Глава II
Постучи, и тебе откроют
"Солнце было всегда. Просто я никогда его не видел".
Записи в дневнике Шики
Лето (???)
…Гном постучал в дверь каюты.
Дверь со скрипом отворилась, впуская холодный ночной воздух и звуки плещущихся волн…
Просто сон.
Вечная темнота. Она то сменялась яркими вспышками фееричных огней, то пронзалась тысячью сверкающих нитей, то вновь становилось самой собой, чёрной пустотой в несуществующем мире, где нет ни земли, ни неба. Но как бы она ни преображалась, она всё равно оставалась темнотой. Темнотой в растворённом сознании, плывущем по течению в никуда. Темнотой в несуществующих глазах, темнотой в порожней душе. В ушах стоял монотонный гул, и он был настолько привычен, что воспринимался естественной тишиной этого мира. Это была пропасть без надежды и будущего, дыра, в которую липким потоком сливалось безумие. А огоньки – всего лишь игра воображения. И вообще, разве тут существовало хоть что-то? Разве всё это не было какой-то иллюзией, сном, следствием чего-то непоправимого, куда бежал разум от ужасающей реальности? Но отсюда не было выхода. Как ни стараться пошевельнуть онемевшей рукой в этой вязкой безмолвной трясине, моргать слепыми глазами, сотрясать бесконечную пустоту немыми криками склеенного нитями паутины рта, – ничего не выйдет, всё бесполезно. Здесь нельзя открыть глаза, невозможно пошевельнуться, некого звать на помощь. Тут никого и ничего нет, кроме тебя, оставленного беспомощным один на один с давящим ужасом, у которого нет ни начала, ни конца.
Тщетно.
Одни глаза. Ему казалось, что он их видит. Но как он мог быть уверенным хоть в чём-то здесь, хотя бы в том простом факте, что он существует? Что он не умер, что он был рождён, что он не является частью того, чему он так яростно пытался сопротивляться?
Пытался. Но разве это было так? Разве он не попал сюда добровольно, чтобы убежать от…
Огни растворились, оставив его наедине с действительностью – безликим отражением его самого.
Очи существа, не имеющего ни начала, ни конца.
Почему?
Они молчали. Не говорили ему ничего. Он тоже молчал. Даже не думал ни о чём. Ведь здесь не было мыслей. Любая мысль, которую он пытался породить, тут же вязла в невидимой трясине, а вместо неё приходило заготовленное Хозяином Сновидений понимание, лживое, но утешающее.
Что это? Они смотрят, или они – просто плоская картинка? Кто они? "Кто я?"
Тишина. Он ответил ей тем же. Вопросы тут не имели ответов, ибо не имели смысла вообще. Тут ничто не жило, не рождалось, не двигалось и не умирало. Здесь всё просто существовало константой одиночества и бессмыслия.
Вечность. Что значило это слово?
"Вечность – это так долго, что ты забываешь всё. Вечность – это так утомительно, что ты перестаёшь думать о будущем, поскольку оно будет лишь её хвостом, перерастающим в голову".
Что это значило? Он не понимал, но бессознательно принимал это, как факт. Ничего не было до этого, ничего не будет после. Ничего нет вообще.
"…Ты будешь…"
"…Был…"
"…Чьим-то вымыслом?"
"…Чьим-то…"
"…Вымыслом?.. Вымыслом?.."
Фантомы, проплывавшие сквозь него, оставляли в нём свои мысли.
– Очнись… – послышался голос ниоткуда, такой же тихий, как и сама тишина. Он не слышал его, не мог слышать. Голос мягкой волной прокатился сквозь него и обвился вокруг, затем растаял. "Гм?.."
Голос эхом растёкся по пространству, его окружили мириады чёрных глаз. Он мог видеть их даже во тьме. Это сон. Безумие? Как здесь можно быть сумасшедшим, если любой разум отсутствует как таковой?
– Очнись… Шики…
Реальность.
Он не мог ответить, да и не хотел. Он безмолвно созерцал небытие.
Кап. Кап. Кап. Далёкий эфемерный звон цепей, зелёный подземный туман.
"Тут!"
…Топот мелких шагов в полутьме. Гном отворил клетку и вынес попугая. Дверь захлопнулась, и свеча погасла под игру пианино.
Просто бессмысленный сон, один из многих.
Чувство фальшивости. Плоская чёрно-белая картинка. Что внутри, то и снаружи.
В одночасье все звуки потухли, и изображение стало принимать объём. Он уже не мог вспомнить, когда тысячи разных мыслей, своих и чужих устремлялись к нему, наполняя и опустошая в одночасье. Сотни разных картин предстали перед его взором, мириады голосов стали слышны, и пространство сдвинулось.
…Вздох и вскрик…
Бурлящий поток устремился вниз, он стал падать, разрываемый на куски. Одна его часть была тут, другая там, его охватил панический ужас. Он стремительно падал в бездну, освещаемую бесчисленным множеством цветастых огоньков, всё размывалось перед взором. Только нарастающий гул в ушах проникал внутрь, выпирал из него уже волнами неконтролируемого страха. Он не мог ничего поделать, не мог кричать, сопротивляться, ему казалось – ещё чуть-чуть, и он станет ничем, потеряв свою форму. Но это падение настолько захватило его, что он не остановил бы его, даже если б мог.
– Очнись… – голос протяжно гудел у него в ушах, начинаясь где-то в бесконечности, где он только что находился, и догоняя его след. Это единственный голос, который он мог разобрать. Остальные, далёкие и путаные, сливались с шумом и рассеивались в пустоте.
Свободное падение всё ускорялось и ускорялось, пока он и вовсе не потерял способность реагировать на окружающий мир. Всё слилось в один чудовищный круговорот, лишённый всяческого смысла.
Крик.
Он потерялся в пространстве, тая подобно всему остальному.
Свет погас, и вновь воцарился мрак. Боль и холод пронизали тело. Пространство расступилось, снимая свои тяжёлые оковы. Затхлый воздух влился в сдавленную грудь.
Он инстинктивно вздрогнул и прохрипел. Всё вокруг кружилось в усталом танце; он открыл глаза.
– Ох… – сорвалось с пересохших губ и растворилось в потёмках.
Ну вот, ещё один сон.
"Ну, вот ты и проснулся. Наконец-то".
"Это снова ты? Кто я? Где я?"
"Ты там же, где и был. Просто ты не помнишь".
"Я должен что-то помнить?"
"Лучше забудь. У тебя есть проблемы понасущней".
"Хм?.."
…Резкий перестук за стеной. Он открыл глаза. Гнома уже не было. Он сидел сам на полу, пытаясь понять, в чём дело. Неистовое лиловое небо за решётчатым оконцем рвали размазанные вспышки огоньков. Он встал и посмотрел в бесконечность из узкой глазницы своей тюрьмы…
Сон?..
Это было шоком. Поначалу он лежал и вообще не двигался, жадно глотая сырой воздух. В глазах двоилось, и повсюду мерещились странные силуэты, безразлично обходившие его стороной. Он ещё был одной ногой там. Несмотря на холод, Шики не шевелился. Он ничего не понимал. Не понимал, где он очутился, почему он здесь, и кто он вообще такой. Кошмар, в котором он пребывал, казалось, целый век, выплюнул его сознание сюда, в тело.
Ему мерещился потолок, грубо вытесанный из каменной плиты. Чудные тени танцевали на нём. Шики оторопело смотрел на него широко распахнутыми мутными глазами. Он не был способен думать о чём-то, чувствуя себя так, будто его вихрем протащили через всю проклятую Вселенную, бросили в кипящую бездну Ада и вышвырнули наверх. Шики ничего не слышал, в ушах по-прежнему звенело. Что это вокруг него? Всё такое странное…
"Это что – ещё один сон?".
"Открой глаза. Ты не спишь".
"Где я?"
"В реальности".
Реальность… Мир, такой знакомый и такой чужой. В голову прокрались смутные воспоминания о том, что всё это ему знакомо. Он уже был здесь?
"Я был?.. Правда… был?.."
Ещё один инстинктивный вопрос поверх прочих, в который он не вкладывал никакого смысла, а задавал просто так, будто не мог по-другому.
"Отчего же нет?"
Шло время, и его дрожащий взгляд не сдвинулся с мёртвой точки.
…Из окна темницы открывался вид на фантастическую бурю, в клубах которой смешались бурая пустошь и небо, то бардовое, то фиолетовое, то иссиня-чёрное. Единственное во всём мире сухое крючковатое дерево стояло на перекрёстке ветров подобно каменному изваянию.
Цена времени.
Он обернулся и понял, что в темнице была только одна стена, с окошком и дверью. Вместо остальных зияла плоская темень, как будто кто-то разлил чернила на его сновидения.
Он нервно мотнул головой, дёрнул ручку двери и шагнул на землю чужого мира…
"Шики…"
Какое-то мерзкое насекомое заползло ему в ноздрю. Шики вздрогнул и чихнул. Руки… ноги… Как странно… Холод.
Слишком правдоподобно для сновидения.
– Где я… – прохрипел Шики и поразился собственному голосу. От того, что он долго лежал на холодном каменном полу, его начали сводить судороги. От очередного непроизвольного движения он больно ударился локтем и ахнул. Немой взгляд отогнал калейдоскоп безумных видений, пытаясь отделить реальность от сна. Он инстинктивно приподнял голову и неловко осмотрелся, пытаясь справиться с головокружением. Картинка прояснялась.
Он начинал вспоминать. Здесь нельзя было посмотреть вокруг себя, не повернув головы, ведь здесь люди смотрят глазами. Здесь существовала боль, здесь можно было ходить только по полу, но никак не по потолку, поскольку были "верх" и "низ". И тут можно было умереть.
Он так до конца и не понял, что такое смерть. Хотя он и думал, что мёртв, но теперь он был в этом не уверен. Болезненный ужас вился в его мутном рассудке, ужас от мысли, что он попадёт обратно. Он не хотел этого, он не хотел никогда больше видеть этих кошмарных глаз, мучивших его каждую минуту, каждая секунда которой растягивалась на вечность.
Но глаза были. Они были где-то рядом. Всегда и везде. И только одна пара была ему родной и знакомой. Хотя он таки не мог вспомнить, почему.
Тень.
Шики стиснул зубы и сел. Всё его тело онемело от холода и неподвижности. Спина ныла, голова раскалывалась на части. Как же это было неприятно теперь, после векового покоя в потусторонье. Хотя, покоя ли? Там его мучающийся от инертности дух, лишённый всякой воли, не знал ни минуты покоя.
Шики осторожно, чтобы не упасть, оторвал от пола одну руку и поднёс её к лицу. Пальцы дрожали. Но это была его рука, он точно знал это – она принадлежит ему. Он посмотрел на свои ноги.
…Мутное солнце на грязном небе потухло, будто кто-то разбил лампочку. И хоть небо теперь было чернее чёрного, раздираемое тёмными ветрами, земля впереди была ясно видна, будто нарисованная на холсте и не нуждающаяся в освещении. И Пустошь – ровная, необъятная, матовое полотно иссушенной земли. Он сделал шаг и опасливо обернулся.
Стена. Дверь. Окно. Всё это осталось далеко позади. Во всяком случае, тогда ему так казалось.
Ничего нет. Впереди ничего нет. Просто ничего. Иди куда хочешь, но куда бы ты ни шёл, всё равно никуда не придёшь.
Помедлив, он развернулся и побежал к своему дому. Открыл дверь, зашёл, закрыл дверь.
Сел под окном и уставился в темноту, слушая завывание гибельной бури.
Лучше здесь, чем там. Тут безопаснее.
Ориентир…
На нём были надеты грязные штаны из грубого льна. Правая штанина оторвана выше колена, поцарапанное бедро заляпано кровью. Худые ноги беспомощно лежали перед ним, он даже не верил, что сможет на них подняться. Но сидеть на полу было невыносимо. Шики начинал вспоминать. Мальчик. Ребёнок. Вот, кем он был. Дети всегда боятся и нуждаются в заботе. Здесь всё было чужое. Неприятно, темно, вокруг ни души. Стены и пол, сложенные из неровных камней, какие-то странные каменные сооружения, покрытые тёмными пятнами. Запах… чего-то пугающего. Неприятный запах. Цепи, подвешенные на стенах. Тусклый жёлтый свет, исходящий от одного-единственного факела, порождает десятки жутких теней. Тени повсюду. На стенах, на полу, на потолке… Они кривляются, гримасничают. Тёмный проход в дальней стене. Всё это напоминало какую-то жуткую темницу. Что это? Ещё один человек? Но почему он не двигается? Лежит себе в луже воды, и, о Господи, как же он воняет… Что с ним?
"Бога нет".
Шики заметил, что тоже сидит на чём-то мокром. Он провёл дрожащей рукой по полу и поднёс ладонь к лицу, чтобы рассмотреть. Что-то тёмное. Мальчик знал этот запах. Это была не вода. "Это очень нехорошо, когда красная водичка снаружи, а не внутри", – мелькнула в голове мысль, связанная, видимо, с какими-то воспоминаниями.
"Это значит, что кто-то плохо себя чувствует".
– Плохо… – шепнул мальчик. – Это плохо…
Шики решил, что тому дяде плохо и неуклюже пополз к нему, чтобы проверить, всё ли в порядке. Ноги не слушались его, он то и дело падал на бок. Но это его не волновало, все его мысли были сосредоточены на том, чтобы убедиться, что с дядей всё хорошо, хотя на самом деле ему было на него глубоко наплевать. Хотя, кто знает, может быть дядя ответит на какие-то его вопросы?
– Камень… – обрывочно бормотал мальчик. – Человек… Плохо… Холодно… лежать… Кровь…
Он, то и дело падая, с трудом добрался до дяди и стал его тормошить. От дяди ужасно воняло, но мальчика это не останавливало. Под одеждой дяди тело оказалось каким-то неплотным, оно проваливалось под окостенелыми пальцами Шики. И ещё этот странный писк какой-то. Дядя пищал? Нет, наверное, люди говорят ртом, а не животом. Пищало откуда-то из утробы. "Наверно, дядя хочет кушать, – подумалось мальчику. – Его не разбудили к обеду???" Шики снова не устоял. Чтобы не свалиться прямо на дядю, он выставил руку перед собой. Мальчик на мгновение смутился. Его рука не нашла твёрдой опоры. Он ушла куда-то сквозь рваное отрепье прямо… в дядю?
Шики не сразу понял, в чём дело. Ему показалось, что-то тут не так. Куда он попал рукой? Разве в этом мире можно вот так запросто просочиться через что-то? Люди так не умеют…
Там что-то копошилось. И пищало. Жёсткая шерсть. Маленькие коготки. Оно ворочалось в мягких и мокрых обрывках плоти. Что-то упругое?
Что-то укусило его за палец, и он с резким вздохом отдёрнул руку. Туман рассеялся. Теперь до него дошло, почему у дяди пищал животик. Мальчик встретился взглядом с дядей. Чёрные выеденные глаза, погрызенные нос и губы – люди ведь не должны так выглядеть, верно? Если они так выглядят, значит, это чертовски скверно.
Дядя ответил только на один вопрос.
"Когда мы умираем, мы попадаем туда?"
"Скорее, обратно".
Шики застыл. Он растерялся. Он уже понял, что этот человек умер. Но никак не мог сделать из этого выводы. Он беспомощно рассматривал свои пальцы, с которых свисала вонючая дрянь. Трудно было даже сказать, что это. И вдруг его осенило. Мальчик сел и невидящим взором уставился в пустоту. В его воображении снова всплыли обрывочные картины из прошлого, которые он никак не мог связать друг с другом. Но едва картины исчезали из виду, как тут же стирались из памяти, оставляя горький привкус увиденного. Зло, боль, одиночество – всё это начинало наполнять его душу. Он вздрогнул.
Темница, цепи, зловоние.
Кровь, смерть, страдания, боль… что бы ни показывали видения, всё сводилось к одному. Почему-то он начал бояться. Ему стало по-настоящему страшно здесь. "Что мы здесь делаем???". Ком подкатил к горлу. Он ещё раз взглянул на свои пальцы и испытал ужас, отвращение. Изображение двоилось и размывалось беспричинными слезами. Он не должен тут быть.
Свет лучины дрогнул. Шики надтреснутым голосом произнёс…
…В его темнице не было цепей. Цепи ему никогда не нравились, они делали ему больно. А ещё тут была только одна стена.
Иллюзия свободы. Темнота, в которой можно представить что угодно – всё, чего не было и нет.
Солнце. Его тоже не было. Его заменяла тусклая лампочка на несуществующем небе. Её было легко выключить, когда свет надоедал.
И здесь не было никого. Почему?
Просто никто не был нужен…
– Ведь… это же… внутри… То, что внутри человека… не должно быть снаружи… –
Он вскочил на ноги и попятился от трупа. Внутри него были эти пушистые комочки. Они свернулись в нём и омерзительно пищали. Страшно. – Вы тут, я знаю… не оставляйте меня, я не хочу умирать… Я не хочу умирать… снова…
Последнее слово звучало как вопрос мозга, разрываемого противоречиями. Он не мог понять ничего. От этого налёта абсурда, присутствовавшего во всём, страх притих. Мальчик снова посмотрел на свои руки и шумно сглотнул. Пальцы инстинктивно дёрнулись, как будто доказывая сквозь беспрестанно соскальзывающее в небытие чувство реальности, что они настоящие, что они - его, а не плод неизвестно чьих иллюзий.
Шики ещё не твёрдо стоял на ногах. Он упёрся спиной в холодный камень и обернулся. Это было ложе. Всё в засохшей крови. От столбиков, вбитых в пол по углам, тянулись цепи с кандалами. Рядом ржавая пила. Везде кровь. На стенах цепи. В углу беспорядочно свалены кости. Крысы. Шики посмотрел на всё вокруг затуманенными глазами, топчась на месте. С каждой секундой его всё больше охватывало чувство, что он не должен здесь находиться.
Здесь невозможно было дышать. Факел затухал.
Шики непонимающим взглядом осмотрелся в поисках глаз Тени. Они куда-то уплыли, даже не попрощавшись.
"Я должен идти?"
"Если, конечно, не хочешь оставаться здесь".
Единственным выходом был узкий коридор в дальней стене. Там царил сплошной мрак. Мальчик постоял, пытаясь услышать глас иного мира, и интуитивно пошёл к факелу. Он вытащил его из крепления и, шатаясь, направился к выходу. Тряпка, намотанная на факел, уже догорала. Огонь скоро погаснет. Дрожащий свет упал в коридор и выхватил из темноты останки ещё двух людей, распластавшиеся на полу. Шики помедлил, задержал дыхание и ступил в проход. Там, впереди, в густом мраке он видел две прорези красных глаз. Они гипнотизировали и манили его. Мальчик спотыкался, опирался на стены дрожащими руками, его пальцы залепила паутина. Крысы были везде. Они бесцеремонно бегали по полу, вились у ног, высовывались из внутренностей мертвецов. Их был целый выводок. Большие, маленькие – они устроили пир на смертях людей. Пол был скользкий от крови. Люди были одеты в простую крестьянскую одежду, возле некоторых лежало оружие. Шики попробовал поднять короткий меч, но не смог его удержать. Истощённая рука тряслась, меч был слишком тяжёл. Рядом оказался длинный кинжал. Его-то мальчик и схватил. Для этого ему пришлось поднять обгрызенную руку мертвеца. Но ему было безразлично, кроме того, он и так был вымазан в крови. Рука была такой холодной… Кровь застыла и напоминала желе. Шики сжал кинжал в руке, оружие было длиной с его локоть. Лёгкое и удобное. Мальчик покосился на лезвие, наклонился и ударил им жирную крысу, вцепившуюся ему в ногу. Кровь брызнула на лицо.
"Иди за мной, Шики!" – шептала темнота.
Крысы больше не трогали его. Они были сыты. Иначе он бы не прошёл через этот коридор живым.
Шики наступил одной ногой на длинный хвост и потянул кинжал. Лапки ещё дёргались. Мальчик шмыгнул носом, поднял разорванное тельце за хвост и подбросил в кучку пушистых комочков. Зверьки с писком разбежались, но тут же подошли к своей мёртвой сестрице и стали тянуть её каждый в свою сторону.
"Иди за мно-ой…"
Шики выронил факел. В попытке поймать его он споткнулся и упал на труп. Его взгляд встретился со взглядом мертвеца. Пустые глаза мальчика отражали мертвецкое безразличие трупа, точно в зеркале. Шики бессильно оттолкнул безжизненное тело, встал и поднял затухающий факел. Нельзя задерживаться. Ведь если глаза уйдут без него, он останется совершенно один. Ему не хотелось никуда идти, тем более туда.
Но ещё меньше он хотел оставаться здесь.
Таков был этот мир, теперь он вспоминал это. Но он по-прежнему ничего не помнил о себе, даже не знал, как выглядит, лишь волосы, вымазанные в крови и прилипшие к голове, и полуголое тощее тело говорили ему что-то о его внешности. Там, в потусторонье, не было тел, не было смерти. Здесь же он наглотался крови сполна. Он шёл по тёмным комнатам, лестницам и коридорам, перешагивая через мёртвые тела – некоторые были свежими, иные уже превратились в прах. В запертых на тяжёлые ржавые замки клетках вырисовывались кости пленников, так и не увидевших солнца.
Солнце…
Это слово заставило мальчика похолодеть и сжаться. Весь смысл, который он вкладывал в это слово, заставлял его испытывать это чувство жуткого несоответствия снов и реальности. Солнце было единственным, что никогда ни с чем не спутать, что никогда не явится иллюзией, путая все карты и заставляя плакать от печали.
И всё же он плохо помнил солнце.
Крысы попадались под ноги, он наступал на них, и пронзительный писк эхом проносился по катакомбам. Большие чёрные пауки свисали со стен на своих нитях, лезли в лицо, падали на спину. Но он ни на что не обращал внимания. Окровавленными руками он сбрасывал мерзость с лица, чем окончательно и вымазался.
– Где вы?.. – спрашивал Шики у темноты, ища единственное, что было ему дорого и знакомо. Но красные огоньки скрывались за углами, словно пытались убежать от него. Но у мальчика не было сил идти быстрее, и он понял, что останется один. Это вселяло в него страх и растерянность, заставляя думать о том, что делать дальше.
Он упал. Упал и остался лежать, пытаясь понять хоть что-нибудь. Страх остаться одному сменился тупым безразличием. Перед его глазами неспешно проплывали чужие лица, скрытые под капюшонами, железные засовы и цепи. И везде были они, эти красные глаза. Шепчущий голос из другого мира, такой тревожный и успокаивающий одновременно, его никто не видит, не слышит – никто, кроме его одного. Он просто привык прятать крик своих страданий в глубокой тишине, но все хотели сделать ему ещё больнее. Только невидимый призрак всегда был рядом – он не помогал, не приносил боль, он просто был рядом и мог слушать его бесконечно, говорить странные вещи. Там, в тёмном углу чулана, с цепями на руках, всё, что могло отвлечь от боли, было бесценным и долгожданным.
Шики всегда доверял своему тёмному знакомому – иногда он его боялся, иногда не понимал, но всегда верил в то, что Тень – единственное существо во всём мире, которое сможет утешить его боль.
Как же он мог знать тогда, что пройдёт время, и всё поменяется?..
Холодно. Он не хотел умирать. Только не от холода. Только не от страха. Там, за порогом иного мира, он мог бояться вечно… и продолжать жить.
– Жить… – прошептал Шики. – Зачем я здесь? Чтобы… жить?
С этими словами он вновь поднялся на ноги, взял в руку факел и продолжил идти, пытаясь избавиться от докучливых мыслей. Идти тёмными закоулками проклятого подземелья и своего полусонного сознания. Больше похоже на сказку. Вот только на какую-то очень тёмную сказку. Такими пугают непослушных маленьких детей – наверно, таких, как он сам. Не будешь слушаться маму – и злой мертвец унесёт тебя в могилу. На этой мысли Шики поднял глаза к потолку. Темно. Даже если оттуда будет что-то свисать, так и не поймёшь, пока оно не спустится на голову.
Странно. Он даже не мог вспомнить, есть ли у него мать. Но ведь так не бывает, чтобы не было. А он ещё совсем ребёнок. Значит, есть. И он найдёт её. Только вот… надо сперва помыться и переодеться, а то она ведь накажет его…
Шики посмотрел вниз. Этот пол везде был грязным. Таким же грязным, как и он сам. Это всё, должно быть, чья-то глупая игра. Но он никогда не станет подозревать в этом Тень. Нет, этого не может быть. А даже если Тень и виноват в чём-то, лучше этого даже не знать.
А то он обидится.
Всё было чужим… и в то же время каждый угол здесь давил неясным туманом воспоминаний. Шики чувствовал себя таким грязным, внутри и снаружи, что брезговать чем-то уже не было смысла. Какой ужас, такого не бывает, твердила ему непонятно откуда взявшаяся мысль.
Но тогда почему?
Почему так было всегда…
…Мысли недопустимы. Чем больше думать, тем больнее страдать. Цепи всегда кусались меньше, если сидеть неподвижно. Сидеть, лежать, висеть или стоять – какая разница? Если Тень рядом, можно и стерпеть.
Ради чего?
Какая разница… всё равно те, кто пришёл за ним, играют в молчанку.
Другого не будет…
Шики опёрся на решётку. Что за люди здесь лежали, кто их убил? Они передрались друг с другом или там, за тёмными углами, затаилось какое-то чудовище?
Но не столько чудовище пугало его, пока у него в руке было холодное лезвие кинжала, сколько непонимание того, куда он идёт и зачем. В этих тёмных казематах все стены были одинаковы. Тут решётки, там ниши в стенах, и везде мертвецы. А огонь факела всё угасал. Мальчик сорвал с трупа тряпки и намотал их на факел, чтобы уберечь свет. Свет ему ещё понадобится. Ещё не хватало споткнуться и ушибить коленку.
Он всегда был в темноте, но… чуть-чуть света просто необходимо, чтобы не заблудиться и не потерять остатки понимания.
Не наступить на свой собственный хвост.
На каком-то столе лежали ещё две неиспользованные лучины. Шики поджёг одну из них, а другую взял в ту же руку на всякий случай, головкой вниз. Так он и ступал, освещая глухие стены и прислушиваясь к темноте. Он миновал уже порядка тридцати разных помещений и коридоров, единожды прошёл по кругу и трижды спускался по лестнице. Кое-где он переставлял мебель так, чтобы потом узнать это место, если нечаянно заплутает, и в эти минуты подземелье наполнялось таким скрипом и грохотом, что все чудовища, наверное, прятались от страха. Вначале ему неважно было, куда идти. Он шёл за Тенью, он был его хвостом. Но Тень ушёл. Покинул его. Бросил.
Но ведь он никогда его не бросал.
Он мог уйти ненадолго по своим делам, но потом обязательно возвращался обратно.
Странно всё это…
И, тем не менее, нужно найти Тень. В этот раз он не может ждать. Тень ему нужен.
…По реке плыл корабль, нагруженный золотом. На горе монет сидел гном и держал в руке крысу. Мягкий свет фонаря падал на тихую водную гладь.
Ветер…
Он не помнил солнца, не помнил ветра. Когда-то он отчаянно хотел увидеть солнце, ощутить ветер.
Но это желание сводит с ума.
Маяк…
В конце коридора оказалась наглухо запертая дверь. Шики, выбросив факел, толкал и тянул её, всё бесполезно. Расшатанный замок настаивал на своём. Шики в тихой злобе вонзил кинжал в отсыревшую, но по-прежнему прочную древесину и сел у стены. К горлу подкатывал комок растерянности. Неужели Тень оставил его?
Значит, остаётся только ждать.
Кто-то сыграл с ним злую шутку. Шики не мог вспомнить совершенно ничего, как ни старался. От этого голова только болела ещё больше.
Он взглянул на руку, которую нечаянно засунул в сгнившие внутренности. Зловоние. Мальчик опустил ладонь и запрокинул голову. Потолок утопал в темноте. Неужели этот замшелый камень так и останется его могилой?
В любом случае, где бы он ни был, у него всегда был лишь надгробный камень за душой. Его похоронили ещё до того, как он родился.
Во рту пересохло. Тело оцепенело. Шики закрыл глаза и стал вспоминать свои сновидения. Он не различал, где сон, а где явь. Но боль была реальна и тут, и там. И холод был реален.
Ни лучика света, надежда, тонущая в колодце отчаяния.
…Снасти скрипнули, золото посыпалось в воду. Гном пронзительно завизжал, его крик эхом пронёсся под низким потолком туманного ночного неба.
Гном утонул. На небе загорелись звёзды. Большие и яркие.
Чёрные очи.
"Ты здесь?"
"Я здесь".
"Ты заперт?"
"Нет надежды".
"Двери всегда откроются, если правильно постучишь".
"Никто не откроет двери в Богом забытой яме мертвецов".
"А ты постучи".
"Кто откроет?"
"Они откроют".
Исчезли.
Слабо загнанный кинжал со звоном упал на пол. Шики вздрогнул и покосился на дверь. Она была по-прежнему закрыта, с той стороны не доносилось ни звука. Мальчик встал, оставив факелы на полу, подобрал своё оружие и глянул в зарешёченное оконце на двери. Сплошной мрак.
– Никто мне не откроет, – прошептал Шики, опустив голову. Постоял немного, постучал.
Тишина.
– Никто не откроет… – повторил он и постучал ещё раз.
Тишина.
– Никто. Не откроет, – мальчик постучал громче. – Никто.
И в самом деле, никто не открывал.
– Никто, – ещё удар. Дверь приглушенно шаталась в неровном косяке.
Каждый удар был всё громче и громче.
– Зачем?.. Почему ты мне врёшь?.. – тихо произнёс Шики и опустил руки.
Удар.
Дверь глухо бахнула в проёме, и эхо разошлось по коридорам.
Тишина.
Шики неподвижно сидел на полу, неотличимый от тени. Он ни плакал, ни смеялся. Он просто смотрел вперёд себя пустыми глазами. Правая рука ощупывала пол в поисках кинжала.
Он слышал какой-то голос из-за двери. Отдалённый голос, приглушённый каменными лабиринтами. Голос был похож на вздох через гортань. Такой хриплый, мычащий звук. Будто кто-то зевнул, разбуженный после жуткого похмелья.
Там кто-то был.
Шики провёл лезвием по полу. Коридор наполнился мерзким царапаньем. Кто-то за дверью… идёт к нему?
…Только не в клетку. Только снова не в клетку…
Цепи громыхнули о стену. Тень был рядом, как обычно. Стоял в стороне и наблюдал, как кандалы жуют бледные руки.
"Выпустите меня отсюда".
Шики услышал ещё один протяжный зевок широко открытым ртом, разносившийся эхом под каменным потолком. Он слышал бульканье, проклятый пьяница наверняка решил прикончить бутылку рома прямо на ходу, вовсе не спеша подойти к двери и выяснить обстановку. Ведь всегда стоило немного пошуметь, чтобы они подошли и заглянули в окошко.
Шики встал и просунул пальцы между прутьями, зажав лезвие зубами. С той стороны двери в темноту смотрели только его большие круглые глаза.
Снова зевок. Шаги были уже совсем близко. Человек за дверью вовсе не держался на ногах. Он наступил на что-то железное, наверное, на какое-то оружие.
– Иди сюда и выпусти меня, ублюдок. Пусти меня… к нему.
Человек остановился у самой двери, но Шики в темноте не видел его. "Ключи достаёт…" Долго.
Хлоп! Твёрдая, как дерево рука ударила его по пальцам. Мальчик отскочил и потёр ушибленную руку. Кинжал прозвенел на полу. Человек за дверью хрипло заревел на весь коридор, опираясь на дверь всей тяжестью тела.
Тяжёлая рука ударила в дверь. Ещё раз. Ещё. Дверь стонала.
Шики попятился назад, в темноту. Ноги непослушно подкосились, и он упал.
На мгновение лицо незнакомца мелькнуло в оконце, и всё стало ясно. Почему тот так зевал? Почему булькал?
У него просто не было губ. Нижняя челюсть с одной стороны свисала на разорванной щеке. Вместо глаз были кровавые провалы. Белое, как мел, вымазанное грязью и кровью, лицо незнакомца не выражало никаких эмоций, оно было похоже на маску, надетую на череп и связанную голыми мышцами и сухожилиями.
Шики почувствовал, как смерть кладёт руки ему на плечи, как стучит в двери его маленькой тёмной комнаты. Он сидел, опираясь на руки. Локти свело судорогой, и Шики шлёпнулся на спину. "Мёртвый человек?.. Он ходит?.."
Он не просто ходил. Он сейчас стоял в трёх шагах от мальчика, и их разделяла только дверь. Удар за ударом обрушивался на гнилую древесину, ломая петли и замок. Удар за ударом громил шаткую дверь. Удар за ударом, трещина за трещиной. Белые распухшие руки, мелькающие во мраке. Задубевшие пальцы. Тупое утробное мычание, неестественный булькающий звук. Шарканье толстых негнущихся ног, хруст поломанных костей, звук раздираемой плоти. Казалось, этот труп тяжелее, чем выглядит.
"Просто постучись, и тебе откроют…"
Шики вздрогнул, услыхав треск разламываемой надвое двери, слетающей с петель. Дверь грохнулась перед ним, а следом за ней рухнул и мертвец. Как бревно. Прямо перед носом мальчика. От жуткой вони перехватило дыхание, рука сама по себе сжала кинжал и ударила мертвеца прямо в затылок. Но у мальчика не хватило сил пробить череп, лезвие прошло вдоль виска, отделив гнилую плоть. Шики инстинктивно подобрался на ноги и попятился назад, но вдруг замер, обратив туманный взор на факел, оставшийся в углу у сломанной двери.
Было поздно. Покойник уже встал, а коридор был слишком узким. Шики стал судорожно оглядываться по сторонам. Нет, его единственный друг не мог покинуть его. Не сейчас… Шики потупил взор, в его ушах стоял вой и топот медленных неустойчивых ног.
"Почему? Почему ты покинул меня?"
Мальчик стал быстрым шагом отходить, не упуская мертвеца из виду. Тот упорно шёл к нему, волоча за собой гниющую левую ногу. Два ребра торчали наружу из-под разорванной рубахи, кинжал болтался в щеке.
Как же можно так верно идти без глаз?
Свет оставался позади мертвеца, Шики слился с темнотой. Он не хотел оставаться наедине с этой тварью во мраке. Кровь предательски стучала в висках.
Это страх?
Мертвец споткнулся и упал. Кинжал вылетел на пол, челюсть обвисла совсем. Шики перекосило от отвращения.
– Ты меня не укусишь. Ты мёртв… ляг и лежи…
Шики развернулся и на ощупь пошёл по коридору. Он смирился со смертью ещё раньше, чем она нашла его. Он жил с ней до этого, будет жить и после. Он знал, что это лишь очередной глупый сон. Там он снова будет в безопасности. Там он найдёт… свою тень.
Шики влетел во что-то твёрдое и упал. Он нашёл это странным. Он не мог ни во что влететь, он шёл по коридору… Мальчик попытался встать, и тут же его будто деревяшкой наотмашь ударили по лбу. Издав глухой крик, он рухнул на пол лицом. Из глаз посыпались искры. Тяжёлые, холодные как камень руки легли на спину, придавливая мальчика к полу. Он не мог дышать. На голую спину капало что-то вязкое. Шики застонал. Он слышал, как второй мертвец подходит всё ближе. А этот… ещё один, прямо лёг на него. Мальчик конвульсивно махал руками и ногами, бился головой об пол в попытке освободиться от невыносимой боли и удушья. Обглоданный до кости палец покойника содрал кожу на спине.
…В его мечтах небо было всегда тёмным, спокойным, безоблачным, усеянным мириадами ярких звёзд. Из его глаз катились крупные кровавые слёзы, руки были заломаны и скованы другими руками, в грудь вместо воздуха входил запах смерти, мешающий даже кричать. Это всё, что ждало его за дверью. Больше там не было ничего.
Никогда.
Ненависть.
Шики змеёй вывернулся из лап мертвеца, чувствуя, как тёплая кровь струится по спине. Мертвец рухнул, потеряв опору. Шики прокатился по полу и медленно поднялся на ноги. Второе тело стояло прямо перед ним, заслоняя проход. Он слышал хруст поломанных рёбер. Труп сзади поднимался на ноги.
Нужно уходить. Сейчас. Где-то они ждали его, чёрные глаза, спасающие его от слепоты в темноте.
Шики скользнул вдоль стены и вслепую толкнул согнувшегося мертвеца ногой, вложив в удар всю свою глухую ненависть. Босая нога доломала выпирающие рёбра, кости больно оцарапали ступню. Труп глухо повалился на спину, и Шики переступил его. Утробное мычание раздалось ему вслед. Мальчик на мгновение замер, прислушиваясь к темноте. Он не хотел ещё раз встретиться с таким сюрпризом. Нет, на сегодня хватит.
Единственное, что он услышал, это как один мертвец попытался последовать за ним, но споткнулся об лежачего и брякнулся на пол.
В темноте сверкнули огоньки ярких глаз и тут же исчезли.
– Иди сюда, зачем ты уходишь?..
Нога болела, Шики прихрамывал, шлёпая мокрыми босыми ногами. Наконец-то впереди показался свет. Мальчик на ходу подобрал вымазанный кинжал и факелы. Путь был свободен.
Шики прошёл по разгромленной двери и оказался в громадном подземном зале. Здесь тянуло сквозняком. Стены и высоченные колонны утопали во мраке. Кое-где валялись тела. Мальчик не боялся тел. Неподвижных, по крайней мере. Вот было бы здорово, если бы все остальные мертвецы здесь сохраняли спокойствие, как им и полагается, думал он, задумчиво прищуриваясь. Они хоть и омерзительные, жутко воняют, но, по крайней мере, ничего плохого не делают.
Шики не разбирая дороги направился вперёд, обходя тела десятой дорогой. Он шёл тихо и неуверенно – ему было всё равно куда идти, ведь здесь повсюду одинаково скверно. Главное – найти свою тень, где бы она ни была. Вот что действительно важно. Он, подобно зыбкому привидению камеры пыток, скрывался за колоннами каждый раз, когда ему чудилось движение или хрип. А ещё постоянно оборачивался. Неровное пламя то и дело выхватывало из потёмков крыс, которые, испугавшись света, тут же бросались наутёк. Шаг за шагом Шики пробирался по подземному залу смерти, пока не увидел, наконец, дальнюю стену. Широкую арку преграждала решётка. В решётке была покосившаяся дверца. Шики мягкими шагами приблизился к ней. Застряла. Он пнул её ногой, и пронзительный скрип рассёк могильную тишину. Дверца с грохотом упала на пол, сорвавшись с петель. Шики вздрогнул от неожиданности и замер. Озираясь, он проник в длинную галерею со сводчатым потолком. В стены были вбиты железные подсвечники. Шики прошёлся по галерее, поднимаясь на цыпочках и зажигая свечи. Он не знал, зачем делал это. Но вскоре яркий свет десятков свеч озарил галерею. Это было так странно… и неестественно. В этой галерее не было смерти. Ни тел, ни крови, ни следов боя. Просто пусто и одиноко. И не так затхло.
Значит, нормально.
Убедившись, что здесь нет ни одной лишней тени, Шики продолжил поиски выхода. Темница осталась позади. Интересно, а что будет там дальше? Ведь никакого неба точно не будет. Небо было только во сне, а на самом деле в его мире не существует никакого неба. Его просто нет. Есть только потолки и боль, везде и повсюду. Может, кто-то и видит небо, но это всё – другие и нереальные люди…
Те, кто имеет право видеть такие сны.
Он увидал в конце галереи труп человека, одетого в коричневую мантию. Покойник был совсем свежим. Единственное тело в этом месте, пожалуй, которое годилось для порядочных похорон. Короткие чёрные усы и борода, тёмные волосы. Шики подошёл поближе и склонился над трупом. Он ему… кого-то напомнил.
– Не помню… ничего не помню, - растерянно пролепетал он сам себе. - Помню… помню, что было темно… и всё.
Но… разве он должен что-то помнить? Зачем? Это не имеет смысла.
Ни о чём не задумываясь, он молча проверил карманы покойника. Кроме маленькой импровизированной тетради мальчик нашёл связку ключей. Ключи – это хорошо. Ключи отпирают запертые двери. Пожалуй, в его жизни было слишком много замков. И вопросов без ответов.
Он зажёг новый факел, выкинул затухающий и сунул ключи в карман.
Тень оставил его, но Шики знал: тёмный дух где-то впереди. Мальчик открыл дверь и зашёл в помещение. Оно было завалено ящиками и мешками, от которых исходил странный незнакомый запах. Но тут не было духоты и вони.
Шики прокрался ещё через несколько комнат. Они были заперты, но мальчик упорно подбирал ключи ко всем замкам. Его лицо по-прежнему оставалось спокойным и внимательным. Но чем дальше он шёл, тем больше растерянности и любопытства было в его широко открытых тусклых глазах.
А ещё там была тревога и молчаливый страх.
В этих комнатах всё ещё стоял дух чьего-то дурного присутствия, будто тут совсем недавно кто-то жил, работал и занимался тёмными делишками. На стульях до сих пор сидели эти неприятные люди; Шики их не видел, но знал: они были, просто их безжизненные тела беспорядочно лежали на полу. На них, в отличие от тех полусгнивших крестьян в темнице, не было ран. Они были просто мёртвыми, будто задушенными, с синюшными лицами и развалившиеся на полу с растопыренными руками и ногами. За столами, ломящимися от разных таинственных предметов, баночек и сосудов, кропотливо работали учёные. На полках громоздились толстые фолианты. Были здесь и спальни, напоминавшие военные казармы. Там кто-то отдыхал. Спал вечным сном.
Всё здесь было похоже на темницу. Шики ненавидел всё это. Мерзкое чувство ненависти и страха вызывал у него один взгляд на трупы этих людей. Но он просто растерянно отшатывался от них, стараясь не смотреть в их лица, и не мог понять ничего. Его память была пуста, но в то же время гнила, как выеденное яблоко. И всё тут вызывало у него боль.
Шики в очередной раз вздрогнул от холода, проходя через спальню. Тут не было его знакомых очей, но здесь были другие. Они молча смотрели на него сквозь пелену грани. Они знали его, он знал их. Они когда-то были людьми, в отличие от Тени. Почему-то Шики был уверен, что Тень никогда не был человеком. И поэтому так ему доверял.
Эти духи пугали его. Они сидели по углам, но старались приблизиться каждый раз, когда он отворачивался. Будто хотели поймать, схватить и задушить. Шики хотел побыстрее уйти отсюда. Порывшись в шкафах, он извлёк оттуда грубую хлопковую рубаху. Теперь будет не так холодно. Зажёг свечу на столе, оделся, перевязал ступню обрезком покрывала. Ботинки одевать не стал, было больно и противно. Он решил, что лучше идти босиком с такими израненными грязными ногами.
В конце концов, просторный длинный коридор привёл мальчика к тяжёлой двери с оконцем. По правую руку стоял стул топорной внешности. На стене висела ещё одна связка ключей, в точности такая же, как и та, которая была в кармане у мальчика. Здесь, вероятно, сидел дежурный сторож.
Шики стоял неподвижно, его глаза снова исполнились ненавистью. Из-за двери доносились мычание, завывание, похрапывание, шуршание, поцарапывание, скрежет зубовный и прочие бессвязные звуки, которые говорили ему только об одном. Какофония страданий несчастных душ, привязанных к разлагающимся телам, эхо воплей, пробирающее до костей. Смерть ковыляла, ползала, пресмыкалась прямо перед ним, он не мог видеть, но слышал её.
Нет, он вовсе их не ненавидел. Он ненавидел себя за то, что ему приходится здесь находиться… а ещё он ненавидел такое существование. Он боялся не их мёртвых тел.
Он боялся навсегда остаться среди них. Один.
Стать таким, как они.
… По тихой морской глади скользили зыбкие отражения звёзд. Вода накрыла его с головой. Он безвольно опускался вниз под шум призрачного эха, забывая выдуманное небо, пока не достиг дна. Толстый гном взял его за руку. Он был уже мёртв.
"Этого не должно быть, не должно! Я не хочу умирать, не хочу оставаться тут навсегда!"
"Мне говорили, что я не должен тут быть. Но я всегда был здесь, я не знаю другого мира".
"Ты лишь тень самого себя. Если бы ты должен был быть мёртв, то уже давно был бы".
"Что мне делать?"
"Ищи то, что тебе дорого".
"В моём мире нет дорогих вещей".
"Ты слеп в своём мире".
"Что же мне искать?"
"Свои глаза".
Шики вперил взгляд в темноту. Он не верил своим глазам. Луч белого солнечного света падал сквозь трещину в потолке и освещал обрушившиеся камни.
"Это не может быть правдой! Это иллюзия!.."
– Солнце?.. – произнёс мальчик отстранённо и нерешительно, вцепившись руками в решётку оконца. Он был похож на узника, просидевшего в темнице тысячу лет и забывшего, что такое надежда и искупление. А может, впрочем, он никогда и не знал этого. Он не помнил, но его это и не волновало. Его голос был преисполнен искреннего изумления и растерянности. Казалось, этот свет удивлял и пугал его больше, чем смерть и дыхание подземных кошмаров.
Вокруг, в потёмках, шевелились силуэты смрадных отродий, на которых он даже не обращал внимание. Весь его мир сузился до одной единственной точки, до луча нереального света, он растворялся в этом переливающемся сиянии без остатка.
– Тень… – все силы Шики вдруг куда-то ушли в один момент. Земля уходила из-под ног. Всё, во что он верил, рушилось подобно карточному домику. Время остановило своё движение. Он всеми силами интуитивно пытался вернуться туда, откуда пришёл.
Туда, где он привык жить.
Туда, где было больно, но так привычно и легко.
Туда, где всё за него решали страдания.
Туда, где была логика.
– Тень… не растворяйся в этих лучах…. Подожди… постой…. Они же… убьют… тебя…
Шики потерял опору и упал на спину. Он ужасно боялся того, что там за дверью.
– Не надо… туда нельзя идти… они накажут меня!
Он пополз назад, прочь от двери. Но посреди коридора обернулся и увидел труп. Неживая рука в широком коричневом рукаве спокойно лежала на полу… но она тянулась к нему.
– Прочь! Оставьте меня! Я не хочу быть с вами!..
"Иди сюда".
– … Иди сюда, мальчишка!
Небо над головой было изумительно светлым. Вокруг сновали люди, они все шли по своим делам. Он стоял на широкой мостовой, вперив взгляд в лучезарные небеса. Свет отражался от стёкол, железных труб и красочных вывесок, очков странного джентльмена с тростью, подходящего к нему. Но он не смотрел на этого джентльмена, ему не было до него никакого дела, как и до всех людей вокруг. Он не уставал смотреть на небо и солнце. Он стоял тут уже весь день. Сам, один-одинёшенек на всём белом свете. Руки и ноги болели, живот был пустым, но это его не волновало. Когда он слишком уставал бродить по оживлённым улицам чужого города, он просто садился на лавочку в тени и любовался листвой деревьев, белыми пушистыми облаками и жёлтым солнечным глазом.
Потом снова боль, кусающееся железо, решётки и потресканный потолок. Удары, крики, противные лекарства.
Боль…
– Кто вы?..
Там, в дальнем конце помещения, была широкая двустворчатая дверь. Закрыта.
– Ты хочешь, чтобы я пошёл туда за тобой?
Шики сжимал ржавые прутья и плакал.
– Что мне делать?.. Куда мне идти?
Ему никто не отвечал. Он ощущал лёгкий сквозняк на лице. Оттуда тянуло смертью… и жизнью.
– Убей меня… мне надоело жить! – Шики стал исступленно дёргать дверь, и если бы она сейчас открылась, он бы даже не стал убегать.
Свет потух, перед глазами вновь опустилась плотная завеса тьмы.
"Ты удивлён?"
"В моём мире нет света".
"А кто тебе сказал, что это твой мир? Он не твой".
"Он чужой".
"Я не должен здесь находиться".
"Твой мир уничтожен. Разобран по ка-меш-кам".
"Что же мне теперь делать?"
"Жить, пока не умрёшь".
Шики поднял широко распахнутые пустые глаза.
– Жить?
"Выбираться".
Судя по всему, выход был заперт. Несомненно, в его связке был заветный ключик от двери, но… разве он успеет найти этот ключ и отпереть замок до того, как мёртвые руки заберут его в свои объятья, до того как гнилые синие ноги бездумно затопчут его хрупкое тело?
Шики бросил взгляд на пробоину в потолке. Свет был так далёк и нереален, для него никогда не существовало света. Может быть, это лишь очередная иллюзия больного воображения? Но этот свет был таким приятным, в нём будто было всё, чего Шики всегда не хватало. Тёмные очи растворились в его белых прозрачных лучах.
Вой мёртвых.
Шики бесшумно сел на стул и опустил голову.
– Я не хочу быть таким, как они.
"Не бойся".
– Они меня убьют.
"Ты боишься".
– Я хочу жить…
"Ты можешь…"
Ждать, пока тела разложатся до тех пор, пока не утратят способность ходить? На это уйдут дни. А за это время гнить начнут его собственные раны, зараженные смертельной болезнью. Раны необходимо промыть и перевязать. Такую заразу нужно лечить особыми лекарствами, иначе можно умереть. Времени не так уж много. Похоже, отсюда был только один выход – наружу.
"Только постучи, и тебе откроют", – раздался в голове циничный голос Тени.
"Нет, глупый призрак. На этот раз я стучать не буду".
Шики поднял голову с коленей, и подошёл к двери. В одной руке факел, в другой – связка ключей. Кинжал он воткнул в карман.
Мальчик провернул ключ в замочной скважине, потянул на себя скрипучую дверь и поднял над головой факел.
– Ну что, твари… хотите меня достать?
Все взгляды упали на него. Их было около трёх десятков.
Шики прямо стоял в проходе со склонённой головой. Он окинул их равнодушным взглядом из-под грязных слипшихся волос.
"Я ведь знаю тебя лучше, чем ты сам… А ты маньяк! И после этого ты называешь меня чудовищем?" – донёсся злорадный голос Тени.
Не дожидаясь реакции туполобых мертвецов, Шики стремительно бросился к выходу. Перед ним вырос труп, но не успел он занести свою сухую руку, как мальчик ткнул его факелом в живот. Сухая сорочка вмиг занялась пламенем. Шики скользнул в сторону и толкнул другого покойного на пол. Высохшая кисть оцарапала мальчику лицо. Тот вскрикнул, пригнулся и рванул к двери. Он перепрыгнул через третьего мертвеца, ползущего и не способного подняться на сломанные ноги. Оторвавшись на приличное расстояние, Шики теперь не находил их опасными, скорее медлительными и неуклюжими. Куда им до него, мелкого прыткого ребёнка, плюнувшего на всё… Его мир уничтожен, теперь он пуст. Яркий дневной свет ослеплял и опустошал его. Что там прячется за ним, наверху?
Другой мир или… ещё большая пустота?
Шики подлетел к двери и толкнул её. Так и есть, заперто. Тогда он принялся подбирать ключи для замка. Один не подходит, другой тоже. Стоны за спиной были всё ближе и ближе. Наконец один из ключей подошёл. Мальчик развернулся, чтобы поджечь факелом мертвеца, подобравшегося слишком близко. Огонь вспыхнул, но покойник повалился прямо на него. Шики едва успел отскочить, но огонь обжёг ему руку. Мёртвая голова камнем ударила по двери и загорелась. Сухая кожа быстро тлела в языках огня. Шики поморщился, прокручивая ключ. Замок поддавался с трудом. Он совершил три оборота, дальше ключ не проворачивался.
– Умерли… все умерли…
Шики дёрнул ручки в одну сторону, потом в другую. Двери не поддавались. Заклинило. Мальчик уже чувствовал толпу мертвецов своей спиной. Он не глядя швырнул в них факел и потянул двери обеими руками. Тщетно.
Он обернулся. Удар пришёлся ему по груди, такой сильный, что дух перехватило. Ключи звякнули, обронённые на пол. Мальчик рухнул на пол как подкошенный, из его груди вырвался слабый стон. Двое уже наклонились над ним. Гнилые потроха свесились из брюха. Шики вскочил и, согнувшись в три погибели, попятился в сторону. Они оцепляли его, теснили к стене. От их монотонного рёва у мальчика заложило уши. Он оскалился, преисполненный страха и ненависти, схватил кинжал и кинулся в просвет между уплотнявшейся стеной тел. Руки потянулись к нему, хватая за рубаху. Мальчик вырвался, волчком развернувшись вокруг себя и с размаху полоснув гниющую плоть. Его глаза тускло свернули в тени, подобно той стали, которую он сжимал в руке.
– Они говорили… - Шики проглотил незаконченную фразу, у него бешено колотилось сердце и уже не осталось сил на разговоры.
Клочья рубахи остались на костистых пальцах. Что-то схватило Шики за ногу. Это был тот ползучий гад с переломанными ногами. Мёртвая хватка сжимала щиколотку до крови. Шики со всей силы всадил лезвие прямо в запястье покойника и принялся остервенело крутить кинжал в разные стороны, разрывая сухожилия и хрящи, пока кисть беспомощно не обвисла. Вторая рука потянулась к его ноге, но мальчик отступил в сторону.
Перед ним вырос лес из ходунов. Он был в кольце. Как бы неистово он ни сопротивлялся, это было бесполезно. Эти отродья даже не испытывали боли.
– Оставайтесь гнить здесь… оставьте меня в покое!
Его взгляд метнулся направо, и он увидел обвал камней, под разломом в потолке. Похоже, это был единственный способ избежать смерти. Шики разбежался и взметнулся по наклонной плите на самый верхний камень. Камень зашатался, и мальчик едва не потерял равновесие. Мертвецы столпились внизу. Они толкали друг друга, падали, наступали на своих же собратьев по несчастью и сами же спотыкались об них. Хриплый многоголосый вой сопровождал всё это зрелище.
Вдруг взор Шики упал на мальчика лет одиннадцати, который кричал громче всех. Он был такой же, как и все – грязный, ободранный, полуразложившийся. Открытый рот не издавал ни звука, из него струилась кровь. Чёрные прорвы заместо глаз, рука отсечена. На животе красовалась синюшная вздувшаяся рана, из которой пёрли чёрные кишки, будто колбаса из кожуры. Шики почувствовал, что его впервые охватил леденящий ужас. Он закрыл голову руками, он не хотел таким стать! Мёртвое дитя упало, и было задавлено другими телами. Но Шики продолжал смотреть. Почему они живы? Почему не знают покоя? Какая чёрная душа подняла эти наполовину разложившиеся каркасы, изъеденные червями? Зачем? Для чего?
Из глаз мальчика потекли слёзы. Он стиснул зубы и бросил резкий взгляд наверх. Голубое летнее небо, лёгкие белые облака. И… солнце.
Шики на мгновение потерял чувство реальности. Он уже не слышал криков и стонов, не слышал скребущихся рук. Солнце ослепило его, и в этот миг он увидел в белой бесконечности прорези красных глаз. Они зависли прямо над ним.
"Ты там?.."
"Я тут, иди ко мне".
"Но земля так высоко… как небо. Я не допрыгну…"
"А ты попробуй".
"Я не хочу умирать".
"Ты же и так был мёртв в их глазах. Ты был там, наверху. Ты видел это солнце. Почему же ты боишься теперь?"
"Я не помню… я ничего не помню… совсем… ничего…"
"Ты не хочешь вспоминать".
"Не знаю. Мне больно".
"Ты боишься?"
"Да. Я всегда боялся".
"Тогда убеги. Там тебе будет нечего бояться. Ты будешь с теми, кто тебе поможет".
"Как и ты?"
"Разве я тебе помогал?"
"А разве нет?"
"Живи. Просто живи".
"Зачем? Я просто не хочу умирать… но я не знаю, хочу ли жить".
"А ты попробуй, может потом ты поймёшь зачем".
"И скажу тебе спасибо? Ты всегда был со мной, а я тебя даже не благодарил ни разу…"
"Не спеши меня благодарить. Опасайся меня возненавидеть".
"Но за что?"
"За то, что я с тобой".
Шики чуть не потерял равновесие. Он резко посмотрел вниз, ходячие трупы были всё ещё там. Шики осмотрелся, сохраняя равновесие на шатком камне. Если он упадёт сейчас, то всё будет кончено.
– Просто жить?.. – растерянно пролепетал мальчик, медленно переводя взгляд из пустоты на тех, кто уже давно должен быть мёртв.
Обломок плиты выскользнул из-под его ног, сорвался вниз и прибил одного мертвеца к полу. Шики вздрогнул и посмотрел наверх.
Свет… он такой приятный.
– Жить…
Шики бездумно глядел на них с тяжёлым неровным дыханием, дрожащей рукой засовывая кинжал обратно в карман. Он сделал это довольно неловко, и на бедре проступила кровь.
Там, наверху, была земля, покрывавшая пригорком каменную плиту потолка. В трещину опускались вьющиеся ветви каких-то кустарников. Шики бросил взгляд вниз, там была пропасть до самого пола. Футов двадцать в высоту. Можно было рискнуть всем и прыгнуть в надежде, что куст окажется достаточно прочным, но если нет… Он камнем упадёт на острые обломки и скатится прямо в руки к чудовищам.
Камень предательски шатался под ним. Ещё одно неверное движение…
Он прыгнул. Камни рухнули и с чавканьем придавили рыхлые тела. Среди криков был детский крик…
Лозы выдержали. Некоторые рвались, он хватался за другие. Разодранные руки сжимали целые пучки. Ноги беспомощно болтались над пропастью. Надо быстрее найти опору, у Шики не было желания испытывать растение на прочность. Он изо всех сил подтягивался своим истощённым телом, на длинных худых мышцах проступили жилы. По содранным ладоням текла кровь.
Шики цеплялся босыми ногами за любую неровность, помогая себе всем телом. Наконец, его окровавленные пальцы впились в сырую землю. Одной рукой он выхватил лезвие и размашисто вонзил его в щель между неровностями камня. Ещё одно чудовищное усилие, и он был наверху.
Солнце…
Шики ступил на тёплую землю, на мокрую после дождя траву и недоумевающе посмотрел в глаза рассвету. Внизу, под буйно заросшим холмом, за широкой извилистой дорогой раскинулись бескрайние поля. Вдали у дороги блестела лучезарная гладь чистого озера. Ветер свежим потоком окатил мальчика, раздувая изодранную одежду.
Небо…
Шики сделал несколько бессильных шагов и рухнул на землю. Голова предательски кружилась.
– Это сон?..
В его маленькой ручонке до сих пор сверкало окровавленное лезвие кинжала. Мальчик сжимал его так, будто бой ещё не окончен. Беспорядочная путаница волос закрыла серые глаза, на которых уже высохли слёзы, будто их и не было.
– Тень?..
Наступила глубокая многозначительная тишина, прерываемая только шелестом деревьев и стонами придавленных ходунов из-под толщи земли. Мир расплывался перед его глазами в ослепительном иллюзорном сиянии.
– Ты где?..
***
… Очередной сон или явь? Впрочем, для него любой сон был реальным, а любая реальность размыта и туманна, будто сновидение. Его сознание находилось в маленькой тёмной коробочке, где он сидел, думал часами и принимал решения, а наружу смотрел через маленькое пыльное оконце. Именно там и брезжил свет. Он мог сидеть там вечно, а снаружи быть неподвижным, точно мёртвый. Но это не означало, что он был мёртв. Просто таким он казался снаружи… а внутри – был живым.
По мутному оконцу тонкими ручьями стекала кровь. Странно всё-таки видеть её снаружи, а не внутри.
– Всё закончилось? Теперь я умру?
На его руках лежали цепи, а на голове сидел толстый неповоротливый гном, который душил его и мешал видеть свет.
Ну вот, Тень снова постучал в окно.
– Где ты всё время был? Я ждал тебя.
– Не бойся, малыш. Всё ещё только начинается. А я всегда был здесь. С тобой.
– Боже мой! Что случилось?!
– Врача! Немедленно!
– Ох, он же весь в крови! Чей это ребёнок?
– Не знаем, нашли на дороге.
Упревшая от спешки двойка тёмных лошадей фыркала, переминаясь с ноги на ногу. На обочине переговаривались четверо крестьян, случайно проходивших мимо. Среди них была тётушка Дороти. Солнце уже клонилось к закату.
Из библиотеки быстрым шагом вышел Уинфред Мольпен, следом за ним седой доктор в очках. Доктор с помощью крестьян влез на повозку и склонился над маленьким бессознательным телом, уложенным на одеяла между ящиками.
– Несите его в лазарет, быстро! – скомандовал он, поправляя очки. – Жить будет.
– Где вы нашли этого мальчика? – деловито спросил Уинфред.
– Ах, он лежал прямо близ дороги. Ну, мы это… ехали Карасанским трактом, домой ехали, а тут он лежит, за ним след крови на дороге. Полз, бедняга…
– И кто его так отделал… – призадумался старший хранитель.
– О, мы перед этим на порядочном расстоянии видели два волчьих трупа. Так что мы думаем…
– Что? Вы думаете, что этот малыш убил двух серых волков? Чем? – рассмеялся Уинфред, подчёркивая тоном то, что сделать это было невозможно.
– Кинжалом. Вот он, красивый кинжал. Посмотрите. Волки были ещё совсем молодыми, вышли на дорогу по глупости, или, проголодавшись, а он, видимо, сам шёл, вот они и напали на него.
– Хм… странно. С виду бедный ребёнок, откуда у него такой кинжал?
– А нам почём знать? Но уложил он их ловко. У одного глаз выколот, и брюхо рассечено в трёх местах, а второму он лезвие прямо в шею всадил. Причём так глубоко, в кости, что мы еле вытянули. Он, похоже, тоже не смог вытащить его, вот и оставил. Верните ему. Наверное, когда он придёт в себя, то будет мнить себя героем!
– Хорошо, если он поправится.
Уинфред посмотрел по сторонам, лицо обдуло свежим ветром, не по-летнему холодным. Мальчика уже аккуратно заносили в серое здание библиотеки.
– Хорошо, благодарю, посмотрим.
Доктор Лотхем вышел из лазарета, тихо затворяя за собой дверь. Он задумчиво вытирал руки полотенцем, как наткнулся в коридоре на Уинфреда.
– Как он? – спросил хранитель.
– Хм… Пройдемте, поговорим, очень интересный случай.
Они прошли в пустующую столовую, небольшое вытянутое помещение с длинным дубовым столом в центре, и уселись за стол друг напротив друга. Кухарка принесла кувшин вина и два бокала.
– Итак, сначала я скажу, что всё в порядке. Он спит, мы тщательно обработали все раны, использовали даже святую воду как универсальное средство. Ран у него на теле полным-полно. Спина исполосована, лицо поцарапано, ступня опухла, масса синяков. Запястье покусано, голень тоже. На бедре порез. В его кармане дырка, так что я полагаю, это он кинжал так носил, – лекарь слабо улыбнулся. – Вы видели, он перевязал некоторые раны рубашкой. Так вот, под перевязкой были приложены листья Ацулайи. Вот, что интересно.
– Хм… Не понимаю.
– Ацулайя растёт только близ водоёмов. Ороф и Периком утверждают, что трупы волков были найдены намного дальше последнего озера в нашу сторону. То бишь, его не только те двое волков так изодрали, по всей видимости, он столкнулся со зверем уже, будучи пораненным. Интересно, правда?
– То, что он изловчился прикончить двоих волков, пусть и молодых, уже с такими существенными ранами? М-да-а-а… Что ж, в наше жестокое время детишкам приходится расти сильными, чтобы выжить в этом забытом Богом мире. Вот только интересно, куда он направлялся в одиночку в такую даль, имеющий при себе только старые штаны не по размеру.
– Это, и не только. Крестьяне по дороге не видели больше ни трупов, ни следов боя. А раны свежие, и притом очень грязные и вспухшие. Из этого следует, что мальчик шёл через горы.
– Это безумие. В тот лес никто не суётся. Он бы не смог выйти оттуда живым. Скорее всего, он перевязал раны, полученные не от волков. Хотя… кто ещё? Уж не медведь ли? – улыбнулся Уинфред.
– В том-то и дело. Царапин на спине пять, они рваные. По форме это следы человеческой руки, уж я-то тебе говорю наверняка.
Уинфред побледнел.
– И какие выводы из этого следуют?
– Я не скажу точно, это мог быть либо разбойник с накистником, либо…
– Либо дама с длинными ногтями.
– Если бы это действительно было так смешно, Уинфред. Такие следы оставляют тупыми сломанными предметами, костями, например. Вполне допустимо, что его ранил упырь.
– Упырь? Ты не шутишь?
– На щиколотке похожие следы. Будто его кто-то схватил за ногу. Царапины, синяки. Сильный захват. Ссадина на лице. Удар пятерни. Лёгкое задевание. Кожа едва содрана.
– Значит, ты думаешь, что этот ребёнок бродил по лесу в горах и там встретился с упырём?
– Скажем так. Я не исключаю такой возможности.
– И что теперь делать? Звать священников?
– Да. Но не стоит им говорить о моих предположениях. Сам представляешь, что станет с малышом, ежели пойти с таким заявлением в церковь. До Инквизиции не дойдёт, конечно, но его посадят под замок и закуют по рукам и ногам. Он может не вынести этого, он очень ослаб. Мы скажем, что уверены, что всё в порядке, но во имя безопасности и, на всякий случай, доверяем церкви совершить необходимые обряды. Священник просто прочтёт пару молитв, приложит к ранам святой крест и окропит мальчика святой водой. Об остальном мы позаботимся сами.
– Чёрт, ты пугаешь меня, Лотхем. А что, если он действительно укушен, а? Сейчас вот он лежит без сознания, а ночью встанет и передерёт полдеревни. Я бы не был таким беспечным, раз уж на то пошло.
– Я уже готовлю мощные лекарства на основе корней Абиломы и чеснока. Если он и в самом деле был укушен, то мы его уже не спасём. Изменения в теле уже начали происходить. Но мы с лёгкостью выявим его инфекцию с помощью медицины и церкви. Повторную проверку проведём в полночь, ещё одну – утром. И следующим вечером. Доверься мне, на моей практике уже были такие случаи; зараженного определить очень легко задолго до того, как он станет угрозой. Единственное, что я хочу – это убедить церковь, что всё хорошо. Она очень негуманна в своих средствах. Слушайся меня.
– Как скажешь, старик. Я тебе доверяю это дело, но и сам глазами хлопать не буду, – сказал Уинфред, вмиг осушив бокал вина.
Эту ночь Шики провёл в потусторонье. Как, впрочем, и последующие три недели с небольшими перерывами. Он приходил в себя, но ни на что не обращал внимания. Просто смотрел на солнечный свет за окном, даже не поднимая головы с подушки.
Он уже перестал видеть сны.
Видел, конечно, только очень редко.
Вот ещё… и Тень куда-то делся.
Неужели он оставил его один на один с этим солнечным окном? Оно успокаивало и пугало его одновременно. Заставляло чувствовать себя одиноким и незащищённым. В его комнатке окно было намного меньше, и его никто не протирал каждый день, поэтому оно никогда не было таким светлым.
"Тут все живы, здесь нет мёртвых. Почему они так добры ко мне?"
Безмолвие.
"Ты придёшь, Тень?"
Солнце зашло. Наконец-то, снова благословенная темнота.
"Может быть, солнце было всегда?"
Он ничего не помнил.
"А Тень был ещё одним сном…"
Одним из снов его маленькой грустной жизни.
"Я ненавижу эту слабость".
Иногда он ловил себя на мысли, что уже не верит ни во что – ни в сновидения, ни в реальность, ни даже в Тень.
И только Чёрные Очи беспрестанно наблюдали за ним, выжидая час, чтобы вновь заявить о своём существовании.