От автора.
Все события в данной повести абсолютно не соответствуют действительности: такого лагеря у нас не было и нет. Все названия, имена, отчества и прозвища взяты автором наугад вот с этого потолка. А любое чисто случайное совпадение с реальной жизнью следует считать всего лишь досадным казусом и не более того.
***
Глава 1. Начальник лесного лагеря.
Массивные лагерные ворота наглухо закрыты. Льёт и льёт нудный «насморочный» дождь. И сотрудники и «постояльцы» лесного лагеря общего режима не высовывают и носа из корпусов. Вот пропорхнула светлым мотыльком озабоченная медсестра и скрылась в белом кирпичном здании со ржавыми решетками на окнах. И вновь – только дождь, дождь, дождь, полновластный хозяин и времени, и пространства. Холодные капли дождя долбят и долбят по серым крышам, поникшей листве, вязкой придорожной грязи и бесчисленным лужам-озерцам. Тихо, серо и сыро вокруг. Даже сосны стоят унылые, серые и нахохленные, словно старые больные вороны. Всё поглотила унылая сырость. Словно не начало лета на дворе, а холодная, промозглая осень.
Но и в этом лесном уголке случаются чудеса. Как-то вдруг, словно по приказу, дождь утих. И в тот же миг, секунда в секунду, у железных лагерных ворот «нарисовался» его суровый начальник. Будто всю дождливую ночь терпеливо стоял недалече и ждал, ждал самого подходящего момента для торжественного входа на вверенную ему территорию. Средний рост, длинный нос. Тёмные глаза, тёмные волосы, тёмный костюм. Вот, пожалуй, и всё, что заметно с первого взгляда. Низко опустив голову, надвигалось это начальство быстро и неукротимо, словно мрачная грозовая туча, сметающая всё и всех на своем пути. Скрипнула металлическая дверца, расположившийся в проходной здоровяк почтительно отступил перед суровым начальником, вернее, начальницей, ибо это была женщина неопределенного, но явно не молодого, возраста. Прищурив один глаз, как бы прицелившись, другим она тут же просветила стража ворот насквозь, словно полоснула по душе лазерным лучом. Буркнув сквозь зубы то-ли «здрасьте», то-ли «стройся!», нырнула в то же киричное здание с решетками, что и медсестра.
– Пронесло! – облегченно выдохнул мужчина. Если кто-то радостно думает, что начальница тотчас же высунулась из окна и зло выпалила:
– Тебя бы так пронесло! – то глубоко ошибается. Анекдоты про Штирлица суровая начальница на дух не переносила, шуток не любила, да и вообще строго отрицательно относилась к любым проявлениям жизни не по уставу. Да и не тот она человек: не пронесёт её ни при каких обстоятельствах, и не надейтесь. Железный человечище! Гвозди бы делать из этих людей... Прав был поэт, хотя совсем не про неё и писал. Но мог бы и про неё, если б судьба свела. И недаром она здесь не кто-нибудь, а начальник лагеря, выше в этой лесной глуши мало кто взлетает. И прикид у лесной начальницы всегда под стать столь высокому чину. Даже в июльскую жару носит она свою привычную униформу: брюки чёрного цвета и, естественно, чёрный, какой-то весьма необычный, френч. Китайский, что ли? Зимой же начальница облачается в заношеную, непонятного цвета, тужурку с ремнём, наподобие комиссарской, только без маузера. Зачем он здесь? Лагерь-то всё-таки детский. Он так и называется: детский летний лагерь отдыха «Зеленая зона». А к исправительной колонии для малолеток решительно никакого отношения не имеет. Режим же здесь общий для всех: подъем, зарядка, завтрак, процедуры и так далее по расписанию. Есть, правда, на территории лагеря и изолятор с несколько иным, скажем так, режимом содержания, но это не для штрафников, а для приболевших воспитанников. Вот уж туда просто так не войдешь и запросто тоже не выйдешь, но это уж я так, не для печати.
Раньше начальница лагеря была простой, неприметной посудомойкой. Затем стала воспитателем. Постепенно, и как-то незаметно для всех, выросла до заместителя начальника лагеря по какой-то там части. А затем вдруг поменялась с ним ролями. Бывает и такое в нашей жизни. Разное по этому поводу у нас говорили, но не буду сплетни перепевать. Начальницу откровенно боятся все вокруг, даже дюжие мужики предпочитают ей не перечить – себе дороже. Воспитанники же обходят стороною, потому как прилипчива она как муха и способна изменить твоё прекрасное настроение на целый день, а то и на неделю. Хотя сей лагерь, как я уж говорил, к исправительным лагерям никакусенького отношения и не имеет, однако, боязнь начальства, увы, почему-то присутствует и здесь. Определенное сходство между этим и теми лагерями, вот смех, послеживается и в другом. И этот лагерь также расположен в лесу, в стороне от большой дороги. Также отсечен от внешнего мира высокой металлической оградой. Тоже огромные металлические ворота, есть и начальник лагеря, и общий режим, и изолятор временного пребывания. И здесь также случаются побеги! Что же это: случайные совпадения, или такие общие черты неизбежно присущи каждому лагерю? Ну, это пусть ученые там разбираются, выводят свои закономерности. Воспитателям же откровенно не до этого: после двенадцатичасовой ежедневной смены (что поделаешь, такие уж тут, в лесу, распорядки!), сами понимаете, не до философии. Хочется отдохнуть, да и вкусить прелестей быстролётных летних ночей тоже очень хочется!
Как в популярной когда-то песне и здесь, в лесном лагере общего режима, утро начинается с рассвета. Но далеко не всегда! В воскресные дни оно начинается, как правило, с «воспитательского часа». Нет-нет, это вовсе не тот час педагогической планёрки, что бывает после завтрака, а совсем-совсем иное явление. Это такое летнее предутреннее время, когда толком не разберешь: еще ночь или утро уже на дворе? И примерно в это то время, когда пораньше, когда попозже, и наступает тот прославленный «воспитательский час». А пока тишина, никого. Лишь сидящие в густой траве, вон там, в стороне от железных ворот, мужики, лениво почесывая головы, терпеливо ждут гонца: всё, что было, уже выпили и надобно «ещё чуть-чуть бы»...
В этот миг, шурша шинами, к лагерю легко и плавно подкатывает шикарная яркая иномарка. Из неё выпархивает столь же яркая, длинноногая воспиталка. Ослепительно всем улыбнувшись и сделав лысоватому «джипнику» ручкой, она летящей походкой устремляется вглубь двора, на ходу одергивая короткую юбчонку. Но это ещё не всё! Мужики навострились и с интересом наблюдают за наступившим «воспитательским часом». Малость погодя подкатывает к металлической ограде запыленный пикап. Из него появляется дама габаритами посолиднее, но тоже весьма яркая из себя. Дама посолиднее, не прощаясь с водилой и, отворачиваясь от наблюдающих за ней мужичков, поспешает в свой корпус. Мужички молча переглядываются и ждут. Не зря. Вот ещё одно авто, явно времен Очакова и покоренья Крыма, со скрежетом тормознуло возле ограды. Юная, растрёпанная, заспанная блондинка, бросив гневный взгляд на непрошеных зевак, помчалась по асфальтовой дорожке, гремя каблучками: цок-цок, цок-цок, цок-цок.
– Всё, воспитательский час окончен, сейчас санитарки пойдут, – зевая, проговорил один из мужичков. Другой молча кивнул головой.
Разбуженные девочками пожилые санитарки, поёживаясь от холодка, выплывают из корпусов – мусор вынести, посудачить, да покурить. Собравшись в кучку, они сонно перемывают косточки вернувшимся из баров воспитательницам, сбившим столь сладкий предутренний сон. Но вдруг женщины резко замолкают, быстрёхонько тушат окурки и спешно рассасываются по корпусам. Оно и понятно: наступил «комендантский час». Это появился «комендант крепости», а, попросту, начальница лагеря, которая бесшумно вынырнула из белесого тумана, явно следуя своему любимому девизу «лучше перебдеть, чем недобдеть!». Цель столь раннего обхода предельно ясна: пресечь на корню, в зародыше, все возможные безобразия, нарушения, да и просто неуставные отношения между подчиненными, на вверенной её попечительству территории нашего государства. Но выявить злоумышленников так и не удалось и настроение бдительной начальницы основательно попортилось. И в таком состоянии, насупившись, она отправляется к дежурной медсестре на «разбор полётов». Та то уж никуда не убежит, не имеет права!
И лишь затем, после окончания «комендантского часа», вступает в свои права настоящее, полновесное лагерное утро. С добрым утром и вас!
Глава 2.Наталка-воспиталка.
Свет утреннего солнца, словно жидкое золото, бесшумно протекает во все окна и щели, заполняя невзрачную комнатушку ярким светом и духотой. Ослепительно яркий свет и, едва ли не банная, жара выведут из состояния нирваны кого угодно. Да ещё какие-то смешки, разговоры над самым ухом. Не выдержала и Наталка. Разлепив сонные веки, увидала она над собой радостные, сияющие физиономии отдыхающих здесь ребятишек, а попросту – «пионеров», весело глядящих на неё:
– Натаха, опять всю ночь в баре барствовала? Вставай, нас надо уже на завтрак вести. И так зарядку проспали!
– Да сходите сами и мне чего-нибудь принесите, – буркнула Наталка и, закрыв глаза, снова окунулась в недосмотреный сон. А сон был так прекрасен! Вот стоит Наталья Ивановна на яркой сцене в тёмном и длинном вечернем платье, с алой розой на груди, и поёт звонким голосом что-то душевное про счастье и любовь. На каком то иностранном языке поёт! Даже слова свои ясно-ясно слышит, но так вот, сразу, во сне, перевести их не может. А зал затих и млеет от восторога. Вот поднимается и идет к ней с улыбкой высокий красавец с огромным, ярким букетом цветов. Белозубый, элегантный, в светлом смокинге, о! Наталка, простите, Наталья Ивановна в ожидании и волнении так и застыла на сцене, не отводя глаз от красавца. А он протягивает ей неописуемой красы букет и, ласково глядя в глаза, говорит ей так томно, так нежно:
– Вот твой омлет, соня. Лопай, да не подавись!
И бросает свой огромный, свой прекрасный букет прямо ей в лицо! Наталка вздрагивает и, открыв глаза, видит перед собой самый настоящий омлет на старенькой затёртой тарелочке с древней надписью «Общепит».
– Что это? – ошарашенно вопрошает Наталка.
– Это твой завтрак, а компот мы сами выпили, – говорят довольные пацаны. – Вставай, у нас сейчас мероприятие по расписанию.
– Да ну вас, – стонет Наталка, – мяч под кроватью, я сейчас приду.
Пацаны тут же вытащили хороший, новенький, кожаный мяч и умчались. Наталка взглянула в зеркало:
– Тоска, это Пеппи-Длинный чулок, а не я. Ох, не надо было столько пить. А Васька, гад, обещал угостить на славу, а заказал какой-то бормотухи.
Ворча и вздыхая, Наталка прибралась, умылась, чуток подштукатурилась и выбралась на улицу.
– Да уж, выходные – хуже некуда. Весь день пионеров чем-то развлекай, занимай, никакого отдыха, – вяло ползают в голове сонные мысли.
– Тяжко? – понимающе улыбается санитарка, – комендаха с утра здесь, опять обнюхивать тебя будет, лучше веди ребят к речке.
Наталка по-быстрому собрала своих пионеров и они небольшим жужжащим роем тут же двинулись на речку «побродить», да втихаря и покупаться, не без того уж. Мелкая ямка на речке давно облюбована пионерами, бегают туда искупнуться и без разрешения. Разок окунувшись и закурив, Наталка почувствовала себя бодрее. Приглядывая за резвящимися в речке пионерами, она в то же время лениво пресекала попытки примостившегося рядом Костика прощупать содержимое её лифчика.
– Вот наглец, – безлобно ворчала она, шлёпая его по рукам.
– Чего боишься, девочка, что-ли? – сиял глазками довольный Костик.
– Не подрос ещё, и не умеешь, – бросила Наталка, всерьёз расстроив долговязого подростка. Хмель выветрился, сон прошел, да и пионеры взбаламутили весь омуток – пора и в лагерь. Возвращались шумной оравой и только где-то по дороге Наталка вдруг вспомнила, что забыла всех пересчитать. Сердце ёкнуло, холодок прокатился по телу: не хватало аж двенадцати человек!!! Наталка выстроила всех по парам и вновь пересчитала – нет двенадцати пионеров!
– Где они?! – все только пожимали плечами. Назначив Костика старшим группы, Наталка отправила остатки поредевшего отряда в лагерь, а сама бросилась к речке, к омуту. Но ни самих пионеров, ни их одежды не было нигде.
– Значит, куда-то смотались, – несколько облегченно подумала Наталка. Прибежав в лагерь, собрала несколько пацанов постарше и помчалась с ними к речке, будь она неладна. Бросились в одну сторону, в другую, но никаких следов... Где искать? Благо, встретилась старушка из отдаленной деревушки, она неторопко в магазин вдоль речки шла:
– Наверное, ваши ребятишки ко второй круче направились, по дороге видала их.
Ринулись туда. Не привыкла так бегать Наталка: сердце колотится, душа ноет, босоножки то и дело сваливаются.
– Вот сейчас уж влипла, так влипла. Комендаха всё мне выбреет, всё выскребет и высушит! Да хрен с ней, только бы пацанов сейчас найти.
И, действительно, радостные голожопые пацаны с криками ныряли в здоровенный омут с большущего камня, что высунулся из прозрачной воды. Даже крик воспиталки, построение по два и марш-бросок до лагеря ничуть не испортили штрафникам ощущения счастья, которое прямо-таки высвечивалось на их физиономиях.
Как ни странно, всё сошло с рук Наталке, и, соответственно, пионерам. Бдительнейшая начальница лагеря даже не среагировала на это ЧП. Либо её доверенные лица всё же пожалели бедную девчонку и не доложили по начальству как следует. Либо начальница так увлеклась расследованием другого серьёзного происшествия, – кто, когда и при каких обстоятельствах бросил окурок в унитаз? – что следить за всем остальным миром и своевременно принимать «сообщения» у неё уже не оставалось ни сил, ни времени. Так или иначе, происшествие не получило огласки. Ребятишки тоже держали язык за зубами, даже те, кто вёл себя примерно в этом походе. Немного отойдя от шока, Наталка, в благодарность за помощь и молчание, даже купила Костику в магазине баночку пива (всё-равно как-то достают!), а себе джин-тоника. «Волшебный джин» сделал своё дело – настроение поднялось и о приключении на речке Наталка уже не вспоминала.
Мало-помалу наступил и вечер. На дискотеке Костик, болтливый и раскрасневшийся, вился возле Наталки. А, пригласивши Наталку на танец, плотно вжался в её упругое жаркое тело, шарил горячими ладонями по спине, по ягодицам... Наталка только улыбалась, думая о чём-то своём.
Отбой, как всегда, длился до полуночи. После сортировки по палатам и пересчёта пионеров и пионерок наступало первое затишье. Но оно, конечно, обманчиво. Спустя часик население палат чудесным образом перемешивалось и контрольный обход это убедительно подтверждал. Наталка привычно вытаскивала куртки из-под одеял в кроватях у ребят, а их самих обнаруживала когда в шкафах, когда под кроватями у девчонок. А то и в кроватях у них. За первым обходом следовал второй и всё повторялось заново. Ближе к полуночи эта игра большинству надоедала, но самые настырные «зависали» в кроватях у девчонок до утра и что они там делали – никому не ведомо. Да у Наталки и своих забот полон рот. Надо поскорей выпроводить Костика из своей комнатушки, подштукатуриться, а к полуночи Васька-обормот подъедет.
– Если снова бормотухой поить станет – морду расцарапаю придурку, – решила Натаха и твёрдым шагом двинулась к лагерным воротам...
Глава 3. Лёха-пионер
Хотя какой он, к чёрту, пионер – дылда, выше воспитательниц ростом. Привык поэтому смотреть на всех свысока. Но, всё-равно, раз официально он называется «воспитанник», то неофициально именуется «пионером». Так уж повелось. Забавляет здесь Лёху многое. Например, веселят его уже сами названия игр: «банные забеги», «экологическое ассорти». Не уважает ничуть он рисунки на асфальте или вязание, разные там макраме, мукасольки. Только зевает да сплёвывает, когда воспитательницы ему предлагают чем-то таким заняться.
– Лёша, а почему ты со всеми на скакалке не прыгаешь?– спрашивает молоденькая воспитательница Лёля, глядя на него снизу вверх.
– А вдруг что отвалится да укатится?
– Фу, бесстыдник. А во что же ты хотел бы поиграть?
– В папу с мамою.
– Это как?
– Приходи ко мне после отбоя, я тебя научу.
– Как ты смеешь со мной так разговаривать, я тебя на целых четыре года старше!
– Да уж, не заметила, как состарилась. Что же ты, моя старушка, приумолкла у окна?
– Нахал, я на тебя буду жаловаться!
И пожаловалась. Самой начальнице лагеря, благо та её зачем-то вызвала к себе. Срочно, как по тревоге, собирается весь отряд. Все выстраиваются вокруг Лёхи-пионера и весело поглядывают на него. Лёха гордо стоит в центре и впол-уха слушает вдохновенную речь начальницы.
– Тебе не должно быть здесь скучно. Наши воспитательницы были на практике в детском саду и там все ребята с огромным удовольствием играли в эти игры.
– Но я то не в детском саде, а давно в школе. Лучше бы уж наняли сюда учителей.
– Не пререкайся, мал ещё! – грозно глянула снизу вверх начальница. – Воспитывает воспитатель. А учитель, он учит, ведёт уроки. Поэтому учителя для воспитательной работы не подходят. И любой воспитатель в этом деле на голову выше самого грамотного учителя.
– Тогда что же Вы меня учите? Вы же не учитель!
– Ах, так! Я немедленно доложу о твоем безобразном поведении твоим родителям!
И доложила. Лёха-пионер враз стал чуть ли не национальным героем. Ребята и девчонки из других корпусов специально прибегали на него посмотреть! Но родители Лёхи не приехали, некогда ерундой заниматься: иномарку новую приобрели, только ещё осваивают да обкатывают.
А у Лёли-воспиталки вскоре был день рождения. Вечером, на линейке у флага, все её поздравляли. Дарили кто цветы, кто шоколадку, кто свой рисунок. И Лёха-пионер тоже свой подарок принёс: яркую такую коробочку с красным бантиком наверху. Лёля развязала бант и вскрикнула. Коробочка упала и из неё вывалилась на песок парочка новеньких презервативов в сияющих на солнце упаковках! Бедная Лёля жутко покраснела и в слезах ринулась прочь. Жалко девчонку. А Лёхе-пионеру хоть бы хны, усмехается себе в усики. И в изолятор ведь его не посадишь (здоровый же, да и права свои наизусть цитирует!), и домой под домашний арест не вышлешь, потому как родители его уже на юга намылились.
А Лёха-пионер (ни дня без приключений!) снова отличился. Прикатили к нам самые настоящие французы из какой-то благотворительной организации. Остановились в номере-люкс с унитазом, есть такой номер для важных гостей в отдельном домике. А Лёха-пионер парень начитанный, даже в олимпиадах побеждал не раз. Вот он возьми, да и брякни самой важной из себя француженке:
– Мадам, же не манж па сис жур!
– Кес ке сэ, кес ке сэ?! – заволновалась француженка. И понеслось! Переводчица едва успевала переводить оттуда сюда, а отсюда – туда.
– Почему ребёнок столько дней не ел?!
– Как это, как это, как это? – начала заикаться начальница.
Французы, понятно, Ильфа и Петрова не читали и крылатых фраз оттуда не знали. Да и начальница лагеря, видимо, тоже. Долго шла эта возбужденная перепалка, пока, наконец-то, всё не прояснилось. Кто-то из воспиталок подсказал-таки начальнице достойный выход. И кое-как все вместе объяснили взволнованной иностранке, что это всего-навсего «специфический деревенский юмор». Лёха же всё это время сиял от радости...
И каким же счастьем стал для всех долгожданный день отъезда Лёхи-пионера! Родители всё же решили забрать Лёху с собой на юга и заехали за ним. И воспитатели, и руководство лагеря провожали его со слезами искренней, неподдельной радости. Но он и тут сумел подпортить общий праздник:
– Я обязательно через смену к вам вернусь!
Глава 4. Катя-блюминг и другие
Про Катю я вам сейчас расскажу, а вот кто такой этот Блюминг – мне совершенно неведомо. И почему Катюху, ещё до лагеря, прозвали таким странным именем, мне тоже неизвестно. Смутно припоминаю, что блюмингом называют ещё какую-то машину или станок на заводе. И что она связана какой-то стороной с обработкой или выплавкой стали. Катюха же, напротив, никакой стороной не похожа на машину или станок. Ни внешностью, ни габаритами. Тоненькая, стройная девчушка с ярко-рыжими вьющимися волосами. Очень подвижная, улыбчивая и говорливая. Одна беда – жутко влюбчивая. Ладно уж, приватизировала бы какого там акселерата, да сдувала у него пыль с ушей. Или, наоборот, свежую лапшу ему на уши развешивала. Так нет же. Втрескалась в самый же первый день в физрука лагерного!
И началось. Ресницы эдак накрасит, пупок оголит да весь то день-деньской за ним и увивается:
– Ах, Василий Сергеевич, Вы такой сексапильный!
– Ах, как Вам эти шорты к лицу!
– А пойдёмте вечерком погуляем вон в той рощице?
И это при всем то честн;м народе, ничуть не стесняясь, ему лепит! Физрук то краснеет, то бледнеет, то шипит на неё, а толку никакого.
– Я для Вас любовное письмо напишу, а после отбоя сама принесу его в Вашу комнату!
Бедный физрук шарахаться от неё начал. Да и было отчего: начальница лагеря вызвала Василия Сергеевича в свой кабинет с решётками и сделала ему строгое внушение за явно непедагогическое поведение. Без толку физрук пытался оправдаться, что ни малейшего повода девчонке не давал и не даёт. Он и сам в ужасе от того, что Катя так к нему липнет! Начальница же ещё больше насупилась и мрачно пообещала принять самые строгие меры, если это безобразие немедленно не прекратится! А о его моральном облике обязательно станет известно в школе, где он трудится и, пока, вроде бы, на хорошем счету...
Физрук стал просто-напросто убегать о Катьки. Только она приблизится на пару метров, Василий Сергеевич резко делает рывок в сторону да с ускорением, метров так на пятьдесят. А бегун он отличный, ни одна Катька в мире за ним не угонится. И за считанные секунды физрук пересекает футбольное поле или пустырь. А Катя-блюминг и бегает похуже, и пацаны на поле мешают: всё не удаётся догнать любимого физрука. А Василий Сергеевич даже ночевать стал деревне. Комнату там снял. Три дня так промаялась Катя-блюминг, всё пытаясь догнать физрука. Ревьмя ревела вечерами, даже на дискотеку не выходила. Так переживала свою несчастную любовь.
А на четвертый день Василий Сергеевич обнаружил у себя письмо. Катя-блюминг писала, что всё-всё физруку прощает и зла на него не держит. И, вообще, она его больше не любит, а полюбила другого человека. Засунула она как-то это письмо в карман его куртки, а вечером тихо исчезла из лагеря. Хватились её уже перед самым отбоем. Вначале воспитатели бросились искать, даже к речке сбегали – всё тщетно, нет нигде Катюши. Вот тогда-то и сыграли общую тревогу. Собрали всех: и пионеров, и воспитателей, и физрука, конечно, на площадке перед клубом. И начальница лагеря лично провела опрос: кто, где, когда и при каких обстоятельствах видел или слышал пропавшую Екатерину? При этом выяснилось, что никто ничего определёного про Катю-блюминг сказать не мог. Так, общие впечатления, да и только.
Срочно вызвали милицию. А физруку начальница предложила никуда не отлучаться с территории лагеря до особого её распоряжения. Приехала милиция с собакой. Понюхав подушку и тапочки Кати-блюминг, овчарка уверенно двинулась к речке. Бросив на физрука испепеляющий взгляд, не предвещавший ничего хорошего, начальница лагеря скорым шагом двинулась вслед за милицией. Лишь часа через два судьба всё же улыбнулась донельзя растроенному Василию Сергеевичу: группа поиска вернулась в лагерь вместе с Катей-блюминг!
Возвращенная в свою комнату Катерина полночи, с пылом-с жаром, рассказывала девчонкам про свои приключения. Ведь все видели, как горячо она любила этого физрука и как этот сухарь владимирский растоптал её нежные чувства! Она написала этому бездушному человеку, этому чёрствому сухарю прощальное письмо и убежала тайком к речке. А там уже ждал её местный парень Егор, которого она ещё со вчерашнего утра безумно полюбила.Уж такой он внимательный, не то, что этот сухарь! И умчались они на егоркином «Минске» в соседний поселок на дискотеку. Так классно у них! Вот если бы не эта милиция – такой вечер испортили!
А милиция в этом и не виновата нисколь. Довела собака по следу до речки, а дальше – заметалась, потеряла след. Но начальница лагеря окурок обнаружила, свежий. А она то прекрасно знает кто здесь и что курит – ведь настоящее расследование недавно проводила. Просто Шерлок Холмс! Быстро вычислила Егора, благо парень не раз попадался ей со своими шалостями. Родители Егорушки враз раскололись, что уехал он на мотоцикле туда то и может быть там то и там то.
Не повезло Егору: посадили парня предки под строгий домашний арест. Физрук в сердцах сам уволился, не дожидаясь конца смены, от греха подальше. Да и Катя-блюминг ненадолго у нас загостилась. Прибыли вскоре её родители, вызванные начальницей. Интеллигентные такие люди, в очках. Им и сдали девчонку, из рук в руки. Она же и тут отличилась – сунула Коле-тормозу записку. А там понаписала: «Я тебя люблю уже больше часа. Жди меня, я вернусь сюда через несколько дней! Жди!!!». Вот уж, действительно, стальной характер у девчонки, ничто её не останавливает! Катька-блюминг, да и только.
Глава 5. Таня-куколка
А это всеобщая любимица Таня, Таня-куколка: круглолицая, курносая и большеглазая девчушка. Ну, точно кукла с витрины магазина! Побегала по пузырящимся лужам, порезвилась под шумным дождём, промокла до нитки и зачихала, засопливила. И попала Танюшка в изолятор.
– Свято место пусто не бывает, – утешает медсестра, ставя ей подмышку градусник, – кто-то должен и здесь погостить.
– А почему я?
– Может, потому, чтобы было у тебя время о чём-то самом важном подумать, что-то нужное решить. Вот температурка то и выскочила, чтобы ты не бегала зря, не отвлекалась от самого важного на разные мелочи.
– И что же такое это «самое важное»?
– Не знаю, ты сама подумай, поприглядывайся.
А совсем не думается: и в голове звенит, и горло болит, и тоскливо в этом скучном изоляторе одной сидеть. А на улице так хорошо! Тепло-тепло, облака как высокие ватные горы, и небо синее-синее. Или, наоборот, это не облака совсем, а айсберги! И небо – не небо, а перевёрнутое вверх ногами море. И птицы тогда совсем не птицы, а морские рыбы, плавающие между льдинами. Им, наверное, там очень холодно, ведь лёд кругом? А если простудятся, то где у них изолятор? Нет, это всё несерьёзно, это совсем не то, не самое важное. Да и читала я где-то про всё это.
И что же это такое «самое важное»? Может быть, учить уроки? Родители про это всё время говорят. Ну, и что? Отец институт закончил, отличником был, даже за границу на практику ездил. И работал хорошо, а всё-равно оказался без работы. Никакая учёба не помогла. Значит, и не это самое важное. Да и лето сейчас, каникулы, и не надо ничего учить.
А, может быть, надо собраться и долго-долго смотреть в одно место, и это важное само появится. Или прилетит, как тот блестящий самолёт. Наверное, там не самолёт, а Баба-Яга на ступе летит. Она её серебрянкой выкрасила, вот и блестит под солнцем. А белый след – от реактивного двигателя. Баба Яга его на ступе установила. Это один дедушка с лысиной нам рассказывал. Странный он какой то: почти в каждой сказке у него есть Баба Яга или её родственники появляются. Влюбился он, что ли, в Бабу Ягу? Или сам её дальний родственник?
А, может быть, это там вертолёт летит, просто он забрался высоко-высоко и потому торопится быстрее долететь, пока воздух у него не кончился. Наверное, тогда к бабе Тамаре не вертолёт на самом деле прилетал, а Змей Горыныч? Она это поняла и вступила с ним в жестокое сражение. Схватила меч-кладенец и отрубила ему все двенадцать голов. Только тогда он обратно и улетел. Наверное, на ощупь летел, раз без голов остался? Теперь потому и не появляется, что сидит и ждёт, когда новые головы вырастут да повзрослеют. Да нет же, Змей Горыныч – это тоже несерьёзно.
А на улице так хорошо! Солнце такое яркое, что белые цветы на калине сверкают как маленькие зеркала. А листья у берёзы то блестят, то просвечивают, то снова блестят. И такой разный, оказывается, зелёный цвет! Есть светлый-светлый, почти прозрачный. Он на листьях под солнцем. А есть почти чёрный. Он на листьях в тени. А есть даже зелёный цвет вперемешку с золотым . Это уже на самой верхушке дерева. Вроде бы всё вокруг зелёное, одного цвета, и одновременно всё такое разное.
– А раньше этого почему-то не замечала, – удивилась сама себе Танюшка. – Тётя Оля, я отсюда столько нового увидела, столько напридумывала за это время, в таких путешествиях побывала! Даже совсем не скучно было. Может, это и есть «самое важное»?
– Ну, вот и хорошо. Значит, у тебя теперь глаза открылись. Да не эти, не хлопай ресницами, внутренние глаза то.
– А это что за глаза такие?
– Не торопись, откроется тебе и это. Вот и температурка спала. Значит, действительно, нашла ты что-то важное для себя и она тебя больше здесь не задерживает. Завтра побежишь к своим подружкам.
Глава 6. Сторож Никсон
Да вы уж не подумайте ничего такого-эдакого: совершенно никаких намёков в сторону бывшего президента одной американской республики! Просто нашего сторожа Никиту все тут знают больше по прозвищу – Никсон. И так плотно оно к нему прилипло, что без этого прозвища никто не может сторожа и представить. Оно стало ему как имя, как фамилия, или заместо их. Да и держит себя он чинно и важно, словно президент какой. Ночной директор, всё-таки, должность обязывает. Задача же у него простая: следить, проверять и не пущать. Следить за тем, чтобы то, что накануне было где-то брошено, наутро там же и валялось. Регулярно проверять замки – не украли ли их? Не пущать никого на охраняемые им объекты, а пионеров, наоборот, не выпускать после отбоя из корпусов наружу. В противном же случае отводить их обратно и укладывать на отведенные внутренним распорядком места. Мужик же он по натуре тихий, смирёный – пальцем никого не тронет. Вот и приходится, бедолаге, для храбрости, принимать по стопочке в сложные моменты. И тогда держитесь, лиходеи!
Но скучна лагерная ночь: ни налётов, ни переворотов. Хоть волком вой от скуки. Вот и прикалывается Никсон как может. Чтобы пацаны по ночам не вылазили наружу, он вот что придумал. Набросит на плечи простынь с верёвки, да и бродит по территории. Ребята на улицу – ни ногой. Но наутро кричат радостно воспитательницам:
– Мы ночью настоящее привидение видели, оно в Ваши окна заглядывало!
Те всерьёз толкуют пацанам, что привидений нет и это всё глупые выдумки. Однако вечером тщательно подпирают двери своих комнат и завешивают окна одеялами. Поверили в привидение и санитарки. Это после того, как ночью оно бежало за одной из них по тёмной аллее и стонало:
– Ну, дай сигаретку, курить хочу!
Эффект от всего этого был потрясающий: пацаны после отбоя наружу даже не высовывались. Все ночные выходы сотрудников, хоть и по делу, прекратились. Страх овладел лагерем. Тут уж пришлось вмешаться самой начальнице лагеря. И что же? После её ночного патрулирования привидение сразу притихло.
И опять заскучал Никсон. Но ненадолго. Вот потеплело и стали появляться «баре». Только это вовсе не барины, а выходцы из баров. Как наступает какая праздничная ночь, так обязательно кто-нибудь после бара примчится. И не просто так с новой подружкой прокатиться, а ещё и потаранить железные ворота. Они как раз на самом повороте стоят. Праздников же у нас вон сколько! И за всем этим делом Никсон с удовольствием наблюдает. Даже скамеечку специальную изладил, чтобы спокойно поджидать очередного зрелища. Обычно это после трёх утра, поближе к рассвету происходит. Случаи бывают самые разные. Очень понравился Никсону один из них:
– Этот дядька не заметил, что дорога тут в сторону сворачивает да и долбанул с разгона прямо по воротам. Сорвал одну створку и вместе с ней сюда влетел. А створка то на крыше закрутилась, что твой вертолёт! А он так и едет, с пропеллером наверху!
Ворота заменили, повесили новые, говорят, мол, бронированные. А может, просто слух такой в народе прошёл, но тараны временно прекратились. Опять заскучал было Никсон, но, как всегда, ненадолго. Внезапно собрала начальница лагеря всех сторожей, а их штуки три было, в своём кабинете.
– Ну, – думает Никсон, – кто то стуканул, сейчас обнюхивать начнёт да мозги продувать. И чё я мятную жвачку не захватил?
Но беседа пошла совсем не по привычному сценарию.
– Я собрала вас затем, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: в нашем лагере орудует опасный маньяк!
Уныло сидевшие мужики встрепенулись и подняли головы: лекция про алкоголь и обнюхивание отменяются!
– Чикатилло? – поинтересовался Никсон.
– Отставить шуточки! – резко отрезала начальница, – Есть серьёзные основания считать, что в нашем лагере орудует один или даже несколько опасных маньяков. Тревожные факты налицо: ночами с верёвок начало пропадать бельё! Причем, только женское. И, обратите особое внимание, исключительно нижнее бельё! В милицию пока сообщать не будем. Ваша задача номер один: выявить маньяка. Вся эта информация строго секретна! Все свободны.
Настроение у мужиков упало: кому ж приятно караулить маньяка? Но и ослушаться начальницу боязно. И неизвестно, кто страшнее: таинственный маньяк или уже известная своим норовом начальница лагеря?
– Лучше уж проследить, – решили мужики.
Вот и Никсон в течение смены раз за разом осторожно прокрадывался к стоякам с верёвками, пересчитывал наличное бельё и тихонько удалялся. Тем не менее что-нибудь да пропадало. Начальница просто кипела, сторож бурно оправдывался:
– Не могу же я всю ночь сидеть среди белья, у меня ведь и другие объекты есть!
Напряжение росло день за днём. Начальница кипятилась всё больше и больше. Сторожам попадало всё чаще и чаще. А бельё пропадало и пропадало...
Выручил, неожиданно, Штирлиц! Не сам, конечно, а анекдот про него помог. Однажды перед сном припомнил Никсон анекдот про то, как Штирлиц приносил начальству апельсины, да и сгрёб по пути все секретные документы. Призадумался сторож, а на следующую смену пришел пораньше. Сел на лавочку неподалеку от бельишка, нацепил очки, открыл большую книгу о вкусной и здоровой пище, и погрузился в чтение. А сам нет-нет, да и поглядывает, кто и что вывешивает.
И вот, перед самым отбоем, выходит с тазиком неприметная такая девчушка и вывешивает полотенце на просушку. И складывает в тазик другие вещицы.
– Просохло, значит, – подумал Никсон, но на всякий случай пригляделся, что же девочка снимает. А назавтра именно этих вещиц хозяйки и не досчитались! Начальница немедленно провела осмотр в комнате подозреваемой и обнаружила в её сумке все пропавшие вчера вещи. Девчушка сразу же во всем призналась. Кто-то украл с веревки всё её бельишко. Она решила ответить обидчицам тем же. А снятое бельё закапывала в какой-нибудь ямке. Вскоре, после непродолжительных раскопок, всё пропавшее бельё было найдено. Плачущую девчушку пожурили и простили, но заставили всё-всё выстирать. А набравшийся на радостях «народный детектив» Никсон вместо ожидаемого поощрения от руководства схлопотал часовую лекцию о вреде пьянства и алкоголизма от самой начальницы лагеря. И всё вернулось на круги своя.
Глава 7. Санитарка, звать Тамаркой
Нет, правда, правда, это не из песни, её всамделишно зовут Тамаркой. Вообще-то, Тамарой Никифоровной, но все привыкли попросту – Тамара,Тамарка. Хотя женщина и в годах, на пенсии, но работает до сих пор. Уборщицей в корпусе, санитаркой, по-современному. Частушки да прибаутки из Тамарки так и сыплются, хоть с мешком ходи да собирай. А начнёт байки рассказывать – уши развесишь, заслушаешься. После ужина, когда посвободнее, сядет на скамеечке вон под той берёзой и давай ребятне про жизнь свою рассказывать. Для ребят это такое дивное развлечение – половина из них про любимую дискотеку забывает, Тамарку слушая. И всё-то как-то чудно было в её жизни.
– Эвон как-то вертолёт прилетал. А я в огородце в это время копалась. Завис ведь прямо надо мной, вихрь такой, что юбку удержать не могу, во все стороны её полощет. Я грабли то схватила, да по колёсам этот вертолёт и луплю! А он отскакивает, да сызнова снижается надо мной. Вижу: лётчик в кабине смеётся. Я тогда жердину подняла, да к вертолёту! Думаю: ткну его сейчас в пузо то, вертолёт этот. А он приподнялся, да над крышей завис. Кричу ему снизу-то:
– Ты куда, дурень, садишься, весь дом у меня развалишь.
Услышал, стало быть, меня, отлетел да на поле сел. Бегу к ним с бадогом, вот, думаю, задам я вам сейчас взбучку! А тут:
–Здрасьте, Тамара Никифоровна!
Племянник мой, оказывается прилетел, с каким-то начальством. Вот он меня да мой дом с воздуха им и показывал. Вот ведь как.
Ребятня смеётся-заливается. А назавтра пионеры сами тащат на экскурсию воспитателя в то место, где их Тамара со Змеем Горынычем, то-есть, с вертолётом сражалась. Вот и огородец тот, вот и старинный дом, вот и сама героиня стоит у изгороди в очках да улыбается. А сколько после этого разных пересказов переливается из уст в уста по лагерю! А в следующую смену ребята уже с утра осаждают бабу Тамару:
– Ну, расскажите что-нибудь ещё, ну, расскажите, пожалуйста!
Человек она не железный, не выдерживает такого напора. И после ужина, на той же скамеечке, продолжает свои сказания. Практически вся малышня собралась вокруг. Слушают да слушают, выглядывая друг из-за друга. Прибежал аж культмассовик Антон:
– Если никто на дискотеку не идёт, я закрываю клуб!
Выделили туда делегацию, из тех, кто постарше, остальные остались на месте.
– Так вот, – продолжает баба Тамара, – остановились эти разбойники на высокой горе, вон за тем лесом. У них там даже ступени каменные к речке были выложены. А реку оттудова шибко хорошо видать. Вот они и грабили понемножку проплывавших мимо купцов. И столько сокровищ разных приобрели! А как узнал про всё батюшка царь, то приказал прогнать разбойников подальше, и ушли они тогда в Сибирь. А добро то своё закопали. Сложили золотишко в сундук кованый и опустили в колодец. И колокол золотой туда же сбросили и закопали всё. Да все то они в Сибири и сгинули, никто за кладом так и не вернулся.
Взгрустнули было ребятишки, да тут же приободрились:
– Завтра же пойдём клад искать!
Воспитатели же на Тамару взъелись:
– Вы чего это ребят с толку сбиваете, на авантюру толкаете?!
– Да интересно им это, сами, что ли, маленькими не были? Погуляйте перед обедом часик-два по лесу, сами потом обратно запросятся, как проголодаются.
Назавтра отрядом отправились в ближайший парк, ходили-бродили, сорок беспокоили. Вернулись страшно довольные:
– Мы чуть-чуть до той горы не дошли, вот если бы не обед, то точно с кладом бы вернулись. Зато каких грибов насобирали!
А вечерком снова роятся вокруг скамейки, ждут новых историй от Тамары-сказительницы. А за ней не заржавеет – знает их немало, и весёлых, и жутковатых. Уступила-таки просьбам ребят, рассказала и про привидение – сторожа Никсона, и про домового Батамушку. Ну, это ныне популярные темы не только в лагере.
Вечером того же дня ребята завернулись в белые простыни и забегали по полутёмным коридорам туда-сюда. А то, привязав ниточку к дверям палаты, тихонько её подёргивали, производя тихий скрип да скрежет. Старинные проказы. Привычные да и весьма скромные по нашим то бурным временам. Подурачились ребятишки, да и уснули, довольнёхонькие. Через пару дней обо всем этом уже и забыли, новые развлечения нашлись. Да вот и не все, как оказалось, забыли то. Пригласила начальница лагеря Тамару Никифоровну к себе в кабинет. О чём они там говорили, неизвестно. Однако баба Тамара с работы уволилась. Походы в лес прекратились. Разговоры о привидениях или домовых резко пресекались. И воцарились в лесном лагере образцовая дисциплина и порядок.
Глава 8. Михал Потапыч и его сирены
Кампания борьбы с аномальными явлениями в лагере коснулась не только сторожа Никсона да бабы Тамары. Под прицел попал и дед Михаил. Но всё по порядку.
Рядом с лагерем расположено малюсенькое озерцо с лягушками и тиною. Купаться там ребятам не разрешают, да никто туда и не лезет – вода, и та с запашком. А по илистому дну бродить противно, да и боязно: говорят, что там водятся пиявки. Вот вопьётся, что делать будешь, а?
Однако, несмотря на эти неудобства, поселились там с недавних пор две здоровенные полуголые тётки. И не просто тётки, а ещё и с хвостами. Они себя сиренами называют:
– Мы, – говорят, – сирены светлоокие, звонкоголосые!
Из-за них то очередной сыр-бор и разгорелся. Слону понятно, что на самом деле их там и нет, сирен-то этих. Хотя Потапыч всерьёз говорит, что есть. Ну, Потапычу верить – себя не уважать. Известный свистун, второй в деревне после Карловича. Насочиняет басен, а потом сам же в них и верит!
Потапыч – маленький плешивый старичок и живёт он недалече от того озерца. Зовут его, вообще-то, Михаилом. Потапыч или Михал Потапыч – это прозвище. Сочиняет разные сказки, да тем малых и старых у лагерных ворот и развлекает. Человек у нас известный: он свои рассказы да басни в газетах печатает. Довольно вредный да занудный временами, а так ничего. Главное – сочиняет складно, да врёт красиво. А рассказывает он смачно, не жалея времени на подробности. И так уверенно он про этих сирен рассказывал, что кое-кто и поверил. Первая Замша сама к озеру бегала, да в воду вглядывалась. Это заместительница начальницы лагеря по разговорной работе. Сама такая сияющая и очень любит поруководить. Вот и тут сходу принялась за дело.
Задыхаясь, догнала-таки Потапыча, который с удочкой шёл к речке, и зашумела на него:
– А вот и нет, нет в озере никаких сирен, понятно!
– Но в сказках-то они всё же могут быть?
– Нет, их здесь вообще не должно быть!
Потапыч хотел было что-то сказануть ей, но только шепотом матюкнулся, да и пошёл дальше.
А вслед ему летело:
– И чтоб сирен здесь больше не было, понятно?!
Думаете, на этом всё и закончилось? Как бы не так. Слушайте дальше. Спустя несколько дней, ранним утром, произошла ещё одна любопытная встреча. Побежал Потапыч за грибами, да в росистом утреннем тумане на опушке леса столкнулся, нос к носу, с начальницей лагеря.
– Давненько я Вас поджидаю. Скажите-ка, с Вами говорила моя помощница? Вы помните, что она Вам сказала?
Потапыч вначале опешил – ведь никому ж не говорил, что собирается в лес, откуда узнала? Но потом выложил всё, как есть:
– Она мне сказала, что в озере, – тут он оглянулся и уже шёпотом продолжил, – не;т никаких сирен!
У начальницы округлились глаза. Было видно, что такой ответ Потапыча стал для неё неожиданностью. Однако она тут же взяла ситуацию под контроль и выпалила:
– Вы что, решили поиздеваться надо мной? Это что ещё за шуточки? Я найду на Вас управу!
И так же неожиданно и бесшумно исчезла в густом тумане. Потапыч на всякий случай даже перекрестился. Он так ничего и не понял: за что руководство лагеря невзлюбило этих сирен? Ведь их же нет!
В тот же день в кабинете начальницы лагеря прошло совещание «по поводу литературы» и был наложен строгий запрет на все сказки, байки и анекдоты на территории лагеря. Мало того, Потапыча вызвали в лагерную контору и официально объявили о запрете здесь всех его «недостойных произведений»!
Неделю после этого Потапыч пил, шумел и выражался. Он никак не мог понять: отчего запретили несчастных сирен? Почему? Но вскоре всё прояснилось. Уже с пару недель в лагере чуть ли не каждую ночь верещали сирены. Это пацаны в корпусах дурачились – окуривали дымком пожарные датчики. И начальница лагеря восприняла байки Потапыча про сирен как злоехидные намёки на эти события! И поручила Замше разобраться с Потапычем, что она старательно и выполнила...
Узнал по всё это Потапыч от уборщицы Маши, к которой нет-нет, да и захаживал. Рассказывать про сирен он перестал. Не рассказывает теперь и про кикимор – мало ли кто да что ещё подумает.
Глава 9. Дед Антон
А этот «дед» вовсе не дед: молодой, здоровый мужик, энергия так и прёт, так и брызжет из него – всё бегом да с пробегом. Это его лагерные пацаны дедом-то прозвали. И всё из-за того, что никто не мог или не хотел правильно называть его должность:
– Какой я вам дед? – кипятится Антон, – я вам совсем не дед, а организатор культурно-массовой работы детского летнего лагеря отдыха «Зелёная зона». Пора бы уж выучить это и накрепко запомнить.
Конечно, можно было бы записать, заучить наизусть и запомнить крепко-накрепко эти слова. Но никто не хотел этого делать. Вначале звали Антона «ди-джей», потом «Дэ-Дэ», а уж затем стали величать «дедом». А чего такого, по-моему, нормально. Вот я как-то в одной прикольной книжке вычитал названьице так названьице. Должность одна называлась «замком по морде»! Не вру, так и написано! Автор потом и перевод этого «замка» на нормальный язык приводил. За абсолютную точность сейчас не ручаюсь, но означало это примерно следующее: заместитель комиссара по морским делам. Вот видите, и раньше не любили длинных названий, сокращали их как могли. Получалось коротко и красиво. Так же и тут, ясно и понятно: дед Антон. И все сразу понимают, о ком речь.
А поёт дед Антон здорово, пожалуй, не хуже Кузи, есть у нас такой бывший оперный певец. Девчонки на каждой репетиции просят Антоху спеть что-нибудь. Бывает, и споёт, когда время позволяет, хотя и нечасто. Он очень деловой мужик, и у него такая напряженная жизнь, что ни минутки свободной, всё приходится делать на бегу. Хорошо, что своя машина есть – туда-сюда быстрей слетаешь. А всё-равно не успевает. Кого-то надо подвезти, кому-то вещи поднести, с кем-то переговорить, Он кому-то что-то, ему кто-то что-то... Успевает мужик, как говорится, и на трусы, и на часы себе зарабатывать, современнейший такой. Да любит ещё дед Антон поговорить. Да ещё эти постоянные репетиции, концерты, вечера – пар из ушей идёт от общего напряга. Ещё, вдобавок, и мелюзга ворчит:
– Ну, почему Вы опоздали? Вы же обещали раньше придти. Мы Вас уже полчаса ждём.
– Я, мальчик, не опоздал, а задержался по очень важному делу. А ты сейчас отнимаешь у меня драгоценнейшее время. Ты задаешь мне такие вопросы, которые воспитанные дети не задают. Вот если бы я был твоим отцом...
И дед Антон подробно объясняет мальчику, какие воспитательные мероприятия он бы проводил, будучи его отцом.
– И, вообще, я потратил на объяснения с тобой уже больше двадцати минут и опять куда-то не успею. Вот из-за таких зануд, как ты, вечно приходится опаздывать!
Зануда пристыженно умолкает. Ладно бы такой зануда в лагере один был. Но их, видимо, специально где-то отбирают, обучают и засылают сюда по десятку враз. Поскольку на объяснения с тем или другим у деда Антона уходит чуть ли не половина рабочего времени.
– Дети, конечно, пошли теперь не те, ох,совсем не те, – жалуется дед Антон. – Ничего нельзя доверить, всё надо делать самому, а времени и так нет. Поручил вот ребятам самостоятельно подобрать песни для концерта. Дело у меня было срочное в это время. Хорошо ещё, что успел во-время подъехать, да прослушать. И какие ж они без меня подобрали песенки? Ну, что же это такое, что за слова: «я проведу с тобою эту ночь»! Или: «ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже»! А это: «мы летаем вдвоём под одеялом»! И в довершение всего: «я немножко беременна!». И это для концерта в детском лагере! Услышала бы нас начальница, живьём бы меня съела. В лучшем случае, перевела бы пожизненно в сторожа.
Жалко мужика, и так начальница к нему неровно дышит, всё какой-то нездоровый интерес проявляет:
– Антон Антонович, почему я не слышу мелодий? Это Ваша работа, Вам за это деньги платят. Музыка должна звучать всё время, без перекуров.
– Взяла бы сама баян, да понаяривала, пока я курю, – ворчит под нос Антон, – или исполнила для пионеров танец живота, а я бы подыграл.
Не везёт деду Антону и с погодой. Как только организует долгожданный выход с пионерами на природу, так сразу же и дождь хлынет. А то, того хлеще, и снежную крупку пробросит. Ребятам в радость такие приключения, а воспитатели нервничают, как бы они не простыли, да не заболели. И берут ныне в каждый поход с дедом Антоном, даже в самую жару, ворох курточек да зонтики. У нас, кстати, так погоду и определяют:
– Антон в лес пошел, надо, стало быть, зонтик приготовить.
А ребятне нравится дед Антон. Говорун еще тот. Шумливый, но отходчивый, хотя, конечно, черезчур ворчливый. Всё с придумкой да с фантазией делает, неожиданно да необычно. Потому с ним и интересно. Ребята дружно заступились за деда Антона, когда на линейке начальница спросила напрямую:
– А нужен ли вам такой несобраный организатор культмассовой работы?
– Нужен, нужен дед Антон. С ним не соскучишься!
Начальница насупилась, но больше этот вопрос не поднимала.
Глава 10. Дядя Стёпа
Кому-то надо за хозяйством следить, вот и существует в каждом уважающем себя учреждении должность завхоза. И при лагере тоже есть. Называется она как-то мудрёно: «заместитель по апчхи» или что-то в этом роде. Это для солидности, чтобы сильнее уважали. А завхоза и так здесь уважают: очень энергичный человек, и с ним тоже никак не соскучишься. Длинный-длинный и худой такой дядька. Его сразу же прозвали у нас «дядя Стёпа». Как того высокого милиционера из давнишнего стихотворения, которое, однако, кое-кто помнит. Дядя Стёпа человек решительный и, в отличие от некоторых, весь в своей работе. И за что уж берётся, то быстро доводит до конца, ничего не откладывает на завтра. Наипервейший лозунг дяди Стёпы: «сказано – сделано». Сказала начальница привести в божий вид кусты возле въезда, разрослись не в меру, – ведь в тот же день сделано. Зарычала «хунгсварна», засновал грузовик с сучьями и – пожалуйста, кустов как не бывало. А пеньки аккуратно шлаком присыпаны, чтобы глаза не мозолили. Почесала начальница голову, увидав это, нахмурилась, но ничего не сказала.
А пока грузовик сновал туда да сюда, увяз в одном месте. Дядя Стёпа тут же принял меры: быстро тем же шлаком ложбинку засыпали и выровняли. Но пару дней спустя начало лагерь подтапливать. Сыро стало, аж в ботинках хлюпает. Ложбинка-то дренажной канавой оказалась, воду из ближнего болотца выпускала. Пришлось срочно её заново раскапывать. Да вручную – с трактором какие-то проблемы были. Ох, и ворчали мужики. Но это ещё что.
Все считают этот случай анекдотом, но ведь на самом деле было! Спросите у начальницы, не даст соврать. Ну, в конце концов, сами решайте, а я расскажу-таки. Заметила начальница как-то, что половицы в её кабинете покорёжились да заскрипели, в общем, отслужили своё. Предложила завхозу заменить их, а сама перебралась к бухгалтеру. Сказано – сделано. Тут же привёл дядя Стёпа плотника, постучал ногой по половице, дал указания и убежал. Быстро разобрал плотник пол, дело то привычное. Начал настилать новый. Заглядывает начальница лагеря:
– Ты что ж такие толстущие доски приколачиваешь? Я ведь не корова тебе и так не провалюсь.
– Завхоз так приказал.
Прибегает дядя Степа:
– В чём проблемы?
– Да вот начальнице не по нраву, что «пятидесяткой» пол настилаю.
– Ничего, ничего, крепче пол будет, дольше простоит, тебе же меньше хлопот потом. – успокоил завхоз и убежал.
Прибегает снова:
– Ну, как дела?
– Пол-то набрал, да порога из-за половиц уже не видно.
– Приколоти на него кусок бруска, да и делов-то. – сказал завхоз и убежал по своим хозяйственным делам.
Ну, ладно, приказ есть приказ: завхоз большой, ему видней. Приколотил плотник новый порог и надолго задумался. Вновь прибегает завхоз:
– Ты чего сидишь, время теряешь?
– Да вот, порог-то поднял, так дверь теперь не закрывается!
– Подпили её снизу. – дал указание дядя Стёпа и умчался на другой объект.
Долго ли, коротко ли, прибегает вновь. А плотник как сидел на пороге с сигареткой, так и сидит.
– Ты чего расселся?
– Да вот думаю.
– Ты работать должен, а не думать. Почему дверь не подпиливаешь?
– Так ведь ежели я нижнюю филёнку отпилю – дверь развалится. Вот и не знаю, что делать.
– Что делать, что делать. А делай без порога. Притрётся, привыкнется. – сказал дядя Стёпа и убежал на территорию. Он один, а дел – великое множество.
Глава 11. Данилка-конюх
Вообще-то он не Данилка, а Даниил Никитич, но здесь же всё не так, как в окружающем большом мире. Пионерам толкуй – не толкуй что, а если прилепили прозвище, то уж не отлепишь. Данилка ничуть не обижается: он хоть ещё и не стар, но уже большой философ. И знает, что бороться со стихией, а пионеры – настоящая стихия, бесполезно. А потому не стоит трепать нервы попусту. Да и было у Данилки время подумать над жизнью. Да нет, не в том смысле, в тех лагерях он не бывал. Служил он в Арктике, на погранзаставе. А там только сослуживцы-погранцы, да белые медведи, которые не слишком-то разговорчивы. С той поры он и привык в свободное время поразмышлять о том, о сём. Даже коню и собачонке своей имена дал не с бухты-барахты, а с глубинным смыслом. Коня назвал Мерином, а шавку – Мойвой. Почему? А потому, что одногодки, поэтому на одну букву имена и обозначил.
– Данилка, колонка опять не работает, привези водички!, – шумит из окна столовой повариха Дарья.
Данилка – бочку на телегу и к речке. А водица там чистая, прозрачная, ярко серебрится под солнышком, да тихонечко журчит и булькает на перекатах.
– Эх, – думает Данилка, – почему я не поэт? Такие бы стихи сочинил про эту воду, речку, про природу! Вон Карлович, сосед, про что угодно может мгновенно сочинить. Не все, правда, его понимают. Как-то он зазнобушке своей ко дню рождения такую оду сочинил! А выгнала она его в шею и сколько уже не разговаривает. И всё из-за стихов. «По колено голая, ты лежишь на печке. И такой рубец возник на моём сердечке!».
– Ты это на что намекаешь? Я, что, по твоему, в одних валенках с голой жопой на печке лежу?
Карлович, вообще, любит жизнь и так смачно пишет обо всём: хоть о любви, хоть о природе, хоть просто о жизни. Вот возьми ту же «Поэму о лагере», которую у нас запретили:
...
Спит наш лагерь лесной, утопая в листве.
Ароматы цветов расплескались во мгле.
Между тем, сон под утро – приятен, хорош.
Он, как дивный нектар, очень сладок! Ну, что ж...
Деревенских котов слышен вой или стон.
У соседних прудов – комаров перезвон.
Рыжий свет у пригорка, значит, скоро рассвет.
И свершатся мечты...
Я же – знаю, что нет!
...
И что он хотел этим сказать? А ещё вот в той поэме...
– Данилка-а-а, ты воду везёшь или как? – кричит с угора Дарья.
Вот ведь торопыга, Дарья, всё ей мгновенно надо.
Привёз Данилка воду и опять работа есть – на пекарню за хлебом нужно ехать. Машина-то куда-то убежала, начальницу увезла. Пока шель-шевель, половина дня и миновала. А к вечеру пионеры тут как тут: коня погладить, хлебушка ему дать, да покататься. А конь тёмным глазом косит да губами осторожно прихватывает с ладошки кусочек хлебца. Хоть и сыт, но не брезгует угощением. И, по заведённому обычаю, ходит кругами вокруг лагерного стадиончика, катает ребятишек на телеге. Колёса её на резиновом ходу, потому идёт телега легко, мягко. Мерин знает своё дело, поэтому сам останавливается у трибуны, где и меняется экипаж «кареты». Кружит неспеша так до ужина.
Мойва же не любит общения, особенно с молодёжью: шум, визг, гам, одна нервотрёпка только. Лежит себе где-нибудь в сторонке и следит за порядком. Особенно хорошо лежать в зарослях жгучей крапивы, тут уж ни один пионер не достанет. А ежели кто посторонний объявится – Мойва такой лай подымет, не обрадуешься. Потому, видать, и не наведываются сюда иностранные шпионы да лазутчики, побаиваются, знать, её. А вечерком сопровождает Мойва хозяина с Мерином до дому – рабочий день закончился и всем надо отдохнуть.
Глава 12. Папа Рома.
В выходные, как правило, в лагерь наезжают родители: навестить своих чад, проверить их моральное и физическое состояние, порадовать чем-нибудь вкусненьким и, естественно, дать очередную порцию умных и ценных советов.
Приезжает регулярно и Папа Рома: сияющие глаза, профессорская бородка, очки, – ну, такой интеллигентный-преинтеллигентный дядечка. Он сразу же нашел общий язык со всеми женщинами, даже с суровой начальницей! Долго же, надо отметить, Папа Рома с ней разговаривал, любезничал. И даже домой не поехал, а заночевал. Правда, не у начальницы, а у поварихи Дарьи.
Кстати, знаете почему он не просто «родитель», как все приезжающие в лагерь в выходные, а «папа»? Не из-за того, что такой обходительный, внимательный, да разлюбезный. Ну, скажем, не только из-за этого. Потому, что он действительно родной папа аж пятерым детишкам из лагеря! Но не это самое главное и интересное. Главное то, что все пятеро приехали из разных мест и у всех разные фамилии! Как так? А вот так, уметь надо. Этому в школе не учат, тут природный талант нужен, коим Папа Рома, несомненно, обладает. Довольная-предовольная повариха Дарья в этом нисколь не сомневается.
Как порядочный родитель, Папа Рома время от времени навещает своих детишек у них на родине. Ездить приходится немало. А теперь, став профессором, он стал и более влиятельным человеком. И сумел организовать им путёвки в один лагерь в один заезд. Это, чтобы не терять время на разъезды по городам и весям нашей необъятной родины, а видеть своих детей всех сразу. А что мамы? А мамы только «за». Тем более, что Папа Рома, работая в каком-то секретном институте, имеет очень неплохой доход, которым делится со всеми своими семьями. И зря его обзывают многоженцем: он не многоженец, а «многосемеец».
Каждый приезд Папы Ромы в лагерь – это праздник. Приезжает он с кучей подарков. И не только детям: каждой женщине в лагере он что-нибудь да дарит. Ни про одну не забудет. Понятно, что все они ждут каждого приезда Папы Ромы.
И Папа Рома никого обычно не разочаровывал. Оба выходных проходили по чёткому графику. Утром с детьми он выезжал на своей «Ауди» на рынок, затем в парк на атттракционы. После обеда все резвились на речке. От ужина до отбоя лагерные пионеры слушали рассказы Папы Ромы о его удивительных путешествиях по диковинным местам. А после отбоя Папа Рома развлекал кого-нибудь из местных женщин. Назавтра программа дня была в общих чертах похожей. Разве только, что после отбоя Папа Рома развлекал уже другую женщину.
Провожать Папу Рому выходили его детишки, а также почти весь женский персонал лагеря, за исключеним разве что строгой начальницы.
Глава 13. Федя-шОфер
Вот именно так его и именуют: Федя-шОфер, а не шофёр. Почему, почему, сам не знаю, почему. Это вы у пионеров спросите, они лучше знают, почему. А я вам не энциклопедия и не словарь Ожегова, и не могу знать всё про всех, а говорю лишь то, что знаю. Молодой этот Федя, да уже утомлённый, уставший. Выгонит поутру машину из гаража, сидит, курит, сил набирается. Свозит начальницу до райцентра – уже устанет. Ляжет в травку, лежит, соломинку жуёт да в небо смотрит.Снова сил набирается.
– Федя, привези воды пару фляг! – кричит повариха.
– Да не могу, искра пропала.
– Федя, отвези родительницу, тяжело ей идти! – просит воспитательница.
– Некогда, колесо надо менять.
Выходит начальница:
– Поехали.
Федя вскакивает, машина фыркает и – вжик! – уносится по пыльной дороге в даль далёкую, только её и видели. А приезжает обратно – дел уже никаких нет. Данилка-конюх водички неторопко на телеге привёз, а затем с родительницей до автобусной остановки отправился. Ну, раз дел нет, ложится Федя в тенёчек и дремлет себе со спокойной душой. Он тоже любит пофилософствовать, но всё больше про работу. Крылатыми словами сыплет, словно цицерон какой:
– Дурака работа любит, дурак работе рад. Работа не волк, в лес не убежит...
Кино, наверное, насмотрелся.
Не всегда, правда, Федя такой задумчивый. Вот недавно начальница день рождения отмечала. Неважно, сколько ей, у женщин не спрашивают. Так Федя просто героем дня был. Машина заводится мгновенно, разворачивается на месте и летит стрелой в нужном направлении. Какая усталость, какой отдых? Федя метеоритом проносится туда-сюда. И на рынок стремглав слетает, и провизию сам разгрузит, и гостей привезёт-увезёт. Огонь в глазах, столько у парня энергии и энтузиазма!
Зря, выходит бабы судачили да удивлялсь: и чего начальница его на работу взяла? Тёпленький какой-то, ни украсть, ни покараулить. Ошиблись, значит, бабоньки. Начальница, видать, тонкий психолог, лучше их разглядела человека:
– Главное, – говорит она, – знать, на каких струнах души играть!
Но на каких струнах она так классно играет, не раскрывает. Не хочет, видно, чтобы все этим секретом владели. А то, кто его знает, ещё придётся пешком ходить!
Глава 14. Человек-амфибия.
Нет, это не Ихтиандр из популярнейшего когда-то фильма, а Вова-плаврук. Его ещё называют «руководящие плавки». Это слово «плаврук» кто-то так расшифровал. Человек-амфибия важная персона в лагере, здесь всё на нём держится. По крайней мере, он сам так утверждает. Летняя жара, рано или поздно, всех приводит к воде, к речке. И вот тут-то важней плаврука нет никого. Ибо никто, кроме него, не обладает теми обширными знаниями, что позволяют выплывать в любой ситуации.
– Главное, это не нырнуть, а вынырнуть! – любит повторять Человек-амфибия. И доказывает это личным примером. Упал он однажды с речного обрыва, ну, не заметил, что берег кончился. Праздник какой-то был. И что? А ничего, выплыл спокойно, даже бутылку из руки не выпустил! Но это не на работе, а в свободное, личное время, и за пределами лагеря. А на работе он себе не позволяет.
Учит плавать Человек-амфибия серьёзно, основательно. Закон Архимеда, выталкивающая сила – всё идёт в ход. Потом со всей серьёзностью принимает теоретические зачёты. Но к тому времени погода основательно портится и заплывы, естественно, отменяются.
– Не пузыритесь зря, – успокаивает ребят Человек-амфибия, – займёмся сухим плаванием, отшлифуем движения.
И размахивает ребятня на стадиончике то руками, то ногами, то руками, то ногами. Наконец, погода развёдрилась. Человек-амфибия тем временем готовит на речке «лягушатник». Тоже старательно, основательно. Вдвоём с физруком вбивают в дно металлические трубы, натягивают, по периметру, толстые верёвки. Но к обеду – ну, что такое! – погода вновь испортилась. А назавтра замер воды показал, что она холоднее нормы. А на третий день оказалось, что кто-то стащил верёвки. Хорошие были верёвки, капроновые, они и привязаны были накрепко, да исчезли. Пока искали на складе новые, да не нашли, да ездили за ними, да привязывали, день-то и прошёл. Сторож всю ночь бдил, следил за верёвками. Всё нормально. Утром доложил плавруку, сдал, можно сказать, их из рук в руки. Пока тот ходил за флажками да свистком, верёвки пропали!
Человек-амфибия помрачнел, но не сдался. За один день сварили они со сварщиком Карловичем трубы-поплавки и прикрутили их намертво к сваям. Хитро сделали – не оторвёшь. Капитальная получилась конструкция, даже начальница лагеря Человека-амфибию похвалила!
Жалко только, что пока возились с ограждением, лагерная смена и закончилась. Не удалось ребятам поплавать, а ведь так капитально все готовились, так настраивались! Особенно огорчался плаврук: столько сил потрачено на теорию, на зачёты, на тренировки и – на тебе! Но, ладно, ребята и дома успеют покупаться, лето ещё не кончилось. А в следующую смену Человек-амфибия сразу же поведёт ребят купаться в этот лягушатник. Ну, а всю теорию, эту физику да закон Архимеда, раскроет им как-нибудь потом, между делом.
Глава 15. Яша-лиса
На самом-то деле это пенсионер Яков Афанасьевич. Живёт он по-соседству с лагерем. По профессии – начальник. Да-да, он всю жизнь работал начальником в самых разных местах, и в этом лагере тоже. Но недолго, ушёл на пенсию, болезнь у него какая-то хитрая, никак нельзя работать начальником. Торгует сейчас ягодами на рынке. Хотя в торговле Яша-лиса и не работал, толк в этом деле знает, на кривой его не объедешь, не проведёшь. Сам может кого угодно вокруг пальца обвести. Потому и дали ему прозвище Лиса. Хотя внешне и не похож Яша-лиса на этого лесного зверя, а больше смахивает на какого-нибудь водоплавающего. И тоже всё в хатку тащит, самую разную дребедень. Баба на него бранится:
– Всякое говно в дом волокёшь, всё уж этим мусором завалил!
– Молчи, старая, всё пригодится.
Доска ли, чурочка где валяются – пригодятся. Железная труба – ещё лучше. Вот верёвки новенькие для белья развесил.
– Где взял?
– А на рынке купил, у приезжих, поди спроси.
Вроде и ходит Яша-лиса неспеша, с тросточкой, но проворен уж точно как лиса. Раз сторож Никсон его засёк. Вышел ночью из сторожки по малой нужде. Поливает крапиву, да по сторонам поглядывает. Смотрит: деревянная лестница, что недалече от сторожки лежит, вдруг дёрнулась! Потом ещё раз дернулась и передвинулась. А лестница, надо сказать, здоровенная. Подкрался Никсон поближе. Глядит, а в кустах Яша-лиса пыхтит, клюшкой своей в траве шарит. Зацепил что-то ею и дёрнул. И лестница подвинулась. Снова дёрнул – снова лестница подвинулась.
Пока это сторож тихонько обходил сторожку да кусты, лестница уже лежала на дороге. А рядом стоял Яша-лиса и вытирал пот со лба.
– Ты что это тут делаешь, дед?
– Ась? А, это ты. Да, понимаешь, вот вышел погулять да на звёзды посмотреть и тросточку свою ненароком потерял. Вот нашел её да едва из кустов вытащил, всё за что-то цепляется.
Ну, что тут скажешь? Убедительно звучит, не подкопаешься. А через неделю лестница всё же исчезла. Сказал сторож завхозу про свои наблюдения, а тот руками разводит:
– Так ведь надо ешё доказать, что это его работа. Ты зайди-ка к нему, посмотри, может, лестницу-то и увидишь.
Сторож – к Яше-лисе, так, мол, и так, не у тебя ли, случайно, наша лестница лежит? Тот смеётся:
– Ищи, ищи, если найдёшь – твоя будет.
И тросточкой своей по свежему настилу из брусочков, что возле крылечка, постукивает. Так и не нашлась лестница, сгинула бесследно.
Глава 16. Начальник крематория.
Ну, конечно же, это истопник Геннадий, кто же ещё!
– Ха-ха, какой, в баню, летом истопник?
Да, и баня, кстати, тоже забота истопника. Кто воды нагреет, кто парилку приготовит? А для душа горячая вода нужна? Нужна. А для стирки? Всё это Геннадия заботушка. А прозвали его так не зря: сжигает в топке Начальник крематория не только горбыль, но и всякую всячину, разный хлам и мусор. Сядет он у котелка, закурит и подбрасывает в топку всё, что санитарки с утра приволокли. Попутно и рассматривает, коли что интересное попадается. А всякое там попадается. Письма, записки, тетрадки. Читает, что стесняться, раз выбросили?
Вот и на сей раз любопытная тетрадка попалась. Дневничком оказалась. Какая-то пионерка расписывала свою лагерную жизнь. Это снаружи, со стороны, кажется, что всё здесь гладко да красиво. А внутри такие страсти кипят, такие эмоции. Вот не поделила она парня с другой девчонкой, слез-то было! И на дискотеке-то он к той жмётся, и после отбоя в её окно лезет, а она одна...
Хотел уж было Начальник крематория бросить дневничок в топку, да зацепился взглядом за одно словечко: «травка» какая-то. Любопытно стало. Даже очки достал из футляра, чтобы получше рассмотреть. Товарищ того «кобеля» предложил девчонке успокаивающую сигаретку. Не всё ли равно, что курить? Затянулась она раз, другой, третий, но что-то ничего не заметно. Фигня какая-то, душно стало, да и только. Вышла на улицу, села на скамеечку. Легче голове стало, словно воздухом свежим наполнилась, стала лёгкая-лёгкая. Даже ветерком стало голову покачивать, как воздушный шар: туда-сюда, туда-сюда. И настроение стало «улётное»: да хрен с ним, с этим бабником, ей и без него хорошо-отлично!
– Понятно, – подумал Начальник крематория, – поплыла, красавица.
Потом ещё была сигаретка. А потом...
А потом – ничего! Другая часть дневника была оторвана. Может, сам Начальник крематория её и оторвал, да в топку бросил? А любопытно стало. Походил, поспрошал потом санитарок.
– Знаем, про кого говоришь. Это городские были, да они уже уехали.
А раз даже книга приказов в бумагах попалась. Тоже интересное чтиво: лишить премии, лишить премии, уволить. Увидал и свою фамилию: тоже лишить премии за появление в нетрезвом виде. С огромным удовольствием бросил в топку эту «книгу». И, надо же, вскоре появляется озабоченная начальница лагеря:
– Вам случайно здесь не попадался такой толстый альбомчик? Там ещё крупно написано на обложке «Книга»?
– Нет, такого альбомчика здесь нет.
– Если вдруг он попадётся, немедленно верните его в контору! Это важный и нужный документ!
– А нехрен документами разбрасываться, – подумал Начальник крематория, – что с воза упало, то пропало.
Глава 17. Жена танкиста-космонавта
Вот ведь, почти про всех сказанул, а про Дарью, Дарьюшку чуть не забыл! А фигура она здесь видная, да и фигурой видна издалека, есть на что посмотреть. Повариха если не первый человек в лагере, то одна из первых по значению. А готовит Дарья замечательно, французы и те были довольны её обедами. Всякие там соусы, борщи с закрытыми глазами тебе приготовит. Вот торты с рисунками, это, конечно, посложнее, там с закрытыми глазами нельзя, надо хоть одним глазком да приглядывать. Да ей хоть лягушек дай – деликатес сделает. Те французы, правда, их не заказывали.
Ну, а что она «необъятная», то зовут так порою Дарью не за величину фигуры, а за то, что далеко не каждому, кто глаз на неё положил, удаётся Дарьюшку обнять-поцеловать. С выбором женщина, с разбором. Долго выбирает, приглядывается. Да беда только: кого выберет да приголубит, тот вскоре и сматывается.
В молодости она даже в армии служила, за границей. Поваром, конечно. Ведь и там обеды варить с умом надо. И вывезла оттуда офицера. Видный такой дядька, говорил, что танкист, хотя в тракторах, к примеру, ни в зуб ногой. Пожили они здесь с месяц, а потом танкист на службу в Казахстан уехал и даже адреса нового Дарьюшке не оставил, сразу позабыл. Говорили, что он на байконурском космодроме служит. Бабы наши всё гадали: и что танкисту на космодроме делать? Значит, решили они, есть там и танки, охраняют космодром.
Погоревала Дарьюшка, да успокоилась, видать, не судьба. Работает всё поваром, на хорошем счету. Неплохо живёт и без танкиста этого. А тут как-то бабы прибегают:
– Дашка, мы твово Ваньку-то по телику видели! В космос полетел танкист твой!
И точно: порхает дашкин танкист по этой международной станции да зубы скалит. Опять удивление, все рты разинули: ну, что, скажите, танкисту в космосе делать?
– А секрет это, военная тайна, – отвечает Дарья. На том и успокоились. Так что знаменита теперь наша Дарья не только как искуссная повариха, но и как жена (пусть и бывшая) танкиста-космонавта. К ней даже недавно слегка трезвый корреспондент приезжал из районной газеты. Сделал интервью, да переврал половину. Потому то Дарья газетчиков и не уважает.
Работает она, как и раньше, старательно, всем её обеды по вкусу. И мужики вниманием не обделяют, да вот не клеится с ними что-то у Дарьюшки. Тот же Папа Рома так увивался, такие комплименты рассыпал, таким бесом вокруг вертелся! А, на тебе, назавтра же переключился на Шурочку-санитарку.
– Ну, завёл бы ещё одну семью с Дашкой, – судачат быбы на пригорке, – кому от этого хуже? Так нет, поматросил, да бросил, очкарик кобелистый! И Дарья-то, впервые в жизни, оплошала с расстройства. Омлеты, простейшие омлеты, на противне пожгла! Аж дым повалил, а ведь рядышком стояла, на плиту смотрела, о чём думала? А в обед так щи подсолила, что пришлось в бак ведро воды подливать, чтобы как-то сгладить промашку
Начальница ей назавтра же выговор влепила, не пожелала даже слушать:
– Вы должны, это Ваша обязанность готовить питание качественно и в надлежащем ассортименте! А если детей понос проберёт?
Бабы за Дарью очень расстроились:
– Вот уж никогда от её обедов поносов не было. А ежели после йогуртов животы болели, то это уж не дашкина проблема, а начальницы: где такие хапнула?
Поговорили, поговорили, а что сделаешь? Против начальства в «Зелёной зоне» не попрёшь. Кто выступил, тот давно вылетел. А Дарьюшка справилась с нервами. Снова улыбчивая, приветливая, за словом в карман не лезет. Смешно, однако: Папа Рома снова приехал и тут же к Дарьюшке бегом! Кается и сокрушается, что дёрнуло его ухаживать тогда за Шурочкой:
– Затмение нашло, бес попутал! Понял я, что жить без тебя не могу!
Вон, всё ещё на крылечке сидят, о чём-то беседуют...
Вместо заключения
Заложив руки за спину, опустив бритую голову, в центре кабинета начальницы лесного лагеря общего режима стоял сторож Никсон. Вокруг, на стульях и на подоконниках, восседал весь лагерный персонал. Молчание окружающих не предвещало ничего хорошего. Скорее, наоборот, оно предвещало сторожу много чего плохого, и даже очень плохого...
Саму начальницу едва было видно из-за горы книг на её обширном столе.
– Вот, полюбуйтесь, какую книжку этот гражданин настрочил. «Зелёная Зона» называется. Это он про нас так. Вы обратите внимание: он назвал свою книженцию не «Детский летний лагерь отдыха «Зелёная зона», а просто – «Зелёная зона». Словно с какой-то «зоной» наш прекрасный лагерь сравнивает! Или зону с нами? Поверьте мне на слово: он там всё переврал. Ни одного доброго слова в адрес нашего славного коллектива в этом пасквиле нет. Он, видите ли, даже про себя настрочил целую главу, наверное, для конспирации? Думает, что мы не вычислим, кто автор? Вы только подумайте: он пишет о детском лагере, а о наших дорогих воспитанниках здесь почти ничего нет! Вот такое пренебрежение к тем, ради кого мы и трудимся, совсем не думая о себе. Где их радостное детство, где их летний отдых, и где самоотверженный труд персонала? Ведь кто писал о детских лагерях, никогда не касались проблем взрослых. Так и надо было писать. А тут всё шиворот-навыворот.
– Это у вас всё шиворот-навыворот, а у меня всё как есть.
Персонал возмущенно загудел, словно встревоженный рой пчёл среднерусской породы:
– Да посадить его пожизненно!
– Сослать на Новую Землю!
– Продать в рабство новым русским!
– Сжечь все книжки!
– Вот это правильно! – одобрительно отозвалась начальница лагеря. – Книжки эти мы сожжём, устроим на стадионе прощальный костёр для наших воспитанников.
– Да вы не имеете права так поступать, это не ваша собственность.
– А вот тут Вы ошибаетесь. Отныне это собственность нашего лагеря. Я скупила весь тираж на деньги из лагерного премиального фонда и персонал меня дружно поддержал.
– Так. – кисло подтвердили присутствующие.
– А Вы, гражданин сторож, пока свободны, до особого распоряжения. Разойдись!
(Продолжение ожидается...)