Папка. Глава 4

Нина Мак
   У отца была русская фамилия, и по паспорту, русский, но "корни" украинские. Языка он не знал, только говорил несколько слов, как ему видимо казалось или хотелось, на украинский манер: «Самуар, було…». Отец, донской казак. Родился он на «Дону», в деревне, в донецкой области. Он был крепким коренастым мужиком, с прямой статной фигурой. Он постоянно «носил» усы. Он был честным, открытым, прямолинейным человеком. Рабочие его уважали, а мы, дети, гордились.

   У отца, как и у мамы, была мачеха. И я думала, что у всех взрослых людей обязательно так бывает, поэтому боялась осиротеть.

   О родной матери, моей бабушке я ничего не знаю. Отец мало рассказывал. А, если рассказывал, я была слишком мала и не обращала внимания на разговоры взрослых.

   Отец здесь работал в той же структуре: "в связи", перевели его сюда по работе. Об этом я узнала недавно от своей старшей сестры. Я почему-то думала, что он перевёз нас, чтобы быть поближе, «к своим», да и в «тепло» и в городе больше возможностей получить хорошее образование. А учились в школе мы не плохо, а даже хорошо. Родители старались и большое внимание уделяли нам, детям. Мы рано научились читать, родители много читали, не смотря на то, что были заняты повседневной домашней работой, они нам читали сказки, рассказы, романы и в газетах разные рассказы о жизни  даже о политике. Я знала кто такой Сталин. Когда он умер старшая сестра, ушедшая за водой с вёдрами на коромысле, прибежала вся в слезах и бросила вёдра без воды. Мама испуганно спросила, в чём дело, а  она сквозь слёзы, перешедшие в рыдания, неразборчиво, всхлипывая и размазывая слёзы по щекам, произнесла: «Сталин…умер…!»

  Отец учил играть в шашки, а мама умела «ворожить» на картах и научила игре в «подкидного дурака». Позже мы удивлялись, почему играть в карты не хорошо, что в том плохого, мама ничему плохому не научит!

   У отца  был старый отец, мой дед, который знал русских слов меньше, чем «хохляцких». Эти «самуары, хлопцы, хлопчики и дивчины, …цыбуля…». Мы иногда ездили и ходили к его многочисленным родственникам.

   Когда отец был дома, дом оживлялся. Он был весёлым, находчивым человеком. Находил решения задач по математике старшей сестре, которая училась в 9-ом, а он закончил всего 7 классов, но был довольно грамотным мужиком. Не случайно, что и здесь был начальником, а главное, уважаемым человеком. Себя он позволял называть только по имени отчеству. «Где Макар телят не пас»,- говорил он с досадой и поправлял: «Макар Петрович», если произносили только имя.

  Может быть, потому, что отдельно, только имя своё, не любил. И говорил о своей матери, как её «угораздило» дать такое имя. Она хотела назвать его Василием, но отец привёз «метрику», в которой записано было другое имя, он считал, что оно: «Громче». Дома мама отца называла: «Вася». Он так ей и представился, когда познакомился. Мама, случайно, в паспорте увидела, через несколько лет его настоящее имя. И я думала, что у всех взрослых дома одно имя, домашнее, а на работе другое, рабочее.

  Кроме того, отец скрыл, что у него - ОДИН ГЛАЗ, другой он выжег оловом, будучи ещё молодым рабочим.

  Он на столбе, на высоте спаивал провода оловом. Олово капнуло, он рассказывал, как после операции ему принесли извлечённый глаз в стакане и он, лёжа на больничной койке, «любовался» оставшимся одним глазом. На глазу он принципиально носил белую повязку из бинта. У нас в доме постоянно были бинты, мама каждый день делала, свежую повязку. Чёрную, отец категорически отрицал, а мне в детстве очень хотелось, чтобы он «носил» тоненькую повязку с овальной кожаной серединкой. Я представляла отца то ли разбойником, то ли героем, которых видела в кино, да и на некоторых людях. Отец был стеснительным человеком. Ему казалось так лучше, как будто бы просто глаз у него болит  и это временно. Во всяком случае, он считал, что так подумают люди. А когда он был «под шафе», повязка слетала, и я старалась не смотреть, боялась, и жалко было отца, у него был чужой, растерянный вид.

   Так что маму он обманул дважды. Мама не была любопытной, случайно, лет через 10, увидела в документах чужое имя и не сразу поняла. А к своему "Васе" уже привыкла, так оно к нему и «прикипело». А я соображала, какое же отчество я буду «носить», когда вырасту. Отца мы, почему-то называли "папка". Как-то во многих сельских местностях соседи спрашивают:"папка дома?".Так во-всяком случае мне запомнилось. Маму, по-моему в детстве мы называли "мамка". Как будто было какое-то стеснение, стыдливость, а мы были совестливыми детьми, и произнести: "мама, папа", как чужих, странно в общем это, а может быть и нет. Так как-то было принято и всё.

   Мама шутила, что если бы она знала что он «Макарка», как она, щутя, называла его «за глаза», да ещё и «одноглазый», ни за что замуж бы «не пошла». Они прожили вместе 27 лет. Пережили войну,  «голодные» 37-ые годы. смерти 6-рых детей, отец тяжело это пережил, после того как у него на руках умер 5-летний, сын, один из 5-ти сыновей, отец стал иногда «прикладываться». Мама было трезвенницей, но отца не «отчитывала», она вообще была сдержанной и очень терпеливой женщиной. На фото у гроба 3-х летнего «говорунчика», она и её отец худые, измученные, «в чёрном  трауре». Мама очень похожа на своего любимого отца, такие же глубокие морщины через весь лоб. Мой отец маму любил, называл её «Марийкой». Но жизнь их  «развела», когда мы переехали. Мне было 11 лет. Я никогда не слышала, чтобы мама скандалила. Мама обычно отмалчивалась, когда отец в непогоду «являлся под шафе», она только обижалась.

   Он в ответ обижался и уходил «к своим». Он часто приходил к нам, просил маму сойтись. Мама сдержанно отвечала: «А зачем, жизнь прошла». Видимо измученная жизнью: ожиданиями, расстройствами, она очерствела, и такие бытовые «мелочи» её не сильно огорчали, "не смертельно», хотя первое время переживала очень. Отец снился ей до самых её последних дней. Она старалась "разгадать", к чему же сон? У неё это не плохо получалось, может быть она этим себя успокаивала.

   Замуж мама вторично не вышла, хотя "поклонники" находились. Мама до старости была приятной с виду и в общении. Мама оставалась просто хорошей знакомой, ходила долго к одному из знакомых, бывшему коллеге в гости, но после того как он сошёлся с другой женщиной.И когда тот умер, мама продолжала навещать эту женщину до самой её смерти. А может быть не собиралась ломать сложившийся уклад. Она была одной из многих женщин с похожей судьбой.

   Мы, сёстры, считали, что мама любила только отца и продолжала его любить, хотя подобных слов мы от родителей, особенно от мамы не слышали. Мама частенько поговаривала:"Не ласковая я, не знала материнской ласки", да и мы стеснялись приласкаться. У отца с мамой развода не было. Отец жил у своих родственников, и когда, под старость лет он сошёлся со старушкой, маме сказали, что видели его жену. Мама только и сказала: «Какая она жена». Он, как-то, «явился» к старшей сестре с «женой». Мама знала «о визите», но "на смотрины" пойти не захотела, видимо ревность или какое-то чувство "собственности" осталось. «Жена» была спокойной старушкой «наподобие» мамы, она с отцом даже у сестры переночевала. Сестра ни о чём не расспрашивала, да и «жена» была немногословной, как и мама. Жизнь, по-видимому, у неё была не сладкой, об этом можно было судить о её грустном виде. Видно было только, что женщина она порядочная, непьющая. Да отец, после идеальной мамы, с другой бы жизнь не стал связывать. "Жена" умерла раньше отца, и он продолжал жить один, мама об этом знала, но оставалась твёрдо «при своём мнении», сходиться она так и не захотела. Мама "следила" за его жизнью, знала о нём всё.

   Отец навещал нас всё реже, видимо года брали своё, да и не видимо, родственники говорили, что он стремился, но уже не мог. Как-то мама сказала: «Давай съездим к Нему». Мама его ещё, помню называла "Сам", "У самогО".

   Отец сидел во дворе на стуле, в своей привычной для него позе: «нога на ногу» и курил свою трубку. Сидел он боком, к улице с повязкой на глазу и нас не видел. На нём была его любимая военная форма: брюки «гольф» и плотно застёгнутая гимнастёрка. На фронте он не был, ходил в военкомат несколько раз, но ему давали отказ: «Нужен здесь», у него была «бронь», то-ли оттого, что нужна была «связь» Родине, то-ли, из-за его «ОДНОГЛАЗИЯ».
   У отца было много наград «За Заслуги». Я не слышала, чтобы он ими гордился, но всегда сожалел, что не «попал» с друзями на войну.

   Мы сидели с мамой на скамеечке на противоположной стороне улицы. Мама зайти так и не решилась. Я и мама видели его в последний раз. Мама частенько потом говорила: «Съезди, жив или нет», но тут же отвергала свои слова. Раз мама не хотела, я не могла пойти против её воли. Мы были «на стороне» мамы, хотя она никогда не «настраивала» нас против отца. Наверное, к маме мы были больше привязаны ещё и оттого, что отец много времени бывал в командировках.

   Об отце я вспоминаю с теплом и гордостью: он очень ценил семью и любил детей, меня больше всех. Но так бывает в жизни. После того как мамы не стало я его разыскивала, чтобы известить о произошедшей трагедии, хотя побаивалась, он маму очень, очень любил и ценил, но до сих пор не нашла следов. А следы вели в разные  «дома для престарелых людей», чиновники  мне отвечали: «Не было, не знаем».

  «Туда» его "определили" родственники, с которыми мы уже не общались. Маме было тяжело постоянно слышать о жизни отца. У неё стала другая жизнь, к которой она так же терпеливо привыкла.

   Родственники, а точнее внук брата отца. Он с многочисленной семьёй жил у отца в небольшом доме в небольшом селе. Жил он со второй женой, совместных детей было у них 5.  Сразу скажу, люди они не плохие, встретили меня хорошо. В небольшом домике такой "ораве" жить не просто, да к тому же мой отец не хотел мешать и сам попросился в "общество".   Отец и мама были общительными, уважаемыми, уживчивыми людьми. Жизнь как-то "текла, текла" своей чередою, в результате "растеклась" по разным руслам.

  Когда я приезжала, домика отца не было, только голое место, со следами от фундамента. Больше я родственников не спрашивала и к ним не ездила. Навряд ли он жив. Мой отец с 1907 года рождения, хотя по паспорту с  1909, мог бы на пенсию пойти раньше на 2 года, но такие были времена. Да и пенсия ему была не очень-то и нужна, он работал лет до 70-ти, а то и дольше.

   Когда едешь на поезде по Казахстану, видишь столбы, провода. Это работа моего отца и его бригады.