Старик. Путь к истине

 


По узкой тропинке, вьющейся светлой змейкой у подножия зелёных холмов, шли двое.  Старик, с длинными седыми волосами и белой бородой, доходящей почти до середины груди, и мальчик, лет семи от роду. Одеты путники были просто, как одевались бедные крестьяне. Их  видавшие виды,  выбеленные холщовые рубахи и холщовые же штаны, были в заплатах, а на ногах были надеты самые простые сандалии. За плечами обоих болтались котомки, а в руке старика был самодельный посох из гладко обструганной ветки дерева. При ходьбе старик опирался на свой посох, и было заметно, что он немного прихрамывает на правую ногу.

Старик имел массивную грудь, крепкие большие руки и крупный череп. Его лоб был высок, лицо светлое и ещё не утратившее привлекательности. Серые большие глаза смотрели на мир открыто, и с некоторой долей любопытства. Старик носил имя Богдан. Его родители долго не могли зачать ребёнка и просили богов смилостивиться и подарить им дитя. И боги даровали им счастье. Счастливая пара нарекла ребёнка именем, которое и означало « богом дарованный».

Мальчик, шедший впереди старика, был длинноногим, с  большой головой   и светлыми волосами, локонами, спадавшими ему на плечики. Его глаза выдавали сходство с его дедом, но нежный овал лица  и пухлые губы, он унаследовал от своей матери. Он постоянно нырял с тропинки в высокую траву, раздвигал её руками, искал там полезные травинки, срывал их и складывал в котомку.  Собирать полезные травы научил его дед. А там, где они жили, от хвори можно было лечиться только травами, лекарей в их селении и в помине не было. Да и само селение было настолько малочисленно, что едва насчитывало немногим более семи десятков жителей.   

Местечко это было спрятано среди холмов, в густо разросшемся лесу. Мало кто из жителей окрестных больших селений знал о нём, но те, кто знали, предпочитали молчать, поскольку жили там кровные родственники.
Старик помнил те времена, когда в  селение  долины пришли вооружённые всадники и проповедники. Проповедники объявили  себя наместниками бога на земле. По их словам, получалось, что они несли веру, а жители долины были принять веру и обязательство посещать храм, дабы иметь возможность покаяния и отпущения грехов земных.
 В те времена старик ещё был юношей, мечтательным и полным надежд. И ни о каком грехе  Богдан не помышлял. Да и некогда было людям о грехах задумываться, поскольку на грехи времени не оставалось.  Люди работали от зари до заката, обрабатывали землю, собирали урожай, разводили скот, сажали сады, рожали детей и поднимали их.

А если они и молились, то только тем богам, которые оберегали их земли от засухи, помогали вырастить хороший урожай, сохранить скот от болезней, а обо всём  остальном, что перепадало им в жизни, они могли и сами позаботиться. Им не нужны были пришлые наставники, чужие и не понятные люди, которые принесли непонятную веру. Им не нужна была чужая вера, у них была своя вера. И это была вера в свои силы и свои возможности, вера в человеческую мудрость.

Но святые отцы, обрюзгшие, с желтыми нездоровыми лицами, одетые в грязные чёрные рясы, в сопровождении вооружённых всадников, стучались в дома и наводили на людей ужас своими бреднями о загробном мире и аде.  Обещавшие вечную райскую жизнь покаявшимся грешникам, они  собирали себе прихожан, не забывая говорить о пользе пожертвований святой церкви. А церковь уже строилась. На пожертвования. Грешников. Тех, у кого к вечеру, от тяжёлого труда, спина не разгибалась.

 И в свой единственно свободный день от тяжёлого труда, стали ходить прихожане в церковь и замаливать «грехи» свои перед святыми отцами.

Люди не могли понять, какие грехи они совершили, но, святые отцы говорили, что рождёны все от греха, и поэтому все на земле грешники! А, значит, есть он грех – то! А как же без него? Раз пришёл на землю, значит, уже грешен! А раз грешен, старайся изо всех сил, замаливай. Да не забудь свечку господу поставить, купи в церкви, да поставь! Да на пожертвования не скупись,  и будет тебе место в раю!

Замаливали. Сомневались, но замаливали. И жертвовали. С тех пор появилась у людей ещё одна забота.  На пожертвования церкви деньги стали откладывать из тех крох, что в доме оставались. А если денег не хватало, то несли в церковь то, чем богаты были. Кто яйца, кто кусок мяса, кто фрукты из сада, да и молочко с хлебушком служителям перепадало. Число прихожан росло, росли и пожертвования.

Богдан в церковь не ходил. Была в его семье другая истина. С давних времён, предки Богдана знали, что жизнь даётся не для праздного времяпрепровождения. А уверенность пришла вместе со способностью видения того, что находится за гранью физического мира. И предки Богдана были уверены в том, что творцу нет дел до суетности людей, и свои проблемы, возникающие в суете, они должны решать сами, поскольку одарены люди разумом и должны этим даром пользоваться во благо жизни земной.  И тогда, когда в дверь их маленького дома постучался всадник, Богдан нутром почувствовал, что надвинулось что - то тёмное, навязчивое и чужеродное. То, что принесёт в их спокойный и налаженный мир разруху, пошатнёт у многих людей их веру в себя, залезет в душу и замарает своим присутствием. 

Осип, отец Богдана, открывший дверь всаднику, вышел наружу. В дом он вернулся с нахмуренным лицом. Что - то тихо сказал своей жене Анисье, а потом, уже ночью, они долго шептались  в своём углу.

Осип стал по утрам уходить из дома, возвращался только к ночи, уставший и задумчивый. Так продолжалось почти всё лето. Богдан с матерью управлялись по хозяйству одни. Рук отца не хватало, но Богдан никогда и ни о чём не спрашивал мать. Он знал, что отец занят серьёзным делом. И если родители решили не посвящать его в свои дела, значит, так надо. Придёт время, и он обо всём узнает.

Осенью, пока ещё не начались дожди, и весь урожай с сада был собран, погрузил Осип на телегу свои нехитрые пожитки, привязал к телеге корову, молодого бычка и тронулся с семьёй из селения в лес. Шли они долго. День сменился ночью. Заночевали прямо в лесу. Разложили костёр, приготовили нехитрый ужин, да и спать легли. А наутро снова в путь двинулись. К середине дня  добрались до места, где их ждала избушка. Небольшая, но добротно собранная.  Прошло несколько дней, и у коровы с бычком хлев появился.  Вдвоём с сыном Осипу было легче работать, да и дело спорилось.   

Вслед за Осипом и друзья его потянулись со своими семьями, пожитками и скотом. И в скором времени образовалось в лесу маленькое селение, которое с каждым годом разрасталось.  Через пять лет в лесу уже стояло сорок домов. Люди, ушедшие из долины, никогда и ни о чём не жалели. Они сделали свой выбор. Изредка, они наведывались в селение к своим родственникам, чтобы узнать, все ли живы и здоровы. От них узнавали новости. И эти новости не всегда их радовали.

После того, как людей обратили в веру, не стало покоя в селении. В людей, словно тёмная сила вселилась. Они стали враждовать и недоверять друг другу, замкнулись в своих семьях. Ещё вчерашние соседи, которые обо всём могли между собой договориться, стали ссориться, словно между ними чёрная кошка пробежала. Если раньше все споры решала община, и дела мирно улаживались, то теперь люди обращались  за советом к святым отцам.   

Святые отцы советовали смириться, приходить на исповедь, на молебен, но спорной ситуации разрешить не могли. Да и не задавались они целью, разрешать чужие споры. У них была другая "миссия", нести  «божественный свет». Да вот только «света» от них самих не исходило. Как только храм отстроился, так и обнесли его высоким забором, дабы не было прихожанам дела до жизни служителей. Появились в храме служки, с хозяйством управлялись. А хозяйство служителей мифическому богу, разрасталось быстро.  Для исповеди прихожанам отвели несколько часов, а служба в храме была по воскресеньям, да великим праздникам.
Дальше стало хуже. Наслышавшись от своих уверовавших родителей о прощении грехов, люди стали грешить наяву. В селении появились первые случаи воровства, а уже через несколько лет, воровство стало обычным делом. Священники отпускали грехи покаявшимся грешникам и хранили тайну исповеди. И для воров был открыт путь к чужим узелкам с деньгами. И если бы только все этим закончилось. Но не всё так просто. Если толкнуть камень, лежащий у края обрыва, то он обязательно упадёт вниз. И если человеку, склонному к плохим делам дать волю свободного выбора и сказать, что не последует наказания за его деяния, то он обязательно  сделает своё чёрное дело! Это и будет для него тем самым обрывом, падением вниз.

Старик и мальчик спускались в долину. Уже была видна окраина селения долины, в котором Богдан провёл свою юность.  Воспоминания жгучей змейкой зашевелились в груди. Было жаль той прошлой жизни, разумной и мудрой, всё расставляющей по своим местам. Но здесь уже давно всё переменилось, и далеко не в лучшую сторону. Было жаль и людей, которые так и не поняли, что нельзя было жизнь сделать лучше той, которая у них была. А ведь была жизнь, трудная, полная забот, но чистая и светлая. Всего в ней хватало. Уставали, но трудились ради блага. Детей рожали и поднимали, чтобы в доме всегда было светло и радостно от детского смеха. Ссорились, но быстро мирились, понимали, что ссоры возникали от усталости и прощали друг друга. И обиды никто не таил. А зла не было, поскольку не творили зла. Знали, что зло внутри себя  держать равносильно погибели. Много в те времена люди знали, поэтому и жили ладно, да и дела у них спорились. Из века в век  родители детей своих в строгости держали, смалу указывали, по какой дороге идти надо, а на какую и ступать не следует. И не ступали. Никакой бог им не нужен был, чтобы понять эту истину. Для них родители были самыми главными богами, и слово отца с матерью и было той вехой, которая указывала им направление пути.

Мирослав увидел в траве птенца. Тот застыл на месте, словно изваяние. Только смешно следил   бусинками своих глаз за мальчиком.
- Дедушка, смотри, птенчик потерялся! Наверное, он вывалился из гнезда, а летать ещё не может. Может, надо взять его с собой? Вдруг его ястреб выследит?
- Да он не потерялся. Мамка его где - то рядышком прячется. Вот, когда мы отойдём подальше, она к нему и прилетит. Только пугать его не надо. Иди тихонько и руками не размахивай. 
Мирослав на цыпочках выбрался из травы на тропинку и догнал деда. Отойдя подальше от птенца, путники оглянулись.  Взрослая птица уже вилась около птенца в траве. Мальчик успокоился и радостно улыбался. Дед его не обманул, впрочем, он и не сомневался никогда в его словах. Смалу мальчик впитывал в себя мудрость старших рода своего. И  свои семь лет он уже многому от них научился.   

Селение сильно разрослось. Если ранее, во времена молодости Богдана, оно занимало лишь четвёрть долины, то сейчас, многие строения уже стояли у подножия холмов, густо поросших кустарником и деревьями. В центре жилых построек высился  храм, собранный из гладко отесанных брёвен, увенчанный круглым куполом. Над куполом возвышался крест. За храмом высились бревенчатые стены, которыми было обнесено хозяйство церковных служителей.  Хозяйственные постройки занимали немалую площадь, что говорило о том, что священники не стеснялись добра, нажитого с пожертвований. Ведь никто и никогда не видел, чтобы они трудились в поле, или пасли скот. Зато все слышали, как из хлева служителей, раздавалось хрюканье сытых свинок и гогот гусей, за которыми ухаживали служки, худые, с бледными лицами монахи. Все они были пришлыми людьми, неизвестно с каких краёв забредшие в селение. Никто из жителей не знал их прошлого, как и не знали прошлого самих священников. 

Богдан постучал в дверь маленького приземистого строения, находившегося недалеко от храма. В оконце выглянуло лицо молодой женщины, за дверью послышались торопливые шаги. Женщина с порога бросилась на шею Богдану, чуть не сбив с ног старика. Богдан смеялся и целовал её в румяные щёки.
- Ты же меня задушишь! Глянь, кого я вам привёл.- Богдан указал на малыша, стоявшего на дороге и с любопытством рассматривающего купол собора, увенчанный крестом.
- Мирослав, у тебя ещё будет время осмотреться, поди сюда!

Снежана взяла малыша за руку и повела в дом, Богдан вошёл следом. Снежана выставила на стол нехитрую еду, нарезала хлеб и поставила по центру стола крынку с молоком.
- Богдан, а ведь Мирослав похож на мать, от отца почти ничего и не взял, вот только глаза ваши.
- Да мы и не в обиде, Снежана. – Богдан сказал эти слова с улыбкой и погладил ладонью светлую макушку мальчика.- У нас не было ещё с ним проблем. Родился он крепким, и ещё ни разу не болел. Да и голова у него светлая и понимает он всё с первого слова. Я думаю, что хороший из него человек получится. Да у нас в роду плохих да лихих людей отродясь не было. Расскажи мне, Снежана, как вы сами - то живёте. Как отец с матерью, здоровы ли?
Снежана разлила молоко по глиняным чашкам, придвинула чашки гостям.
- Родители здоровы, да они уже скоро придут. Они с утра к сестре матушки пошли, хворает она вот уже вторую неделю. Так матушка по вечерам у неё пропадает, а днём, когда мы все в поле, за ней соседка приглядывает. Сейчас и помочь некому стало. Целителей наших всадники увели из селения, вот уже почти два месяца никто о них и не слышал. Да и куда увели, никто не знает. Церковные служители, до того, как целителей всадники забрали, всё угрожали им, говорили, что они грех на душу берут, занимаясь делами, богу не угодными. Говорили, что они своим целительством божьему промыслу на земле мешают. Всадники и дома их сожгли, а скот увели. Места, где дома стояли, священники объявили нечистыми, сказав, что жили в домах пособники сатаны.   

Богдан слушал слова Снежаны и в его глазах полыхал огонь ярости. Сколько лет, из века в век, помогали целители людям!  Сколько жизней они спасли от гибели и болезней тяжёлых! Сколько сил и знаний они вкладывали в свои труды! Не каждому человеку даётся такой могущественный дар свыше, даётся он только тем, кто способен всей своей жизнью служить людям. И вот она неблагодарность чёрная от тех, кто объявил себя помощниками бога. Так что же это за бог такой, который сначала даёт, а затем отнимает вместе с жизнью. Не может быть такого бога, иначе он бы противоречил сам себе! 

У Снежаны на глазах были слёзы. Когда семьи целителей уводили из селения, увели и лучшую подружку Снежаны, молоденькую красавицу Бориславу.  А незадолго до того, как всё это случилось, видела Снежана сон страшный. Во сне этом, гуляла Борислава по летнему солнечному лесу. И вдруг тучи серые заполонили небо, солнце собой спрятали,  и стало в лесу темно. И видела Снежана подругу свою, лежащую на земле. Мёртвую. А платье белое на ней было всё изодрано в клочья и кровью залито. Закричала Снежана во сне и проснулась в слезах.  Ни свет, ни заря, к подруге побежала. В дверь стучала, звала, пока не открыли. Про сон свой страшный рассказала. Да вот только никого в доме своим сном не удивила. Знали они, что гибель грядёт. Но никто не испугался, а от помощи Снежаны отказались. А хотела Снежана в лес их увести, к родственникам своим.  Видно были у целителей на этот счёт свои размышления. Плакала Снежана, уговаривала родителей Бориславы девушку с ней отпустить. Да только Борислава сама решила с родителями до конца оставаться. 
Вот и сейчас Снежана чувствовала, что с девушкой что - то страшное случилось.

 - Что ещё натворили слуги господне? Ты, девица,  рассказывай, а уж потом всё и обсудим!
- Они святилище наших богов разрушили, с землёй сравняли. Тех, кто в храм не ходит, каким – то страшным словом пугают. Погребальные костры запретили, теперь умерших людей в землю закапывают.  Говорят, что на кострах только ведьм сжигают, мол, для того, чтобы душу от греха очистить.  Вон уж, какое кладбище разрослось с той стороны, где солнце садится! А на могилах кресты ставят, чтобы богу было видно, где его дети покоятся.   
- Слепы они, эти слуги господа. Нет душе дела до бренного тела, как нет до него дела творцу нашему. Как ушло тело, так оно и  придёт, только уже молодое и здоровое. А землю заполонять бренными телами не гоже. Должен от тела только пепел оставаться, да в землю уходить, дабы дать жизнь новому ростку и быть полезным. А не червей кормить, да заразу в земле плодить.  Вот и земле уже работы прибавилось, от которой могли бы её и освободить. Уж и так она нас многие века терпит, а вот теперь и от тел наших смертных избавляться надо, да костей.  Негоже разумным уподобляться животным, которые о своих телах позаботиться не могут.

Богдан уже не мог сидеть на месте. Он подошел к маленькому окошку. В окне был виден купол с массивным крестом. От креста веяло чем – то чуждым. Не вписывался грубый крест в синеву летнего неба, он словно перечёркивал эту синеву, образовывая пропасть между небом и землёй, пропасть между творцом и людьми.

 -А теперь вот ещё и младенцев в веру обращают – продолжала Снежана.- Месячных, ничего не понимающих. Скажи, Богдан, разве можно обращать в веру человека, когда он и мыслить - то разумно не может? Ведь служители идут против воли человека, да и родители тоже. Ведь это насилие! Да и после таких крещений, когда младенца окунают в холодную воду, они часто сильно болеют. А трое уже и погибли. Промаялись в жару несколько дней, да и зачахли, не успев на свет появиться.  А ведь если в купели святая вода, как говорят священники, то и заболеть они не должны были. Видно и в купели у служителей обман, как и во всём остальном!
Крестики носить можно только освящённые в храме священником. А как может освятить крестик тот, у кого и святости – то нет. Разве святость можно намолить у бога?  Разве может стать святым человек, который только и делает, что богу молится. Разве можно молитвой помочь больному, которому нужна помощь, еда и питьё, ему нужен уход и терпение того, кто за ним ухаживает. А разве можно помочь молитвой человеку, умирающему от голода. Что ему даст священник, который не сделал ничего своими руками, для того, чтобы у него в доме был хлеб? Ведь если им прихожане ничего носить не станут, так они же не смогут и недели протянуть. Пусть бы своими молитвами и  вымолили у своего бога хлеба, чтобы с голоду не умереть! Дав людям руки, чтобы человек мог добывать хлеб насущный,  обслуживая себя своим трудом, глаза, чтобы видеть всё, уши, чтобы отличать правду ото лжи, творец не вмешивается в дела людей, полагаясь на их разум. Вот и воспользовались слабые духом свободой и встали на путь лжи!

- Люди должны отличать правду ото лжи. Если их обманывают, то они сами виноваты в этом. Нельзя быть трусливыми, и если  в ваш дом пришли с мечом, то надо понимать, что правды у ваших незваных гостей нет, они её поменяли на острое лезвие лжи.- Богдан с хмурым лицом продолжал стоять у окна. У дверей храма собирались прихожане. Женщины,  с повязанными платками головами, молоденькие девушки, мужчины и дети.    
- Детей – то, как много! Что ж они такого страшного натворить успели, что идут в храм грехи замаливать? Зачем их тащить к священнику, когда есть родители? Или уже родители не указ своим детям? Или глупый  священник думает, что он может заменить ребёнку слово отца его и матери? Или священники до того уже дошли в своих проповедях, что дети стали доверять им больше, чем своим родителям? Может быть и такое. Посещая храм, родители низводят своё влияние на родное детище на нет. Замаливая даже несуществующие грехи, родители тем самым подтверждают, что власть над людьми у священников укрепилась настолько, что стала выше авторитета простых и честных людей. А ведь старшие рода   всегда были наставниками подрастающих поколений.  Молодые впитывали мудрость своих предков и умножали, да детям своим передавали.

Хлопнула входная дверь. На пороге стояли родители Снежаны, Акулина и Яромир. Акулина руками всплеснула, да к Мирославу бросилась с порога. Узнала ребёнка сразу, похож он был сильно на племянницу. Мальчик застеснялся, щёки залились густым румянцем. Акулина смеялась и говорила, что не может поверить в то, что наконец внука увидела. Да и Богдану она рада была, за полгода успела сильно соскучиться. 
Разговоров хватило до заката. А когда солнце уже село за холмы, порешили они на том, что та часть жителей, которые не приняли веру лживых проповедников, уйдут в скором времени из селения в лес. Там они обретут и уют, и покой, и независимость. Люди хотели вернуть старый образ жизни, безо лжи. А уж как там дальше всё сложится, будет зависеть от самих жителей леса. Может сложиться и так, что потребуется защищать своё убежище от гостей лживых и непрошенных. Тогда они уже не допустят вторжения чужаков в свою жизнь

На утро, многие видели  в селении старика и мальчика,  в простых  одеждах. А через неделю бесследно исчезли из селения много семей. Жилища стояли пустыми, не было и скота. Люди ушли глубокой ночью, тихо и не прощаясь с соседями, чтобы не навлечь беды на тех, кто решил дать им приют. Уходили они от так надоевшей лжи, суетности и от мерзости той веры, которую принесли с собой слуги мифического бога.