Дальнейшее - молчанье...

Альберт Иорданов
 

Я долго не хотел окончательно просыпаться, сон затягивал об­ратно: я гулял с ней в парке и о чем-то оживленно говорил. Она еще изредка возвращалась в мои сны. Мы расстались шесть лет назад. Банальное вообще-то дело. Это была не первая моя жен­щина и после неё было их немало, хотя были периоды без отноше­ний и это тоже было кстати. Я душевно отдыхал от всех. Кто была она? Та, что снилась? Я не запомнил ее лица. Только какой-то на­мек, легкая тень забвения. Смутное воспоминание о бывшем. Нет воспоминаний - нет прошлого. А значит и жизни не было? В этом разобраться бы.
Времени достаточно, ведь я уже давно одинокий старик, мне восемьдесят семь лет. И близок, желанен уход ... Куда? Это была молодость и она, приснившаяся мне, тоже была молода, лет три­дцать, вероятно. Странно, что все это ушло, - все, что называется жизнью. Знал ли я, что буду доживать в этой тесной комнатенке? Последний мой приют на земле, как никак. Склероз еще не до конца пожрал мою память и она дарит иногда воспоминания. Как вот сегодняшнее - о ней. Ведь все это было, было. Жалкие остатки прошлого. Наверное, смерть - это когда уже нет воспоминаний. Я попытался вглядеться в эту расплывшуюся муть. Кто она? Кто? Были люди - мужчины, женщины, дети, старики, барышни, я. Хо­рошо, покойно было дремать, отвернувшись к стене. Порванные обои, фанерная стена, шорохи. Звуки - это еще мое. В сущности, жизнь еще посылает свои импульсы. А ведь я мог бы жить на юге. Лежать целыми днями на террасе и смотреть в сиреневую пустоту моря ... Закроешь глаза и оно в тебе, откроешь и вот оно - у самых глаз. Когда мне было сорок, я жил в сосновом лесу. Теперь, как я понимаю, это был самый сладостный период в моей жизни. Да все было в кайф. Вся жизнь. И вот теперь осталось одно - умереть. По возможности без сильных страданий. Словно бы заснуть, перейдя в Нечто. Длящийся сон жизни. Смертный сон бытия. Теперь дело уже не в словах. Скоро ты все узнаешь, старик. «Старик» - было моим часто употребляемым словом. С длинными волосами и се­деющей бородой я говорил, сидя в кафе: - Привет, старик! И мне отвечали: - Привет, старина. Это был такой ритуал. Со­хранилось ли это обращение? Вряд ли. Настоящей жизни я почти не знаю. Она враждебна и непонятна. Последние годы я не вы­хожу. Внешний мир воспринимается через окно. Я на третьем этаже. Я вижу в разное время года одно и то же: спортивную пло­щадку, длинный высотный дом, дымчатое пространство города и небо - разное: пасмурное, голубеющее, закатное, звездное, в разо­рванных облаках, дождливое, вьюжное. Я больше существую во сне, чем в реальной жизни. Есть огромное разнообразие снов, предсонья, дремоты, бодрствования. Как можно быть счастливым одному! Во всем жизнь. И вот она прошла. Ты старик. Впереди что-то другое. Я пока спокоен. Ни черта никакие религии мне ничего не объясняют. Какие-то байки, сказочки для идиотов. Тебя просто выключают из чего-то одного и переключают в другое. И все. Вечность гораздо логичнее, чем все эти священные тексты, пытающиеся её постигнуть. Пора кушать кашку. Последние ше­стьдесят лет мой рацион неизменен. Это продлило мою жизнь, но если бы я откинулся раньше - было бы обидно. После вось­мидести начинаешь ценить даже запах собственных испражнений. Как признак того, что ты еще здесь. Так кто была она? Приснив­шаяся мне из моего небытия? Времени мало и было бы желанно вспомнить. А ведь меня уже вспомнить некому. Жизнь изжита. Нечего осталось жить. Все меньше и меньше. Иссякает ручейком жизнь. Останется капелька - последняя. Прощай, жизнь. Я тебя все-таки прожил. Исхитрился дотянуть до приличествующего конца.
Дальнейшее - молчанье...

17 марта 2004 г