Ночью Анне приснился сон. Она шла по цветущему лугу к густому лесу. На самом краю леса стоял высокий мужчина с глазами пронзительно серыми и густыми тёмными волосами, ниспадающими на плечи, обтянутые мохнатой шкурой. Мужчина улыбался и протягивал к ней руки. Анна почувствовала такой покой, какого никогда не знала наяву. Казалось, она идёт прямо в добрые, тёплые руки отца. Она побежала, прыгнула в протянутые руки. Мужчина подкинул её высоко вверх, поймал, и они засмеялись. После он опустил девочку наземь и, крепко взяв её за руку, повёл в лес. Они шли среди высоких деревьев, лес становился всё гуще, под раскидистыми кронами воцарился зелёный полумрак. Подойдя к огромному дубу, мужчина указал девочке на несколько небольших растений. Это были цветки с красными венчиками, в которых будто пряталась утренняя звезда. Они склоняли тяжёлые головки к земле. Обернувшись к Аннушке, мужчина протянул ей один цветок…
Девочка проснулась и долго смотрела в темноту, прислушиваясь к дыханию Лукерьи, Петра и Ивашки.
Проснувшись утром, она услышала, что Лукерья за что-то распекает Груню, гремя сковородками на кухне. Потихоньку выскользнув из горницы, она направилась к конюшням. В широко распахнутых дверях видны были переступающие с ноги на ногу кони. Пётр уже засыпал им в кормушки овса, и они бодро хрустели им. Позади послышались шаги. Аннушка шмыгнула в двери конюшни и спряталась за перегородкой.
- Пётр, оседлай четырёх коней, - услышала она голос Павла Петровича.
- Четырёх? – удивлённо спросил Петр.
- Молодой барин Константин Егорович решил сегодня тоже проехаться. Ты ему лошадь поспокойнее подбери.
- Хорошо, - буркнул Пётр, неодобрительно покачав головой. Ему было хорошо известно, что Костя не решался снова сесть на коня, и это распоряжение пришлось ему не по вкусу. «Не иначе, как уговорили барчонка» - подумал он, но, сняв со стены седло, вывел из конюшни крепкого спокойного Ветерка и заседлал. Через десять минут все четыре лошади были готовы. Аннушка следила за происходящим, прижавшись к щели в стене конюшни. Пётр куда-то отошёл. Вдруг она увидела, как по утоптанной земле скользнула змея. Она достигла лошадей, Ветерок переступил копытами и прищемил ей хвост. Змея зашипела и вонзила острые зубы в ногу Ветерка. Тот взбрыкнул задними ногами, сбросил с себя ядовитую гадину и негодующе заржал. Остальные лошади в возбуждении задвигались и запрядали ушами.
- Но, но, не балуй, - послышался голос Петра. Он вышел из-за угла конюшни, неся в руках попону. Следом за ним показались Раиса Зиновьевна, граф Бязев, Верочка и Костя. Костя шёл с явной неохотой, недовольно хмуря брови. Удивлённо взглянув на встревоженных лошадей, Пётр подошёл поближе и принялся оглаживать Ветерка, стараясь успокоить его.
- Право слово, Константин, - говорила Раиса Зиновьевна, оправляя на голове изящную шляпку, - ты зря упрямишься. То падение было случайностью, и глупо бояться сесть на лошадь.
- Я вовсе не боюсь, маман, просто не хочу, - буркнул Костя. Верочка, в очаровательной амазонке, весело рассмеявшись, подбежала к своей лошади и погладила её морду.
- Вот увидишь, братец, у тётечки лошадки такие смирные. Совсем не опасно.
- Стыдно, юноша, - произнося слова в нос, вступил граф. – Дворянину не следует игнорировать верховую езду.
Костя наградил его пренебрежительным взглядом и подошёл к Ветерку. Конь беспокойно прядал ушами. Пётр уже собрался помочь ему сесть в седло, как из конюшни выскочила Аннушка.
- Барыня, - кричала она, - барыня Раиса Зиновьевна! Не велите баричу на лошадь садиться.
- Это ещё почему? – Раиса Зиновьевна недовольно оглядела девочку в перемазанном сарафанчике, с растрёпанными волосами, выбившимися из косы.
- Змея Ветерка укусила, барыня, - выпалила девочка. Все недоверчиво уставились на маленькую замарашку.
- Пётр, что это значит? – в голосе Раисы Зиновьевны явно слышалось пренебрежение. – Кто это? Та девчонка, что устроила потасовку среди дворовых?
- Не слушайте её, барыня, - Пётр сурово глянул на девочку, и та отшатнулась. – Она у нас блаженная. Сама не знает, что говорит. Какие змеи.
- Ветерка змея укусила, - упрямо повторила Аннушка. Костя перевёл на мать испуганный взгляд, но та лишь презрительно усмехнулась.
- Глупости! Если бы это было так, лошади не стояли бы спокойно. Девчонка зачем-то хочет напугать нас, - она брезгливо поджала губы и обратилась к девочке: - Вот погоди, расскажу сестре, она велит тебя выпороть, чтобы неповадно было врать.
- Я не вру, - еле слышно ответила Аннушка. Она побледнела под устремлёнными на неё взглядами, ладошки её, сжатые в кулаки, вспотели. – Я видела…
- Ах, милая Раиса, - протянул граф Бязев, - ну стоит ли уделять столько внимания этой замарашке. Оставьте её.
- Вы правы, мой друг, едемте, - с этими словами Раиса Зиновьевна вскочила в седло. Верочка и граф последовали её примеру. Костя же нерешительно топтался рядом с Ветерком, то и дело поглядывая на Петра.
- Ну же, Константин, смелее. Помоги ему, Пётр, - велел граф, Пётр приблизился, подсадил мальчика, и Костя, нехотя сев в седло, подобрал поводья. Кавалькада направилась от конюшни по дороге к небольшой рощице.
Когда господа отъехали на достаточное расстояние, Пётр повернулся к Аннушке, которая всё ещё стояла перед распахнутыми дверями конюшни. Шагнув к девочке, он отвесил ей подзатыльник. Зубы у девочки клацнули, на глаза навернулись слёзы.
- Уж я тебе! – Пётр погрозил девочке кулаком. – Чего кинулась к господам с глупостями своими? Какая ещё змея?
- Дяденька Пётр, - слезливо отозвалась Аннушка. – Христом богом клянусь, была змея! Ветерку в ногу вцепилась.
- Иди-ка ты, девка, отсюда, - он сплюнул и направился к конюшне, но, услышав громкие крики, обернулся. От группы всадников, добравшейся уже до рощицы, отделился один. Лошадь под ним, задрав голову, понеслась, не разбирая дороги, прямо в открытое поле. Всадник еле удерживался в седле. Остальные всадники, развернувшись, последовали за обезумевшей лошадью, оглашая воздух криками. В мчавшейся лошади Пётр признал Ветерка. Тот выкатил налитые кровью глаза, ноздри и рот его покрывали хлопья пены, тело крупно вздрагивало, покрытое испариной, судорожно сокращающиеся мышцы несли коня всё дальше и дальше. Костя, бледный, с развевающимися волосами и широко распахнутыми глазами, судорожно сжимая в руке поводья, и сжимая коленями бока лошади, пытался удержаться в седле. Пётр рванулся следом за Ветерком, не думая о том, что на своих двоих ему ни за что не догнать взбесившееся животное. Ветерок уже удалился на значительное расстояние, когда Аннушка, которая всё это время, оцепенев, смотрела на разворачивающуюся перед ней картину, увидела, что конь на полном скаку споткнулся, будто налетел на невидимое препятствие, всадник вылетел из седла и кубарем покатился по земле. Конь зашатался и рухнул сверху прямо на мальчика.
Раиса Зиновьевна испустила душераздирающий крик. Всадники подскакали к упавшему Косте, и его мать, спрыгнув со своей лошади, кинулась к сыну. До Аннушки долетали звуки громких рыданий и криков. Она побежала изо всех сил туда, где столпились и люди и лошади. Сердце её колотилось, в боку скоро начало сильно колоть, но она бежала, не обращая внимания на то, что её босые ноги вязнут во влажной рыхлой земле. Подбежав ближе, она пошла медленнее, тяжело дыша. Граф Бязев меж тем, спешившись, попытался оторвать Раис Зиновьевну от распростёртого тела, но женщина отчаянно сопротивлялась и явно не собиралась отпускать сына, которого она прижимала к своей груди. Граф отступил. У Верочки, которая тоже спешилась и стояла рядом, по щекам градом текли слёзы. Подоспевший Пётр, с трудом переводя дыхание, с ужасом увидел, что бледное лицо Кости залила кровь. Раиса Зиновьевна, прижимая к груди голову сына, громко звала его по имени и время от времени испускала вой, словно раненый зверь. Обернувшись к Ветерку, Пётр понял, что конь мёртв. Его остекленевшие глаза подёрнула плёнка, из открытого рта на землю вокруг головы натекла лужица крови.
Аннушка подошла ближе. Широко раскрытыми глазами смотрела она на Костю, но его странно изломанное тело. Она почувствовала запах его крови, и ноздри её расширились, вбирая этот сладковатый, приторный аромат. Подойдя ближе, она опустилась на колени перед Раисой Зиновьевной и Костей, и, протянув руку, коснулась руки мальчика. Женщина ничего не замечала вокруг, но граф Бязев увидел девочку, и, нахмурив брови, уже собирался оттолкнуть её, как Аннушка вдруг вскричала:
- Барыня, он жив! Барич жив! – в бессильно откинутой руке она ощутила едва заметное биение жизни. Раиса Зиновьевна подняла непонимающий взгляд. – Он жив, - прошептала девочка.
- Рая, дайте мне мальчика. Если он жив, ему нужна помощь, - умоляюще сказал Бязев. Он ни на миг не поверил словам маленькой замарашки, но это была возможность унести тело и оторвать от него обезумевшую женщину.
Разжав руки, Раиса Зиновьевна позволила графу взять Костю, и тот, прижав мальчика к груди, с удивлением ощутил лёгкое биение сердца в его груди. Взглянув в бледное лицо, он уловил едва заметное трепетание ресниц. Оглянувшись на всё ещё сидящую на земле мать мальчика, граф зашагал в сторону дома.
Пётр и Верочка с превеликим трудом подняли Раису Зиновьевну, разом лишившуюся сил, и женщина, поддерживаемая под руку дочерью, побрела следом за графом. Аннушка побежала следом, а Пётр, подобрав поводья трёх лошадей, повёл их к конюшне.
Аннушка, притаившись в тёмном уголке коридора рядом с комнатой, в которую поместили Костю, прислушивалась к шагам и голосам. Она уже знала, что Костя не умер. Приехавший из-за реки доктор долго осматривал мальчика, у которого обнаружились переломы рёбер и той же ноги, что была повреждена прежде, сильное сотрясение мозга и множество ушибов, но всё же мальчик остался жив. Доктор сказал, что единственное, что им остаётся, это ждать. Раиса Зиновьевна, добравшись до дома, сразу направилась в комнату сына, и с тех пор, не поддаваясь на уговоры Верочки, доктора, сестры и графа, не отходила от постели сына. Она даже не переменила испачканное платье. Усевшись в глубокое кресло рядом с постелью Кости, она не сводила глаз с бледного до синевы лица мальчика с бескровными губами и глубокими тенями под ввалившимися глазами.
Наступили сумерки, доктор, весь день провёдший у постели больного, согласился остаться на ночь. Подали поздний ужин. Ольга Зиновьевна снова попыталась увести сестру из комнаты Кости, но та наотрез отказалась. За столом граф рассказал доктору и хозяйке дома все подробности происшедшего. Он обещал утром внимательно осмотреть тело Ветерка, чтобы понять, почему тот понёс. Услышав об Аннушке, Ольга Зиновьевна недовольно сдвинула брови.
- Опять эта девчонка! – пробормотала она. Аннушка как раз выбралась из своего уголка. Услышав своё имя и гнев в голосе хозяйки, она поспешила улизнуть на улицу. Наступившая ночь охватила её, будто мягким покрывалом. В небе тихо мерцали звёзды. Аннушка быстрым шагом пошла прочь от дома. Словно неведомая сила влекла её всё дальше и дальше. Она шла прямо через поле к кромке дальнего леса. Ноги несли её легко и быстро, и, достигнув первых деревьев, она нырнула под их густую сень. Стало ещё темнее, но Аннушка уверенно продвигалась всё дальше в лес. Выбралась на поляну, посреди которой возвышался исполинский дуб. Его ветви, раскинутые во все стороны, покрывала густая листва. Она застыла перед дубом, вглядываясь в его мощный ствол, провела ладонью по коре. Под дубом, среди травы, там и тут мерцал неяркий свет. Приглядевшись, девочка различила цветки с тяжёлыми головками, наполненными светом. В неясном свете ей удалось разобрать, что это те самые цветы, что она видела во сне. Почему-то она знала, что должна нарвать этих странных цветов. Торопливо принялась обрывать нежные стебельки, и, набрав полную охапку, нырнула в чащу, направляясь обратно к дому.
Добралась до имения, когда первые солнечные лучи окрасил небо в нежнейшие оттенки розового. Во дворе её поджидала Лукерья.
- Где тебя носит! – крикнула она, замахнувшись на девочку кухонным полотенцем. – Ночью проснулась, а её нет…
Аннушка испуганно шарахнулась мимо Лукерьи, прошмыгнула в кухню и спрятала цветы под перевёрнутой кадкой. Вошедшая следом Лукерья сердито забренчала оловянными мисками, раскладывая дымящуюся кашу. У стола Ивашка резал хлеб.
- Мойся, ешь, да к барыне ступай. Она велела тебя прислать, - буркнула Лукерья. – Да платье смени.
Аннушка испуганно посмотрела на Лукерью.
- Барыня велела к ней идти? – едва слышно переспросила она.
- Да.
Ответил ей Петр, усаживающийся в этот момент за стол. Он смерил девочку тяжёлым взглядом и уткнулся в миску. Челюсти его двигались тяжело, так, словно он пережёвывал камни. Девочка сжалась и робко взглянула на Лукерью. Та отвела взгляд. Девочка прошла в свой угол, где поспешила переодеться. Из-за занавески услышала сердитое шипение Лукерьи:
- Не можешь с девчонкой поговорить. Вот гляди, расскажет барыне свои байки про змею, и будет тебя Тихон на конюшне пороть.
Пётр лишь что-то буркнул в ответ, отшвырнул ложку, поднялся и вышел вон. Лукерья всхлипнула и отвесила подзатыльник Ивашке, тайком пытавшемуся вытащить кусок сахару из сахарницы.
Аннушка вышла из-за занавески, умылась и пошла к покоям барыни. Войдя в просторную, светлую гостиную, она застала там Ольгу Зиновьевну, сидевшую, по обыкновению своему, в широком кресле. Волосы барыни собраны были в высокую причёску, поверх которой она надела чепец из белого полотна, отделанный кружевом. Просторное домашнее платье из синей шерсти оживляли белый воротничок и манжеты. У горла приколота была брошь с резной камеей. Пальцы с перстнями крепко сжимали палку. Рядом с креслом стоял граф Бязев, засунув большие пальцы за проймы белого пикейного жилета. На его фраке горчичного цвета и чёрных панталонах не было ни морщинки. Высокий ворот сорочки и галстук подпирали свежевыбритые щёки. На столике у кресла Ольги Зиновьевны расставлены были чайник, молочник, сахарница, чашки и блюдца. Следом за Аннушкой вошла горничная, неся на подносе блины и мёд в широкой вазочке.
- Не изволите ли чаю, граф.
- С удовольствием, - ответил Бязев и уселся на стул. Тут Ольга Зиновьевна заметила Аннушку.
- Подойди-ка, - велела она. Девочка приблизилась, и две пары глаз уставились ей в лицо.
- Рассказывай, что произошло вчера, - велела барыня. – Граф говорил мне, что ты о какой-то змее кричала.
Аннушка потупилась, сглотнула, и сипло ответила:
- Ветерка укусила змея, барыня, вот он и понёс и барича Константин Егорыча скинул.
- А Пётр что же? Куда смотрел? – грозно нахмурилась Ольга Зиновьевна. Аннушка вскинула на неё испуганные глаза.
- Не виноват он, барыня. Змея в конюшню вползла, Ветерка укусила, а потоп уж Пётр пришёл. Он не знал…
- Не знал, что змея ужалила коня? – переспросил граф.
- Да, не знал, не знал, - для большей убедительности Аннушка закивала головой.
- Чёрт их поймёт, этих людишек, - недовольно сказала Ольга Зиновьевна. – Когда правду говорят, когда врут, непонятно.
- Мне кажется Девочка не лжёт. Конюх, и вправду, мог не знать о змее, и его вины здесь нет. А то, что мы не поверили ей, когда она пыталась предупредить нас, так в том и моя вина есть.
- Кого не вини, сделанного не воротишь. Костенька теперь не жилец, - горестно сказала Ольга Зиновьевна, и в глазах её блеснули слёзы.
Аннушка тихонько пискнула. Граф и хозяйка дома посмотрели на неё так, что девочка выскочила за дверь гостиной. Уже в коридоре она услышала, как граф говорит Ольге Зиновьевне:
- Не говорите так. Всё в руках божьих. Может, мальчик ещё и выкарабкается.
Тихонько пробравшись на кухню, Аннушка забилась в самый дальний уголок и просидела там до позднего вечера. Из своего угла она видела, как Лукерья готовит обед и ужин для всех домочадцев. Ивашка несколько раз забегал со двора, хватал кусок, за что однажды схлопотал от матери подзатыльник, и снова выбегал. К вечеру пришёл хмурый Пётр. Седой Панкрат вместе со Жданом о чём-то долго перешёптывались с Петром, а после ужина все вместе направились к конюшням. Груня и Лукерья принялись гнать ребятишек в постель. Дашка и Наташка пошли сразу, а Ивашка с Венькой попытались проскользнуть следом за мужиками, но Лукерья поймала их у самого выхода на улицу и, оттягав за уши, погнала спать. Аннушка, забившись в свой уголок, долго прислушивалась к шорохам и шагам людей в доме, к тихим звукам их голосов, пока не уснула.
Сон её был странным. Она будто погрузилась в густой белёсый туман. Предметы вокруг неё расплывались и исчезали, теряясь в густых клубах. Аннушке почему-то казалось, что она находится на небольшом клочке земли, окружённом со всех сторон водой, словно бы на островке посреди реки или озера. Она слышала, как волны шуршат, накатывая на берег. Внезапно перед ней очутился объёмистый котёл, под ним слабо горел огонь. Язычки его лениво лизали дно котла. В котле пузырилась тёмная жидкость. Рядом с котлом стояла невысокая женщина, очень красивая. Её длинные тёмные волосы, усеянные мелкими капельками влаги, рассыпались по плечам. Тонкая белая длинная рубаха укутывала тело почти до пят. Лишь из-под подола видны были небольшие аккуратные ступни, которыми незнакомка переступала по холодной мокрой земле. Улыбнувшись девочке, незнакомка вытянула руку, и Аннушка, с удивлением увидела у себя в руке пучок собранных ею цветов. Она протянула цветы женщине, и та кинула их в котёл. Жидкость в котле забурлила, окрасилась сначала в алый, а потом в серебристый цвет, испускающий лёгкое сияние. Аннушка, словно заворожённая, смотрела на переливающуюся жидкость, а женщина уже протягивала ей пузырёк с серебристой жидкостью…
Мгновение, и Аннушка пробирается тёмным коридором, отыскивая дверь в комнату Кости. Дверь тихо отворяется под её дрожащей рукой. В другой руке сжимает она пузырёк. Вот и Костя. Он лежит на постели, укрытый одеялом. Лунный свет придаёт ему призрачный вид. Аннушка подходит ближе. Ей кажется, что мальчик уже умер. Грудь его не приподнимается, глубокие тени залегли под глазами, рот приоткрыт. Рядом с постелью мальчика в широком кресле дремлет его мать. Аннушка тихонько подкрадывается к постели Кости и, немного поколебавшись, откидывает одеяло. Ноги Кости покрыты бинтами, грудь туго охватывает повязка. Аннушка открывает флакон и начинает лить жидкость на бинты и повязки. Последние капли она выливает в приоткрытый рот мальчика…
Разбудили Аннушку громкие голоса.
- Чудо, чудо! - услышала она голос Ольги Зиновьевны.
Открыв глаза, Аннушка с удивлением обнаружила, что сидит, скорчившись в дальнем углу коридора рядом с Костиной спальней. Дверь в комнату приоткрыта, и оттуда доносится возбуждённый разговор. Из слов хозяйки и её сестры девочка поняла, что за ночь раны Кости чудесным образом затянулись, и мальчик пришёл в себя. Тихонько выбравшись из своего угла, девочка пробралась в кухню, подняла кадку, под которой прятала цветы, и ничего там не обнаружила. Она увидела входившую в кухню Лукерью и села на лавку. Вскоре новость о необыкновенном исцелении мальчика разнеслась по всему дому. Об этом толковали и господа и слуги. То и дело кто-нибудь заводил разговор о странном происшествии. Аннушка молча просидела весь день на кухне, прислушиваясь к разговорам, но, не говоря ни слова. Она была напугана. Сон, приснившийся ей нынешней ночью, не шёл у неё из головы. Что же это получается? Значит, это она и в самом деле была там, на островке, посреди тумана? И что это была за женщина? Что за жидкость она дала Аннушке? Как девочка могла попасть в комнату барича? И что произошло на самом деле?
Прошло два месяца. Костя окончательно выздоровел, и Раиса Зиновьевна засобиралась домой. Всё это время Анна не видела барича, но в день отъезда, когда она стояла во дворе, у шаткой ограды, глядя на первые осенние листья, Костя подошёл к ней. Взгляд мальчика, грустный и настороженный, устремлён был на девочку, закутавшуюся в тёплый платок. Было холодно, и девочка потирала озябшие ладошки.
- Аннушка, - хрипло начал Костя. Затем прокашлялся, - я хотел сказать спасибо.
- За что же, барич? – удивлённо спросил девочка.
- Это ведь ты меня от смерти спасла. Я видел в ту ночь, как ты подошла ко мне и лила на меня блестящую воду.
- Что вы, барич! – испуганно вскричала Аннушка. – Помстилось вам. Как бы я посмела?
- Можешь говорить, что угодно, но я знаю, что лишь тебе обязан своим выздоровлением, - настойчиво проговорил Костя. – И я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. Вот, возьми, - он протянул Аннушке листок бумаги с каким-то рисунком. Аннушка развернула листок. На нём нарисован был медведь. Но медведь, странно напоминающий человека. – Это тебе, - сказал Костя в ответ на удивлённый взгляд девочки. – Я думаю – ты одна из них.
Резко повернувшись, мальчик зашагал к дому. Аннушка осталась стоять, сжимая в руке листок. Налетел порыв ветра, и девочку осыпало жёлтыми листьями. Она смотрела вслед мальчику. Костя, добравшись до крыльца, резко обернулся, и взгляд его задержался на одинокой фигурке. Он долго смотрел на неё, затем, резко дёрнув головой, потянул за ручку и вошёл в дом.