Новый год вначале приближается запахом. Пушистые пассажиры, елки и сосны едут на крышах и задних сиденьях автомобилей. Их везут на Новогодний бал в разные дворцы, большие и маленькие. Их несут в руках и на плечах, летучий аромат хвои наполняет метро, троллейбусы и маршрутки. Маленькая молекула зимнего леса поселяется в носах горожан и незаметно делает свое волшебное дело.
После запаха наступает время гирлянд, огней и подарков. Каждое деревце наряжают, как принцессу в сказке. Взрослые становятся немножко детьми, невольно начинают ждать чуда. Чуда не происходит, но никто об этом не жалеет: ожидание и есть праздник. А на следующий год все повторяется. Так уж мы устроены. В общем, как поет Абба, «Хеппи нью йер»!
У скромной учительницы языка и литературы Веточкиной такое чудо как раз случилось. Правда, для симметрии судьба сперва навалила на нее семь бед. Но кто же получает чудеса просто так, не заплатив за это целым ворохом проблем? А проблемы свои люди обычно стремятся оставить в старом году и несут их кто куда. Некоторые – к психотерапевту. Вот почему за две недели до Нового года очередь в кабинет Веры Алексеевны Лученко стала такой большой.
Она пригласила очередную пациентку, заглянула в карточку.
– Что у нас не получается, Елизавета Александровна? – спросила Лученко.
Удивительно, что доктор произнесла те же слова, с какими учительница обычно подходила к детям во время контрольных и диктантов.
– Жизнь, – честно призналась Веточкина.
– Давно? – не удивилась доктор, присматриваясь к пациентке.
Та сидела в теплом гипнотарии и зябла. На вид ей было не больше девятнадцати-двадцати. А на самом деле уже двадцать пять стукнуло. Пора бы определиться и с работой, и с личной жизнью. С работой у Лизы Веточкиной было все нормально, хоть и нетипично. Работать в школе, преподавать язык и литературу и любить не только сам предмет, но и учеников? Это нетипично, это странно. Ведь с учительской зарплатой вообще неясно, почему в школах еще хоть кто-то работает. Странность была и в Веточкиных отношениях с детьми. Она их уважала, а они – ее. Согласитесь, нынче это редко бывает.
Лицо у Лизы голубело, как у ныряльщика. Словно часть жизни она провела под водой. Глаза прятались за тяжелыми заплаканными веками и смотрели в сторону или внутрь себя. А чего внутрь смотреть, если там один черный квадрат Малевича – пусто, холодно и темно. Она сидела в профиль к доктору. Кресло для пациентов обычно стояло у стола, и некоторые пациенты разворачивали его, чтобы оказаться лицом к Вере Алексеевне. Им хотелось видеть свою собеседницу, спасительницу и жилетку для жалоб. У Лизы сил не было, просто никаких жизненных сил. Ни кресло двигать, ни на доктора смотреть. Поэтому пришлось доктору рассматривать профиль пациентки. Профиль учительницы напрашивался на тип «овца», поскольку объемная короткая безрукавка плюс беззащитные стройные ножки и бледное несчастное личико с приоткрытым ртом делали ее похожей на «бедную овечку». Как в песне из мультфильма: «Мы бедные овечки, никто нас не пасет, мы таем словно свечки, кто же нас спасет?» – что-то в этом роде.
Вера слушала исповедь бесцветной школьной училки и чувствами вживалась в нее. Возможно, свой предмет она умела рассказывать вдохновенно. Но о собственных проблемах бубнила такой неясной скороговоркой, точно заранее ждала самой плохой оценки в конкурсе на личную жизнь. Если отвлечься от неумения пациентки рассказывать, а вникнуть в содержание ее проблем, то Лученко объективно понимала – Веточкиной действительно катастрофически не везло.
Вкратце история Лизы выглядела так. Сразу после пединститута она вышла замуж за подающего надежды математика-программиста. Тот стремительно делал карьеру и, что называется, был нарасхват во всех компьютерных фирмах. Востребованность мужа Лизу радовала и внушала надежду, что молодая семья встанет на ноги без поддержки родителей. Единственное, что расстраивало молодую жену, это почти круглосуточное отсутствие ее математического мужа. Дни шли за днями, месяцы за месяцами, в доме добавлялось вещей, но не добавлялось мужского присутствия. В какой-то одинокий вечер Веточкина решила: нужно срочно родить ребенка. Тогда, во-первых, будет рядом крохотная копия мужа, а во-вторых – появится смысл жизни.
Оставалась самая малость: застать мужа бодрствующим и не уставшим. Это оказалось очень сложно. Придя с работы, математик быстро сметал все съедобное и тут же валился в беспробудный сон до утра. Встрять между едой и сном у Веточкиной никак не получалось. Однако нет для наших женщин непреодолимых преград на пути к поставленной цели! В своем учительском месткоме Елизавета вымолила путевку выходного дня. Запихнуть мужа-математика в домики на Десне пришлось почти насильно. Два дня он отъедался и отсыпался, загорал, купался и ловил рыбу с соседями-мужиками. На третий день, практически перед самым отъездом, долгожданный секс все-таки состоялся.
Теперь Лиза стала прислушиваться к своему организму. Но организм, сволочь такая, подвел женщину самым подлым образом: подсунул ей внематочную беременность. Ни о чем не подозревающая Лизавета вела урок литературы и внезапно почувствовала острую боль внизу живота. В глазах ее потемнело, она свалилась в обморок... Слава Богу, скорая приехала быстро. Операция осложнялась перетонитом как следствием разрыва трубы. Но все же – откачали. Можно сказать, вернули с того света.
Пока она лежала в больнице, пока утешала себя тем, что и с одной трубой тоже можно забеременеть, муж ушел к другой. Написал ей записку: «Извини, Лиза! Больше врать нету сил. Я полюбил другую. Прости, не поминай лихом. P.S. Оставляю тебе тысячу долларов на хозяйство». Последняя фраза совсем прибила Веточкину. Словно эти деньги могли компенсировать ей сломанную жизнь!.. Как говорится, главное – выбрать удобный момент. После тяжелой операции такой поворот – самое то. Что человеку еще нужно, чтобы помереть, несмотря на все старания врачей?
Слушая Лизу и наблюдая, доктор Лученко отчетливо увидела у нее признаки депрессии. Такой диагноз она ставила осторожно, только если совпадали четыре симптома. Как говорил ее старый учитель, психиатр: «На четырех ногах депрессии человек движется к самоубийству». Это снижение настроения до степени тоски, пессимистические прогнозы на будущее, снижение активности и падение самооценки ниже уровня плинтуса. Надо срочно помогать!
Начать лечение Вера Алексеевна решила не с помощью таблеток, не гипнозом, а в присущей только ей оригинальной манере.
– Елизавета Александровна! Вы давно смотрелись в зеркало? – поинтересовалась она.
– А... Не знаю...
– Ну-ка! Поднимайтесь! Посмотрим на себя в зеркало, – скомандовала психотерапевт.
Веточкина подчинилась, безмолвно и слабо, как паутинка. Дала крепкой руке увлечь себя к отражению.
– Что мы видим? – весело спросила докторша. – Мы видим давно не прокрашенные черные корни прически. Посеченные волосы. Бледное напуганное личико. Еще мы видим тяжелую одежду с толстой вязаной мохеровой подкладкой на тонких, но стройных ножках. О чем это нам говорит?
– О чем? – как эхо отозвалась Лиза.
– О страшной, затяжной нелюбви к себе! – энергично встряхнула Лученко каштановыми кудрями. – Как же могут вас любить окружающие, если вы сами себя терпеть не можете?
– Что же мне делать?.. – пролепетала Веточкина.
– Лечиться немедленно! Вернее, учиться любить себя. – Лученко вернулась к столу и стала что-то писать на листочке бумаги. Как будто рецепт выписывала.
«Разве для любви к себе есть таблетки?» – подумала учительница с едва уловимым проснувшимся любопытством.
– Это телефон очень хорошей мастерицы причесок. Пойдете к ней прямо от меня! Никаких размышлений – зачем, почему. Просто нужно сделать красивую прическу – Новый год на носу! А вот вам каталог одежды «Осень-Зима» этого года. Самые актуальные тенденции в моде. Завтра мы идем вместе выбирать вам новую нарядную вещь.
– А деньги?
– Ваш математик оставил вам подъемные? Или я чего-то не поняла?
– Но это деньги на хозяйство: платить за квартиру, выплачивать рассрочку за мебель...
Они всегда сопротивляются, подумала Вера Лученко о своих пациентах. Они приходят сюда и хотят, чтобы всю работу я сделала за них сама, а они будут сидеть и выздоравливать. Закинув ногу за ногу. Ну нет уж! Придется потрудиться... Вера, точно маленький энергетический вихрь высокоскоростного пылесоса, решила вытянуть из Лизы проблемы, отравляющие чистое пространство души. А дальше уж она сама.
– Вы, Елизавета, сейчас и есть разрушенное хозяйство, и его срочно нужно восстанавливать! Короче. Завтра у меня прием заканчивается в три. Вы приходите, и мы отправляемся по магазинам. – Подтолкнуть Веточкину сейчас больше некому. Вера решила: а почему бы не потратить на нее несколько предпраздничных часов? Так приятно будет потом видеть преображенного человека!.. – Но вы должны быть уже прокрашены, подстрижены, причесаны. И обязательно сделайте легкий макияж. С таким больничным лицом нас не в один магазин не пустят! До завтра.
Выйдя из клиники, учительница раздумывала о странной докторше, вздумавшей лечить ее стрижками и одёжками. Ни в какую парикмахерскую она, конечно же, не пошла. А отправилась на вторую смену в школу, где у нее стояли по расписанию две пары по литературе.
Пятый класс уже шумел под дверью кабинета. Веточкина четырьмя маленькими магнитиками прилепила к доске репродукцию картины художника Васнецова «Аленушка». Не спеша продиктовала задание написать сочинение на тему картины. И на класс опустилась творческая тишина. Дети смотрели то на репродукцию, то в окно, то на соседей в другом ряду. Кто-то уже принялся строчить сочинение. У кого-то мысли только начинали собираться, причем мыслительному процессу помогало рисование чертиков на поверхности стола. Несколько человек грызли ногти и ручки.
Знаменитая «Аленушка» должна была разделить класс на две группы: тех, кто видел в ней иллюстрацию к известной сказке, и на других – для кого Аленушка была интересна сама по себе, без всякого сюжета. Сам художник Васнецов ни в этой картине, ни в других своих полотнах не придерживался точного текстового содержания той или иной сказки или былины. Они всегда служили только отдаленным первоисточником, отправной точкой для творческой фантазии художника. Что и помогло Васнецову создать свою собственную сказку, удивительно похожую на народные и с подлинно народной поэзией. В «Аленушке» народная сказка была словно бы перевернута. В ней не было ни братца Иванушки, стоящего над омутом и превращенного в козленка, ни брошенной в воду с тяжким камнем на шее самой Аленушки, жалобно зовущей на помощь. Все здесь было наоборот: на большом прибрежном камне в центре картины сидит, пригорюнившись, одинокая девушка-сиротка, васнецовская Аленушка, и оплакивает то ли братца Иванушку, которого погубили злые люди, то ли свою горемычную сиротскую долю. Этот скорбный образ одинокой, покинутой всеми близкими девушки сделал из шумящих школьников, незаметно для них самих, тихую сочувствующую аудиторию. Они всматривались и вдумывались в Аленушку. А она, прячась в густой непролазной чаще, беззвучно сидела у лесного озерца, выплакивая глубокой водице свое горе и незаслуженные людские обиды.
Лесной пейзаж на картине Васнецова для пятиклашек был неотделим от самой Аленушки. К тому же за окнами школы шел декабрьский торжественный снегопад. Лесная чаща в картине и снег за окнами класса странно соединялись. Вместе с подступающим к берегу леском и прибрежным тростником дети разделили Аленушкину печаль. Они смогли уловить связь переживаний человека и природы. И непостижимым образом медленный танец снежинок за окнами школы объединил сидящую на камне девушку с деревьями, спрятавшими ее от злых обидчиков.
Алеша Кайданов старательно записывал свои впечатления. В какой-то момент он посмотрел на учительницу и подумал, что Веточка, как называли молодую преподавательницу языка и литературы, очень похожа на грустную сироту на камушке. У нее тоже тоска всегда заполняет глаза до краев. Но если красота Васнецовской картины завораживала Алешу, наполняла восхищением и внушала сказочную загадочность, то Веточкины ручки-веточки, ножки-веточки и прозрачное, как у речной нимфы, лицо вызывали щемящую жалость. Учительница нравилась Алеше. Она была «не такая» и отличалась от других училок тем, что была и взрослой, и девочкой одновременно.
Еще летом, когда Алешу оставили в городском лагере при школе, они с Веточкой вместе рисовали на асфальте, а потом она предложила ему попрыгать через скакалку. И они прыгали вместе и хохотали. Она очень смешливая. Он пересказывал ей школьные истории, а она смеялась, прижимая ладони к груди, словно боялась, что смех выпрыгнет и станет хохотать отдельно от нее. Мальчик представил себе, как Иван-царевич мчит верхом на лохматом волке через лесную глухомань с прильнувшей к его груди прекрасной Елизаветой. А потом он вообразил, как везет Веточку на волшебном ковре-самолете и дарит ей пойманную им Жар-птицу. А еще она была одна из трех царевен, которые вышли по его, Алешиной воле из подземного царства, принеся ему во владение три главных земных богатства – золото, драгоценные камни и руду...
Прозвенел звонок, и все пятиклассники разбежались по домам. Только Кайданов остался в коридоре ждать отца. До их жилья на окраинной улице было далеко, и отец всегда забирал сына со второй смены. Они возвращались домой вместе.
Внезапно свет в школьном коридоре погас: это сторож решил поэкономить электричество. Мальчик очутился один в темноте. Из-под двери класса, где сидела Веточка, пробивался узкий лучик света. Она не спешила домой после уроков. Ученик нерешительно приоткрыл дверь и заглянул в класс. Учительница сидела на широком подоконнике и с печальным лицом пила чай из крышки термоса. Увидела его и оживилась:
– Иди сюда!
Ей приятно было увидеть еще одну живую душу в пустой школе. Мальчик зашел и сразу увидел на подоконнике бутерброд. Толстая булка-плетенка с докторской колбасой невыносимо вкусно пахла. Алеша внезапно почувствовал ужасный голод.
Веточка мгновенно всё поняла.
– Бери бутерброд! – сказала она и налила ему в фарфоровую чашку чаю из термоса.
– Спасибо! – сказал мальчик и впился зубами в угощение. – А вы? – спросил он, не отрываясь от бутеброда.
– Я свой уже съела, – соврала Лиза. У нее уже давно не было аппетита. – Почему домой не идешь?
– За мной отец прийти должен, – по-мужски серьезно ответил парнишка.
– А вы где живете? – спросила учительница, прикидывая, куда везти мальчика, если отец задержится.
– На улице «Добрый путь».
Насытившись, Кайданов посмотрел на учительницу с благодарностью. Он давно хотел поделиться с кем-то своей тайной, а Веточка подходила для такого дела больше других. Ей можно открыться, не опасаясь, что завтра об Алешиной тайне узнает вся школа.
И он стал рассказывать.
Тайна Алеши Кайданова заключалась в том, что их с папой бросила мама. Конечно, внешне все выглядело обычно, как у всех. Родители развелись, и мама оставила его жить с папой. Но сам Алеша знал, что она их бросила. Мама у мальчика была успешная бизнес-вумен. У нее было совместное предприятие с итальянцами. Итальянцы производили обувь, а мама Кайданова ее продавала. Она часто моталась в командировки в Италию и привозила оттуда новые коллекции обуви. Папа Кайданов работал на киностудии художником-аниматором. Он рисовал мультфильмы. За мультфильмы денег почти не платили, и папа работал на одном энтузиазме. Мама много раз уговаривала папу бросить это безнадежное занятие – рисование анимационных лент, которые все равно никому не нужны. Так говорила мама. Но Алеша был с ней не согласен. Он был уверен, мультики очень даже нужны. Но его никто не спрашивал. Мама предлагала папе заняться бизнесом, да вот хотя бы с ней и ее итальянцами. Папа спорил до хрипоты и доказывал, что в ее бизнесе вполне достаточно итальянцев и мамы. А он вообще не любит делать что-то совместно, потому что художники предпочитают работать поодиночке.
Старший Кайданов, как поняла Веточкина, был не из тех, кто поет в хоре, он был солистом. Маме Кайдановой это очень не нравилось. И вот однажды она объявила мужу и сыну, что уходит от них. Она сказала, что они гирей висят у нее на ногах, и что у них нет никакого реального будущего.
– Теперь мама живет в Италии, – закончил мальчик свой рассказ.
Глядя в сочувствующие Веточкины глаза, похожие на две зеленые крыжовины, Алеша испытал облегчение. Неподъемная тайна перестала тяготить его душу. Под его тяжелую и стыдную тайну тихо подставили плечо.
Лиза не просто выслушала Алешину исповедь, она поняла недосказанное. Мальчик винил себя. Он боялся, что главной гирей на маминых легких ногах был он. И от этого его тайна становилась еще страшнее и тяжелее. Собственные беды показались вдруг Лизе мелкими и незначительными. Жалость к Алеше горячим потоком растопила собственный лед, застрявший в груди. Ее депрессия скорчилась, поджала свои паучьи лапки и куда-то спряталась.
– Знаешь, Алеша, если б у меня был такой сын, как ты, я бы чувствовала себя самой счастливой на свете! – ответила Веточка на незаданный вопрос.
Мальчик не успел ничего сказать. В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Кайданов-старший. Сын кинулся к нему, словно они год не виделись. Повис на шее. Отец выглянул из-за тоненькой фигурки:
– Спасибо, что посторожили Алешу, – поблагодарил он учительницу густым красивым баритоном.
Лиза улыбнулась. Ей понравилось, как он выразился. Мальчик, сын – это такое сокровище! Конечно, его надо сторожить. Будь ее воля, она стала бы сторожить день и ночь.
Отец еще помялся у порога, не зная, как уйти, чтобы учительница не подумала о нем плохо. А она неожиданно для себя сказала:
– Я тоже иду домой. Проводите меня, пожалуйста, а то я боюсь идти в темноте.
Она имела в виду темные школьные коридоры. Но отец и сын поняли ее по-своему и довели до самого дома.
Пока они провожали ее домой, Веточкина чувствовала себя так, словно к ее дубленке пришили крылья. И крылья эти шумели у нее за спиной. Ей хотелось, чтобы дорога никогда не кончалась. Она ужасно жалела, что живет так близко от школы, всего в двух остановках троллейбуса. И хотя они весь путь прошли пешком, Лизе казалось, словно ее примчали на машине – так быстро они оказались у ее дома. Простились у парадного. Кайданов-папа пожелал ей счастливого Нового года, Кайданов-сын напомнил, что сегодня был последний день перед каникулами. Лиза поникла: «Впереди целых две недели каникул. Какой ужас!»
Утром она вскочила, как будто ее кто-то позвал. Прислушалась к себе и ощутила новое: ожидание радости. Помчалась в прихожую, достала из кармана дубленки записку с номером мастера-парикмахера, который дала доктор Лученко. С замирающим сердем позвонила. В голосе мастера звучала предпраздничная усталость, явно слышалось, что работы намного больше обычного. Но, услышав фамилию Лученко, голос в трубке повеселел. «Приходите обязательно! Жду!»
Лиза примчалась в парикмахерскую. Когда она села в кресло, мастерица осмотрела ее голову с таким выражением, с каким, должно быть, скульптор смотрит на ком глины: сейчас я из тебя сделаю человека! Помяла тут, перебрала пряди там, подобрала все волосы наверх, опустила вниз, свела пряди на подбородке. Что-то промурлыкала. Затем, не спрашивая у клиентки ни о чем, подобрала цвет краски, стала прокрашивать корни. Затем подстригла и принялась укладывать волосы в прическу.
Лиза сидела с закрытыми глазами, стараясь не смотреть на отражение, чтобы не вызывать у себя тоску. Мастер закончила работу над прической и принялась за мейк-ап. Веточкина послушно подставила бледное лицо. От мастерицы приятно пахло хорошими духами, натуральным кофе и легкими сигаретами. Елизавета тихонько повздыхала. «Вот как должно пахнуть от женщины, знающей себе цену!» О себе она думать не хотела, о себе можно было только сожалеть, как об ушедшем лете.
Когда мастерица сняла накидку и сказала: «Готово!» – Лиза открыла глаза. В зеркале сидела красотка. Волосы цвета кленовых золотистых листьев разметались по голове. Концы прядей слегка приподнимались, как от легкого ветерка. Кожа отливала перламутровым блеском. Глаза в пушистых коричневых ресницах, подчеркнутые тонкой линией, лучились зеленоватым светом. Брови красиво изогнулись над загадочными глазами. Губы блеснули розовым перламутром и сами собой сложились в безупречную белозубую улыбку.
– Можно, я вас обниму? – осмелев, спросила Лиза у мастерицы.
– Можно! – рассмеялась та.
Следующим шагом на пути к освобождению от себя прежней был поход по магазинам с доктором Лученко. Зачем Вере Алексеевне было нужно ходить вместе с ней по одежным и обувным отделам? Это Лиза поняла уже внутри фирменных отделов крупных одежных супермаркетов. Она смотрела на цены и боялась примерять ту или иную вещь. А доктор не смотрела на цену, она разглядывала фасон, цвет, стиль. И говорила Лизе:
– Хотите одеваться модно и стильно? Тогда запомните три волшебных формулы. Вещь должна льнуть. Она должна быть ваша по цвету. Она должна сильно нравиться. Всё остальное неважно.
– Но я рассчитывала растянуть эти деньги на всякие хозяйские нужды... – слабо оправдывалась Лиза.
– Единственная настоящая нужда в жизни человека – доставлять себе радость! – не соглашалась Лученко.
Наконец, они купили всё, о чем Лизавета не могла даже мечтать. Из магазина вышли с кучей коробок и свертков. Веточкина с непривычки так устала от шопинга, что буквально валилась с ног. Они с Верой присели на холодную заснеженную скамейку на бульваре.
– Запомните, Лиза! В судьбе все симметрично. Свою долю несчастий вы уже отработали. Теперь вы не должны пропустить счастье. Оно обязательно появится в вашей жизни. Вы ведь уже предчувствуете, правда? Не бойтесь и не отказывайтесь от него! Если кто-то и заслужил хорошее, то это вы!
От Веры Алексеевны шла мощная волна уверенности и дружелюбия. Она была сейчас не доктором, а подругой, просто женщиной, которая знает чуть больше. И эта горячая волна растопила Веточкины разочарование и пессимизм.
– Спасибо! – улыбнулась Лиза. В ее глазах появились две растаявшие снежинки. Они протекли по щекам горячими солеными дорожками.
– Обещайте после Нового года прийти и всё рассказать, – сказала на прощанье Вера.
– Обещаю... – кивнула Веточкина. В ней уже поселилась тихая надежда на то, что все у нее получится.
Тридцать первого декабря, когда все люди готовятся к встрече Нового года, учительница языка и литературы Елизавета Веточкина сидела у стола и проверяла сочинения пятого класса. Нарядная маленькая елочка подмигивала лампочками из угла. Стол украшало холодное шампанское, салат оливье, из синей хрустальной вазы выглядывали мандарины, конфеты и орехи. В духовке томилась курица. Сама хозяка квартиры была празднично одета, причесана и подкрашена. Она решила не ехать в пригород к родителям, а встретить праздник наедине с собой. В гости не хотелось, хотя звали коллеги – учителя математики и физкультуры. Не хотелось слушать надоевшие до оскомины разговоры сослуживцев. Этот единственный в году вечер Лиза хотела провести с согласии с самой собой, и... в надежде на что-то хорошее. В глубине души она верила – что-то непременно произойдет. Оно обязательно случится в Новогоднюю ночь! Ведь не случайно об этом сказала доктор Вера! Кому тогда доверять, если не ей?
В ожидании чуда Веточкина занялась тем, что было для неё самым привычным и самым любимым делом – проверкой сочинений.
«Аленушка пришла сюда, потому что у нее пропал брат Иванушка, единственный родственник, потому что они – сироты. Она одета в сарафан и кофту, а ноги у нее босые. Сама она печальная, глаза обезумевшие от горя. Она долго сидела и не заметила, как стемнело. Мысли у нее плохие, она думает утопиться, потому что Иванушка стал козленком и его похитила Баба-Яга. На болоте растут камыши, оно торфяное, потому что торфяные болота обычно бывают коричневые. Болото не заросло тиной, оно чистое. Лес темный, видать, Аленушка зашла в самую лесную чащу. Небо вечернее, виден закат. Там даже зайчик не выскочит из леса и птичка не пролетит в дымке, потому что у смерти свидетелей не должно быть. Мое отношение к картине трагическое, потому что картина такая траурная, и мне жалко Аленушку».
Веточкина перевернула тетрадь и прочитала фамилию. Это было сочинение ученика пятого класса Кайданова Алексея. Она задумалась. Да... Была б ее воля, она бы схватила его в охапку и не отпускала. Сторожила бы, как выразился его отец. Уж она бы ни за что не допустила, чтобы у Алеши было трагическое настроение!
Решение родилось неожиданно и удивило Лизу. «Какая же я идиотка! Как же я раньше не додумалась!» – ругала она себя. Набрала номер справочной, поздравила телефонистку с Новым годом, потом спросила номер телефона, фамилия Кайданов, улица Добрый путь. Телефонистка назвала номер. Лиза собралась уже набрать его, но тут раздался звонок в дверь. Она нахмурилась, ей не хотелось, чтобы ее отвлекали от главного. А главным сейчас было позвонить.
Веточкина открыла дверь и застыла. На пороге стояли Кайдановы, отец с сыном. Мальчик держал в руках еловую ветку с игрушками, мужчина какой-то пакет. Запахло самыми лучшими на свете духами – хрустальным сочетанием мороза, снега, хвои и счастья.
– С хеппи нью йером! – громко поздравили они Веточку.
– Извините, если нарушили ваши планы, – зарокотал красивым голосом старший Кайданов. – Мы только поздравить, на минутку!
– Это замечательно! – улыбнулась Лиза.
А сама подумала, что никуда их от себя не отпустит. Ни за что!