«Один раз! Один только раз я свернул с прямой, широкой дороги…
и с тех пор, стелются передо мной: только узкие, кривые тропинки…»
(А. и Б. Стругацкие - За миллион лет до конца света)
В восемьдесят четвёртом в Ленинграде была морозная, суровая зима. Я уже давно жил на улице, ночуя, где придётся. Благо - в те советские времена, народ был не так скуп, как в современном, справедливом капиталистическом обществе, мелочь редко кто считал, и она часто просто валялась под ногами. Достаточно было пройтись по Невскому проспекту, внимательно глядя под ноги, и хотя бы один пятак всегда можно было найти. За пять копеек тогда пускали в метро. Не самый лучший способ согреться, но всё же в метро всегда было теплее, чем на стылых улицах зимнего города. Я частенько катался по ленинградскому метрополитену до самого закрытия. Из-за того, что я уже давно бродяжничал, одежда моя поизносилась. Мне нередко приходилось пересаживаться с линии на линию, если кого-нибудь из дорожной милиции привлекала моя долговязая, тощая фигура подростка и неряшливая одежда беспризорника. Однажды я так пригрелся на самом крайнем, угловом месте вагона что заснул. Проснулся, на какой то из станций. Кроме меня в вагоне было всего несколько пассажиров. Я понял, что метро скоро закроется, и вышел из поезда. Станция показалась мне, объездившему и вдоль и поперёк весь ленинградский метрополитен, совершенно незнакомой. Я перешёл на другую сторону перрона. Стою, жду поезд, чтобы поехать в обратном направлении.
- А вы чего ждёте молодой человек? – услышал я вопрос: за моей спиной уборщица возилась с поломоечной машиной, она только что выключила свой диковинный агрегат.
- Поезда жду.
- Не будет поезда. Метро закрыто. Вы в последнем ехали – удивилась уборщица, с нескрываемым интересом разглядывая мой неряшливый наряд:
- Вы где живёте?
- На Охте – буркнул я, начиная переживать о том как бы эта любопытная женщина не вызвала милиционера.
- Так Охта, на другой линии. Как же вы теперь, домой доберётесь? – расстроилась она.
- Не знаю, трамваем, наверное… – мне было совершенно безразлично, где я сейчас оказался.
- Тогда поспешите. В это время и в трамвай попасть не просто.
- Успею! – махнул я рукой и, радуясь, что легко отделался, поплёлся к эскалатору, на ходу разминая затёкшие руки.
Я вышел на улицу. Шёл снег. Чёрт его знает, в каком районе города я находился. Это не имело никакого значения, мне всё равно некуда было идти. В этот район Ленинграда меня моя непутёвая удача ещё никогда не заносила. И я просто пошел, куда глаза глядят. Вьюжило. Я мерз в своей демисезонной куртейке на рыбьем меху. В надежде где-нибудь согреться, я стал проверять двери всех подъездов, которые попадались мне на глаза. Но в этом районе города, все парадные закрывались на кодовый замок. Прошло очень много времени. Я порядком замёрз. Шёл уже четвёртый час ночи, а обнаружить не запертую дверь не удавалось.
Я уже отчаивался найти где-нибудь тёплое место. Вдруг в одной из однотипных «девятиэтажек» которыми был застроен район, мне неожиданно повезло – кто-то забыл захлопнуть двери. Редкий случай, но и дверь, ведущая в подвал, там тоже была без замка. Опасаясь быть обнаруженным, каким-нибудь из ночных милицейских патрулей, я поспешил спрятаться в подвале. Нашёл в нём самый тёмный угол и улегся на объёмные, и что самое главное: тёплые трубы теплотрассы. Я согрелся и уже начинал дремать, когда услышал детский плач. В темноте подвала, тоненько поскуливая, кто-то двигался в мою сторону.
Я никогда особенной смелостью не отличался. В голову полезли мысли о нечистой силе. Стараясь не шуметь, я поднялся с места и спрятался под трубы, на которых только что лежал. Кровь моя застыла в жилах, когда из-за угла появилась тень ребенка.
Ребенок, шаркая домашними шлепанцами, приплелся как раз к тому месту, под которым я лежал. Он уселся на трубы, всхлипывая, как раз над моей головой:
- Ненавижу… – всхлипнула девушка, а то, что это именно девушка я разглядел только сейчас. Небольшого росточка, небрежно или наспех одетая в домашний махровый халатик, который едва доходил ей до колен.
- Вот теперь и вы заплачете… вот… узнаете… - шептала девушка непослушными от холода губами, шмыгая носом. И скулила тихо-тихо, как котенок. Я всегда женских слез долго не выдерживал, а тут ещё над самой головой. Выслушивать, чьи-либо откровения сейчас мне не хотелось. Чтобы хоть как-то разрешить невыносимую ситуацию, в которой невольно оказался, я брякнул первое, что мне пришло в голову:
- Вы не знаете, который час?
Девушка взвизгнула и умчалась за угол, на ходу теряя шлепанцы. О слезах она сразу же забыла. Крайне недовольный своим дурацким поступком я выбрался из-под труб, отряхнулся:
«Она, наверное, уже у дворника или дома - звонит в милицию. Ну, идиот! - думал я, наспех приводя в порядок свой измятый наряд.
- А вы что здесь делаете? – услышал я неуверенный шёпот, и из-за угла высунулась взъерошенная голова того же ребенка, которого я только что напугал.
- Живу я тут! – разозлился я.
- Вы «бомж»?
- Да ну какая ерунда! – ещё сильнее разозлился я:
- Я студент.
- Ага от поезда отстали… знаю, знаю, ни флага ни родины? – съязвила голова из за угла и спряталась.
«Вот только этого мне не хватало, «мотать» отсюда надо. Как?.. Теперь она там стоит. Я точно знал что стоит, пресловутое женское любопытство. Чёрт…»
- Я замёрзла – раздалось из-за угла:
- Вы не могли бы найти мой тапочек, красненький такой с помпоном. Я тут на одной ноге стою. Пол очень холодный…
- С помпоном?!! – взбесился я:
- Вы здесь каждую ночь шлёпанцы теряете? Хорошо, что здесь темно. Представляю себе, сколько здесь валяется ваших тапочек. Вам точно с помпоном нужен, или любой другой подойдёт?
- Я сама не могу… я вас боюсь – расстроился голос за углом, опять показалась та же взъерошенная голова:
- У меня ноги замёрзли. Вы не джентльмен! – произнесла она с вызовом и опять спряталась.
«Боишься? Чёрта с два! Я стал шарить впотьмах. Вот круто будет: я - джентльмен, ищущий во мраке ночи красненький тапочек для «таинственной незнакомки». Пока родная милиция… Блин, «Гоголещина» какая-то».
- Да вот же он. Чёрт! – я нашел, какой-то тапочек и уставился на него, пытаясь разглядеть в темноте, какого он цвета. «Не похож на… красный? И помпона не было? Может, оторвался?»
- Держите! – я бросил тапочек за угол.
- Надо же! Нашёлся?.. – удивился тот же голос и послышалась какая-то возня.
Я выглянул за угол и увидел её растерянно разглядывающей мою находку. Даже в темноте было заметно, что она улыбалась:
- Когда же я его потеряла? – девушка присела на четвереньки и стала напяливать тапочек на ногу:
- Маловат…- расстроилась она:
- Да что ж ты не налази-ишь? – она остервенела и стала, стучать ногой об пол.
«Вот только этого мне не хватало: сейчас, кто-нибудь, услышит этот стук, заглянёт из любопытства. О-о! Откуда же ты свалилась на мою несчастную голову». Я отвернулся и стал мерить шагами помещение: «Попробуй потом объяснить…»
- Ой!
Стук прекратился, я услышал звук падающего тела, этот возглас и последовавший за всем этим скрежет зубов. Я обернулся и увидел её сидящей на полу, она обнимала одной рукой поджатую ногу, а вторую свою руку зачем-то ухватила зубами.
- Что там у вас опять? Второй тапок потеряли? – я нагнулся, чтобы помочь ей подняться, что-то блеснуло: «Лужа?! Откуда?»
- Это что ещё такое? – я присел, потрогал лужу, растёр между пальцев жидкость. Она была тёплой и липкой, мне стало плохо: «Кровь?..»
- Я порезалась! Ногу и вот ещё руку... – пробубнила девушка, не вынимая кулак изо рта.
«Да что ж за напасть?» Я застонал. Нащупал в кармане пачку сигарет. Непослушными, липкими пальцами вытянул одну. Долго не мог понять в темноте, где у неё фильтр: «Супер! Сейчас сюда, какого ни будь идиота или ещё лучше: пожилую идиотку. Всё! Готовый сюжет для милицейской сводки…»
- Вы встать можете? – я зажег спичку, прикурил сигарету и осветил всё вокруг: «Красота! Море крови и ещё теперь - все мои руки... и вытереть нечем…»
- У меня есть платок. – Пробубнила она.
- Да-да конечно! Спасибо… - я протянул руку, чтобы взять платок.
- Можно ногу перевязать… только здесь темно… и мне самой не удобно.
…Я так и застыл с протянутой рукой как нищий на паперти…
- Вы не торопитесь меня спасать. – Девушка, размазала по лицу слёзы, достала из кармана халата крупный носовой платок и засуетилась перевязывать свою ногу. Получалось плохо, она злилась и фыркала как сердитая кошка:
- Между прочим - это вы во всём виноваты! Вы так неторопливо искали этот… тапочек? Вы всегда такой тормоз?
«Нет, ну это просто невообразимая наглость!» - Я рассвирепел: сграбастал её в охапку, бесцеремонно нахлобучил, как попало на рану платок и тапок. Стараясь не обращать внимания на протестующие возгласы: взвалил себе на плечо её субтильное тельце, и помчался к выходу.
Со своей, змеино-шипящей ношей на плече, я выбрался из подвала. В подъезде было светло, начинался ещё один суетный рабочий день. «Сейчас не хватало только одного - встретиться с кем ни будь из жильцов!» - Не говоря ни слова, я стал упрямо, этаж за этажом, на непослушных ногах стремительно подниматься по лестнице. Девушка замолчала, она только фыркала как дикая кошка каждый раз, когда я миновал очередной поворот лестницы, разминаясь с дверью лифта.
- Ну и где ваша квартира? – я опустил её на пол восьмого этажа, когда уже окончательно выбился из сил.
- Я вообще-то живу на пятом – она загадочно улыбнулась:
- Знаете, меня никто ещё вот так… не носил на руках. А вы сильный! – она, ухватилась за перила и стала, прихрамывая спускаться на нижний этаж. Я обратил внимание, что один её тапочек был другого - зелёного цвета.
- Ну, чего вы опять застыли? Идёмте. Вам нужно привести себя в порядок. Вы выглядите смешно, мой неторопливый рикша весь испачканный кровью… - она засмеялась.
Я взглянул на мою куртку, она вся была в пятнах. Мне это смешным не показалось. Ну что ж, что ещё остаётся?.. проклиная свою злую удачу, я поплёлся вслед.
Когда я спустился на пятый этаж, девушка стояла, опершись о стену у приоткрытой, обитой новым, коричневым винилом двери, и о чем-то думала. Молча, опустив голову, я вошел в открытую квартиру, готовясь объясняться с её родителями.
- Знаете что? Вы проходите сразу на кухню… и снимите вы эту вашу ужасную куртку, я её постираю. – Девушка брезгливо поморщилась. Я стоял в коридоре её квартиры, разглядывая в зеркале свое кровавое рубище: «Да! Красиво… можно сразу же идти в ближайшее отделение, всё равно в таком одеянии, я именно там и окажусь… »
- Давайте её сюда – раздалось уже из ванной, в которую она сразу же после этого удалилась. Приоткрылась дверь и показалась её протянутая рука. Я очнулся и стал торопливо сдергивать с себя свою одёжину.
- Оперативненько… – хмыкнула она и прикрыла дверь.
– Вы удивительно расторопны – раздалось из-за двери, и послышался шум бегущей воды:
- И ради бога, не стойте там как столб, проходите на кухню там есть умывальник.
Я вошел в кухню. Кухня как кухня обычная обстановка рядовой советской семьи: Два стола, два стула, полка для сушки посуды, холодильник и видавшая виды плита. Меня охватило ощущение уже виденного. Мне показалось, что я здесь уже бывал когда-то раньше. Я не заметил, когда она вошла.
- У вас сейчас такое лицо как будто вы увидели привидение? – Девушка стояла, опершись о дверной проём, в одном тапочке, вторая нога была бестолково забинтована до лодыжки.
- Вы так и будете стоять? - поинтересовалась она:
Я присел на краешек стула, подумал что выгляжу, наверное, смешно и устроился за столом поудобнее.
- Я обкурю это помещение? У вас здесь курят? – обнаглел я, доставая из нагрудного кармана джемпера перепачканные кровью сигареты. Пачка была измятой, и в ней не оказалось ни одной целой. Я хмыкнул и прикурил самую кривую сигарету.
- Вы есть хотите? Я всегда, когда потеряю много крови… или напьюсь чужой, хочу большой, обжигающий кусок жареного мяса. – Она взяла нож, притворно зарычала и стала суетиться, гремя посудой.
- Всегда?..
- Как вас зовут? – спросила она, доставая из холодильника большой полиэтиленовый пакет.
- Макс… - я закашлялся от дыма – Максим. А вас?
- Марина – ответила она, ловко разделывая забинтованной рукой приличный шмат мяса:
- Мама хотела Маргаритой назвать, папа Ириной они долго спорили, а потом папа записал меня Мариной – девушка ухмыльнулась:
- Среднее арифметическое, он у меня математику… преподаёт. У меня все проблемы из-за этого… знаете, как у таких людей - всё у них должно быть правильно… они и любовь на логарифмической линейке рассчитывают.
Я потушил сигарету о свою левую ладонь. «Странно - ожога не было…»
- О боже! Вам не больно? Ведь есть же пепельница!
Я скомкал окурок и спрятал в карман брюк: «Наверное, я уже ничего не чувствую?..».
- Извините я, пожалуй, пойду,… руки отмою…
- Конечно, и снимите вы этот ваш ужасный джемпер, я и его постираю… и эти ваши хм… брюки…
- Куда это всё? – крикнул я из ванной, когда стянул с себя джемпер.
- Бросьте куда-нибудь в угол, я потом разберусь… вы бы помылись, там есть чистое полотенце – раздалось в ответ из кухни.
Я разделся, бросил на пол свою одежду, открыл оба крана и залез под обжигающую струю воды. Хорошо Чёрт! Давно не испытывал такого удовольствия от обыкновенной воды. Я уселся в ванной, подставив свою тяжёлую голову, под горячие струи душа. «Странная штука эта моя бестолковая жизнь… нет в ней ничего существенного, только какие-то бессмысленные мелочи. Вот и сейчас как ребёнок радуюсь обыкновенной горячей воде. Когда же я в последний раз мылся? Неделю? Месяц назад? Не помню…
Вся моя жизнь как тоскливый, бессмысленный сон. Я прячусь от себя, от жизни, от людей. Страх? Я боюсь... боюсь жить – взглянуть жизни в её недоброе свиное рыло. От кого я прячусь… от себя самого?..»
- Да что же за день то такой?!! – за стеной послышался грохот:
- Эй! Где вы там? Я без вас не справлюсь!
«Да, что там у неё опять?» Я вылез из ванной и тщательно вытерся. Напялил попавшийся на глаза чей-то домашний халат. Он был мал, короток и категорически отказывался сходиться на моих бёдрах. Кое-как, затянувшись поясом, я вышел из ванной.
- Ну, вот видите, всё пропало… - причитала она, сидя на полу в ворохе битой посуды с дымящимися бифштексами в руках.
Я невольно улыбнулся, найдя её в таком нелепом положении: «Была у нас в общежитии такая девчонка, у неё всё вечно валилось из рук - Маруська-ураган?..»
- Проклятая полка! Сколько раз ведь просили папу прицепить её безо всех этих его чертежей и уравнений механики деформируемого твёрдого тела. Ну почему нельзя просто хорошо забить обыкновенный гвоздь?.. – заскулила она.
Её растрепанные, густые, рыжие волосы закрывали ей лицо, и было не понятно - плачет она или смеётся.
- Вы студент, какого факультета? – почему-то озадачилась она.
Я не сразу нашелся, как ответить на этот нелогичный вопрос:
- я… студент ПТУ.
- У вас преподают сопромат?
- Нет. Я ненавижу математику, она мне ещё в школе плохо давалась. – Я стал рассеянно собирать обломки тарелок в валяющуюся рядом металлическую полку для сушки посуды.
- Тогда из вас получится просто идеальный муж. Мама говорит, что если я больше не хочу собственноручно забивать в доме каждый гвоздь, я обязана привести в дом нормального человека.
Я ухмыльнулся: «Идеальный?.. Нормальный?.. Вряд ли меня можно назвать даже нормальным…»
- Вы не порезались? – побеспокоился я.
- Нет! Зато, я чуть не обожглась, спасая котлеты. Повезло… – в её голосе послышались искренние нотки:
- Обидно – хорошая еда пропала. И главное, теперь её совсем не во что сервировать… - развела она бифштексами в руках над ворохом битых тарелок.
- Ничего, сковорода я надеюсь железная. Или вы и её разбили? – съехидничал я, продолжая растерянно собирать битую посуду:
- Где она?
- Должна быть на плите. Если там ещё есть плита, мне отсюда не видно.
Я улыбнулся: «…крохотное, слабое, нелепое чудо. Господи! Ну, почему ты так жестоко шутишь, рождая в этот сумасшедший мир такие беспомощные создания? Она чем-то напоминала хитрую маленькую фею из сказки Джанни Родари. Ей бы и жить в сказке. Там, где вечная весна, где нет математиков и острых углов, где ничто не поранит. Как фея?.. Маленькая растерянная фея, которая вынуждена пить кровь и учить математику». Я улыбнулся ещё раз. «Может все они такие?..» Я забрал у неё из рук ещё горячие котлеты, бросил их в мусорное ведро и помог подняться:
- Давайте попробуем наоборот, я здесь сейчас всё это приберу, и придумаю что-нибудь из того, что после вас осталось. А вы лучше приведите себя в порядок. Вижу, что у вас сегодня это лучше всего, получается – нашёлся я и повёл её к выходу из кухни, подталкивая за плечи.
- Осторожно! У меня нога болит – она сердито фыркнула, убирая волосы со лба:
- Хотя, вы правы, я лучше сделаю то, что обещала – заявила она и захромала в ванную. Через несколько минут, оттуда раздались звуки работающей стиральной машины.
Я не умел готовить, поэтому всю энергию направил на то, что у меня хорошо получалось - уборку. Когда, на своих местах оказались все целые вещи, я крепко задумался. Жареная картошка и яичница - всё, что я мог тогда придумать. Я легко нашёл всё необходимое, кроме ножа. «Странно, я же его видел, когда сюда вошёл? Он был на столе...» ножа, не было. Спрашивать было неловко, поскольку подумалось, что моя осторожная хозяйка спрятала его от меня куда-нибудь подальше. Обиженный таким недоверием я стал планомерно обыскивать всё помещение, заглядывая в каждый закуток. Я не нашёл его нигде: «Ладно, яичницу как-нибудь и без ножа соорудим…» я открыл холодильник и застыл… на верхней полке, рядом с какой-то небольшой, эмалированной кастрюлькой лежал – нож?!! Я взял его, повертел в руках: «Обычный кухонный нож?.. Не помню, где-то читал глупость, в каком-то журнале, что если хранить ножи в холодильнике, то они никогда не затупятся. Хм…»
- Какой здесь порядок! – услышал я одобрительный возглас. Я обернулся, девушка стояла в дверном проёме, любопытно щурясь.
- Вы всегда храните ножи в холодильнике? – заинтересовался я и демонстративно осмотрел все другие полки, как бы надеясь увидеть там ещё что-нибудь невообразимое.
- Да, а ложки и вилки в сливном бачке. – Заявила она, ехидно улыбаясь.
- Вы справились без потерь? - поинтересовался я, кивая головой в сторону ванной комнаты. Девушка никак не отреагировала на мою колкость. Её красивое, кукольное лицо не изменилось, в глазах так и продолжали сверкать задорные искорки.
- Вам очень идёт этот мамин халат… - она улыбнулась какой-то своей мысли, затем нарочито озадачилась:
- Знаете, я лучше сама приготовлю, а вы принесите посуду. Там, в серванте, в зале есть сервиз – мое будущее приданое, а я пока здесь сама поколдую.
«Такую ни на минуту нельзя оставлять одну… из соображений безопасности». - Подумалось мне. Но скрепя сердце, я всё же пошел в соседнюю комнату.
В тесном зале было многовато мебели: диван, три кресла, торшер журнальный столик и ещё один письменный стол посредине, заваленный справочниками. Обе противоположные стены закрывал чешский мебельный гарнитур. На полках было невообразимо много книг преимущественно специализированной, технической тематики.
- Ого! – воскликнул я, заметив в нише мебельного гарнитура ещё и телевизор.
- Что там у вас случилось?
- Ничего. Это я о вашем телевизоре... грюндиг - разобрал я надпись латиницей.
- Никакого ого, это папе коллеги подарили на юбилей. Для меня это просто ящик, по которому иногда показывают хорошее кино. – Раздалось в ответ из кухни:
- Что бы вы тогда сказали о нашей «стиралке», вот где настоящее немецкое чудо. Она в ванной вы не заметили?
- Я плохо разбираюсь в стиральных машинах – улыбнулся я: «а в телевизорах тем более…»
- Сколько и чего брать? – крикнул я, удивленный нестандартным набором, который украшал зеркальные полки серванта. На средней полке, венчая стопку «дефицитных» тарелок японского фарфора, красовался справочник по элементарной математике. Я без интереса пролистнул несколько страниц: «М. Я. Выгодский?.. Кто такой?»
- И Выгодского вы храните в столовом наборе – съязвил я в сторону кухни, из которой раздавалось приятное для слуха шипение кипящего масла.
- Это не я! Это папа! – послышалось оттуда:
- Это его бесценный вклад в моё роскошное приданое. Возьмите, какую-нибудь тарелку и идите сюда. Здесь без вас страшно. – Последовала непродолжительная пауза, сопровождающаяся скрипом передвигаемой мебели:
- Такой порядок! Так и хочется чего-нибудь разбить.
Мне подумалось, что одной тарелки для двоих - будет мало. Я взял две тарелки. Так как других чашек в серванте не было прихватил еще пару крохотных, кофейных чашек. Постоял в раздумии и украсил всё это сверху бесценным справочником по элементарной математике. Торжественно, как будто несу настоящую драгоценность, я вернулся в кухню.
Кухня изменилась: один из столов стоял посредине, стулья находились по обе его стороны. В центре стола на разделочной доске красовалась пресловутая небьющаяся сковорода, источавшая аппетитнейшие ароматы.
- Вы как всегда очень расторопны,… зачем вы притащили сюда этого гуру? – удивилась она, забирая у меня посуду.
- Вы жаловались, что нечем сервировать,… а я ценю в литературе исключительно её полезную составляющую, - пошутил я, - у меня тоже есть одна любимая книга, на ней очень удобно резать огурцы.
Девушка нахмурила свои ухоженные брови:
- Слышал бы вас сейчас мой папа, он бы вас испепелил, вы ещё не знаете - у него такой тяжелый взгляд, которого боятся все студенты.
Я посмотрел в ее огромные пронзительно-зелёные глаза. Она смутилась и отвела взгляд.
- Вы, наверное, очень сильный человек – она стала расставлять посуду:
- Только почему-то старательно это скрываете, боитесь себя… что ли?
Я покачал головой: «Такой сильный, что боюсь себя… непостижимая женская логика…» Я сел и вынул из пачки ещё одну кривую сигарету, взял в руки коробок спичек…
- Немедленно прекратите это свинство! – не на шутку разозлилась она:
- Сначала я вас накормлю.
Я положил на стол спички, торжественно водрузил на них сверху сигарету:
- Вы зря взяли целых две тарелки – заметила моя маленькая хозяйка, накладывая в одну из них невообразимую порцию макарон:
- Мне совершенно ничего в рот не лезет, я лучше с удовольствием на вас посмотрю.
- ?
- Папа ест также неистово, как и работает… – объяснила она. По-очереди нацепила на вилку целых две отбивных, уложила на тарелку, поставила передо мной. Я с огромным удовольствием налег на еду: «я уже забыл, что такое нормальная домашняя еда…»
- Он слишком много работает… как будто ему вечно не хватает денег. – Девушка огорчилась.
- Деньги это великая идея. – Озвучил я любимый афоризм, не отрываясь от поглощения пищи.
- Вы ещё скажите, что это смысл жизни! – разозлилась она.
Я озадачился: «смысл жизни… а он есть этот смысл, вот деньги есть их пощупать можно, а смысл…»
- Я не думаю о смысле жизни – пробубнил я, дожёвывая последнюю макаронину:
- Это не вопрос.
- Что это не? – она впялилась в меня, как будто увидела чёрта.
- Вопрос подразумевает наличие ответа. Этот вопрос ответа не имеет, значит это не вопрос. – Я отложил вилку, встал, чтобы не видеть выражение её недоумённых глаз:
- Извините мне мою наглость. Где у вас чайник? Очень чаю хочется.
- На плите. – Махнула она рукой в сторону плиты:
- Вы зря заботитесь, я сделала кофе. Если вы сядете, я вам сейчас налью.
Она встала, взяла с соседнего стола кофейник, налила две чашки, одну из них поставила на мой край стола, взяла другую и села напротив, сдвинула свои красивые брови, задумалась:
- Деньги это не идея это великое проклятие человечества. Из-за которого люди придумывают всякие теории, к примеру, математику.
Я чуть не поперхнулся кофе: «Ненавижу кофе! Как только люди пьют эту горькую хину…» я еле отдышался:
- Бред! Математику никто не придумывал… она была всегда. – Возмутился я.
- Когда людям нечего было считать - не было математики, потом появились деньги... - Девушка уничтожающе улыбнулась:
- И людям, очень захотелось подсчитать свои доходы.
Я сел, поднял в руках чашку, изучая украшавшее поверхность изящное пасторали: «это нелепо, но это правда… наша «математичка» обожала пересчитывать разными способами свою крохотную зарплату, как будто та могла стать от этого больше…».
- Можно вас спросить,… а что вы делали ночью в подвале?
- Вам это интересно? – она прищурила свои пронзительные глаза.
- Ещё бы! Согласитесь, странно?.. Симпатичная девушка, одна… ночью в подвале…
- Не менее странно, чем один симпатичный юноша в том же подвале. – Отшутилась она:
- от кого вы прячетесь… от себя? Давно это с вами?
Я опустил голову: «действительно от кого?.. давно? Наверное, вечность. Вся жизнь до этого как сон,… а была ли она эта нормальная жизнь?» Я взял сигарету, прикурил, затянулся так глубоко, что закружилась голова.
- Я украл мешок семечек… теперь скрываюсь.
Я опустил голову, чтобы не видеть недоумённый взгляд хозяйки: «Будь, что будет… теперь уже… ничего не исправить… так мне и надо!»
- Я не знаю точно… – я затянулся ещё раз:
- Это дурацкая история… теперь меня мучает совесть…
- ?
Я поднял голову. Она смотрела на меня насквозь пронизывающим взглядом, её божественно чистые, красивые, зелёные глаза метали молнии. Это было невыносимо, я опустил голову:
- Одно знаю точно - почему вы были в подвале… вы мой ангел хранитель…
- Вы очень странный человек. – Девушка невозмутимо отхлебнула кофе, задумалась:
- Если только вы не храните этот ваш мешок в нашем подвале?
Я ненавидел себя сейчас за ту слабость, которую вызывала во мне эта крохотная будущая женщина…
Я вытянул из пачки ещё одну сигарету: «Странный? Что во мне странного… обыкновенный трус…»
Я прикурил одну сигарету от другой.
- Вы много курите – заметила она.
- Извините – я потушил сигарету – я всё время забываю, что могу травить кого-нибудь ещё.
Она загадочно улыбнулась: - Вы зря беспокоитесь… это уже не важно.
«Почему не беспокойтесь,… почему не важно?» Я уставился на неё недоумённым взглядом. Девушка встала, подошла к окну, оперлась локтями о подоконник, рассеянно глядя в стекло.
- Вы правы. Деньги это великая идея. Это единственная великая идея, которую способны осмыслить некоторые люди…– Проговорила она задумчиво:
- Папа всё время работает. Мы с мамой его практически не видим.
- Ничего удивительного если мужчина старается для своей семьи … - начал умничать я.
- Ага! Для семьи… - Она ухмыльнулась:
- Мне иногда кажется, что если бы нас однажды не стало, он бы только обрадовался… сколько можно было бы сэкономить…
- Послушайте! – не на шутку рассвирепел я:
- Я неудачник. Я презираю людей. Я в Вас ни черта не понимаю! Но мне кажется, что так не шутят… это махровый эгоизм…
Она обиделась. Её лицо приняло озадаченный вид. Теперь она и в правду была похожа на маленького, наивного, растерянного эльфа.
- Вам очень идёт этот… халат, вы в нём похожи на индийского гуру. – Проговорила она убийственным тоном:
- Вы же ничего не знаете,… он же всё считает, всё рассчитывает… он же гордится тем, что у него всё посчитано. Что каждая буханка хлеба посчитана.– Её глаза блестели от слёз.
«Что же я, в самом деле, за человек то такой? То ничего не понимаю и молчу, то вдруг «вещаю» как будто я во всём разобрался… вот опять ни за что обидел малознакомого человека» – я снова прикурил, недавно потушенную сигарету, задумался: «Деньги… да опять эти чёртовы деньги. Будь они прокляты - кто их придумал...»
- Я не всегда жил на улице, я раньше жил в нашем общежитии при ПТУ. Знаете как в таких общежитиях? Живут две сотни подростков, всю неделю учатся, практика и всякое такое. Всю неделю пока они заняты спокойные люди, но приходит вечер пятницы и начинается «дурдом». Все кто может напиться – напиваются до «свинячего визга». Пьют всю следующую за вечером пятницы субботу, пока не кончаются деньги. А потом те, кто посильней, собираются в компании и начинают отбирать деньги у тех, кто послабей, если нет денег - отбирают вещи, которые можно продать. Это у нас называется Варфоломеевская ночь. Какой остряк так неудачно окрестил, не знаю. Как по мне, это не Варфоломеевская ночь, а избиение младенцев. Потому что старшекурсники иногда всю ночь избивают младших, если не могут ничего добиться. – Я докурил сигарету до фильтра, потушил её о край пепельницы, нервно встал:
- Деньги это великая идея - это моя любимая мысль, мне с ней легче живётся. Подумайте, если бы не такая острая их необходимость, смогли бы разные в принципе люди объединиться, чтобы совершать преступление, не задумываясь о последствиях. Вряд ли… - Я сел, опустил голову, задумался:
«Снова вижу эти рожи, эти кулаки которые без числа попадают мне в лицо, и потом эти ноги, которые пытаются втоптать меня в грязный пол общежития».
- И что неужели никто не пытался протестовать? – я поднял голову, она глядела на меня искренне удивленными, наивными глазами.
- Был у нас один парень … Игорь. Он пытался объединить обижаемых. Хм… подумайте с одной стороны деньги как великая идея, а с другой ничего кроме страха… у него ничего не получилось. Зато нашлась какая-то сволочь, которая рассказала об этом старшим. Его били, точнее, он один дрался всю ночь, он был, наверное, не только смелый… дурак, но и как оказалось… сильный дурак. Полтора десятка наших общепризнанных спортсменов, а были у нас и боксёры и борцы, ничего не могли с ним поделать. Как его вообще не убили, не понимаю…
Есть такая сказка, извините, почему-то вспомнилось… - прервала она меня, задумчиво глядя в окно:
- Говорят, что как-то после жизни, перед тем как отправиться в рай, шли берегом моря двое: Господь и смертный. Господь показывал смертному всю его жизнь, рисуя картины на небе. И когда на этих картинах вставали самые опасные, сложные или переломные моменты из жизни смертного, на песке оставались следы ног, только одного человека.
Увидев это, смертный, воскликнул: «Какой же ты бог, если бросал меня в самые сложные моменты моей жизни!
На что Господь улыбнулся и сказал: «Дурак, я же нёс тебя на руках…»
Мы замолчали. Каждый из нас думал сейчас о чём-то своём.
- Как он сейчас, этот Игорь? – заинтересовалась девушка, внимательно изучая моё лицо, я опустил голову.
- Не знаю. В следующий понедельник в общежитие приехал директор училища, прочитал всем перед строем пламенную проповедь о настоящей мужской дружбе и взаимопомощи. Потом отозвал его из строя и попросил по собственной инициативе уйти из училища. Только на таких условиях директор пообещал замять этот конфликт. – Я криво улыбнулся. Взял ещё одну сигарету, прикурил, затянулся глубоко:
- Никогда не забуду, его отъезд. Он не поднял головы. Ни на кого, ни разу не взглянул. Мне кажется, что ему было стыдно. Ему одному было стыдно за всех.
- Вы не ленинградец?
- Я из Баку.
- Почему домой не поедете, у вас есть родители?
- Есть мать и младший братишка. – Я улыбнулся рассеянно:
- За что я туда поеду… кто меня там ждёт? Им самим трудно…
- Хотите, я вам денег дам? У нас много денег. – Совершенно искренне предложила мне она этот, в сущности, ещё ребёнок, глядя в мои потухшие глаза.
- Нет, не возьму я у вас денег. Есть в этом, что-то постыдное… поймите мне легче их где-нибудь украсть, чем вот так... это как милостыня… - я опять опустил голову.
- Жаль. Хотелось бы, чтобы хоть кому-то эти деньги… – проговорила она, осеклась на полуслове. Я поднял голову и увидел, как её тело обмякло и медленно сползает по стене. Я не сразу понял, что что-то случилось - что-то непоправимое. Я неуверенно встал со стула, приблизился к ней, нагнулся: она еле дышала, её глаза были закрыты. Я испугался. Напрасно, я пытался привести её в чувства теми немногими способами, которые были мне известны. Я хлестал её по щекам, обрызгивал водой, тряс её, умолял ее, что это не смешно. Она была неподвижна!
«Да, что же это такое… что же делать?» Я чуть не плакал от бессилия. Я не находил себе места. Я метался между коридором и кухней, между телефоном и её безжизненным телом. «Надо позвонить, вызвать скорую. Чёрт» я не помнил номер: «Да какой же, этот чёртов номер… ноль два? Нет, это милиция. Ноль три? Ноль три, конечно же, ноль три!» Я набрал номер:
- Скорая! Здесь человек, девушка умирает! Не знаю! Похоже отравление… адрес? «Какой же этот чёртов адрес?» - Я бросил трубку. Ворвался в зал и бросился к серванту в надежде найти хоть какие-нибудь документы: «Должны же быть, какие-нибудь документы». За окном темнело, во двор въезжал автомобиль с синей мигалкой: «Скорая? К соседнему подъезду? Чёрт!» Я ворвался в ванную. Посрывал с радиаторов отопления сохнущие вещи. Выскочил в коридор, напяливая на ходу ещё влажную одежду. У самой двери остановился, задумался, вернулся в кухню. Взвалил себе на плечи её обмякшее тело и помчался на улицу.
- Попытка суицида?.. – сообщила дежурная санпропускника поликлиники, в который нас привезли пару часов назад:
- А вы кто ей будете? – спросила она, положив трубку телефона.
- Так знакомый – я отмахнулся – как она?
- Всё будет хорошо - организм молодой – устало улыбнулась дежурная – «Димедрол» передозировка… проспит, быть может, несколько суток. Вы бы шли домой - поздно уже. Завтра приходите…
- Домой… да конечно надо уходить...
Я вышел на улицу, опять было темно. Как во сне я доплелся до какой-то станции метро. Спустился вниз. Сел в поезд и поехал всё равно куда. Через несколько станций я вспомнил, что надо бы где-то переночевать. Вышел из поезда и сделал пересадку на другую линию, потом ещё одну пересадку. Когда я уже выходил на станции Финляндского вокзала, я вдруг понял, что не обратил внимания на какой станции я садился в поезд...
Я помногу раз, потом объезжал все ветки Ленинградского метрополитена, вставая на каждой станции. Убеждаясь, каждый раз, что это не тот перрон. Дело в том, что нет такой станции, нет! Её просто нет в Ленинградском метрополитене! Или не было никогда? Может, мне всё это - приснилось? Я уже никогда этого не узнаю…
Через месяц, на Финляндском вокзале, во время одного из очередных рейдов меня задержал наряд милиции…
Вместо послесловия:
Я уже лет двадцать пять, не был в Ленинграде, я знаю точно, что если там окажусь, опять поеду искать ту станцию… Мне сорок лет. Спросите, как живу…
Что сказать: живу…
Brake_Laggard 21.10.2007