- Вставай, соня, хватит дрыхнуть. Двенадцатый час уже, весь день проспишь. Да вставай же, сколько тебя будить. Завтрак на столе.
Если бы Рита знала, что ее ожидает от встречи с Ромкой, она бы десять раз по-думала, идти ей на выпускной вечер или нет. Хотя, наверное, все равно бы пошла, чего одной дома сидеть, скучно. А с Ромкой интересно, он веселый, денег не жалеет. Талантливый, на скрипке играет как Бог. Только заводной до сумасшествия. Вот и вчера перепил, в драку едва не влез. Хорошо еще в милицию не забрали. Легко от-делался. Если бы мама его таким увидела, домой бы точно не пустила. Эх, Ромка! И откуда взялся ты на мою голову?
- Ну, ты долго будешь лежать? Сейчас мы тебя, - и Рита сдернула с Ромки одеяло, обнажив крепкое мускулистое тело со съехавшими набок трусами. – Это что у нас такое? – и Рита, захихикав, щелкнула пальцем по бугорку, который тут же по-шевелился, подавая признаки жизни. Ромка тут же инстинктивно закрыл мужское место руками.
- Ну, что ты делаешь? Поспать на даешь, – Ромка сонно потянулся, сел на кро-вати. – Который час?
- Двенадцатый. Вставай, одевайся. Я не смотрю, - и Риты пошла на кухню ста-вить чайник. Ромка проснулся, пора его кормить. Так всегда поступала мама, когда они жили с отцом. Когда папа был дома…Ничего, у нее тоже все наладится, вот с Ромкой поженится, и у них будет своя семья, дети и, может, даже своя отдельная квартира.
- Рита! Рит! – из комнаты в коридор вышел лохматый Ромка. – Где я вообще? Чья это квартира?
- Моя. Ты у меня дома, - Рита подошла к Ромке и обняла его. – Что, не нравит-ся? А вчера нравилась.
- А где все? Где твоя мать?
- А она уехала. Отдыхает в Геленджике.
- А вернется когда?
- Через двадцать дней. Так что у нас с тобой еще масса времени. Ромочка, по-целуй меня!
- Не сейчас, дай проснуться, – Ромка прошел на кухню, сел неуверенно на та-бурет. - Голова раскалывается! Дала бы что-нибудь попить!
- А вчера был ласковым, внимательным, - протянула Рита, наливая в стакан крепкий чай без сахара. – На, пей, герой.
- А что я вчера вообще делал? – Ромка жадно выпил, сморщил рот. - Неслад-кий.
- Учился меня любить, - произнесла Рита и мечтательно закрыла глаза. Вооб-ражение ее не подвело, все было именно так, как привиделось в том танце в кафе, когда Ромка впервые поцеловал ее. Сильный, нежный, пусть немного робкий, и хо-рошо, что робкий, значит, не нахал, зато внимательный и ласковый. И как это де-вушки живут без любви?
- Что, что? – Ромка вытаращил глаза. – Что ты сказала?
- А что здесь такого? – обиженно ответила Рита. - Сам сказал, что это у тебя в первый раз. Все равно, мне понравилось. Ты молодец.
Ромка густо покраснел. Попробуй не покраснеть, когда тебе такие слова гово-рит молодая девушка. Вот вляпался. Ничего не помню. Что с ним вчера было? Ромка попытался восстановить события вчерашнего дня в хронологической последователь-ности. Интернат, вечер, гусыня, Чакона. Потом появилась Рита. А потом что? Они вышли из интерната, пошли гулять, зашли в кафе…дальше ничего не помню. Со-всем ничего. Вот память проклятая!
- А я себя, - Ромка задумался, предпринимая последнюю отчаянную попытку вспомнить, что с ним вчера было, - как вел? Хорошо?
- Замечательно, - Рита подскочила к Ромке и сама поцеловала его. – Только вот в драку зачем-то полез. Потом на скамейку напоролся.
- А, вот почему голова болит. Теперь понятно, - Ромка потрогал припухший затылок. – Кто это меня так?
- Не трогай грязными руками. Я тебе вчера все раны обработала. Шел бы ты в ванную зубы чистить. А я пока завтрак разогрею. Ну, Ромочка!
- Хорошо, иду.
Не хватало еще, чтобы девчонка им командовала. Точно, вляпался. Ромка встал и пошел в ванную. Желтая в разводах ванная, нечищеный кафель и протекаю-щий смеситель. Все как у них с мамой, такая же нищета. Это еще куда ни шло. Ина-че бы зазналась. Терпеть не могу зазнаек.
- А щетку какую брать?
- Синюю. Желтая - мамина, розовая – моя, а синяя ничья. Бери синюю.
Чистка зубов и последовавший за этим прохладный душ вернул Ромку в при-вычное, нормальное состояние. В голове просветлело, память заработала, и все вста-ло на свои места. Итак, вчера он закончил интернат и получил свидетельство особого образца. Это раз. Потом он устроился на работу. Это два. И, конечно, здорово - из интерната сразу же на работу, ни дня простоя. Это неслыханное везение, подлинная удача. А как же Гнесинка? Потехин сказал, что в Гнесинку надо поступать сразу же после окончания интерната, потом поздно будет. Навыки игры утеряются и баста, уже не вернешь. А ничего не утеряются, будем в кафе классику играть, вот тебе и подготовка. И потом, надо же самостоятельной жизнью пожить, в себе разобраться, матери деньгами помочь.
Так когда нужно появиться в кафе? Константин Эдуардович сказал послезав-тра, значит, сегодня это уже завтра. День в запасе. Хорошо. Интересно, сколько у не-го осталось денег?
- Ромка, ты скоро? Чего в ванной застрял?
- Так, что у нас на завтрак? - дверь ванной распахнулась, и в проеме появился мокрый, сияющий Ромка с полотенцем, перекинутым через плечо. - Блинчики? Со сметаной, мои любимые! Ритульчик, какая ты молодец!
- Тише ты, захвалишь, - смущенно ответила Рита, – садись. Смотри, какой се-годня прекрасный день – суббота, двадцать третье июня две тысячи первого года, двадцать первый век.
И началась для Ромки самостоятельная жизнь. Семейной назвать ее было трудно, ибо хозяйства общего они с Ритой не вели, и детей у них не было, да они об этом и не думали, просто занимали квартиру на время отсутствия родителей. Но после интернатского существования, где гусыней контролировался каждый шаг вос-питанника, где любая инициатива пресекалась на корню, эта неорганизованная, от-дельная жизнь показалась Ромке раем. И пусть ели они нерегулярно и разнообразия особого в еде не наблюдалось, это не имело ровным счетом никакого значения. Жи-ли Ромка с Ритой почти как муж и жена, спали в одной постели, укрывались одним одеялом. Вначале Ромка испытывал некоторое стеснение, не знал, как себя вести, что можно было делать, а что нельзя, какие ласки принимались Ритой, а какие – отвер-гались, но Рита относилась ко всему настолько дружественно, легко и открыто, что Ромка успокоился и перестал обращать внимание на свои промахи. Через несколько дней они без стеснения бегали по квартире в чем придется, и радовались всему, как дети. Они и были дети, только вброшенные во взрослую жизнь. Рита вставала в семь утра, готовила на двоих нехитрый завтрак и уходила на фабрику, где уже третий год работала прядильщицей. Ромка вставал поздно, долго валялся в постели, просмат-ривая по телеку все программы подряд, а со второй половины дня принимался за скрипку. Впрочем, занятия его продолжались недолго, час или два, больше Ромка вытерпеть не мог, надо же когда-нибудь отдохнуть после интернатской каторги и снова усаживался за телевизор. Рита приходила после шести, кормила голодного Ромку и теперь уже уходил Ромка, в кафе, где он устроился работать по договору. Возвращался Ромка усталый, расстроенный, часто за полночь, Рита ждала его, чтобы покормить еще раз и с покорностью выслушать Ромкины жалобы и переживания. Эх, Ромка, и чего из-за пустяков расстраивается? В жизни еще и не то бывает. Люди, они везде люди, есть среди них злые, есть и добрые. Ждать надо и плохое обернется хорошим.
А переживания все Ромкины были оттого, что работа в кафе оказалась не та-кой простой и легкой, как ему показалось в день первого знакомства с менеджером.
- Тебе кого, парень?
- Мне Константина Эдуардовича. Я Ромка, Рома Курицын. Можно войти?
- Не знаю я никакого Курицына, ничего мне не говорили. У тебя здесь скрип-ка, что ли? Музыкант, значит. Ладно, заходи. Стой здесь, дальше не проходи. Кафе на спецобслуживании. Ругаются, никого не пускают. Попадешь еще под горячую руку.
Пожилая женщина в переднике пошла звать менеджера, оставив Ромку ждать у входа. Ромка, недоумевая, пожал плечами – и чего он пришел? Кафе на обслужи-вании, а его позвали. Может, Константин Эдуардович ошибся или он сам перепутал число? Да нет, вроде не перепутал, они виделись позавчера, сказали придти через два дня, то есть послезавтра. Сегодня послезавтра и есть. А через два дня это после-завтра или на третий день? А, черт, ничего не пойму.
- А, Курицын! Проходи, тебя только и жду, - выручил Ромку вынырнувший откуда-то сбоку, из темноты, Константин Эдуардович. Слава Богу, сошлось, подумал с облегчением Ромка. А то неловко бы получилось, пришлось бы бегать за менедже-ром, деньги отдавать. А отдавать-то и нечем.
Но следующее, что услышал Ромка, поставило его в тупик.
- Чего невеселый такой? – глаза менеджера горели лихорадочным блеском. Видимо, успел уже принять. - Пошли, развеселю. Значит, так, сначала цыганочка, потом что-нибудь из попсы. Потом…потом видно будет, Справишься? По-моему, тебе это раз плюнуть.
- Как это цыганочка? Мы так не договаривались, - оторопел Ромка. Скрипка едва не выпала из его рук.
- А как мы договаривались? – оборвал Ромку менеджер. - Ты что, думал, что в кафе нужна твоя симфоническая музыка? Очнись, Ромчик, на дворе другое время, девятнадцатый век давно прошел. Народу нужна попса, блатняк и всякое такое.
Видя, что Курицын не понимает, что ему говорят, менеджер усилил нажим. Он не любил, когда ему возражали. И привык добиваться своего.
- Ты что, в самом деле, думал, что я попрошу тебя сыграть Брамса или там Бетховена какого? Ну, ты и экземпляр. А я-то думал, что мне повезло. М-да…Ладно, если не можешь или не хочешь, вали отсюда. Но деньги верни.
- Я согласен, - ответил Ромка после некоторого раздумья. Другого выхода у не-го не было, не жить же на иждивении у Риты.
- Вот и ладненько, молодец. Я всегда верил в современную молодежь. Главное, правильно поставить задачу. Пошли.
В кафе было полно людей, столики, расставленные буквой пэ, ломились от обилия самой невероятной, фантастической пищи. Здесь была и икра, черная и красная, осетрина, грибы, мясо всех сортов, колбаса, сыр, фрукты, сладости и много такого, чего прежде Ромка не видел. Живут же люди, подумал он с завистью.
- Не завидуй, скоро сам будешь так же жить, - словно читая Ромкину мысль, сказал Константин Эдуардович. – Если, конечно, меня будешь слушаться. Вот твой столик, садись. Жди, тебя позовут.
- А вы куда? – спросил Ромка.
- Куда надо. Жди.
Менеджер исчез, растворившись в бурлящей людской тесноте, а Ромка огля-делся. Надо привыкать к рабочему месту. Не так уж здесь и плохо, пьяного народу только много. Да и шумно. Как при таком шуме играть? Никто скрипку не услышит, а через микрофон ее пустить - качества не будет. А, плевать. Кого здесь качество ин-тересует? Главное, чтобы было весело. Остальное его не касается.
Константин Эдуардович появился так же внезапно, как и исчез.
- Ну, что, Ромчик, готов? Разыгрываться будешь? Нет? Ну, и правильно. Чего профессионалу разыгрываться, только время терять. Вперед!
Он подтолкнул Ромку к эстрадному помосту, шепнул, поднимайся, снял мик-рофон со стойки, щелкнул переключателем.
- Господа! Минуточку внимания! Как и было обещано, сейчас перед вами вы-ступит восходящая звезда, лучший скрипач города, наша музыкальная надежда - Рома Курицын! Попросим, господа, попросим! – и, возвращая микрофон на место, добавил, - давай, Ромчик, не подкачай.
Сказанные слова приятно щекотали душу, внутри сладко заныло, и хотя Ром-ка осознавал, что все это обычная прелюдия для разогрева публики и придавать этим словам значения не следует, отказать себе в удовольствии думать, что он дейст-вительно будущая звезда, не мог. Константин Эдуардович попал в точку. Он знал, чем взять Курицына. Все музыканты одинаковы, каждый мыслит себя гением. И по-этому хвалить музыкантов надо как можно больше. Главное, чтобы похвала выгля-дела убедительно, тогда легче удастся завести музыканта, подзадорить его честолю-бие, а потом все пойдет как по маслу, само собой.
Константин Эдуардович не мог допустить срыва мероприятия, он был хоро-шим менеджером.
- Ну, как? – спросил Ромка, отыграв цыганочку. Смешанное чувство неудовле-творенности и облегчения овладело им. Разве это музыка - три аккорда, десять нот и одна избитая тема? Вот импровизация, кажется, удалась.
- Бесподобно, невероятно! – воскликнул Константин Эдуардович, вскидывая руки в театральном жесте. – Ромчик, ты гений импровизации! Если человек талант-лив, то талантлив во всем. Я в тебе не ошибся.
- Вы это серьезно?
- Конечно, серьезно.
- Тогда перестаньте звать меня Ромчиком. Я вам не пацан с улицы, я музыкант с дипломом, - выпалил вдруг Ромка.
- О, простите, маэстро! Роман…как вас там по батюшке?
- Константин Эдуардович, хватит паясничать! Зовите меня Романом. И точка.
- Молодой человек! – вклинился в беседу мужчина с бородкой, посетитель ка-фе. – Я хотел выразить вам свое горячее признание. Играли вы превосходно! – и, увидев рядом менеджера, осекся, - я не помешал?
- Не помешал. Давай, выкладывай быстрее, чего хотел, - ответил хмуро Кон-стантин Эдуардович.
- Да, собственно, у меня все, - растерялся бородач. – Может, сыграете еще что-нибудь? Я прошу. Публика просит.
- Сыграет, обязательно сыграет, - ответил за Ромку Константин Эдуардович. – У вас все?
- Почему вы за меня все решаете? Я играю, мне и решать, – возмутился Ромка, не обращая внимания ни на возникшее напряжение, ни на изменившегося в лице Константина Эдуардовича, и обратился напрямую к бородачу. – Что вы хотите, что-бы я сыграл?
- Что-нибудь из Поля Мориа, если знаете. Ну, или что-нибудь на свое усмот-рение. Вот вам за труды. Да берите же, не стесняйтесь, - мужчина протянул Ромку сторублевую бумажку. Ромка взял ее, положил в карман.
- Спасибо, - и бородач, удовлетворенный тем, что удалось договориться, уда-лился, теряясь между столиками.
- Это вам спасибо, - поблагодарил вдогонку первого своего поклонника Ромка и с детской радостью посмотрел на Константина Эдуардовича.
Менеджер стоял, стиснув зубы, с трудом сдерживая себя от вспышки гнева. Кто этот парень, что он о себе возомнил?! Одно его слово и ноги этого Курицына здесь не будет! Звезда, твою мать… Но где он найдет другого, такого же способного музыканта? Нет, здесь случай особенный, надо действовать осторожно. Но наверня-ка.
- А ты, я смотрю, из ранних. Ну-ну.
- А что я сделал? Взял деньги за свою работу.
- За работу плачу тебе я! Ты все понял?
- Понял, - расстроился Ромка. Музыканты в кафе всегда берут деньги с клиен-тов, он сам это не раз видел. Другие берут, а ему нельзя?
– Можно, я отработаю деньги? Клиент ждет.
- Валяй. Но чтобы это было в последний раз!
Таких встреч и разговоров, неприятных и острых, проходивших порою на по-вышенных тонах, у Ромки было много. Не умел Ромка дипломатничать, выкручи-ваться, что-то все время подталкивало его говорить правду, хотя никому эта правда не приносила ни радости, ни облегчения. Ромка нервничал, взрывался попусту, а менеджер только посмеивался. Довольно быстро раскусил он Ромкину душу и нау-чился с ней управляться. С доверчивым правдолюбцем всегда проще сработаться, чем с хитрецом, во всяком случае, удара в спину не получишь.
Понемногу и Ромка понял, что от него хотят, и стал усваивать правила тре-буемого поведения, принимая заказы от клиентов тайком, когда этого не видит ме-неджер. Деньги эти, навар на жаргоне музыкантов, он откладывал отдельно для ма-мы. А Рите отдавал сумму, которую ему назначил Константин Эдуардович.
Собрав тысячу рублей, Ромка заторопился домой. Рита несколько раз спра-шивала его, когда он сходит к матери, почему не навещает ее, и всегда получала один ответ – еще не время. Как же так - окончить интернат и не побывать у матери, не поделиться с ней своей радостью? Рита этого не понимала. Истинной причины задержки она не знала, а Ромка не говорил ей об этом. Когда-нибудь проснется, за-говорит сыновнее чувство, думала Рита, и тогда быстрее ветра побежит. Сам, без на-поминаний. Так оно и случилось.
- Ну, Ритульчик, мне пора. Спасибо тебе огромное, ужин был замечательный. Спасибо! – Ромка встал, поцеловал Риту в подставленную щечку, поставил пустую тарелку в раковину. – Пойду.
- В кафе? У тебя же день отдыха? – спросила Рита. – И куда интересно ты на-мылился?
- К маме, - вздохнув, ответил Ромка. - На свидание. Раньше она ко мне ходила, теперь я к ней. Давно не видел. Соскучился.
- Наконец-то. А я-то думаю, когда ты соберешься…Мать все-таки. Ну, и к скольки тебя ждать? Или не ждать? – Рита поиграла глазками, наблюдая за Ромки-ной реакцией.
- Что ты такое говоришь? – ответил Ромка. - Конечно, ждать. Я теперь как те-ленок на привязи, без ласки и дня не проживу.
- Это хорошо, - улыбнулась Рита. – Значит, есть надежда, что не убежишь.
(продолжение следует...)