ПРИШЛЫЕ ЛЮДИ
Посвящается памяти моих Прадеда Ивана и Деда
Дмитрия, участников Гражданской войны
на Южном Урале в 1918-1920 годах
«Сотрутся письмена веков,
Исчезнут, кто читать их сможет,
Лишайников сухой покров
Затянет все остывшей кожей.
Истлеют переплеты книг,
Страницы распадутся пылью,
Как выдумка исчезнет вмиг
Всё, что когда-то было былью.
Нечеловеческий народ
Не сможет даже догадаться,
Каких страстей водоворот
Здесь судьбы заставлял ломаться»
(Сергей Шишкин, http://stihi.ru/avtor/sergashish)
Митька сидел на берегу речки Казьбы, протекавшей через родную деревню Алексеевку.
Митьке 12 лет. Как он считал – уже взрослый. А тут его, какой день, посылают пасти сельских коров… Обидно… Отец с артелью на золотом прииске работает допоздна. Вот бы к нему…! Да занемог пастух, лежит третий день пластом, старый уже… Надо помогать… Молока крынку надо будет ему принести вечером.
А хорошо всё-таки…! Июнь. Жара. Высоко в небе, как бы стоя на одном месте, звенел жаворонок.
Поставил Митька сетёшку, речка узкая, течение шустрое. Да и удочку, настроив, закинул. Поплавок из гусиного пера часто нырял, и Митька вытаскивал жирную плотву и подлещиков… Вечером матушка уху сварит с пшёнкой и рыбы отцу пожарит. Хлеб то посеяли, только до урожая ещё далеко. Пшеницы – хлеб выпечь, на праздник какой – только и осталось несколько пудов в общественном амбаре. В апреле этого – 1918 года - дутовские казаки много зерна забрали, когда отступали от Верхнеуральска на юг к киргизам. Ладно, хоть оставили для посевной.
Ещё маманя велела луку дикого нарвать. После обеда…к вечеру, что-то сейчас лень, да и подсохнет лук на солнце, а он и так твёрдый.
Коровы мирно паслись, отгоняя хвостами оводов. Вон одна пеструшка на левый берег навострилась…
-Полкан! Что спишь? Гони её обратно!
Полкан только ухом повёл…
-Полкан! Растуды тебя!
Полкан лениво встал и потрусил в обход стада: «И что кричать? Своё дело знаю…». Коровы повернули обратно на луг.
-Молодец, Полкан!
И вот тут пёс резко изменился. Уши торчком, тянет носом воздух, тихо рыкнул в сторону холмов на другом берегу.
-Ты что?
Полкан рыкнул ещё раз.
На холме возник всадник. Блеснули стёклышки бинокля. А потом появился ещё десяток коней, которые намётом поскакали прямо на Митьку.
Подняв облако пыли и перейдя брод, чубатый казак, с тремя лычками на погоне, спросил:
-Ну, что, малец? Много рыбы наловил?
-Не знаю пока…
-Ну, это мы и сами видим - сколько. Кукан вон - уже полный в речке… А сеть проверял?
-Нет ещё…
-Сам достанешь – или помочь?
-Не-а – я сам…
-Как тебя кличут то?
-Митькой…
-Доставай, Митрий, посмотрим твой улов…
Митька, зайдя в речку почти по самое горло, стал заводить дальний конец сети к берегу к воткнутому шесту.
-Что ты?! Каши мало с утра ел?! Пётр помоги ему!
-Есть! Заодно и искупнусь…
Пётр, скинув форму, ёжась и покрякивая, с довольной улыбкой, полез в воду.
В вытащенной сетке билась живым серебром рыба…
-Хороша! Вон и щуки есть!
«Чубатый» неожиданно задал вопрос:
-Кто в селе? Красные?
Митька, оторопев:
-Не знаю. Тятя с дядьями на прииске…
-А красные?
-Так нету никого. С весны нет…
-Вот как… Не врёшь? А то нагайки попробуешь…
-Меня не за что. Я ещё маленький.
Казаки заулыбались.
-Перекрестись.
Митька осенил себя двумя перстами. Казаки переглянулись.
-Поп в деревне есть?
-Поп есть в станице Кацбахской, а у нас наставник наш есть…
-Хорошо. Прыгай на коня, поехали в село.
-Так не могу. Стадо то как?
-Пётр покараулит.
-А как, если угонит?
-Не угонит. Я ему приказ дам, чтоб здесь был – сторожил твоих коров.
-Это не мои… Обчества.
-Покараулит и общественных.
Пётр:
-Езжай, Митька. Покараулю. Не боись… Где черви на наживку?
-Вон в туеске… Полкан! Место!
Митька залез на холку, и всадники помчались к селу.
* * *
-Где твой дом?
-Крайняя изба слева.
Подскакали к избе.
«Чубатый» зажал Митьке рот своей крепкой мозолистой ладонью, пропахшей сыромятной кожей и конским потом. По кивку «Чубатого» казаки скинули короткие кавалерийские карабины. Двое спешились и осторожно зашли во двор.
-Никого нет. Бедно живут. Скотины тоже нет. Мамка то есть у тебя?
-Есть.
-Как звать?
-Еленой Клементьевной…
-Ну, и где она?
-Не знаю…
-А наставник где живёт?
-На задах.
-Веди к нему.
* * *
На крыльце стоял благообразный седобородый старик в чёрной длинной рубашке поверх тёмно-синих шаровар с синими лампасами, подпоясанный чёрным кожаным ремешком, в начищенных сапогах. Наряд завершала чёрная войлочная короткополая шляпа.
-Спаси Христос, святой Отец! - казак, пригнув голову, перекрестился двоеперстно: Слава Господу нашему!
-Милостив Господь…
-Небось, не ждали таких гостей?
-Гостям рады, коли с добром…
-На постой в село пустите ли? С виду справно живёте…
-Богу не жалуемся. Я один не могу решить. А долго ли стоять думаете? И сколько вас всего?
-Сколь ни есть – не объедим. Деньги заплатим.
-Ладно, коли так.
-Большевики есть в селе?
-Для Господа все едины. А два месяца не воюем. Потому – не с кем.
-А с нами будете?
-Так мы вас и не знаем. Худа нам не делали. Воевать – дело последнее. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было «Бог»…
-Так оно, святой Отец.
-Вот вечером соберутся люди - и скажут своё слово…
-Так мы подождём до вечера?
-Да. Пусть гонец подъедет к заходу Солнца.
Когда «Чубатый» сел на коня, Дмитрий подошёл к наставнику:
-Отец Исидор, я, наверное, с ними поеду обратно? Там же стадо осталось.
-Смотри, Дмитрий, болтай меньше, а смотри больше. Стадо пригони пораньше.
-Хорошо, Отец Исидор.
* * *
Уже не торопясь казаки доехали до реки, встретив конный разъезд в дозоре.
-Тихо всё?
-Тихо. Вас ждём. Как в селе?
-Тоже тихо. Слазь, Дмитрий. Дуй к своим тёлкам.
-Коровам…
-Поспорь ужо (улыбаясь).
-Все на месте – я посчитал.
-Хороший хозяин из тебя может выйти, если ближе к нам держаться будешь.
-К кому – «к нам»?
-К нам – казакам.
Другой казак:
-Малец! Ты не обижайся… Мы там твою рыбу варим.
-Ладно, уж. Ещё сейчас наловлю.
У реки Митьке открылась следующая картина. Казак Пётр, в одних портках, стоял около кострища, над которым исходил паром котёл на треноге, и зачерпывал для солдат уху. Другие уже ели её, сидя на бережку.
Два казака доили коров. Из одного ведра молоко уже черпалось крУжками. Винтовки были положены у каждого бойца рядом с собой.
Пётр, завидев растерянного Митьку, замахал рукой:
-Вон! Хозяин пришёл! Иди к костру. Похлебай с нами. Да, ладно ты – не журись! Ещё тебе рыбы наловим сейчас. А те четыре коровки нагуляют молочка до вечеру. Держи хлеб.
* * *
«Чубатый» подскакал к подъесаулу, лихо осадив лошадь:
-Ваш благородие! В селе тихо. Население смешанное - православные, староверы… Русские, мордва… Похоже, что и казаки есть. Их наставник староверческий из оренбургских казаков. Мужиков не видно – в поле и на прииске. К вечеру будет сход – решать: пущать нас али не пущать…
-Я им не пущу…!
-Уверен, что красных в селе нет.
-Уверен он… (скептически) Ты хоть знаешь – как нам идти на этот Верхнеуральск?
-Никак нет. У Вас же карты.
-Дурак ты, Степан…
-Так точно – дурак, Вашбродие.
-Тьфу, ты…! Ты хоть знаешь – когда эти карты изданы?
-Никак нет.
-Всё! Прекращай солдафонство!
-Есть!
-Карты эти ещё в 1873 году изданы Императорским географическим обществом. Сколько воды утекло – где те тропки-дорожки…? Отдай команду выставить посты и всем купаться, стираться и сушиться. К вечеру всем быть готовыми! Позови ко мне командира пехоты.
-Есть.
«Чубатый» зычно отдал команду. Солдаты и казаки начали быстро раздеваться и, довольно крича, кинулись в реку.
-Мать вашу!!! Всю рыбу распугаете! (это казак Петро орёт)
Митька отметил про себя, что многие из солдат говорят на языке ему не понятном.
* * *
К подъесаулу тем временем подошёл командир пехотинцев. Не отдавая чести, обратился:
-Слушаю, брат командир.
Офицер ухмыльнулся.
-Вот что, поручик. К вечеру занимаем село. На два дня. Заходим строем, как положено. Впереди будет наша разведка. Ведём в селе себя тихо. Если что-то будете брать, помимо каптенармуса – за всё платить деньгами. Или честно менять. Всех – кто сбил ноги в пути - залечить. По избам не ночевать. Чемергес не трескать. (примечание: т.е. «самогон не пить»). Баб не тискать. За это – выйдем из села – лично расстреляю!
-За это я и сам могу расстрелять.
-Вот и хорошо!
* * *
Митька, не дожидаясь построения отряда, собрал бурёнок и погнал их в село. Было около шести часов пополудни. Никто ему не препятствовал. Наверное, как-то свыклись с его присутствием, считая за своего.
* * *
Часам к восьми вечера к дому сельского старосты начал собираться народ. Галдёж прекратился, когда к ним спустились староста и церковный наставник. Из-за их спин вывернулся Митька и нырнул в толпу. Старики, объяснив, в чём дело – стали слушать селян. Мнения разделились. Но, когда услышали о составе и численности отряда – как-то сникли…
Около девяти вечера показался казачий разъезд. Спешился только «Чубатый». Сразу выделив в толпе «начальство», подошёл к ним, козырнув.
- Мир вам, старцы! Мир и вам, люди добрые!
Народ – кто шапки скинул, кто просто говорил «с миром, с миром…»…
-Что скажите, поселяне? Где прикажите ночь коротать? Путь у нас ещё долгий. Отдохнём и уйдём…
-Сколь у нас пробудете? (староста спросил)
-Послезавтра утром уйдём.
-Хорошо, ждём вас с миром.
Казаки ускакали.
Не прошло получаса, послышалась от края села мерная поступь. В село маршем входило две роты солдат, брички с двумя пулемётами, сопровождаемые полусотней казаков. В спину им светило солнце. Впереди шёл знаменосец, державший красное знамя.
Народ ахнул и стал креститься.
-Матушки-батюшки!!! Что ж деится то! Это ж «красные»!
-Это солнце так светит…
Нет! Это было не солнце…
На центральной улице солдаты построились по трое. Все в новенькой с иголочки форме неизвестного селянам образца (примечание: английского), без погон. В высоких шнурованных ботинках на толстой подошве. На рукавах бело-сине-красные шевроны. В фуражках с такого же цвета нашивками.
Казаки спешились и встали отдельно во фрунт.
Вперёд вышел подъесаул, командир от пехоты и знаменосец.
На красном знамени белыми буквами аккуратно было начертано: «Вся власть Учредительному собранию! Долой большевиков!».
Кое-кто в толпе шевелил губами, складывая по слогам...
-Вот те раз…!!! (зашептали в толпе)
Пехотинский командир сделал шаг вперёд. Начал говорить с едва приметным акцентом:
-Здравствуйте, братья крестьяне! Вас приветствуют славные бойцы Народной армии Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания и наши братья – сибирские казаки! Мы пришли к вам, чтобы дать вам свободу, равенство и землю! Свергнув проклятое самодержавие, Россия попала в рабство коммунистов-большевиков! Наш брат командир – полковник Войцеховский, вместе с братьями-славянами чехами и словаками идёт на освобождение Верхнеуральска. Освободим Верхнеуральск от предателей славного оренбургского казачества и крестьянства. Долой каширинцев – этих предателей России и казачества! Долой большевиков – этих наймитов немецких империалистов! Вся власть Учредительному собранию! Ура, товарищи!!!
Подъесаул то хмурился в усы, то улыбался в сторону… А тут он взмахнул рукой, и раздалось солдатско-казацкое троекратное «Ура!». К этому не стройно присоединился кое-кто из мужиков, но смущаясь, потупились…
Вышел староста:
-Спасибо за добрые слова! Чем богаты - тем и рады! Разделите с нами хлеб-соль!
Последовала команда: «Разойдись!».
Солдаты разделились на кучки, задымили табаком.
-Урядник! Ко мне!
К подъесаулу подбежал «Чубатый».
-Степан, познакомь меня со старостой и наставником. Надо организовать своё питание и коней. Посты выставили?
-Так точно!
-Молодец!
-Рад стараться!
-Пошли!
От казаков отделился Пётр:
-Митрий! Пойдём со мной. Рыбу заберёшь…
Они пошли к повозке. Отец и мать издалека наблюдали за сыном.
-Вот, как и обещал, наловили для тебя…
Митька забрал мешок рыбы и пошёл к родителям.
-Не забижали?
-Нет. Надо молока пастуху занести…
-Хорошо. Забеги к нему, оставь. И рыбы тоже. Спроси – может ещё что надо?
* * *
Подъесаул старосте:
-Нам надо накормить триста человек. Я догадываюсь, что хлеба у вас почти нет после посевной. Нам нужно сейчас – просо, пшено, овёс, мясо, сено, молоко на утро. Всё. Если разделить на дворы, то это будет не очень много. Исходя из установленного довольствия, я плачу вам за эти полтора дня 600 рублей. Получите - пополам «романовок» и «керенок»…
-По рукам. Жена накрывай на стол. Я пойду – скажу селянам, чтоб собрали провиант…
-Я выйду к бойцам и вернусь через полчаса.
* * *
Подъесаул, отойдя немного от дома старосты, подозвал урядника:
-Степан, уходим завтра утром.
-Как?
-Вот так. Не нравится мне что-то здесь. Чехо-словакам пока я ничего говорить не буду. Лишнее это. А вот приказ – «беречь полученный провиант» - даю всем.
-Всё понял.
-Посты усилить. Выслать дальние дозоры.
-Будет сделано.
* * *
Закат догорал. Рогатый месяц повис над селом. С речки потянуло сыростью.
Загорелись костры на окраине села. Запахло солдатским кулешом. Кони, пофыркивая, хрумкали сеном и овсом.
* * *
В доме сидели трое – подъесаул, наставник и староста.
-Выпить не предлагаю…
-Да, и не время.
-Всех ли накормить смогли?
-Ужинают уже. Спасибо!
-А вот скажите Вы мне, Ваше благородие… и общество интересуется… Как это понимать? Вы за красных или за белых? И солдаты у вас не русские? Не поймём что-то…
-Так скажу – мы против большевиков. Разобьём их – пусть потом народ решает – какой власти в России быть… А идут со мной чехословацкие легионеры – наши союзники, которых большевики предали. С немцами мир заключили. Кто их теперь добивать будет? Идут и русские - добровольцы "эсеры". (Это подъесаул о членах и сочувствующих партии социалистов-революционеров)
-Большевики мир обещали…
-И пол России немцам отдали… Это как?
-Да… А вы – казаки – с кем и за что воюете?
-Мы за волю, за землю нашу…
В разговор вступил старообрядческий наставник:
-Да… Вот, что я скажу… Послушайте старика. На Верхнеуральск не ходите. Не будет вам пути…
-Почто так?
-Атаман Верхнеуральский - старый Каширин, свою станицу в обиду не даст. Его сыновья – красные партизаны, самому оренбургскому Атаману Дутову ходу туда не дали. Поднимутся казачки и красные, и белые, и зелёные, что в лесах, да по горам отсиживаются – сложите там вы свои головушки. А, если с Белорецких заводов красногвардейцы подойдут на подмогу – то совсем вам беда. Присягу вы давали, приказ имеете – в том спору нет. Вам решать. А это моё вам стариковское и наставническое слово.
Подъесаул, хоть и крутил усы, но погрустнел. Засиживаться не стал.
-Помолись за нас, святой Отец…
-Буду молиться за отпущение грехов ваших.
* * *
Сидят солдаты с казаками около костров. Смотрят на звёздное небо, думки гадают.
-А вот говорят, что командиры у красных казаков-каширинцев, сами сплошь офицеры? Так ли?
-Ведомо так, они аж есаулы…
-А отец их – Атаман станичный?
-Да. А сыны его теперь и сами красные атаманы…
-Вот, как! Чудно! Так отец то, поди, сынов в обиду не даст…
-Ох! Не знамо, как! Чуется, что и отец на сына пойдёт скоро… и брат на брата…
-Что ты такое говоришь!
-Где правда? Не понять…
* * *
В семье у Митьки тоже ужинали – уха, рыба жареная… Как ему и мечталось днём.
-Тять, Вы куда?
-В Михайловку надо сходить… У дядьки Алексея лошадь заболела – полечить бы след.
* * *
Выйдя во двор Иван (так звали Митькиного отца) зашёл в сарай, нырнул в потайной лаз, огородом вдоль ограды спустился к реке, и почти бесшумно под берегом стал осторожно пробираться из села. Прислушиваясь и таясь, минул казачий пост… Мысль только мелькнула: «Хорошо, что у них собак своих нет…».
До Михайловки шесть вёрст напрямки. Через два часа Иван стучался в ставни Алексеева дома.
-Алексей, открой. Это я – Иван.
-А мы уж спать легли. Заходи. Что это ты весь в репьях, да череде!?
-Меня наш староста послал… У нас отряд в селе. Двести человек пехоты. Полсотни казаков сибирских при двух пулемётах.
-Откуда взялись?!
-С Троицкой железной дороги идут от Полтавки на Верхнеуральск.
-Вот дела!
-Седлай коня. Надо ехать в Магнитную – предупредить. Пусть дальше скачут. А там сами знают, наверное – что делать. Говорят, что отряд ещё день будет у нас. Успеют встретить.
-А коли, нет? А вдруг завтра двинутся?
-Всё равно успеем.
-Ты обратно пойдёшь?
-Лучше бы у тебя переночевать – вдруг на казачков напорюсь…
-Ночуй, утром уйдёшь. Как же они пойдут? Через Требиатскую?
-Не знаю. Но мужички посматривают за ними…
Иван рассказал брату подробности о встречи отряда на площади.
-Давай, Алексей, с Богом! Смотри – коня не загони! Отдыхай по дороге…
* * *
Костры почти потухли. Только смена дозора, проснувшись, пила чай и уходила в ночь.
Потом на востоке загорелась слабая алая полоска.
С овина от дома на отдалении за отрядом поочерёдно пристально наблюдали три человека.
Чу! У одного кострища началось шевеление, потом у другого… и лагерь пришёл в тихое движение.
-Никак встают…
-Рано что-то.
-Смотри! И казачки зашевелились около коней.
-Иди до старосты – сообчи.
* * *
Поручик подошёл к подъесаулу:
-Здорово ночевали, брат командир! Что? Решил выступать?
-Здорово, Борислав! Да. Пора. Что твои бойцы?
-Готовы. Надо будет шесть человек на повозки посадить – обезножили.
-Сажай. Через пятнадцать минут выдвигаемся.
* * *
Отряд тихо ушёл из села.
Десяток мужиков собрались у старосты.
-Где Иван?
-Ещё не вернулся.
-Куда отряд пошёл?
-На Требиатскую станицу.
-Кони готовы?
-Да.
-Ивана дожидаться не будем. Наверхом отправим другим путём двоих в Агаповку, чтобы ещё раз предупредить магнитских казаков. Сельской дружине подготовить оружие. Соберите провианту для наших в Джабыкский бор. Попросите у них патронов. Через день ждём партизан к нам, а то, как бы худа не было…
-Всё сделаем…
* * *
Уже посветлу Иван вернулся в село и сразу к старосте. Там же был и старец Исидор.
-Здраве были!
-Здрав буде! Заходи. Поешь немного?
-Воды бы…
-Пей вон молоко.
-Спаси Бог! Ускакал Алексей. Наверное, уже в Магнитной. К вечеру вернётся, должно быть. Что дальше то теперь делать будем?
-ЖДАТЬ…
* * *
Гонец от Атамана станицы Магнитной Феофанова Дмитрия Петровича прискакал в Верхнеуральск к обеду. Хотел попасть сразу к верхнеуральскому Атаману хорунжему Каширину Дмитрию Ивановичу, да не пустили к нему – мол, занят. Велели доложить помощнику Атамана.
Однако, услышав новость, Атаман и сам выслушал гонца, поблагодарив, накормив и затем отпустив.
Приказал кликнуть одного из своих сыновей – Ивана. А что далеко бегать – он через улицу живёт…
-Дождались… 18-го числа, как Троицк чехо-словаками занят. А вот и подтверждение тому телеграфу с Полтавки, что отряд высадился на станции. С Алексеевки они идут на Требиатскую. Получается, что завтра здесь будут.
-Это или подкрепление идёт троицкому отряду белых, чтоб нас в клещи взять, или разведка боем - отвлекающий манёвр… Нам на Троицком направлении сейчас основные силы надо иметь. Отозвать их я никак не могу. Отряду Томина срочно помощь нужна.
-Станицу в обиду я не дам. У нас нейтралитет объявлен. Собирай своих красных повстанцев, кто остался... Пошли сообщение на Белорецкие заводы к комиссару Точисскому. А я подниму станичников. Свяжись с «партизанами» – пусть завтра к рассвету здесь будут. Скажи – Атаман приказал. Не явятся, дезертиры окаянные, по одному выловим, как в станицу припрутся, и нагайками накормим!
-Слушаюсь, Атаман!
-Иди! Не мне тебя учить, что надо делать…
* * *
Вечером в доме Ивана Каширина состоялось «совещание». На столе стояла четверть самогона, закуска – сало, лук, варёные картофель и яйца, солёные огурцы со своего огорода, еле дымилась из-под толстого слоя жира домашняя куриная лапша.
Важными гостями были казачий сотник от станичного Атамана и «представитель горских народов Урала» (как их уже в шутку называли) – атаман казаков, ушедших в леса от «красно-белой» мобилизации.
Все были в казачьей форме. Однако:
-Каширин-младший – бритый наголо, в новенькой гимнастёрке, но без погон, в шароварах с лампасами, подпоясанный ремнём с серебряной отделкой, затянутый крест-накрест портупеей, кривая шашка и маузер;
-сотник – такой же холёный, на золотых погонах по три звёздочки, шашка, наган в кобуре, длинный завитой чуб из-под фуражки с кокардой;
-«лесной гость» - в потёртом, линялом мундире, прожжённом, без знаков различия, но при шашке и с карабином, фуражка с треснутым козырьком…
Каширин-младший начал разговор:
-Рад вам, гости дорогие. Настал повод встретиться и за столом. Не всё шашками махать без толку.
Сотник к «партизану»:
-Ты, брат, в лесу совсем одичал. Дымом пропах, что можно и не курить… Вам бы там уже определиться как и что…
-Мы сами по себе…
-Так не бывает. Знаешь, зачем нас Атаман собрал?
-Где уж нам… В лесу живём – пню молимся. Да, только слухами земля полнится. Кому то, видно, кровушки пролить казацкой захотелось?
-Давайте, братья-казаки, выпьем за нашу встречу…
Три гранёных стакана, налитых до краёв, звонко встретились над столом. Казаки дружно хрустнули огурцами. Стали чинно есть.
-Сибирские казачки в гости к нам идут. Эти б ладно – встретили бы. И чемергесу не пожалели бы. Вот только, каверза какая – с ними чехо-словаки и офицерьё беглое в двести штыков. Злые – как черти…! Лезут со своим уставом в чужой монастырь!!! С ними что делать? А они нам-то здесь и не нужны! Нам своих забот с рабочими-краснопузыми хватает!
-Ну, ну, сотник, выбирай слова то!
-Извини, есаул…
-То, то… У нас будет три отряда. Командиры у всех разные. Потому давайте обсудим… Разведку я уже выслал. Считаю, что нужно встретить «гостей» поутру в распадке у реки Гумбейки. Там позиция хорошая. У нас есть три пулемёта. У «партизан» - четвертый. Так?
-Патронов у нас мало…
-Дадим.
За чаем, собравшиеся уже более подробно обговаривали тактику совместных действий.
* * *
25 июня отряд сибиряков и легионеров подошёл к станице Кассельской. Туда не заходили. Ночевали прямо в поле, не разжигая костров.
Однако, уральцы тоже не пальцем деланные. Из Кассельки ушёл гонец с вестью, что отряд уже в двадцати верстах от Верхнеуральска: «Встречайте…!».
Отряд втянулся в лощину, окружённую холмами.
Подъесаул:
-Ох, не нравится мне здесь…! Внимательно смотреть за моими командами! Урядник, приготовиться к бою!
* * *
-Вон они! Идут!
-Стрелки подобраны, все на месте?
-Так точно.
-По моей команде открываем огонь.
Когда колонна полностью втянулась в лощину, Иван Каширин поднял шашку и опустил.
Одновременно забили пулемёты и раздались винтовочные залпы. Ощущение было такое, что бьёт с десяток пулемётов – не меньше. Это уральцы специально применили такое психологическое оружие – деревянные трещотки!
Первыми же прицельными выстрелами были убиты, ранены пулемётчики и возчики на бричках. Кони, испугавшись стрельбы, понеслись, сминая людей и, попав, под перекрёстный огонь, упали.
Длинными очередями, не жалея патронов, выкашивалась пехота спереди и сзади колонны.
Сибирские казаки резко развернулись и пустились вскачь, стремясь вырваться из ловушки.
По ним не били, выполняя договорённость – не трогать пришлых казачков. Пусть скачут. Кто попал под шальную полю, что ж - Судьба…
Пехота залегла, яростно отстреливаясь. На тех, кто пытался подобраться к повозкам с пулемётами, сосредотачивался весь огонь. Запряжённые лошади ещё бились в агонии. Жаль… Могли бы пригодиться кому в хозяйстве.
В кожухах пулемётов закипела вода. Один заклинило. Раздалась страшная ругань…
-Курвья твоя башка!!! ...а-а-ть твою, пере..... Дай я сам. Вот так им, нехристям!!! Крути трещотку, давай!
* * *
-Иван! Ну, что? Ударим лавой!
-Нет. Побережёмся…
Часть пехоты смогла вырваться и отступала к реке.
-А вот теперь пора! Пики к бою! Шашки вон! В лаву марш - ма-а-а-рш!
Полторы сотни станичников, поддерживаемые пулемётным и ружейным огнём «партизан» ринулись в конную атаку. Через поверженных легионеров пролетели, рубя пытавшихся сопротивляться. Чешский поручик, уже трижды раненый, отстреливался до последнего патрона, а затем, вынув шашку, ринулся на летящего на него казака. Сверкающий клинок, описав дугу, сверху наискось достиг поручика. Всё – не видать ему уже Брно и Злату Прагу…
Навстречу уральцам вылетели сибирские казаки.
-А-а-а-а-а-а-а!!!
Пехота из последних сил бежала к реке. Сибирцы пропустили бегущих через себя, и встали. Катящаяся на них лава замедлила ход и встала напротив – хрипящие кони, горящие глаза, разинутые рты, хватающие воздух. Ну! Кто первый?! Кто кого?! Кто первый даст слабину?! Каждый понимал, что перед ним не юнцы-кадеты, а закалённые в битвах Первой мировой и гражданской лихие рубаки…
Глаза в глаза глядели друг другу уральский сотник и сибирский подъесаул. Так же и другие, подбирая противника по руке… Но… Ещё не поднимается шашка на брата-казака.
* * *
Нет! Не будет сегодня уже драки.
Край черты ещё не перейдён…
Что же вы мои друзья – казАки?
Каждый в своей правде убеждён?
Там – за горизонтом, встанет солнце.
И рассеется с реки туман…
И останется каплями на донце
Один обман…
* * *
-Что делать будем, подъесаул?! (кричит сотник)
-Мы уходим…
-Передай своим, что ты здесь видел. Мы вас – казачков-сибирячков не тронули, а могли бы и зашибить…
-И на том спасибо! Увидимся!
-Не хотелось бы! Прощевайте!
Конники развернулись и понеслись прочь друг от друга.
* * *
Когда уральцы подскакали к месту боя, всё уже было кончено. «Зелёные партизаны», добив раненых, делили добычу.
Сотник:
-Кто разрешил?! Где Каширин?!
-Каширин и разрешил. Мы забираем треть винтовок и патронов, провиант и обмундирование…
-Смотри, чтоб теперь вас за чехов не приняли…
-Ладно. А вам всё остальное – пулемёты в том числе. Посмотрели их уже – целенькие. Любо-дорого. Мои стрелки постарались!
-Молодцы! С Троицка белые идут – смотрите, не ошибитесь с выбором…
-Знаю. Не ошибёмся. Ужо посмотрим: кто-кого.
* * *
Разбитый отряд уходил в сторону станицы Кассельской, собирая в степи раненых и потерявшихся. В версте от станицы при выходе на большак отряд опять попал под обстрел. Это станичники отгоняли пришлых от родных стен.
Подъесаул покачнулся в седле.
-А, а! Чёрт…! Петро! Меня, кажись, задело…
-Ваше благородие! Давай за холмик… Сходи с коня!
-Петро! Посмотри глаза – я ничего не вижу.
-По касательной - лоб рассекло. Всё кровью залило. Терпи казак – атаманом будешь! Сейчас самогоном промою и перевяжу…
-Позови урядника…
-Степан, уходим в сторону Троицка. Оттуда должен наступать отряд Атамана Анненкова. Слышь, Степан?
-Да.
-Прав был тот старец с Алексеевки. Не будет нам сюда ходу.
-Ладно, ладно, Вашбродие. Садись на коня, идти надо.
* * *
Через три дня до Алексеевки дошла новость, что отряд, ночевавший у них в селе, разбит и утёк к Троицку, где, мол, опять вороги собираются.
А 6 июля Верхнеуральск, дабы избежать разрушения станицы, учитывая сильное превосходство «белых», организованно был покинут красными партизанами-каширинцами, которые, попав в полное окружение, вынуждены были отойти к Белорецку. Там они соединились с отрядом красных партизан подъесаула Николая Каширина. Красные партизаны смогли вывезти и золотой запас казаков – 12 пудов золота.
Верхнеуральская станица была взята отрядом Атамана Анненкова Б.В., 6-м Оренбургским казачьим полком Атамана Дутова А.И. и 2-м Кундравинским полком казаков-повстанцев.
6 июля 1918 г. в г.Москве началось восстание левых эсеров, приведшее к расколу в рядах сражавшихся против "белых". Небольшое число "каширинцев" (около ста человек), поддерживающих эсеров, перебежали к Атаману Анненкову.
* * *
Вечером 8 июля 1918 года Митькин отец пришёл с сельской сходки хмурый. Жене объяснил:
-Решено, что мужикам надо уходить в партизаны. Со мной и Дмитрий пойдёт за связного. Будет приходить помогать. Да и я, по возможности тоже. Ты с младшими остаёшься дома. Времена настали тяжёлые. Переживём. Тех солдат, помнишь, Митька? Что не по нашему говорили? Крепко их побили. Не дай Бог – вернутся.
-За что их, Тятя?
-Народ так решил. Чужие они нам… Пришлые... Собирай нас, мать…
* * *
Освобождён Верхнеуральск от белоказаков и войск Адмирала Колчака был в августе 1919 года.
В 1930-е годы многие казаки-каширинцы - «в благодарность» от Советской власти – были репрессированы.
ПРИМЕЧАНИЕ:
Мой Дед Дмитрий (1906-1986) – с марта по май 1919 года вместе с отцом воевал в красном партизанском отряде, который дислоцировался в 15 километрах от хутора Алексеевского в Джабык-Карагайском бору – близ города и железнодорожной станции Карталы (бывшая станица Полтавка). Был связным и возчиком в обозе отряда. 28 сентября 1941 года ушёл на фронт. Участник обороны г.Москвы. В декабре 1941 года был тяжело ранен и до 1943 года находился на излечении по госпиталям. Демобилизован. С 1943 по 1971 год был лесничим в Джабыкском лесничестве Аненнского лесхоза Карталинского района Челябинской области. Знал он этот лес, как свои пять пальцев, оторванных на войне.
Дмитрий Иванович Каширин (1861-1918) - бессменный атаман Верхнеуральской станицы с 1891 г., заслужил такое доверие казаков, что 9 раз избирался атаманом. Урядник, затем хорунжий. Все четыре его сына: Николай, Иван, Алексей, Петр - закончили Оренбургское юнкерское училище. Именно он не дал расстрелять первый Совдеп Верхнеуральска, арестованный Дутовым. "Мы не можем принимать такое решение. Они избраны народом, и судьбу их может решить только народ. Предлагаю отпустить арестованных…". Д. И. Каширин не давал разгореться кровавой вражде, когда в Верхнеуральск пришел Дутов. Он не уговаривал своих сыновей уйти с революционного пути. Ушёл в рейд вместе с сыновьями. Погиб в бою под пос.Аскино в сентябре 1918 г. во время легендарного похода Южноуральской красной партизанской армии по тылам белых. Похоронен в г.Кунгуре.
Каширин Николай Дмитриевич [4 (16).2.1888, — 14.6.1938] - советский военачальник, командарм 2-го ранга (1935). Член Всероссийской Коммунистической партии (большевиков) с 1918. Родился в г. Верхнеуральске в семье казака-учителя, впоследствии станичного атамана. Окончил Оренбургское юнкерское училище (1909), служил в кавалерийских частях Оренбургского казачьего войска. В 1902-06 работал учителем. В 1912 исключен из полка за революционную агитацию. С началом 1-й Мировой войны мобилизован. Участник 1-й Мировой войны 1914—18 годов, награжден 6 орденами и имел чин подъесаула. В 1917 г. - предводитель полкового казачьего комитета. В 1918 г. сформировал в Верхнеуральске казачий добровольческий отряд и вёл борьбу с частями генерала Дутова А.И. 16 июля 1918 г. избран главкомом Уральской партизанской армии, действовавшей в тылу белых на Южном Урале, после ранения — помощник главкома В. К. Блюхера. С сентября 1918 г. помощник начальника и начальник 4-й Уральской дивизии (позже 30-й стрелковой). В 1919 г. комендант Оренбургского укрепленного района, начальник 49-й крепостной дивизии Туркестанского фронта. В 1920 г. командир 3-го кавалерийского корпуса на Южном фронте, командующий Александровской группой войск по борьбе с махновщиной. В 1923—25 г.г. - командир 14-го стрелкового корпуса, для особо важных поручений в штабе РККА, командир 1-го кавалерийского корпуса червонного казачества. В 1925—31 г.г. - помощник командующего ряда военных округов, в 1931—37 г.г. - командующий войсками Северо-Кавказского военного округа, с 1934 г. член Военного совета Народного Комиссариата Обороны СССР. Награждён двумя орденами Красного Знамени и Почётным революционным оружием. В июне 1937 г. входил в состав Специального судебного присутствия, которое приговорило к смертной казни М.Н. Тухачевского, И.П. Уборевича, А.И. Корка и других. С июля 1937 г. - нач. Главного управления боевой подготовки РККА. В августе 1937 г. арестован по личному указанию И.В. Сталина. Признал себя виновным в участии в антисоветском, троцкистском, военно-фашистском заговоре и 14.6.1938г. приговорен к смертной казни. Расстрелян. В 1956 г. реабилитирован.
Каширин Иван Дмитриевич (1890-1938) - родился в г. Верхнеуральске Оренбургской губернии. В 1907-1910 гг. учился в Оренбургском юнкерском училище. Служил офицером в царской армии. Воинское звание - подъесаул. Участник боевых действий на фронтах первой мировой войны. Член ВКП(б) с апреля 1917 года. Активный участник подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. В начале 1920 г. - председатель ревкома Уисполкома. С конца 1920 года - в органах ВЧК-ОГПУ Башкирии. Нарком внутренних дел Башкирии с 19 ноября 1920 года по февраль 1921 года. Воинское звание - комкор. Являлся председателем Башкирской областной ЧК, полномочным представителем ОГПУ по Нижневолжскому краю. В 1937 году стал начальником Главного управления милиции в г.Москве, одновременно являясь членом Коллегии НКВД СССР. Награжден орденом Красного Знамени. В 1937 году репрессирован. Умер в заключении в 1938 году. Реабилитирован в 1956 году.
* * *
Благодаря семье Кашириных г.Верхнеуральск и многие станицы Южного Урала не были разрушены во время Гражданской войны. Казачьи, купеческие и присутственные дома стоят по сию пору, как новенькие. Блестят своими куполами старые церкви.
В 1960 г. в г.Верхнеуральске братьям Кашириным был поставлен памятник.
На фото: слева направо: Каширины - Дмитрий Иванович, Николай Дмитриевич, Иван Дмитриевич, и герой рассказа - Митька.
ПРИМЕЧАНИЕ: продолжение читайте в http://www.proza.ru/2009/11/16/440
и http://www.proza.ru/2009/12/10/392