До сих пор с теплотой вспоминаю мою первую настоящую картину, появившуюся спонтанно, которая была вымучена, картина о наболевшем, рожденную под наплывом, нажимом чувств…
В тот день на обед, на второе, был омлет. Настоящий школьный омлет, с желтоватой корочкой в пупырышек, правильной кубической формы, трясущийся всем своим кубизмом от малейшего внешнего движения, с мутной, расплывшейся у основания, лужицей органики. Я как раз доедал гороховый суп, когда передо мной поставили ту тарелку с тем омлетом. Чуть отстранившись, стараясь не смотреть в сторону предложенного, я потянулся за компотом. За спиною раздался голос: «А омлет?!».
Татьяна Александровна. Моя первая учительница, с пучком рыжины и маленькими глазками за маленькими очками. Милая женщина, блокадница. Однажды, после школы, составив кучкой портфели, мы играли в футбол сушеной рыбьей головой у помойки. На следующий день, с утра, вместо обычной политинформации, всех футболистов поставили около доски, а остальных попросили нас запомнить. Потому что такие как мы – позорят нашу страну перед лицом Запада. Потому что таких как мы печатают на главной полосе глянцевых журналов. Потому что не место нам в октябрятах, не говоря уже о близящихся пионерах. Мы, робко, пытались попросить прощения у страны, Запада, журналов, рыбы, но Татьяна Александровна была непреклонна. Чуть позже нам все же удалось понять, что ругают нас не за голову, а за то, что помойка располагалась у итальянского общежития, а значит, была наполнена итальянским мусором, а мы были около, значит, рылись в итальянских помоях в поисках наживы. Но это было потом. Так же потом был поход к директору, с вызовом родителей, за отвратно длинные волосы. Эти лохмы закрывали почти все уши. Позже растоптали в пыль моё первое воздушное отступление на изложении. Что же там было… Что-то про лосиху и лосенка. Они испугались охотника и убежали. Так было по рассказу. У меня лосиха витиевато «обратилась в бегство» за что и получила «три» вместе с лосенком и все ещё лохматым мною. Потом, потом, потом.
А сейчас она стояла, любимая Татьяна Александровна, стояла за мною и терпеливо ждала, пока я съем омлет. Я его съел, глотая трясущиеся обломки поварского искусства вперемешку со слезами. Весь. И даже не запил компотом. И ушел на урок ИЗО. На первый в моей жизни урок ИЗОбразительного искусства. Посадили там меня за последнюю парту, положили передо мной большой белый-белый лист бумаги, и начали рассказывать о великой силе живописи, графики и скульптуры. В районе перехода на графику мне нестерпимо захотелось поднять руку, я её поднял, но преподаватель сказал, что все вопросы потом. Второй раз я её поднял, когда мы перешли к скульптуре и получил тот же ответ, только чуть отрывистее и строже. Третьей попыткой я сорвал испепеляющий взгляд и уверенность преподавателя, что в классе как минимум один дурачок. Больше руки я не поднимал. Когда чуть затянувшийся, но тем не менее, наверное, очень интересный рассказ окончился, учительница подошла ко мне. «Ну что ты хотел?» Ответить я ей не успел. Меня уже рвало. Рвало на чистый, белый-белый лист. Потом я долго сидел в классе после уроков, а девочка Юля меня охраняла от разыгравшихся дежурных…