* * *
Перед концертом мы не кучковались. Вероятно, на подсознательном уровне понимали, что плохо координированные движения будут, не так очевидны, если находиться друг от друга на расстоянии. По одному только переодеванию в концертный костюм о многом можно было догадаться, а если бы мы находились рядом, впечатление могло бы троекратно усилиться.
Зал был действительно хорош. Световое оборудование сцены на высочайшем для того времени уровне. Первый номер нашего концерта был в лучших традициях советского ревю. Небольшое, но эффектное музыкальное вступление, и на сцене балет с зажигательным современным танцем. Понятие «современный танец», конечно, в контексте того времени. Хотя принципиально в этом жанре не так уж много изменилось. Чего не скажешь о нас музыкантах. Мы играли почти ежедневно, иногда несколько концертов в день, исключительно «живьём». Никому и в голову не приходило находить в этом что-то особенное. Напротив, в «день Артиста» частенько велись жаркие дискуссии на тему устранения недостатков в аранжировках, в исполнении. Ни о каких фонограммах и речи не было. Ни о полных, ни о частичных, ни о подкладах.
Вступительный номер летел к финалу «без сучка, без задоринки». Мы втроём, опасаясь «наломать дров», скорее всего, сильно сконцентрировались. И вот, вот они последние такты, ансамбль играет вместе, как один человек последние шесть нот; музыка обрывается. Музыканты приняли эффектные позы… Все, кроме одного. Ударник продолжал кропотливо нанизывать свои шестнадцатые по тарелкам и бить в барабан четвертями. Весь ансамбль повернулся к нему с вопросительным выражением на лицах. Леня, обомлев от такого внимания к своей персоне, стал плавно замедлять работу своих палочек, а затем поставил точку ударом по самой большой тарелке с размаху и в гордом одиночестве. Вместе с этим ударом, как по заказу вспыхнул яркий свет. Взгляд Игоря на барабанщика был испепеляющим. Но вторым номером сразу без паузы шла песня в исполнении нашего художественного руководителя. Обычная, стилизованная под народную - песня советской эстрады, многократно одобренная худсоветами, - блёклая, угодливая серость. Вдруг, в гармонических последовательностях, простых и честных как пионерская правда, я начал выводить такие "рулады", что Серёга с другого конца сцены смотрел на меня с удивлением, будто я превратился в пресловутого Стенли Кларка. Да что там Серёга, сам Штайн периодически оглядывался, не понимая, что случилось с проверенной песней. Сам он, как и большинство певцов, никогда не интересовался такими мелкими подробностями, как аккорды исполняемых произведений. Главное тогда был идеологический заряд. А сейчас явно попахивало чем-то буржуазным. Как мне потом рассказывали очевидцы, я смотрел на то, что выделывает моя левая рука на грифе и не верил своим глазам. Серёга вслед за мной тоже начал играть современный джаз. С этого момента по моим ощущениям концерт стал длиться вечность. А чтобы передать это ощущение читателю, я собираюсь ударяться во всевозможные отступления.
* * *
Когда я пришёл в ансамбль, мне надлежало в кратчайшие сроки выучить партию бас-гитары всей программы концерта. От коллег музыкантов, но главным образом от Игоря я слышал, что эту программу создавал, аранжировал и, наконец, вдохнул в неё жизнь некий Шпарбер. Отсюда вытекало, что должны были быть ноты. Я по нотам играть умею и люблю, а потому изъявил желание на них взглянуть. Но как их не искали – всё было тщетно. Мне рассказали, что уход из коллектива моего предшественника был уходом ярким. Дело в том, что его никто не подсиживал, к нему не имели претензий. Он ушёл добровольно. Уволили певицу, к которой у моего коллеги были чувства. Так ансамбль потерял, бас-гитариста, который знал линию баса из уст самого Шпарбера.
Игорь часто любил повторять, что аранжировки созданные Шпарбером уникальны и имеют неоспоримые достоинства. Он явно остался под влиянием харизмы этого человека. На что я заметил: - Тем более хорошо бы было подержать в руках сии священные скрижали в виде партий бас-гитары. Но мне «нарисовали», как это часто бывает значки аккордов, на том дело и закончилось. Игорь всё-таки душевно меня заверил, что как только я начну нарушать пронизывающий всю программу дух Шпарбера, он сразу мне на это укажет.
Однажды на репетиции я решил проконсультироваться у ближайшего коллеги, гитариста: - Слушай, Серёг… Вот в этом месте я правильно придумал обыгрывание септаккорда, Шпарбер так завещал?
- А я откуда знаю, - удивился Сергей. – Я никогда не видел живого Шпарбера.
- Вот те раз! А кто ж его видел? – спросил я. Это сильно меняло моё представление о расстановке приоритетов в ритм-секции. Я отчасти ориентировался на игру Лёни, будучи уверен, что он играет безукоризненно «по шпарберовски».
- Так кто же всё-таки является хранителем духа Шпарбера? - уже в волнении спросил я.
- Да Игорь один и является, - ответил Серёга. - Остальные: кто ушёл, кого «ушли».
* * *
Закончился второй номер концерта. Своими басовыми выкрутасами в этой песне исполняемой Штайном, я в глазах или ушах Игоря, наверное, цинично надругался над изначальной «родной» аранжировкой. Ну что же, приходится признать: чудес не бывает. Но произойти может всё что угодно. Это уже моё продолжение. А произошло то, что до первого ухода ансамбля со сцены за кулисы, мы трое больше ни разу не ошиблись.
На сцену вышел наш конферансье. Его сольное место в концерте – две юморески; в общей сложности номер занимает около десяти минут. За кулисами же в это время бушевали нешуточные страсти.
Игорь, при поддержке некоторых музыкантов нашего ансамбля дал волю праведному гневу. Не знаю причин, но объектом был выбран единолично Лёня.
- Мы же договорились, что до концерта никто «кирять» не будет, - яростно обличал Игорь. – Ты посмотри на себя, в каком ты виде! – продолжал он без оригинальности, но с большим эмоциональным накалом.
Если бы Лёнчик побольше молчал, или хотя бы не так рьяно отбрёхивался. Ничто не вызывает большего раздражения, чем бессмысленное отпирательство. Мы с Серёгой стояли рядом, но по предательски не вмешивались. С точки зрения разума это, конечно, было правильно. Но с точки зрения дружбы… как сказать. В общем, перерыв закончился тем, что Лёня довёл Игоря «до белого каления». Говоря языком футбола, Лёнчику была показана красная карточка, а значит «удаление с поля». Когда мы вернулись на сцену, место за ударной установкой занял Игорь.
* * *
Как бы там ни было, но я всё-таки отдаю себе отчёт в том, что все эти подробности музыкальной работы могут быть скучны. И тогда надо было бы их «вжик-вжик», если бы не уважаемые мною люди, которые интересуются «чужими профессиями», и не просто интересуются, а подай им детали и нюансы; да что там говорить – я сам такой.
Человеку неискушённому может показаться, что все барабаны звучат одинаково. Ну, какой с них спрос, какие музыкальные тонкости? А ведь на самом деле, у барабанщиков акустические ударные установки звучат по-разному. У нашего Лёнчика звук был на редкость плотный. С таким ударником басисту хочется играть с заметными акцентами, «железным» звуком, с хорошей низкой составляющей. Если бы не Лёнькины «ритмические сюрпризы», для хард-рока лучшего барабанщика искать не надо. Но и с «сюрпризами» звучало неплохо.
Когда концерт продолжился с Игорем в качестве ударника, мы с Серёгой сникли. Но, вспомнив, что у нас не то что рыльце, а можно сказать весь организм «в пуху», мы себя взбодрили, стали с помощью разных приёмов помогать ударным, чтобы если уж не звучанием, так хотя бы задором взять. До второго выхода ведущего, мы доиграли аккуратно, но тускло. Во время перерыва мы с Серёгой подошли к Игорю.
- Слушай Игорь, - начал Сергей. - Может, вернуть Лёню на место?
- На какое место? Он своё место пропил, - отвечал Игорь в крайнем раздражении. Мы понимали, что эта фраза относится и к нам, просто Лёнька принял на себя первый «удар». Состояние наше было далеко от идеального, но «дурь» уходила. Мне показалось, что можно направить разговор в более спокойное, а главное конструктивное русло.
- Если ты Игорь останешься за барабанами, финал концерта будет усечённым. Сам посуди, не будет твоей песни, моя без соло сакса сколько потеряет. А зал классный, народу полно. Мы виноваты, конечно, а зрители нет. Не хотелось бы им впечатление портить, - последняя моя фраза могла показаться Игорю лицемерной. Я был уверен, что он непременно скажет, что мы и так уже испортили всё что можно, но Игорь промолчал. Пока он находился в задумчивости, я посмотрел на Серёгу – тот, ясное дело, всё понял.
- Лёня, - уже звал он. – Давай надевай обратно пиджак, пошли концерт доигрывать. Лёнька, конечно, начал кочевряжиться. Но мы с Серёгой не дали развиться синдрому уязвлённого самолюбия до стадии критической. Время, правда, ушло на уговоры порядочно. Номер конферанса закончился. Игорь спохватился: - Чуваки, на сцену!
Выбегаем всей группой на сцену. Серёга и я чуть не силой выволокли Лёнчика. Но всех точек над «и» мы ещё не расставили! Окончательного консенсуса достигнуто ведь не было!
Игорь садится за ударную установку, дабы не возникло неловкой паузы на сцене. Что делать? И тогда Лёнчик лишний раз напоминает нам, что он натура незаурядная. С чувством собственного достоинства, которое могло бы и не так сильно выпирать, Леонид, подойдя к Игорю, протянул руку, намереваясь взять у него барабанные палочки. Игорем на долю секунды завладела нерешительность, но что я больше всего люблю в нашем брате эстрадном музыканте, так это быструю реакцию и спонтанное чувство юмора. Кто-то из наших захлопал. Иногда решительные аплодисменты одного человека могут спровоцировать весь зрительный зал. Игорь встал и торжественно вручил Лёне палочки под аплодисменты. Весь этот незаслуженный почёт придал Лёнчику сил, он дал счёт, и пошла финальная часть концерта. Мы сыграли вступление, и Дима запел убойный рок-н-ролл.
* * *
В автобусе, по дороге в нашу кисловодскую гостиницу, мне всё думалось: - Слава богу, кажется, этот день закончился. Проснуться бы завтра трезвым и начать новую жизнь. Разделаться с этой слабостью. В самом деле, ну что это такое? Налили, значит пей. А зачем, по какому поводу, это дело десятое? Нет, так нельзя.
Утром пришёл один член ансамбля. Завёлся он у нас сравнительно недавно. Интриговал, мечтал стать музыкальным руководителем. Принёс три чистых листа и сказал, что мы должны написать заявления об уходе.
- Только Штайн просил, чтобы вы число не ставили, - сказал и ушёл.
Ну что делать? Заявления мы написали. Только даты проставили и довольно жирно.
Гастроли продолжались, нас ждали новые города и веси. Автобус степенно двигался по главной улице небольшого красивого города. Приятно, с сентиментальным чувством любоваться домами, скверами – очарование присущее провинции. Вдруг за поворотом возникает громоздкий кинотеатр. Построен недавно – гордость города. Автобус делает разворот и всем виден огромный плакат, на котором большими буквами выведено название фильма – «ТРОИХ НАДО УБРАТЬ». Но, несмотря на это мистическое предзнаменование, мы долго ещё работали в этом коллективе. Закончив маневр, автобус повёз нас в неизведанные дали.
октябрь 2008 года