С тех пор, как над нами появилось небо, и мир открылся от горизонта до горизонта, наши с Лапулей исследования приняли совсем иной характер. Когда видно, куда идешь, продвигаешься быстрее, цели становятся яснее и появляется желание иногда побездельничать, а то и заняться творчеством – явный признак благополучия.
Первым делом, мы, конечно, сходили к озеру. Оно было великолепно! Зеленая вода слегка рябила, искрясь и переливаясь оттенками от глубокого изумруда до лучистого брильянта. Мы стояли несколько минут, совершенно пораженные зрелищем. Даже Лапуля перестала комментировать обстановку, затаившись у меня на плечах. По форме озеро было не круглым, как мне показалось издали, оно напоминало грушу: широкая круглая часть – та, что привела меня в заблуждение, была открыта и окружена лужайками, трава здесь отличалась от обычной, она была повыше и более сочная, ее с радостью отведал Кося. Кое-где низкие кустики неизвестного мне ранее растения с круглыми небольшими листочками казались усыпанными монетками. И кусты, и трава тут и там пестрели цветами, похожими на орхидеи. Приглядевшись, я сообразил, что это вьюнок, протянувший свои лианы венком вокруг озера. То, что я принял за заросли деревьев, на деле оказалось более узкой частью водоёма. Насчет деревьев я не ошибся – они полукольцом окаймляли воду, склоняясь над ее поверхностью мощными стволами с плакучими ветвями. Казалось, вот-вот из зарослей выглянет заспанная дриада, а из тёмной воды покажется русалка. Русалок не было, но Лапуля неожиданно соскользнула с моих плеч на траву и побежала к ивам. Малышка в доли секунды оказалась на стволе между ветвями, откуда и плюхнулась в совершенно неисследованную воду. Я кинулся за ней. Нет у меня таких способностей, пока я карабкался на ствол, покрытый чем-то скользким – то ли мхом, то ли водорослями – дочурка уже махала мне из воды рукой, в которой было что-то зажато, я не мог разглядеть, что именно. Тут, в зарослях, было на удивление темно, после залитой солнцем полянки.
- Папа! Иди! – Было непонятно, как Лапуля держится на воде, она висела, как поплавок, без видимых усилий, по плечи в воде. Я ясно видел, как, прыгнув, она ушла под воду с головой.
Соскользнув со ствола, я погрузился глубоко, так глубоко, что едва хватило дыхания выплыть! Ощущение бездны поддерживалось тем фактом, что дна я так и не коснулся, а, затормозив погружение судорожными гребками, с трудом освободился от объятий воды.
Отдышавшись на поверхности, я вдруг почувствовал лёгкость во всем теле – вода держала совсем не плохо, хоть на вкус казалась пресной. Дочка скользила по воде вокруг меня, ее улыбка, как всегда, лучезарная и хитренькая, прогнала мои страхи.
- Смотли! - Лапуля протянула мне кулачек, в котором поблескивало что-то черное.
- Мммм… Как странно. Я не знал, что мидии водятся в пресной воде. Где ты ее взяла?
- Там! – Малышка показала на толстый ивовый ствол, изогнувшийся над водой. Часть его лежала почти параллельно поверхности. Подплыв поближе, я увидел, что весь низ ствола усыпан мидиями, плотно прилепившимися к дереву и друг к дружке.
- Ух, ты! Теперь мы сможем разнообразить рацион! Это вкусная штука! Только как ее сварить?
- Свалить? – Лапуля попыталась разгрызть раковину. – Не вкусно!
- Конечно, не вкусно. Ракушки не едят, только то, что внутри, а доставать то, что внутри удобнее, когда они вареные, они тогда сами раскрываются, да и не могу я их живьем есть, - я уже вскарабкался на ствол и посадил малышку рядом. – Видишь? Они прячутся в ракушке, это как орешки, - нашел я, наконец, подходящее сравнение.
- Олески? Хочу олесек! – Лапуля протянула мне мидию, ожидая, что я раздавлю ее, как орехи из нашего сада.
- Нет, родная, боюсь, нам понадобится огонь, - А ведь за все это время – восемь месяцев, даже девять почти – я ни разу не задумался над добычей огня. Он просто не был нам нужен! Молоко мы пили парное Касино, котлетное дерево снабжало нас обедом, а прочие продукты не требовали никакой обработки, в обогреве необходимости не было… Я вдруг представил себе, как разжигаю костер в саду, а потом днями и ночами слежу за ним, чтоб не погас или не запалил ненароком развесистый орех.
- Огонь? – Малышка, конечно, прочла мои мысли. – Не хочу огонь!
- И я не хочу, если честно. Для огня придется испортить дерево, и потом возни с ним… Да и добыть его не так просто. Однако, давай наберем мидий, может, и придумаем что-нибудь гениальное.
Я снял рубашку, связал ее наподобие мешка, и мы принялись обрывать мидии. Лапуля снова соскользнула в воду и подавала мне снизу лоснящиеся черные "олески", которые весьма ее забавляли. Ну, если даже не удастся их приготовить, то удовольствие мы уже получили!
Слезая с дерева на тёплую траву, я заметил в кустах неподалеку гнездо.
- Лапуля, идем, посмотрим – там что-то интересное!
Уж не знаю, какая птица оставила это гнездо, а может, не оставила, а просто улетела ненадолго по делам, но я не мог пройти мимо – в гнезде лежали яйца, десятка два белых с редкими мелкими коричневыми точками яиц, размером с куриные. Как давно я не ел яичницу! На ум пришла скворчащая сковорода, и рот немедленно наполнился слюной.
- Хочу "это"! – Малышка прониклась моим воображением и протянула руку к ближайшему яйцу.
- Давай возьмем несколько, но не все, вдруг птичка, все-таки вернется. Только осторожно, они очень хрупкие, могут разбиться, - Моя рубашка пополнилась десятком яиц, а в мыслях опять появился костер – эх, не видать мне яичницы, хоть и сковородка в доме имеется приличная.
Всю дорогу домой малышка пыталась выяснить, почему не будет "это"? Я заметил, что Лапуля не любит произносить сложные слова, пока не уверена, что сможет, и с успехом заменяет их словом "это".
- Понимаешь, я не знаю, как добыть огонь. У нас нет ни спичек, ни сушняка. Правда, есть печка, но она не греет.
- Глеет солныско, - наставительно произнесла девочка.
- Солнышко, конечно, греет, но этого мало, надо, чтоб было горячо, очень горячо, чтоб вода закипела для мидий, а сковородка растопила масло.
Кажется, я использовал слишком много новых слов, но малышка поняла. Она задумалась ненадолго, потом сказала:
- Печка галяцая!
- Да, это было бы неплохо, если бы печка была горячая, ты все правильно поняла, Лапуля, ты такая умница, - я положил рубашку с добычей на траву, схватил кроху на руки и закружил. Мы вместе расхохотались и завалились на траву.
- Я тебя люблю! – Произнесла малышка, четко выговаривая каждое слово…
- Я тоже тебя люблю, солнце моё, глазоньки мои ясные!.. А скажи, в этом мире, кроме нас с тобой есть еще люди?
- Да, - ответ был более, чем серьезным.
- А на этой планете?
- Нет.
- Значит, мы с тобой здесь одни?
- Нет, - крохе надоело валяться в траве, она встала на коленки и ухватила меня за уши. Серьезный разговор нисколько не мешал ей развлекаться.
- Ой, не оторви только! – Я безуспешно попытался высвободиться. – А скажи, мы единственные люди на этой планете?
- Даааа! – Ей очень хотелось оторвать мне уши. – Тааам! – Наконец-то я понял, что малышка хочет таким вот незамысловатым способом повернуть мою голову в сторону.
Послушав дочку, я повернулся и увидел Хищника, который воспользовался нашей беседой и решил проверить содержимое рубашки – мешка.
- Совесть есть? – Поинтересовался я. – Побьешь яйца!
Кот высунулся из рукава с совершенно невинным видом. Если бы у него были плечи, он бы ими пожал удивленно и непринужденно: "Это вы мне? Вообще-то я ангел, так мимо пролетал…"