводя дыхание от услышанного, говорит, что сам Бог послал ему ее! Все! Теперь сюжет найден! Фильм сделан – его осталось только снять! С ее помощью он в своем фильме победит демонизм человеческой природы!

Маргарита обрывает его и умоляет поскорей увезти из дому. Она не может оставаться там более ни минуты, она будет ждать его на улице, где угодно, только бежать бы из дому! Режиссер выскакивает из студии и едет на машине к условленному месту. Садясь в машину, Маргарита нетерпеливо произносит:
– Поехали!

                *     *     *

С гулом и скрежетом открываются тяжелые металлические двери павильона. В коридорах студии пустынно и тускло. Режиссер и Маргарита входят в павильон. Режиссер подходит к рубильникам и включает все осветительные приборы разом. Постепенно в дальнем углу огромного пространства павильона высвечиваются очертания грандиозной декорации с пологой лестницей, ведущей от пола вверх, к сказочной красоты вратам, окруженным кущами с золотистой листвой. Как завороженная глядит Маргарита на декорацию, напоминающую мираж, наваждение. От декорации ее внимание отвлекают  скрежет и гул, раздающийся теперь откуда-то сверху. Режиссер врубает очередной рубильник, и с головокружительной высоты павильона вниз на лебедках начинает опускаться ладья, столь же сказочной красоты, что и декорация. Когда ладья спускается донизу, режиссер, указывая на пол павильона, поясняет:
– Здесь будет океан греха и страданий. Ты поплывешь по нему в этой священной ладье туда (указывает на декорацию), к своему Небесному Жениху...
Режиссер приглашает Маргариту подняться с ним вместе в ладью и ступить под сияющий золотом балдахин:
– Здесь, – продолжает он, – ангелы оденут тебя в белое платье Невесты Небесной и увенчают тебя священной короной (с этого момента мы видим на экране все, что описывает режиссер), и ты станешь Девой, и нарекут тебя Софией... Ангелы вручат тебе огненный меч, чтобы ты очистила мир от зла, прежде чем вступишь в обитель своего Жениха...

Теперь Маргарита, уже София, в белом платье, с белой короной, увенчанной знаком Бога, и с огненным мечом в руке плывет в ладье по волнам ночного океана. Ладья и балдахин ее сияют изнутри каким-то неземным перламутровым свечением. Легкие дуновения ветра развевают ткань белоснежного наряда Невесты. На весла ладьи налегает полуобнаженный гребец, в котором мы узнаем самого режиссера... По обе стороны ладьи из черной воды выныривают зеркала, в которых пляшут бестелесные «души» грешников. На их безобразных лицах мелькают стекла круглых очков. Они тянут руки, пытаясь изойти из плоскости зеркал и уцепится за священную ладью, но София своим огненным мечом смело разбивает эти зловещие образы, и осколки зеркал растворяются в черной пучине вод. Наконец, ладья подплывает к берегу, к лестнице, тоже излучающей внутренний свет. Витающие вокруг Софии ангелы провожают ее на берег... София оглядывается и говорит гребцу: «А ты?». «Я остаюсь здесь. Мое дело – грести к Священным Вратам, но никогда не ступать за Порог», – резонирует в пространстве голос гребца.

На пути Софии к Вратам, сияющим ослепительным светом, появляется последнее зеркало – огромное, заслоняющее Врата. В нем отражается демон, в котором мы узнаем врача-психиатра. Он изрекает: «Ты нарушила обет – ты разгласила тайну! Ты принадлежишь мне и должна понести страшную кару!» Чудовище тянет к ней руки-клешни, хищно осклабив кровавые клыки, но София бесстрашно заносит над зеркалом огненный меч, и тогда демон принимает облик отца Маргариты: «Не делай этого, пощади меня, ведь я твой отец!» Но меч Софии неумолим, и она разбивает часть огромного зеркала. Тогда в другом его углу появляется отражение поэта: «Я – это ты! Я – это ты!». Но и эти слова не останавливают Софию. Наконец, в последнем куске зеркала она видит свое отражение – отражение совершенно нагой Маргариты. «Не смей! Ведь это я, Маргарита!» – восклицает отражение, но и его разбивает София и выбрасывает огненный меч прочь. И тогда пред ней открывают Врата, и лик ее озаряют лучи ослепительного Света, и счастье великого лицезрения охватывает Софию, и две красивые Руки протягиваются к ней, и она преступает Порог и растворяется в сияющей белизне Света...

Самые последние кадры этого эпизода мы видим уже на экране большого кинозала, полного зрителей... По окончании финального эпизода аудитория взрывается овациями, загорается свет, и весь зал, стоя, аплодирует автору и исполнительнице главной роли – режиссеру и Маргарите, которые повернувшись лицом к залу, кланяются и благодарят за признание...

Прямо в море опускается оранжевый диск заходящего солнца. Празднично одетые, она – в черное, он – в черный смокинг, режиссер и Маргарита спускаются по мраморным лестницам, ведущим к набережной. Их окружают репортеры, задают вопросы. В суете Маргарита несколько отдаляется от режиссера, взятого в плен папарацци. Кто-то просит Маргариту оставить автограф на ее собственной фотографии. Наконец, Маргарита и режиссер пробираются к лимузину, который ждет их у подножья лестницы, и садятся в автомобиль, совершая побег от назойливых репортеров, которые не отставали от них, пока не захлопнулись дверцы машины. Теперь они едут по набережной небольшого средиземноморского города. В городе весьма празднично, что вероятно, связанно с кинофестивалем, участниками которого, как нетрудно было догадаться, являются и наши герои. Режиссер прижимает к себе Маргариту и говорит:
– Я не ожидал такого триумфа. А ты?
– Я тоже, – улыбаясь, говорит Маргарита, и почему-то оглядывается в сторону; за стеклом автомобиля ее внимание привлекает какой-то прохожий, и на мгновение на лице ее появляется тревога, но тут в небе взрывается фонтан фейерверка, и оба, Маргарита и режиссер, радуются ему, как дети:
– В честь нас! – говорит Маргарита.
Когда они подъезжают к отелю, Маргарита просит режиссера послать всех к чертям и скорее уединиться в номере. Она хочет шампанского!

На пути к антре их опять осаждают репортеры, но режиссер просит их отложить все до утра. Портье вручает триумфаторам охапки цветов и кипу поздравительных телеграмм... Маргарита, счастливо улыбаясь, несет свою благоухающую ношу вверх по лестницам в номер, где их ждет шампанское. Режиссер откупоривает бутылку, они выпивают и выходят на террасу, с которой открывается вид на море. Периодически вечернее небо озаряют вспышки фейерверка... Над террасой проносится летучая мышь. Это немного пугает Маргариту, и она просит вернуться в комнату... Слегка подвыпившая она разбрасывает по номеру телеграммы и рулоны факсов...
– Хм, а вот это от «папика», – несколько удивленно констатирует Маргарита. – Мне и тебе: поздравления, комплименты, общие слова... Хм, чудак... Он наговорил мне тогда столько глупостей! – Маргарита подходит к огромному зеркалу и глядит на себя. – Как он мог?
– Обыкновенная мужская ревность, – отвечает режиссер.
Маргарита, стоя у зеркала, поворачивается лицом к режиссеру и скидывает с себя платье...
...Всполохи фейерверка озаряют любовное ложе. Дуновения морского бриза развевают тюлевую занавесь и колеблют в вазе лепестки роз...
– В глубинах соития мужчины и женщины скрывается таинственная связь рождения и смерти, – с иронией шепчет упоенная любовью Маргарита и ставит многоточие жадными поцелуями чувственных губ...

Когда ее любовник закрывает веки и окунается в дрёму, Маргарита встает с кровати, не одевшись, подходит к столику, наливает себе шампанского и, затем, с бокалом в руках оказывается возле зеркала... Она приветствует свое отражение поднятием бокала... Всполохи фейерверка озаряют ее лицо, волосы, грудь... Дуновения ветра парусом развевают прозрачную занавесь... В комнату влетает летучая мышь. Маргарита замечает ее, но теперь совсем не пугается, а спокойно, даже с улыбкой следит за лихорадочным метанием бесшумной тени по кругу потолка. С бокалом в руке Маргарита выходит на террасу, встает у парапета, прислонившись к нему всем телом, и пьет шампанское... По-прежнему небо расцвечивается зарницами фейерверка, откуда-то доносятся звуки карнавальной ночи... Перед глазами Маргариты матовой рябью мерцает ночное море. Внизу шумит и пенится прибой... Летучая мышь по-прежнему мечется по комнате... Слышен звон разбивающегося бокала... Его осколки медленно разлетаются по полу террасы, отражая искрящуюся суету фейерверка...
Сквозь парус развевающейся занавеси мы видим террасу, которую освещает очередная вспышка. Терраса пуста. На ней нет никого. Нет и Маргариты...
В темноте мужские руки в белых манжетах ловят летучую мышь. Руки нежно ласкают ее ворсистое тельце. Это руки режиссера. Он сидит в кресле, в темном углу комнаты, одетый в свой черный парадный смокинг. Вспышка фейерверка на мгновение озаряет его лицо, отражаясь мозаикой искр... в стеклах круглых очков!
Режиссер чему-то улыбается, встает с кресла, выходит на опустевшую террасу и отпускает рукокрылую тварь в стихию ночного неба... Под его ботинком хрустнули осколки бокала. Он снимает очки и с некоторым сожалением глядит на разбитое стекло. Вновь одев очки, и глядя вниз, на морской прибой, режиссер достает из нагрудного кармана знакомый нам календарь с изображением Маргариты, смотрит на него и произносит:
– Да, «папик», вы были правы: я поспешил с благодарностью, я проиграл... А, впрочем, все это я выдумал: и Маргариту, и отца, и врача со страшной улыбкой, и поэта, и  даже вас, уважаемый «папик», я выдумал тоже... И эту ночь... И все-таки я проиграл. Всерьез. Вы остались там, в зеркалах, по ту сторону смеха и слез, а я здесь и совсем один.  Как всегда.

Словно ставя своим жестом на чем-то точку, режиссер бросает календарь вниз, и светлый листок картона,  крутясь и вращаясь, падает в пену прибоя...
Режиссер стоит на террасе, скрестив руки, и задумчиво глядит вдаль. Вновь вспышка фейерверка осветила его лицо, отражаясь мириадами искр в круглых стеклах очков... Теперь взгляд медленно удаляется от террасы, нависшей над отвесной скалой. Через некоторое время уже с высоты птичьего полета мы видим напоминающий замок отель на уступе скалы, озаряемый вспышками фейерверка, а еще через какое-то время понимаем, что это лишь миниатюрный макет, стоящий на столе хорошо знакомой нам комнаты режиссера... А вот и он, сидя перед макетом, к нам спиной, то включает то выключает несколько небольших осветительных приборов с разноцветными фильтрами, имитируя всполохи фейерверка... Режиссер гасит все приборы и остается почти в полной темноте.

Через некоторое время он пододвигает к себе телефонный аппарат и набирает номер. Гудки в трубке повторяются много раз, но на том конце провода никто не отвечает...
               

1991 г.