Светлой памяти отцу и директору локомотивного депо ст. Чернышевск-Забайкальский.
Они не знали как вести себя.
Отец стоял перед пришедшим к ним домой человеком как вкопанный. Наверное, так теряется человек, простой рабочий, когда президент страны приходит к нему в гости неожиданно и запросто говорит: «Добрый день!»
Мама побежала на кухню, и оттуда послышался звон разбитого стакана. Володя не видел этого человека ни разу. Высокий, стройный, лет шестидесяти на вид, но глаза на изрезанном морщинами лице излучало такую силу, что Володя непрерывно смотрел на незнакомца, и ему казалось, что он обладает какой-то притягательной силой. И голос властный, как у его директора школы, которого мальчишками боялись как огня.
– Здравствуй, Валерий Андреевич. Зашел поговорить.
Молчание отца затянулось до неприличного, а мужчина продолжил, стоя у порога:
– Я полагаю, что сидеть тебе на пенсии не время. Тем более своих детей хорошо воспитал. Вот я и подумал, а почему бы тебе не пойти директором нашего железнодорожного училища. Что скажешь? Дня три подумай и давай на работу. До свидания.
И он резко развернулся и вышел, не слыша срывающийся от волнения голос матери:
– Ты, что же? Хотя бы пригласил сесть.
Екатерина Степановна, мама Володи, была не из робкого десятка, но чтобы она так волновалась! Володя нетерпеливо тормошил обоих:
– А кто это приходил?
Никто не ответил, а отец продолжал стоять, не веря происходящему.
– Даже чаевать не пригласили, – сказала упавшим голосом Екатерина Степановна. – Надо же, какие мы недотепы… Что подумает! – добавила она.
Наконец, отец отошел от двери и сел на диван. Володе не терпелось расспросить о человеке, чей визит так взволновал родителей, но он чувствовал, что торопить события не надо, и пошел на кухню за чаем. Тем временем в комнате воцарилось молчание.
Володя любил родителей, как и его сестры. В семье царила особая атмосфера. Родители не просто подарили жизнь своим детям, они отдали им без остатка и любовь, и знания, и душу – всего, что не измерить словами. Они сумели наделить детей всем хорошим, что имели сами, а сейчас пожинали плоды своего труда. Очень многие удивлялись, что в семье из шести человек и без положенного урода. В пятнадцатитысячном поселке, где они жили, таких набирался неполный десяток.
Чернышевск-Забайкальский – крупная железнодорожная станция, в котором главным градообразующим предприятием было локомотивное депо. А главным, почти богом, в поселке был, естественно, начальник локомотивного депо Николай Александрович Федоров. Именно он побывал в семье Кондратьевых, его фамилию услышал от родителей Володя, вернувшись с кухни. Как током ударила мысль: «Как я раньше ненавидел этого человека!»
Память уносит в далекий 1965 год. Володя учился в шестом классе. Учился отлично, кроме рисования. Оно не давалось ему никак, и, максимум, что светило школьнику по итогам года, так это тройка. В журнале по этому предмету стояли в линеечку пять троек и две четверки, да и то за домашние задания, которые помог выполнить отец.
И вот последний урок. Учитель физкультуры, преподающий по совместительству рисование, приносит две картины. Одна из них была о последнем дне Гитлера в бункере, вторая «Возвращение солдата домой с фронта». Было предложено описать картину своими словами. Ученики выходили и все, как один, пытались высказать за художника, что он замыслил сказать картиной «В бункере». Когда подошла очередь Володи Кондратьева, учитель попросил его описать «Возвращение». И он описал ее так, что учитель и половина класса плакали, а сам Володя последние слова произносил сквозь слезы. Он думал больше не о том, как было плохо солдату в грязи и холоде, как было тяжело вставать из окопа под свистом пуль в ожидании смерти, как невыносимо видеть убитыми своих однополчан, а об ожидавших его слабых и нежных существах в тылу – жене и сыне. Как варили они очистки картошки, как сидели в холоде у печурки, которая дымила, и некому было ее подлатать; как ждали они весточки с фронта и боялись получить похоронку; как плакали и молили судьбу, а может, и Бога… и только сила их веры спасла солдата, который возвратился домой.
Учитель был фронтовиком и долго не мог успокоиться. Потом сел, неуклюже смахивая остатки слез широкими ладонями. В классе стояла гробовая тишина, прерываемая всхлипами и пошмыгиваниями носов. Наконец учитель поднял голову:
– Пять с плюсом. Все, идите отдыхать.
В итоге за год у Володи по рисованию красовалось пять баллов, а руководство школы выделило ему путевку в пионерский лагерь «Артек». Это была семейная радость. Володя ходил гордый, и все дома обсуждали предстоящие сборы. Отец работал на паровозе помощником машиниста, и профком депо обещал выделить немного денег в виде материальной помощи.
На следующий день старший Кондратьев по графику ушел в ночную смену, а Володя с сестрами играли допоздна в карты. Утром рано, еще только начало светать, в дверь постучали. Сквозь сон Володя услышал голос соседа:
– Валера разбился и лежит в больнице.
Екатерина Степановна закричала. Володя с сестрой Светой и мамой побежали в железнодорожную в больницу. Мама плакала и все причитала:
– Хоть бы жив был, хоть бы жив!
Железнодорожная больница располагалась в двухэтажном деревянном здании всего в пяти минутах ходьбы от дома. В приемном покое на полу их валялась грязная, в крови спецовка отца. Екатерина Степановна заголосила как на могиле своего отца – это был нечеловеческий крик, который до сих пор у него в ушах. Володя начал успокаивать мать. Появился врач.
– Что с ним? – тихо спросила она.
– Упал с тендера паровоза. Без сознания. Через час операция на позвоночнике, – кратко ответил доктор Дмитриев и добавил: – Никаких свиданий, через пять часов можете прийти.
Кондратьевы остались одни. Плакали уже все впятером: сестры с мамой и Володя, хотя не понимали трагичность положения отца. Операцию Дмитриев провел успешно, но потом были долгие месяцы борьбы за выживание. Кроме позвоночника оказались сломаны ребра и кисть левой руки. В семье все, как могли, помогали отцу: по очереди дежурили в больнице, носили еду, сваренную дома, ухаживали в больнице…, и вот пришел летний день, когда отец вернулся домой и начал бороться с неправильно собранной другим врачом кистью. За возвращением к жизни отца Володя не мог смотреть без слез. Делая упражнения, Валерий Андреевич постоянно терял сознание, но снова и снова возвращался к ним. Восстановив позвоночник, он начал разрабатывать кисть руки резиновой грушей, и через шесть месяцев пошел работать кочегаром, перекидывая тонны угля в день. Но кроме борьбы за здоровье он отстаивал свои права, без адвоката.
Дело в том, что комиссия по технике безопасности признала его виновным в падении. В то время паровозы топились углем, который часто в пятидесятиградусные морозы смерзался и не шел с тендера в топку. Поэтому помощники вынуждены были забираться наверх и долбить уголек ломами. Из-за этого занятия и упал, поскользнувшись, отец. Комиссия по технике безопасности, признав его виновным, оставила без среднего заработка семью. На хрупкие плечи Екатерины Степановны легла ответственность за семью. Но помогали родственники из деревень, и они мало помалу тянулись по жизни.
Приближался день поездки в «Артек», и Володя понимал, что вряд ли удастся поехать, но надежда теплилась. Вечером мама присела к нему на ступеньку крыльца, когда он читал книгу:
– Сынок, ты уж прости, но поехать не на что. Еще успеем, съездим.
Вот тогда он возненавидел Федорова как человека, отнявшего у него, светлую мечту.
Потом отец судился с начальником, что само по себе было в диковинку в поселке, где авторитет Федорова по своей силе и влиянию олицетворялся со Сталиным. Но отец без адвокатов прошел все инстанции от районного суда, областного до Верховного. В итоге уже Верховный суд признал отца правым, и он до пенсии проработал в депо.
У Володи со временем ненависть прошла, но обида детская осталась. Сегодня младший Кондратьев понимал, что Федоров сделал и много хорошего – это был настоящий коммунист, фанатик, жестко относившийся к себе и другим. То время было их эпохой – эпохой государственников до мозга костей.
Все это пронеслось в голове у Володи, и ему стало интересно, а какое решение примет отец. Он отзывался о Федорове только хорошо.
Родители долго шептались поздно вечером, а когда Володя проснулся, мама пекла блины. Дома вкусно пахло, душа умиротворенно отдыхала, и вставать не хотелось. Сестры поднялись, и Света уже бегала с блином, вызывая желание присоединиться к утреннему чаепитию. Она попросила его вынести мусорное ведро, предварительно объявив, что отец собрался на работу.
На улице светило яркое забайкальское солнце. Зажмурив глаза от яркого солнца, Володя чуть не столкнулся с соседом:
– Слышал новость? Федоров умер!
– Не может быть! – и, споткнувшись о бордюр, Володя упал на землю.
Мусор разлетелся во все стороны,в руках осталось чистое ведро, а голове промелькнула мысль: «А отец согласился…»