ВИТАЛИЙ ОВЧИННИКОВ
НЕ ОТ МИРА СЕГО
ИЛИ
ЖИЗНЬ НЕНОРМАЛЬНОГО
(психологическая драма)
Часть 3-я
Подмосковье
« Рано или поздно, под старость или в расцвете сил
«Несбывшееся" зовет нас, и мы оглядываемся,
стараясь понять, откуда прилетел зов Тогда,
очнувшись среди мира сего, тягостно спохватываясь
и дорожа каждым днем, всматриваемся в жизнь,
всем существом стараясь разглядеть, не начинается
ли сбываться «Несбывшееся?»
Александр Грин
ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
«Чужой – это не свой, посторонний, далекий по
духу и взглядам»
Выписка из словаря С.И, Ожегова
Город Подлипки, где жил Андрей, был типичным Советским «спецгородом», выросшим на базе нескольких крупных производственных предприятий военного ведомства и потому считавшимся закрытым для иностранцев. Чистый, аккуратный, ухоженный до стерильности, спланированный четко и просто по методу прямоугольных координат, и без особых претензий на архитектурную оригинальность, он мог бы даже показаться и красивым для неискушенного глаза, если бы не линия местной железной дороги, уродливым шрамом прорезавшей тело города и грубо разделявшей его на две неравные части: западную, большую и восточную, меньшую.
Вдоль линии железной дороги унылой бесформенно грудой тянулись бесконечные заводские корпуса. Старые, маленькие, низкие, темные, подслеповатые и современные громады из стали, стекла и бетона, высокие, светлые, просторные, но все равно однообразные и безликие.
Жилые массивы города начинались здесь же, на свободных площадях, прямо у заводских оград и затем шли дальше, к западу и востоку. Так уж исторически сложилось у нас в стране, что мы сначала строили заводы для выпуска необходимой государству продукции, а уж потом, в качестве придатка к ним – сами города с людьми, которые должны были работать на этих заводах. Со временем живая ткань города обволакивала эти инородные заводские пространства, затягивая и пряча их в своей глубине, или же, наоборот, стремилась убежать от них, как можно дальше, защищаясь от их губительного воздействия искусственными пустошами, лесными или парковыми зонами, растягивая до умопомрачительной невозможности свои коммуникации и делая жизнь в этих городах максимально неудобной для собственных жителей.
Город Подлипки в этом отношении мало чем отличался от своих многочисленных собратьев. Громада города, вытянутая вдоль линии железной дороги, невольно стала его хребтом, позвоночником, чуть ли не геометрическим центром, определяющим не только облик самого города, но и всю систему его жизнедеятельности . А железная дорога превратилась в своеобразную транспортную артерию, служащую для перекачки огромных людских масс к их рабочим местам по утрам и обратно домой, по вечерам.
И Андрей относился к той категории жителей города, которые предпочитали не тратить понапрасну время на бессмысленное ожидание переполненных автобусов и троллейбусов на переполненных же остановках, а сразу шли к платформам городских станций электропоездов. Тем более, что идти Андрею было сравнительно недалеко.
Надо было лишь пересечь наискось свой собственный двор, выйти на центральную улицу города, конечно же называемую проспектом имени Ленина, пересечь его, и, срезав дворами угол квартала, выскочить на улицу Советская, идущую прямо к железнодорожному переезду, около которого находилась платформа станции «Машиностроитель» местной линии электропоездов.
Темп ходьбы по утрам отнюдь не праздничный и не прогулочный. Наоборот, быстрый, энергичный, целенаправленны. Самый, что ни на есть, деловой. Утром не до сантиментов. Утром времени всегда почему-то в обрез, его катастрофически ни на что не хватает и счет обычно начинает идти на отдельные секунды. Поэтому вперед, вперед и только вперед.
Вот уже выскочил из-за поворота и хлестнул по черным, мокрым ветвям тополей, стоящих вдоль железной дороги, яркий свет прожектора переднего вагона электрички. Андрей ускоряет шаг. Они оба подходят к переезду практически одновременно. Но здесь Андрей делает решительный рывок вперед, взлетает вверх по лестнице платформы и буквально растворяется в густоте людской массы, заполнившей платформу.
Электричка с грохотом проносится мимо, мелькая всполохами огней ярко освещенных окон и начинает тормозить. Но у Андрея остаются в запасе еще несколько тех самых отдельных секунд, наличие которых в нужный момент времени может определить вся и все. И он успевает в этой плотной, живой, шевелящейся людской толчее, проскользнуть еще немного вперед как раз к остановке предпоследнего вагона электрички.
Смачно чавкают распахивающиеся двери вагонов, выдавливая из своего нутра очередную порцию людской рабочей массы, спрессованной в вагонной толчее до плотности живого, пульсирующего монолита и невольно оказавшейся частью гигантского «амебообразного» существа, неторопливо расползающегося по окрестным дорогам, тротуарам и тропам.
Андрей входит в вагон в числе последних и остается в тамбуре. Ехать ему всего две остановки, поэтому он всегда старается расположиться недалеко от входа, чтобы затем, на остановке, не давиться в толпе, продираясь к дверям чуть ли не по головам впереди стоящих пассажиров.
Следующей остановкой электрички была станция Подлипки, давшая в свое время имя и самому городу. А, может, и наоборот, кто знает? Но, как бы там ни было, здесь заканчивались маршруты нескольких городских и междугородних автобусных маршрутов, и здесь же встречались две электрички противоположного направления. Одна шла на Москву, а другая – из Москвы. Поэтому концентрация пассажиров на станции по утрам и по вечерам достигала своего максимума. Громадная сдвоенная платформа станции напоминала в этот момент дальневосточную речушку во время нереста лососевых – настолько она была переполнена народом. Казалось, еще немного и может произойти что-то страшное и непоправимое. И тогда люди, спасаясь, начнут в панике разбегаться, перепрыгивая, как рыбы, через головы и тела друг друга. Но время шло и ничего не случалось. А толпа потихонечку уменьшалась, убывала, рассасывалась по проходным многочисленных предприятий, контор, учреждений, НИИ, волей судьбы, обстоятельств или волей каких-то равнодушных чиновников, расположенных именно в этом районе.
Странное чувство испытывал всегда Андрей, глядя на это послушное, строго «упорядочное», чуть ли не прирученное людское половодье, на эти тысячи и тысячи людей, собранных со всей округи. Было в их неторопливом, размеренном и целенаправленном движении что-то ненастоящее, искусственное, противоестественное для человека, как бы механическое, запрограммированное заранее и внесенное в сознание людей откуда-то извне, а потому, враждебное, настораживающее, несущее в себе затаенную угрозу и опасность. Опасность и для самих себя, и для окружающих..
Кто это? Люди, «человеки», представители вида «гомо сапиенс»? Да нет, непохоже. Теперь уже не похоже. Это – не люди, это скопище чего-то однообразно серого и безликого, совсем не имеющего индивидуальности. Это винтики, колесики чудовищной государственной машины, человеческий материал, рабочая сила, рабсила, главным предназначением которой является добросовестное выполнение своих обязанностей, своих определенных узких функций, или же, наоборот, передача своей физической, умственной, интеллектуальной энергии машинам для производства необходимой государству физической продукции.
Нелестное предназначение, ничего не скажешь! Но что ж поделать, если наша жизнь складывается именно так, а не как-то иначе! И никто в этом мире не выбирает себе ни матери. ни отца, ни Родины. Они у нас есть такие, какие есть и никуда от этого не денешься. Как ни старайся.
Андрей выходил на следующей остановке. Она располагалась в глубине промышленной зоны города, сравнительно далеко от его жилых кварталов и добираться сюда можно было только лишь по железной дороге. Напротив остановки, на территории крупного металлургического комбината «спецсплавов» стояло светлое пятиэтажное здание, выросшее здесь несколько лет назад. На фасадной стене здания, у его центрального входа виднелась большая аляповатая вывеска с фигурным обрамлением. На вывеске горела золотом надпись :
«Специализированное, конструкторско-технологическое бюро по механизации и автоматизации металлургического производства» « СКТБ МИАМП ».
Здесь, в одной из лабораторий исследовательского отдела работал Андрей. Правда. Работал сравнительно недавно, всего лишь два года. Но и этого срока оказалось вполне достаточно для того, чтобы сделать себя некоторые, к сожалению, не слишком утешительные для себя выводы. Да, но вновь, в который уж раз ошибся и этот его приход в СКТБ, наполненный в свое время самыми радужными надеждами и ожиданиями, стал очередным варианта самообмана в его бесконечной гонке за миражами.
Но миражами почему-то всегда оказывались его собственные представления об окружающей действительности, его упрямые и бесплодные попытки видеть мир не таким, какой он был на самом деле, а таким. Какой он представлялся в его мечтах, в его воображении. И, увы, разочарования здесь не заставляли себя ждать. Желаемое слишком уж редко совпадало с действительностью. Ему бы остановиться, перевести дух, признать свои поражения свершившимся фактом и попытаться хоть как-то разобраться в самом себе, чтобы затем сделать соответствующие выводы на будущее. Но…каждому свое! У каждого свой кресс в жизни. И каждому видится свой путь к истине по своему. И редко кому из нас удается учиться на собственных ошибках. Что-то здесь есть фатальное, как бы заранее предусмотренное, неизбежное, что, вероятно, и называется судьбой.
Трудно сказать почему, но в глубинах его сознания выросло и окрепло детски наивное, но стойкое до фанатизма убеждение в том, что каждый человек действительно неповторим и потому ценен уже сам по себе, как составная часть всего человечества, живого творения природы, а не в зависимости от той пользы, которую он приносит обществу. И потому приход каждого человека в этот мир не может быть простой случайностью, а обязательно должно быть явлением исключительным, чрезвычайным, имеющим отнюдь не местное, но обязательно глобальное, можно сказать, космическое значение, которое предопределено уже заранее, чуть ли не свыше, внеземными силами природы или даже самим Богом, и несет в себе изначально свое, особое предназначение.
Разгадать свою истинную роль на земле, на этом свете – есть долг каждого из нас, долг перед сами собой, перед обществом, перед цивилизацией, перед природой. И потому растрачивать себя на выполнение пустых, формальных, никому, по сути, не нужных дел – это преступление. Преступление против самого себя, против своей человеческой сущности, а, значит, и всего человечества в целом.
Смешные, наивные, трогательные, почти детские, но слишком уж далекие от практики нормальной жизни мысли. Не понимать, не видеть этого было невозможно. Тем более человеку с таким уникальным жизненным опытом, какой был у Андрея. Но изменить свои представления о жизни, о себе, о месте человека на земле и скатиться на уровень не думающего, чисто физиологического, обывательски потребительского образа, он не мог. Для него подобный шаг был равносилен самоубийству. И он отчаянно пытался найти хоть какой-то смысл во всем происходящем вокруг, чтобы ощутить себя личностью, человеком, творящим собственную судьбу, а не плывущим покорно по течению. Найти смысл и, тем самым, уйти от удушающего единообразия, идиотизма и тупости атмосферы современного промышленного производства, основанного на идеях пресловутой «винтиковой» психологии, превращающих людей в слепых и безликих придатков механизмов, лишенных мыслей, чувств, собственных желаний и даже элементарного человеческого достоинства.
В душе он так и остался неисправимым романтиком-мечтателем, всегда предпочитающим эфемерного, но прекрасного журавля в туманном небе, маленькому, живому и теплому, но серенькому воробушку в собственных руках. А взгляды свои Андрей просто так, по настроению менять не привык. И ничего с этим поделать было невозможно. Уж в чем, в чем, а в своих привычках и своих мнениях он был всегда сверх неизменен и никакому внешнему влиянию никогда не поддавался. Он всегда и везде оставался самим собой. Это было его естественным состоянием для всех случаев жизни. Его можно было сломать, раздавить, уничтожить, выгнать,, на худой конец, с работы, но заставить согнуться, словчить, поступиться своими принципами не быть самим собой – никогда и ни за что.
Странная это штука жизнь! Как неохотно и трудно открывает она нам свои сокровенные тайны, И, только прожив долгие годы, начинаешь понимать мудрость очевидных житейских истин. И тогда вдруг с удивление для себя обнаруживаешь, что самым трудным для нас, требующим подчас завидного мужества, является попытка оставаться самим собой, не подделываться под мнение окружающих, не зависеть от непрерывно меняющихся жизненных обстоятельств, быть естественным в проявлении собственных чувств и поступков, не поддаваться настроению толпы и не бояться показаться смешным, нелепым, непохожим на других.
Слишком уж часто наше общество оказывалось невосприимчивым и даже враждебным к любому проявлению необычности, непохожести, неординарности и нестандартности и старалось подавить в самом зародыше любое проявление индивидуальности и простого инакомыслия, активно подравнивания всех своих собратьев под единый, устоявшийся образец. И противостоять такому мощнейшему психологическому напору было очень и очень непросто, а практически невозможно.
Однако, как ни странно, именно это удавалось Андрею легче всего. Волею судьбы он оказался настолько естественным в своей неординарности, что редко когда вписывался в окружающую среду. Все у него было не так, как у людей, все чересчур и все слишком. И во внешности, где на его угловатом, костистом, чисто мужском лице неожиданно броско выделялись громадные, ярко синие, всегда печальные и чисто женские глаза; и в характере, где все было избыточно, выпирало, «угловатилось», «нестыковалось»: слишком прямолинеен, слишком активен, слишком горяч, слишком самостоятелен, слишком горд и обидчив. И вообще – слишком уж мало управляем, а потому – ненадежен и подозрителен. Никогда не угадаешь, что в данный момент от него можно ожидать. От таких всегда надо стараться держаться подальше, а лучше, проще и надежнее всего – таких надо держать подальше от нормальных людей. И вообще не слишком понятно, как в нашем обществе смог вырасти подобный человек?. Так, странный человек, хотя работник отменный, однако какой-то он не такой, как мы все, не нормальный какой-то, не от мира сего, не нашего поля ягода, чудной, сдвинутый. Но если он не от мира сего, тогда – от какого он мира, позвольте вас спросить?
В любом деле, которое ему приходилось выполнять, он всегда искал внутренний смысл его, ту конечную цель. Которая бы определяла набор необходимых методов для осмысленного, творческого выполнения своих обязанностей и появления морального удовлетворения, а не материальной заинтересованности в конечном результате. Как в старой притче о каменщиках, строящих церковный собор, он всегда старался быть строителем этого собора, а не простым «укладывателем» кирпичей на стенку здания.
Поэтому он и ушел два года назад в эту организацию со звучным и несколько загадочным названием СКТБ МИАМП. Ушел, соблазненный открывшейся ему перспективой принять непосредственное участие в создании новых видов специализированных машин для плазменной вырезке деталей из легированных сталей и сплавов. Ушел, считая, что необходимых знаний, опыта, умения, способностей и желания у него для подобной работы более, чем достаточно. Ведь его и пригласило руководство СКТБ для выполнения именно такого дела. Вопрос заключался лишь в том, что у него, у Андрея, и у руководства СКТБ было разное понимание слов6 «…принять участие в создании новых видов машин». Андрей понимал эти слова буквально, он был готов именно к такому пониманию и искал такого понимания. А руководство СКТБ за фасадом этих, ничего для них не значащих слов, видело свои цели, свои задачи, и роль Андрея в выполнении этих задач было предопределено заранее утвержденной структурой СКТБ, сложившейся системой взаимоотношений между его отдельными подразделениями и существующей практикой взаимодействия СКТБ с заказчиками, заводами и учреждениями Министерства.
К сожалению, оба этих взгляда слишком уж не совпадали друг с другом, а точнее – они оказались диаметрально противоположными по своему предназначению. И Андрею, ослепленному своими иллюзиями, понадобилось целых два года, чтобы очнуться, сбросить пелену с глаз и понять, что его работа и здесь никому не нужна, что он опять погнался за миражами, что вновь принял желаемое за действительное.
Общество, в котором ему пришлось жить, требовало от него лишь одного: покорности, послушания и исполнительности. Только покорности и только послушания, и только исполнительности. И больше – ничего! И вся его работа должна была заключаться лишь в терпеливом и покорном ожидании указаний вышестоящего начальства и последующего неукоснительного его исполнения в указанные, по возможности сроки. И все! Ничего большего от него не требовал никто и никогда за всю его долгую производственную деятельность.
При этом, инициатива, самостоятельность в действиях не поощрялась, не допускалась, не приветствовалась и решительно, жестко пресекалась. Ставка была на тот самый пресловутый винтик в большой государственной машине. Ничего не скажешь, почетная роль для человека, претендующего на статус «Гомо сапиенс», то есть, человек разумный. А может, все-таки не «гомо сапиенс», а «гомо советикус», новая разновидность человека, взращенного и вскормленного Советским строем. Новая, но уже во всю процветающая и полностью самоутвердившаяся самодовольная разновидность человека, претендующего на лучшее место под солнцем, диктующая свои законы, свою мораль, свои нормы поведения и взаимоотношения друг с другом. Разновидность с резким неприятием и острой нетерпимость к себе неподобным, непохожим на себя. Уж в чем, в чем, а в этом Андрею пришлось, к сожалению, убеждаться много и много раз.
*
Электричка остановилась. Андрей вышел на платформу и не спеша направился к лестнице переходного моста, протянувшегося через всю ширину железнодорожных путей города в этом месте. Андрей шел в числе последних. Спешить ему было некуда и незачем. Электричка приходила на платформу без двадцати восемь, а рабочий день Андрея начинался в восемь ноль-ноль. И Андрею было несказанно жальь этих 15-20-ти свободных минут, которые выпадали на пред рабочее время. Это было его личное, не пренадлежавшее государству свободное время, пропавшее навсегда, вычеркнутое из жизни, ненужное теперь никому.
Вначале еще Андрей пытался использовать эти минуты для своих творческих дел, но в последние месяцы ему ничего для себя не хотелось делать. Все и так валилось из рук. О каком творчестве здесь можно было говорить?! Когда настроение хуже собачьего! Обычный, стандартный, не думающий работник, простой исполнитель указаний начальства из него не получался. Слишком уж много личного, своего вкладывал он всегда во все сделанное им, слишком большое значение для него имело его собственное отношение к делу, собственное понимание его значимости и возможных путей исполнения. Короче, не наш он человек, собственник, индивидуалист, предпочитающий всегда свое личное общественному, путник-одиночка, даже не попутчик, а настоящий чужак. Все в нем для нас плохо. Куда не кинь – везде сплошной. Клин. Для нас – клин!
Андрей спустился с лестницы, пересек небольшую асфальтированную площадку перед зданием инженерного корпуса СКТБ, подошел к его парадному входу, прикрытому сверху громадным, легкомысленно изогнутым кверху бетонным козырьком, и открыл массивную дубовую дверь, отделанную фигурными полированными пластинами из нержавеющей стали и вошел в вестибюль. Справа от входа за ажурной перегородкой из алюминиевого профиля сидел вахтер.
-- Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, - сказал Андрей, - Ну что, я опять первый?
-- Здравствуйте, Андрей Сергеевич! Нет, не Вы. Лев Рафаэлович уже у себя. Он сегодня что-то очень рано пришел.
Лев Рафаэлович Тагер был Главным технологом или начальником Технологического отдела СКТБ, а, по существу, его Главным инженером.. Высокий, сухопарый мужчина лет пятидесяти с прямо посаженной чернявой головой, большими залысинами на выпуклом лбу и внимательным взглядом слегка прищуренных, как бы прикрытых изнутри шторками, глаз. Все окружающие говорили о Тагере с большим уважением: умница, грамотный инженер, крупный специалист в своем деле, изобретатель, хороший организатор, умеет ладить с людьми, недавно защитил кандидатскую диссертацию, запросто может сделать и докторскую, если разрешат. Но могут и не разрешить. Ведь Тагер по национальности – еврей.
Тагер оказался в вое время главным инициатором появления Андрея в СКТБ. Два года назад он вместе с начальником лаборатории по электрофизическим методам обработки металлов или сокращенно, лаборатории ЭФОМ, Великановым Евгением Николаевичем, приехал на ОАО «Машиностороительный завод», где работал Андрей в отделе Главного сварщика, ОГСв, ведущим инженером, для ознакомления с технологией и оборудованием плазменной резки металлов, широко используемой в цехах завода. Андрею было поручено ознакомить гостей с новейшими достижениями в этой области. Андрей провел с ними почти целый день. Рассказал и показал все, что было на заводе интересного; все, что знал, что мог и даже, что умел. А напоследок высказал свои предложения о возможных путях разрешения стоящей перед СКТБ проблемой.. Затем он проводил гостей до проходной, распрощался с ними и забыл о них.
Однако через несколько дней Великанов позвонил ему в ОГСв и предложил от имени руководства СКТБ перейти к ним на работу в СКТБ, в лабораторию ЭФОМ на должность руководителя группы по плазменной резке металлов. Зарплату Андрею предложили значительно выше, чем он имел в ОГСв, а должность, пусть и небольшая, предполагала, при желании, некоторую самостоятельность и свободу действий. Ну, а насчет перспективы – и говорить нечего! Она была просто ошеломляющая! Трудно было не соблазниться! И Андрей соблазнился. Не мог не соблазниться. Это было как раз именно то, что он так долго и мучительно искал.
Ведь речь действительно шла о создании новых видов специализированного оборудования для плазменной резки деталей из легированных сталей. Заказ шел от одного металлургического завода, выпускающего дисковые и прямолинейные ножи для различных видов промышленных ножниц, предназначенных для резки металлов и неметаллов: пластмасс, дерева, бумаги и т.д. и т.п. На этом заводе выпуском подобных ножей занимался целый цех с несколькими сотнями работавших там людей.
Листы металла из легированных сталей, прокатываемых в соседнем цехе, раскраивались механическим способом на прямоугольные и дисковые заготовки. Прямоугольные – на строгальных станках; дисковые – на карусельных станках. Производительность «мизернейшая», трудоемкость – громаднейшая! За рубежом подобные операции выполнялись на специализированных плазменных машинах, оснащенных системами программного управления. В нашей стране подобные машины не выпускались, хотя сам процесс плазменной резки использовался уже давно и довольно-таки широко, особенно в машиностроении.
Но здесь задача для СКТБ ставилась совершенно особая и очень даже неординарная задача. Необходимо было заменить эти громоздкие и малоэффективные на данной операции механообрабатывающие станки, на высокопроизводительное и полностью механизированное специальное плазменное оборудование. И на тех же площадях цеха удвоить, а затем и утроить выпуск ножей для промышленных ножниц.
Тема была Министерская. Значит, никаких проблем ни с финансированием, ни с комплектующими не должно было быть. Поэтому надо было просто-напросто засучивать рукава и срочно приниматься за работу. Ничего более лучшего Андрей и пожелать для себя не мог. Он искренне считал, что наконец-то судьба ему улыбнулась. Он был готов для такой работы. Давно готов. И интеллектуально, и морально, и физически. Он был настолько переполнен знаниями и опытом практической работы в современном промышленном производстве, что просто должен был и обязан был периодически разряжаться, выплескивать из себя бесконечный фейерверк творческих идей, выкристаллизовывающихся в глубине его души и сознания.
К этому времени Андрей имел в своем творческом активе свыше пятидесяти авторских свидетельств на изобретения, из которых большая часть относилась как раз к технологии, механизмам и машинам для различных видов термической резки металлов, включая плазменную. Причем все его изобретения возникли в процессе работы над новой техникой и новой технологией, разрабатываемой им для цехов завода по заводским пятилетним и годовым планам. Сюда же можно было еще добавить десятка три публикаций в центральной печати в виде научно-технических статей и аналитических тематических обзоров по различным областям сварочной техники. Поэтому не согласиться на предложение Великанова и Тагера о переходе в СКТБ, Андрей конечно же не мог. Упустить такую представившуюся ему возможность, для выполнения своих новых идей в металл, попробовать оживить их, сделать их действительно работающими, практически необходимым людям и производству?! Да не-ет!, Такого невозможно даже вообразить! Отказ – это чушь, абсурд, это настолько нелепо и дико для творческого человека, что хуже и придумать нельзя! Это настоящее самоубийство! Это мазохизм, добровольное издевательство над самим собой, над своей натурой, над своей сущностью. И вполне естественно, что Андрей на другой же день после звонка Великанова, съездил в СКТБ, посмотрел, поговорил с руководством и в тот же день написал заявление. Еще одна попытка обмануть судьбу, заново перекроить свою жизнь…
Андрей прошел вестибюль, увешанный надоевшими до оскомины, бесчисленными стендами по соцсоревнованиям с наглядной агитацией и громадной торжественно внушительной доской почета на переднем плане, свернул налево в коридор, подошел к лестничному проему и поднялся на второй этаж. Здесь находился технологический отдел СКТБ, состоящий из нескольких тематических лабораторий, в одной из которых и работал Андрей. Лаборатория занималась проблемами электрофизических методов обработки металлов и носила туманно загадочное название «Лаборатория ЭФОМ»
Андрей достал из кармана ключ и открыл дверь помещения, где размещался инженерный сектор лаборатории. Андрей часто бывал на других предприятиях, но таких великолепных условий для работы, какие были здесь, он не встречал нигде. Громадная светлая комната площадью почти сто квадратных метров, в которой наружная стена состояла из одних окон. Рамы окон были выполнены из тонкого, ажурного алюминиевого профиля и выглядели очень эффектно! Из такого же профиля, украшенного цветным стеклом, была сделана поперечная перегородка, отделяющая от основного помещения лаборатории кабинет ее заведующего, Великанова Евгения Николаевич. На остальной части комнаты в два ряда размещались десять больших «двухтумбовых» ГДР-овских рабочих стола для сотрудников лаборатории. Напротив столов, около цветной перегородки стояли два новеньких импортных чертежных кульмана. Вдоль основной продольной стены комнаты, отделяющей ее от коридора, от пола до самого потолка размещались многосекционные встроенные шкафы, предназначенные для хозяйственных нужд лаборатории. Здесь располагались шкафы для одежды сотрудников и гостей лаборатории, шкафы для книг, для папок с бумагами, для чертежей и технической документации лаборатории, а также две кладовки под «хозинвентарь».
Красиво, эффектно, но не слишком удобно для работы из-за обилия стекла на наружной стене здания. Летом в помещении лаборатории было жарко и душно, солнце все время бьет в глаза. Зимой холодно, из окон постоянно дует, сотрудники часто простуживаются и большинство из них отличаются этаким своеобразным говором с характерным французским прононсом.
Стол Андрея стоял в заднем углу комнаты около окна. Рядом, справа от него, стояла тумбочка с телефоном. Над тумбочкой – приемник местной радиосвязи. Андрей не спеша разделся, повесил куртку на свою вешалку, положил на верхнюю полку свою шляпу, постоял перед зеркалом, закрепленным на внутренней поверхности дверци шкафа, причесался, критически осмотрел себя, скривил недовольно губы. Собственный вид ему не понравился: лицо бледное, с синевой, глаза красные, припухшие, под глазами тени. Мнда-а-а! Видо-о-к! Ничего хорошего здесь не скажешь…
Он прошел к своему столу, включил радио, сел и бездумно откинулся на спинку стула. Настроение было хуже не придумаешь. От одного вида этого шикарного помещения его уже чуть ли не тошнило. А ведь когда-то, совсем еще недавно, он с таким нетерпением каждый день бежал сюда на работу! Почти как на праздник! И что же такого могло произойти особенного за эти два года его работы в СКТБ, чтобы так резко изменилось его собственное к нему отношение? Что?!
Удивительное это было заведение СКТБ! Однако, далеко не исключительное и чисто наше, родное, Советское! Мир еще не знал подобных производственных оргпнизаций, чья бы внешняя форма так не соответствовала ее внутреннему содержанию. И сколько их было таких, разбросанных по стране, различных КБ. НИИ, СКТБ, ПО, НПО и т.д. и т.п., с тысячами сотрудников, неизвестно чем занимающихся, неизвестно что выпускающих, однако, исправно рапортующих наверх о высоких достигнутых успехах, регулярно выполняющих и перевыполняющих производственные планы, выходящих победителями соцсоревнований, отраслевых, Министерских и даже всесоюзных.
Действительно, внешне выглядело все очень и очень внушительно, прямо-таки впечатляюще. Пятиэтажный современный корпус из стали и бетона вперемежку со стеклом и алюминием с громадным актовым залом и шикарным вестибюлем у парадного входа. Сзади к корпусу пристроен небольшой четырех пролетный цех с отдельным комплексом лабораторных, служебных и бытовых помещений. Так сказать, экспериментально производственная база СКТБ. Цех соединен с основным корпусом при помощи теплого надземного перехода.
В основном корпусе размещались конструкторский, технологический отделы, отдел оборудования и отдел внедрения. В бытовках цеха располагался производственный отдел, а на его производственных площадях заготовительный, механический, сборочный и экспериментальный участки. Причем, экспериментальный участок представлен восемью отдельными лабораторными помещениями, предназначенными для восьми отдельных тематических лабораторий технологического отдела.
Таким образом, СКТБ, по существу являлось идеальным образцом научно-производственного предприятия, занимающегося разработкой, изготовлением и внедрением в производство новых образцов своей продукции в виде специализированных видов технологического оборудования индивидуального назначения. А также средств механизации и автоматизации трудоемких производственных процессов.
Но это была, так сказать, внешняя, видимая и парадная сторона деятельности СКТБ, надводная часть сверхмощного айсберга, спокойно и невозмутимо плывущего в светлое будущее нашего государства. Но что же, в действительности, скрывал за собой нарядный, с кокетливой претензией на скромность, блестящий фасад, сказать было трудно. И редко кто, даже из кадровых работников СКТБ, мог бы вразумительно объяснить, чем, все-таки, занимается их СКТБ, что хорошего, а что плохого в ее деятельности?! Как ни крути, как ни гадай, но «тайна сия была и есть» и никуда от нее не денешься. Слишком уж великим мистификатором оказалась Советская власть, и все, к чему она ни прикасалась, превращалось, в конечном итоге, в удивительное сочетание белого и черного. Причем, белое почему-то оказывалось всегда на переднем плане в виде тонкой, хрупкой пленки, а черное – массивное и громоздкое, пряталось где-то позади.
Фасад СКТБ был красочный и правдоподобный. И Андрей не мог, конечно же, просто не имел права не соблазниться, не мог не обмануться! Потому что давно искал для себя именно такой возможности для самовыражения и охотно проглотил коварную блесну, не замечая спрятанного внутри острого крючка. Долго не зхамечал ничего подозрительного. И больше года ему понадобилось для прозрения, для возвращения из заоблачных небес опять на грешную землю.
Когда Андрей после звонка Великанова приехал в СКТБ и ознакомился с ее структурой, и с условиями для предстоящей работы, он пришел в совершеннейший восторг. Это было как раз именно то, что надо, о чем он втайне мечтал! Он глянул в темную, мутную воду обыкновенной лужи увидел там звезды, отраженные с небес. Ему так хотелось их там увидеть, и он их увидел. Воистину, за чем пойдешь, то и найдешь!
-- Вот это да-а-а! - восхищался Андрей, переходя из лаборатории в лабораторию, с одного участка на другой, с отдела в отдел, оглядывая установленное там оборудование, аппаратуру и прикидывая их возможности. Он даже не замечал, не обратил внимание, что основная часть оборудования и аппаратуры покрыта толстым слоемс пыли и находилась в нерабочем состоянии. Он был в том восторженно идиотском состоянии, когда весь мир кажется прекрасным и переливается для тебя всеми цветами радуги, и ты, ослепленный этим «многоцветьем», не видишь и не замечаешь ничего вокруг. Но тебе и не надо замечать ничего вокруг. Ты видишь свое, только тебе открывшееся, и находишься во власти своих видений и своих представлений об окружающем тебя мире.
Ты – слепец, но ты - счастлив! И, может, действительно, счастье – это всего лишь миф, и оно, в первую очередь, определяется нашим внутренним состоянием на данный момент жизни, состоянием нашей души и очень мало зависит от событий или состояния внешнего мира.
-- Но это же здорово! – взбудораженный переполнявшими его мыслями и чувствами, продолжал восхищаться Андрей, - работа на конечный результат! Полная самостоятельность действий и полная независимость в решениях! Технологи исследуют проблему, находят техническое решение, «опробывают» его экспериментально в лабораториях и на основании полученных данных разрабатывают техническое задание на проектирование необходимой специальной машины.
Затем конструкторы разрабатывают проект и выдают рабочие чертежи на новую машину. Производственный отдел в своем цехе изготавливает ее. Отдел оборудования «опробывает» работу в заданных режимах и осуществляет обкатку на своих испытательных стендах в заданных режимах. Отдел внедрения монтирует машину на заводе заказчика, отлаживает работу ее механизмов в необходимых режимах, пускают в эксплуатацию и сдает по акту заказчику. И все! И ничего другого больше не требуется…
И Андрей решил сразу же, не теряя времени даром, брать быка за рога, то есть начать работу по созданию новой машины для плазменной резки металлов. Чего тянуть резину, если для него и так все было ясно.
Он просмотрел свою картотеку и отобрал все, относящееся к данной тематике. Затем позвонил на «Машзавод» в патентный отдел и попросил девчат, работавших раньше с ним над его изобретениями, сделать для него подборку патентных и информационных материалов по плазменной резке за последние десять лет. И… дело пошло! Началось именно то, что он считал своей настоящей работой, работой инженерной мысли над разрешением некоторой технической задачи на уровне мировых стандартов, то есть на уровне изобретений.
Первую свою заявку на изобретение он подал еще в цехе, когда работал мастером, на участке резки толстолистового проката в заготовительном отделении ЦМК. Он только что закончил второй курс института и его уговорили стать мастером. Причем мастером не на участке сварки, где он работал и где у него все получалось довольно-таки неплохо, а мастером на «заготовку», самый трудно управляемый участок цеха. Участок занимал целый пролет цеха, на одной половине которого располагались несколько больших гильотинных ножниц для резки прямоугольных деталей из целиковых листов металла, а на другой половине размещалась трехрядная механизированная линия для термической резки листов металла на отдельные детали произвольной геометрической формы. Причем резали листы на немецких портальных фотокопировальных машинах, в которых управление движением резаков по заданной траектории осуществлялось с помощью «фотокопиров» по масштабным копиям вырезаемых деталей. Эти масштабные копии деталей изготавливали в специальном копировальном бюро цеха группой женщин из специального пластика типа рентгеновской пленки. Потом эти копии раскладывались на белом листе бумаги по контурам подаваемых на участок листов металла и приклеивались специальным клеем. Этот лист чертежной бумаги с наклеенными на нем копиями вырезаемых деталей назывался картой раскроя листа металла.. И каждый подаваемый на участок лист металла имел свою карту раскроя. Карта раскроя в специальном футляре укладывалась на предметный столик фотокопировального устройства портальной машины для термической резки; оператор машины, чаще всего женщина, подводил глазок «фотоголовки» на край раскройной карты в указанное для начала резки место, а резак машины в этот момент сам устанавливался в нужном месте около кромки лежащего под машиной листа металла. Нажимай кнопку начала цикла резки и резак сам вырежет все размещенные на карте раскроя детали.
Было, правда, одно маленькое «но». Если кромки листа металла на стеллаже линии были уложены не слишком параллельно рельсовым направляющим линии, по которым перемещались сами машины в процессе резки, то при резке последних деталей на листе, размещенных по карте раскроя на другом конце листа, резак мог запросто выйти за границу листа и получался элементарнейший брак. А установить кромки листа металла параллельно рельсовым направляющим линии было очень и очень сложно. Потому что длина листа достигала десяти метров, ширина до трех метров, при собственном его весе в несколько тонн. Попробуй выстави его! Поэтому приходилось на карте раскроя листа искусственно уменьшать его размеры по длине и ширине, то есть, намеренно увеличивать производственные отходы.
Андрей смотрел, смотрел на эту резку и потом ему в голову пришла простая на удивление мысль. Если лист металла нельзя установить параллельно направляющим, то почему нельзя установит раскройную карту параллельно уложенному листу? Раскройная карта лежит на предметном столике фотокопировального устройства машины. Если верхнюю часть столика сделать поворотной, то эту ее часть вместе с лежащей на ней раскройной картой спокойно можно установить параллельно кромкам листа металла. Когда появилась идея, то все остальное было уже делом техники. И через пару месяцев на одну машину Андрей вместе с механиком цеха поставил новый предметный столик. Все получилось так, как надо. Идея Андрея, воплощенная в металл, заработала! Лист металла раскроили почти без отходов! На переделанную машину ходили смотреть, как на некое чудо! Потому что экономия металла оказалась довольно приличная. И это только на одну машину. А всего машин на линии было шесть!
Оформили рацпредложение. На Андрея и на механика цеха. И здесь Главный сварщик передал их рацпредложение в Патентный отдел завода. Проверили идею Андрея на патентную чистоту и оказалось, что ничего подобного в мире нет. Можно оформлять заявку на изобретение. Оформили заявку и подали во ВНИИГПЭ. Через полгода пришло так называемое положительное решение на заявку. Оно означало, что идея Андрея признана изобретением. Еще через полгода он получил первое в своей жизни авторское свидетельство
С тех пор Андрея прорвало. С его глаз как бы спала пелена и он вдруг увидел все в цехе иначе, не так, как раньше и не так, как видят другие. У него словно бы открылось новое зрение, внутренне, и он стал видеть и ощущать работу каждого отдельного механизма машины, а не только их всех вместе взятых в комплексе. Он посмотрел на предметный столик фотокопировального механизма с расположенной на нем раскройной картой, на которой разместились полосовые прямоугольные детали и вдруг увидел, как можно изменить профиль копира детали, чтобы за один цикл можно было бы вырезать сразу три детали. То есть, двумя резаками вырезать не две детали сразу, а целых три. И это была его вторая заявка на изобретение, на которую сразу же пришло положительное решение. И пошло – поехало! Заявки на изобретения посыпались из Андрея одна за другой. До конца года он подал целых пять заявок. И все его заявки с первого раза были признаны изобретениями!
О нем на заводе заговорили! Потому что ничего подобного в заводской практике не было никогда. Его вызвал к себе Главный сварщик и после недолгой беседы предложил ему перейти в отдел, чтобы возглавить группу по механизации и автоматизации производственных процессов в сварочном производстве завода. Правда, группы в отделе пока еще не было, ее только собирались создавать. Но Главный сварщик обещал этот вопрос в ближайшее время решить. И потому он попросил Андрея пока перейти в отдел на должность старшего инженера. А потом уже, после организации группы, Андрей возглавит ее и займется формированием коллектива. И Андрей согласился. И перешел в отдел с должности начальника цехового участка в ЦМК на должность старшего инженера отдела. С приличной зарплаты на гораздо меньшую. И он так и остался в отделе на этой должности. Главный сварщик его обманул. Обманул не потому, что по натуре был такой уж сволочной. А просто потому, что с приходом Андрея в отдел надобность в создании группы как-то само собой отпала, испарилась. Зачем создавать кукую-то группу, если есть человек, который все спокойно успевает делать и сам, один. Да еще заявки на изобретение шпарит во всю, одну за другой. И статьи пишет в журналы, и информационные листки по обмену передовым производственным опытом, и аналитические информационные обзоры. И когда только успевает?! И зарплаты повысить не просит! Так, ненормальный какой-то! Не от мира сего парень! Работой что ли он своей сыт?! Ну, а раз так – пусть сидит на этой должности.
До Андрея в сварочном производстве завода изобретательство было делом редким и случайным. Ни в цехе, а в ЦМК завода работало свыше восьмисот человек, из которых сотни полторы одних ИТР-овцев; ни ОГСВ, а в отделе Главного сварщика работало почти две сотни ИТР-овцев, изобретательством никто персонально не занимался, хотя показатели по изобретениям входили в показатели Соцсоревнований между цехами и между отделами. А появился Андрей и заявки на предполагаемые изобретения посыпались одна за другой. По 10-15-ть и более заявок на изобретения подавал Андрей. И почти 90% из них признавались изобретениями. Причем, заявки Андрей подавал не просто так, «выковыривая» идеи из носа. Они все соответствовали тематике заводским планам по новой технике и технологии, а также годовым и пятилетним планам по механизации и автоматизации производственных процессов в цехах завода. Правда, внедрялись изобретения Андрея редко. Почему? Но это уже – отдельный разговор
Было в его технических решениях на предлагаемые изобретения нечто странное и необычное, поражающее специалистов и экспертов ВНИИГПЭ и приводящее их в изумление. Он совмещал функции нескольких механизмов в предлагаемом устройстве и выводил новый, механизм, непохожий на уже известные виды и потому с не слишком понятными и доказуемыми принципами работы. И Андрею приходилось основательно залазить в технические дебри, чтобы определить и вывести новые закономерности и доказать экспертам возможность работоспособности придуманных механизмов его машины. Он штудировал капитальные труды по динамике и кинематике машин, овладел методикой расчетов напряжений в нагруженных деталях машин, залез в теорию упругости современных материалов, находящихся под нагрузкой и т. д. и т. п. И всю эту наискучнейшую спецлитературу он читал и просматривал с интересом, чуть ли не с удовольствием. Потому что его вели конкретные вопросы работоспособности придумываемых им технических устройств и механизмов. Ему надо было определить, как поведет себя в процессе работы та или иная деталь придуманного им механизма, по какой траектории она будет двигаться и какие нагрузки будет при этом испытывать. Математический багаж для подобных расчетов надо было иметь основательный. И Андрей проштудировал высшую математику, необходимую для расчетов. Короче, начав изобретать, Андрей очень быстро стал полноценным техническим специалистом, высококвалифицированным инженером русской дореволюционной инженерной школы, когда инженер знал и умел практически все, относящееся к технической деятельности любого производства. И потому русский дореволюционный инженер считался в свое время лучшим в мире инженером.
Процесс работы над изобретением у Андрея складывался из трех отдельных, но тесно взаимосвязанных между собой этапов. Первый этап – это подбор и изучение технических информационных материалов по данной тематике. Сюда входили: техническая литература, журнальные статьи, как отечественные, так и зарубежные, информационные листки по обмену передовым производственным опытом, тематические информационные и аналитические обзоры, копии авторских свидетельств и патентов на изобретения. По сути дела, первый этап не прекращался никогда. Он уже стал неотъемлемой частью жизни Андрея. Работа над изучением технической информации в укрупненном виде шла у него постоянно и непрерывно по всей тематике его работ сразу и , одновременно же, более детально и тщательно, по нескольким отдельным направлениям, по которым уже обдумывались варианты конструкции будущей машины, механизма, устройства или же предлагаемых к использованию новых методов обработки металлов. Андрей завел собственную картотеку, сделал себе тематический классификатор, по разделам которого раскладывал подобранные информационные материалы, что значительно упрощало и ускоряло осуществление второго этапа работы – непосредственного рождения конструкции будущего изобретения.
Второй этап – самый ответственный, самый неопределенный, самый мучительный, самый непредсказуемый и самый радостный. Процесс рождения изобретения проходил обычно очень активно, очень напряженно и очень трудно. Андрей шел к цели медленно, зигзагами, «метаясь» из стороны в сторону, как бы «наощуп», словно в темноте. постоянно натыкаясь на острые углы, получая синяки, ссадины и набивая шишки, но все же постепенно выходя на правильный путь.
Он брал лист бумаги и начинал вырисовывать элементы будущего изобретения, идя от простого к сложному, готовя один вариант, второй, третий, десятый, сотый и т.д. При этом начальным импульсом предстоящей работы должна была быть какая-нибудь идея, пусть даже и не идея, а только видение ее, желание, то есть, нечто смутное, неопределенное, расплывчатое, но уже позволяющее дать ощущение верности выбранного направления. Изрисованные листы бумаги он складывал в специальную папку. Папок таких у него было много, штук 15-20-ть, они всегда находились под рукой. И на работе, и дома. Как только выбиралась свободная минута, он открывал одну из таких папок и начинал перебирать имеющиеся там свои рисунки, эскизы, наброски. Затем брал в руки карандаш и вновь начинал рисовать или подправлять уже имеющиеся рисунки. Рисунок давал ощущение наглядности, помогал мыслить. Так постепенно в его мозгу начинало выкристаллизовываться то самое, что было ему необходимо, что было нужно, что он так напряженно искал.
При этом часто оказывалось, что изначально выбранная идея изобретения, определяющая направление работы, отбрасывалась и заменялась другой, или же наоборот, заводила в тупик, не давала желаемого результата, и работу над данным изобретением приходилось временно прекращать. Папка тогда откладывалась в сторону и лежала недвижно порой месяцами, а то и годами. Таких отложенных папок у Андрея обычно было штук пять-шесть. Андрей периодически возвращался к ним, но если вновь не получал желаемого результата, то опять откладывал, ожидая времени, пока идея изобретения полностью не созреет. Всего же в работе у Андрея постоянно находилось примерно 15-18-ть папок, над 5-6-тью из которых он непосредственно работал. Как только идея изобретения какой-либо папки окончательно определялась, Андрей приступал к разработке заявки над предполагаемым изобретением, то есть, приступал к третьему, завершающему этапу своей работы.
Главная задача третьего этапа работы над изобретением заключалась в том, чтобы определить, чем же твоя собственная конструкция или предложенная тобой техническая идея отличается от уже известных в мире, то есть, в чем ее новизна. Для этого осуществляют поиск аналогов или подобных предложенному технических решений, опубликованных в технической и патентной литературе. Чем полнее и тщательнее проведен этот информационный поиск, тем точнее сущность и формула изобретения, тем большая вероятность признания его действительно изобретением и тем вероятней выдача автору предварительного, так называемого, положительного решения экспертами ВНИИПГЭ для последующего получения авторского свидетельства на изобретение от Госкомитета СССР
У Андрея информационный материал был всегда под рукой в его собственной картотеке. Поэтому последний, завершающий этап работы над изобретением у него проходил довольно быстро и без особых затруднений. Подобная постановка изобретательского дела позволила Андрею организовать своего рода конвейер подачи заявок на изобретение мощность в 15-20-ть заявок в год с очень высокой степенью точности планирования сроков выхода каждой из них. Причем, качество подаваемых заявок всегда было очень и очень высокое: почти 90% процентов из них признавалось ВНИИГПЭ изобретениями.
*
Вскоре туманные, неопределенные мысли Андрея о будущей машине для плазменной вырезки полосовых деталей из листового металлопроката заданной ширины, длины и толщины начали выкристаллизовываться в конкретную конструктивную форму. И где-то месяца через два после своего прихода в СКТБ Андрей положил на стол завлаба Великанова Е.Н. техническое задание на проектирование машины для плазменной резки листов металла на полосовые заготовки. К «техзаданию» были приложены эскизы общего вида машины с основными размерами, необходимыми разрезами и пояснениями. То есть, «техзадание» было выполнено не в общем, не абстрактно и неопределенно, а конкретно, на уровне эскизного проекта, что значительно облегчало задачу конструкторам и давало четкие ориентиры в направлении их последующей работы.
Великанов долго и непонимающе смотрел на пачку исписанных листов бумаги, перебрал их, не читая, несколько раз, потом пожал плечами и спросил:
-- Андрей Сергеевич, а зачем вы все это делали?
-- Как зачем?! – в свою очередь удивился Андрей, - Ведь заказчику необходима такая машина! Мы же ее собираемся изготавливать! Вот я и разработал «техзадание» на ее проектирование, чтобы сократить весь цикл работы над ней и побыстрее ее изготовить!
Великанов, маленький, сухонький человек со сморщенным, как печеная груша, личиком и глубоко запрятанными за припухлыми веками острыми глазками, откинулся на спинку стула, театрально всплеснул руками и рассмеялся:
-- Эх, Андрей Сергеевич, Андрей Сергеевич! Чудак Вы человек! Не поняли вы еще сути нашей работы, не поняли… Жаль, конечно…Но ничего, бывает, бывает, не расстраивайтесь! Не вы первый, не вы и последний…Запомните! – Он поднял руку, выставил вверх неожиданно длинный свой указательный палец и снисходительно поучающим тоном продолжил, - мы – исследователи! Наша задача – изучить, причем «доскональнейше», все закономерности процесса плазменной резки проката из данных марок стали и определить влияние каждого технологического параметра на качество резки. Все до одного в отдельности и во взаимосвязи друг с другом! И только потом, слышите, Андрей Сергеевич, потом, изучив все эти закономерности, проанализировав их и систематизировав по определенны признакам в отдельные технологические группы, можно будет выдать технологические рекомендации на режимы резки проката различных толщин. Это рекомендации будут иметь отчетов о научно-исследовательской работе по данной теме. Одного основного отчета и ряда промежуточных…
Слова Великанова были правильны. Против них трудно было что возразить. Да и говорить Великанов умел и любил это свое умение при случае показывать. Но была в этой правильности какая-то удручающая пустота, вызывающая ощущение тупика и безысходности, как будто в жаркий день пытаешься утолить жажду дистиллированной водой – пьешь, пьешь, пьешь, а ни вкуса, ни запаха. Слова мерно падали в тишину комнаты, нанизывались одно на другое, образуя круглые, ровные фразы, не оставляющие после себя никакого следа. Ни в душе, ни в сознании.
-- Вот так-то Андрей Сергеевич, - продолжал Великанов, запомните все это хорошенько и возьмите себе на вооружение. Мы исследуем процесс и отрабатываем рабочие режимы! А выдумывать машины – это уж дело конструкторов. Вон их сколько у нас развелось! Целый этаж уже занимают! Вот мы им потом и выдадим исходные данные на проектирование машины. Пусть занимаются себе на здоровье! Но это все потом, потом, на завершающем этапе нашей работы. Через несколько лет. А сейчас, - он взял в руки «техзадание» , покачал листки бумаги вверх вниз, как бы взвешивая или оценивая, затем усмехнулся и протянул Андрею, - спрячь все это подальше и займись поскорее делом…
Заниматься делом по Великановски – это значило готовить материалы для отчетов по НИР, то есть научно исследовательским работам лаборатории. В этом году по первой теме:«Исследование процессов «плазменно» дуговой резке листового проката из легированных сталей»; в следующем году по второй теме: « Отработка технологических режимов резки листового проката из легированных сталей»; затем в последующем году шел третий, завершающий отчет: «Разработка исходных требований для проектирования специализированного технологического оборудования для «плазменно» дуговой резки листового проката из легированных сталей». И лишь потом, после утверждения этих отчетов в Министерстве пойдут следующие плановые работы над конструкцией будущей машины: разработка технического задания на проектирование, затем сам процесс проектирования, затем процесс изготовления, сборки, отладки и внедрения новой машины на предприятии заказчика продолжительностью шесть-семь лет, не меньше. Итого, в общей сложности, восемь-десять долгих лет на полное завершение темы…Кошмар, да и только!
Такой оборот дела совершенно не устраивал Андрея. Потратить столько лет на выполнение работы, которую можно сделать всего лишь за пару лет! Ухлопать время на проведение идиотских, никому не нужных исследований, результаты которых имеются в учебниках для ВУЗов по сварочной специальности и известны каждому уважающему себя специалисту, занимающегося плазменными процессами при резке металлов. Не-е-ет, такие вещи не для него! Не для него!
И он решил действовать иначе. Ему казалось, что та логика, которой он руководствовался, логика здравого смысла и экономии, поможет ему доказать свою правоту. Для начала он оформил сразу две заявки на предполагаемые изобретения по конструкции предложенных им машин, благо , что эта тема ему было хорошо известна и необходимых материалов в виде копий отечественных авторских свидетельств и зарубежных патентов у него были под рукой, в его собственной картотеке. В числе своих соавторов он включил своего непосредственного начальника, Великанова Е.Н., начальника конструкторского отдела, начальника производственного отдела и еще пару человек, чья помощь и поддержка могли бы быть ему полезны в будущем. Самое поразительное здесь заключалось том, что особых препятствий в получении необходимых подписей от этих товарищей он не встретил и обсуждение предложенных им вариантов конструкции машин для плазменной рези в заявках на изобретение на «техсовете» СКТБ прошла без осложнений.
Следующим шагом, предпринятым Андреем после заседания «техсовета», явился разговор с Главным технологом СКТБ, Львом Рафаэловичем Тагером, о возможности сокращения сроков выполнения работ по данной теме. Разговор с Тагером был длительный и вполне благожелательный, но какой-то никчемный и ничего не значащий, в общем – пустой. Лев Рафаэлович внимательно выслушал Андрея, тщательно расспросил его об особенностях конструкции предложенных им машин, поинтересовался состоянием дел в данной области промышленности у нас и за рубежом и, в конце концов, выразил свое полное согласие с выводами Андрея и даже одобрил направление его деятельности. Одобрить-то одобрил, однако очень тонко и дипломатично уклонился от необходимости оказания хоть какой-то помощи Андрею и сразу же исключил возможность своего собственного в этом деле участия. Впрочем, особых надежд на разговор с Главным технологом Андрей не возлагал. Максимум на что он рассчитывал – это поставить в известность руководство о своих намерениях и получить разрешение, пусть даже и неофициальное, на дальнейшие самостоятельные действия. Так оно, в общем-то, и вышло. Вполне можно было считать себя довольным полученными результатами. Что Андрей с удовольствием и сделал.
Следующим этапом должен был быть разговор с начальником конструкторского отдела СКТБ. Без его непосредственной поддержки рабочую документацию на машину не получить. Андрей поднялся на пятый этаж корпуса СКТБ, подошел к двери кабинета с надписью: «Начальник конструкторского отдела», открыл дверь и…Не знал он тогда, на какую скользкую дорожку он только что вступил.
И пошли разговоры то с одним руководителем, то с другим, то с третьим. Второй уж год тянется эта бесконечная канитель, идут эти никчемные разговоры, уговоры, переговоры и конца края им не видно. В принципе, никто не возражал против предложения Андрея, все были – за! И никакого конкретного противника своим действиям Андрей так и не встретил. Но как раз именно в этом и заключался какой-то парадокс, именно здесь и пряталось, таилось самое непонятное и самое странное: все – за, а дело – ни с места! И винить- то вроде некого, нет их, виновников-то! И драться-то не с кем, свои кругом, чуть ли не сторонники! Просто уж так неблагоприятно складываются сейчас обстоятельства, что в данный момент у каждого из них нет возможности заняться этим очень важным, очень нужным, подчеркивалось, для СКТБ делом. То ли план сейчас горит, то ли что-то аварийное или внеочередное по звонкам пошло, или же то по линии горкома, обкома или самого Министерства срочнейшие заказы навязали и т.д. и т.п. Вот подожди немного, чуть-чуть расхлебаем это, другое, пятое там, десятое, и уж потом, в спокойной обстановке, не торопясь, обсудим все, обдумаем и…
И все попытки Андрея разорвать этот заколдованный, замкнутый кем-то круг, этот годами складывающий порочный, но естественный ход событий, заканчивались неудачей. Все его усилия и решимость довести задуманное дело до конца, вязли, как в вате, в окружающей его пустоте равнодушия и безразличия, и гасли, не встречая ответного сопротивления. Не изменил положения и разговор с самим начальником СКТБ, состоявшийся несколько месяцев назад. Это была последняя надежда Андрея. Он очень рассчитывал, практически был уверен, что в лице Мачкова Константина Сергеевича, так звали начальника СКТБ, он наконец-то найдет своего единомышленника или хотя бы понимающего человека.
Мачков, по рассказам знавших его, был «колоритнейшей» личностью. Человек со среднетехническим образованием, руководил крупным специализированным отраслевым СКТБ, которое он практически сам создал из ничего и даже построил на средства соседнего крупного электрометаллургического завода, где он раньше работал и на территории которого размещалось это СКТБ. Начинал он там мастером в «электроцехе», затем стал заместителем начальника этого цеха, потом работал заместителе начальника техотдела завода, начальником техотдела, начальником отдела по механизации и автоматизации завода, так называемого ОМА. Затем через Министерство он выделил из ОМА для себя персонально специализированное КБ, построил для него «хозспособом», то есть, с привлечением для строительства своих работников, нынешний корпус СКТБ с пристроенным к нему сзади экспериментальным цехом. И снова через Министерство добился отделения своего КБ от завода и превратил его в самостоятельную организацию Министерского подчинения, нынешнее СКТБ.
Мачков неплохо разбирался в технике, активно изобретал, был азартным, увлекающимся человеком, легко вспыхивал, загораясь какой-нибудь новой оригинальной идеей, порой даже авантюрной, мог пойти на риск, взять на себя повышенную ответственность, но очень часто, если не получал сразу нужного или ожидаемого результата, быстро перегорал и охладевал к разом ставшему для него неинтересному делу и, не доведя его до конца, вновь увлекался новым.
Ему было уже под шестьдесят. Внешность – ничего особенного не представляющая. Среднего роста, мешковатый, слегка располневший мужчина с небольшим, но уже четко выделяющимся округлым брюшком. Лицо также округлое, скуластое, несколько одутловатое с мясистым, в крупных порах красноватым носом и густой, когда-то черной, а сейчас бело желтой шевелюрой. В углу рта постоянная папироса и говорит потому невнятно, хрипловатым голосом, даже не голосом, а одними лишь губами, как буд-то цедит слова сквозь зубы, большие, широко расставленные, прокуренные чуть ли не до черноты. Но говорит всегда быстро, постоянно жестикулируя правой рукой и поглаживая ее ладонью спадающие на лоб волосы. Мундштук папиросы при этом прыгает между губами, перемещаясь из одного уголка рта к другому и осыпая серым пеплом пиджак и бумаги на столе.
Надо отдать должное Мачкову - суть проблемы он ухватил сразу. И даже предложил кое какие усовершенствования в конструкции машины. Видно было, что идея его заинтересовала и он даже выдвинул ряд вариантов ее дальнейшего развития с расширением объемов внедрения в перспективе за счет выхода на другие предприятия отрасли. И тут же, чтобы не тянуть резину и все сразу поставить на свои места, позвонил начальнику конструкторского отдела и предложил ему подумать о включении в ближайшее время в план работы отдела разработку рабочего проекта на машину Андрея.
Андрей внутренне возликовал! Такого оборота дела он не ожидал и даже представить себе не мог! Впору было торжествовать и трубить о победе! Но правду говорит народная мудрость – даже перепрыгнув, не говори «Гоп!»; посмотри во что впрыгнул! И действительно, радость его оказалось преждевременной. Последующий ход событий показал, что далеко не всегда указания начальника, даже самого высокого ранга, становятся руководством к действию для его подчиненных.
Начальник конструкторского отдела сокрушенно развел руками:
-- Ничем не могу помочь, Андрей Сергеевич! Ничем! С удовольствием бы занялся с тобой этой машиной. Дело-то ведь «стоющее»! Но, смотри..., - он развернул перед Андреем годовой план разработки конструкторской документации по СКТБ, - Чтобы выполнить этот план в полном объеме, мне необходимо дополнительно принять в отдел конструкторов 1 категории - 3 человека; конструкторов 2 категории – 6 человек; конструкторов 3 категории - 8 человек…- Он включил портативную счетную машинку, стоящую у него на столе и начал считать, - Видишь, целых шестнадцать человек нужно еще к имеющимся сейчас сорока двум! А этими, имеющимися, я и существующий Годовой План не смогу выполнить, а ведь он утвержден Министерством и согласован с заказчиками. А тут еще вы с Мачковым хотите, чтобы я занялся твоей машиной! Каким образом, подскажи! Не знаешь? И я не знаю! Впрочем, выход конечно можно найти, если постараться! Путь Мачков мне скажет, какую тему из плана исключить, чтобы поставить твою машину? Ладно? Ты поговори с ним по этому поводу, хорошо?
Но поговорить с Мачковым так и не удалось. То ли Мачков потерял интерес к Андрею и не желал больше тратить на него свое время, что было вполне в стиле его характера, то ли здесь выплыли какие-то другие причины, но все попытки Андрея встретиться с ним потерпели неудачу. И даже официальная запись на прием к Мачкову, как начальнику СКТБ, по личному делу, положение дел не изменила. Прием не состоялся из-за его срочной командировки. Не состоялся прием и в следующий раз – Мачков неожиданно ушел на больничный. Таким образом, время шло и ситуация начинала складываться явно не в пользу Андрея. Было от чего задуматься и схватиться за голову. Но чем больше он думал, тем отчетливей становилась мысль, что этой партии ему не выиграть никогда.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ