Рождественская сказка

Александр Погудин
        В молельном доме неопротестантского движения «Крест и Семисвечник» готовились праздновать свой первый Кристмас. Начав просветительскую деятельность почти год назад, два активиста набрали тридцать одного неофита. Учитывая наличие в городке  церкви, мечети и вездесущих «иогнутых свидетелей», таковое было преподано «наверх» как замечательный результат. Пастор Николай, бывший студент театрального ВУЗа, ждал из Москвы непосредственное англоязычное руководство. На Рождественский утреник были в обязательном порядке приглашены все сдавшие десятину члены. Ждали и представителя областного департамента по работе с религиозными объединениями: его сестра Владлена Викторовна, худая смуглая одинокая женщина неопределённого возраста и надменно-строгого вида, была в «пресвитерианском совете» общины. На эту встречу с детским рождественским спектаклем пастор Николай весьма рассчитывал: уж очень хотелось под обязательное послеспектаклевое чаепитие выхлопотать муниципальное помещение в областном центре. А это уже серьёзные гранты от англоязычных, да и на свою живость и обаяние в миллионном городе тоже можно было положиться.
        Основной удар по чувствам - весьма готового к этому удару - представителя областной администрации было решено провести через умиление. В рождественском спектакле должны были принять участие дети членов общины. Добро в коротенькой постановочке быстренько и однозначно побеждало зло. Пастор, учитывая бывшую полупрофессиональную подготовку, лично разучивал роли с каждым ребёнком.
        Центральное место в действе занимала сценка, в которой дьявол искушает маленькую девочку, а та его прогоняет. Роль жертвы играла семилетняя Таня, получившая непонятное ей сценическое имя Ханна. Девочка являлась дочерью Владлены Викторовны и, соответственно, племянницей важного гостя, что вместе с её белокурыми вьющимися волосами и ролью главной героини и должно было нанести тот самый всесокрушающий удар в крайне нужном направлении областной столицы.
        Роль чёрта досталась четырнадцатилетнему Вовке Куликову. Он был худой, длинный, чернявый и носатый. В общине сторожем работал его вдовец отец, бывший агроном развалившегося лет десять назад соседского совхоза «Путь Ильича». Чёрт-Вовка, по сценарию, должен был предложить Тане-Ханне все блага мира за то, вокруг чего разворачивается сюжет, а после отказа завыть и убежать. Вовке сшили широченную чёрную накидку-хламиду, склеили из бумаги и выкрасили тушью сногсшибательный чёрный же цилиндр, подарили немыслимый оранжево-красный галстук-бабочку. Чёрные китайские тапочки, чёрные брюки и чёрная рубашка завершали наряд.
        Всё шло хорошо, кроме одного: сын агронома играть не умел. Он деревянным голосом произносил зазубренные монологи, чем вызывал здоровый смех окружающих. Всё искусство режиссёра-пастора не могло его растормошить. Не помогали и домашние выговоры отца, боявшегося потерять работу. Четырнадцатилетний демон потел, сопел, напрягал мышцы лица и голосовые связки, но… Ну не мог он, ну что поделаешь!
         И однажды бедному главрежу пришла в голову, как ему показалось, замечательная мысль. Он призвал к себе натаскиваемую «нечистую силу» и сказал:
         – Владимир! Вот когда Вы предлагаете Ханне отдать Вам, так сказать, самое дорогое, что у неё есть, то она должна не хихикать, а заворожено слушать. Представьте голосом, что именно сейчас Вы готовы перед ней положить все богатства мира. Поняли?
        – Ага…
        – Ну вот и хорошо. Через пять дней, к двадцать четвёртому декабря, это должно у Вас получиться. Хорошо, Володенька?
        Подросток в ответ насупился и ничего не ответил. Но в его голове неожиданно созрел план действий.
        После репетиции он подошёл к главной героине и тихонько спросил:
        – Танька, ты чего на Новый год больше всего хочешь?
        Тут надо сказать, что жила девочка с мамой-«разведёнкой» очень небогато. Любой читатель наверняка знает, каково по нашим временам одинокой офиснице. Да ещё в райцентре. И Владлена Викторовна отнюдь не была исключением. Вопрос всколыхнул всё, что накопилось у неимущего ребёнка в душе. Вспомнились новые куклы подружек, велосипед соседа, розовый обруч со странным названием халахуп. А больше всего подумалось о Новогоднем базаре в соседнем магазине: там лежал восхитительный, золотой с голубым, ёлочный шар. На нём тончайшей кисточкой были нарисованы деревья в снегу, церковь, домики с дымом из труб и яркими окошками. А более всего нравился на шаре Дед Мороз в санях, в синем кафтане, в высокой шапке, белых валенках, рукавицах и с огромным мешком подарков. Рядом сидела принцесса-Снегурочка, а красноносый снеговик в тулупе правил тройкой тонконогих горячих лошадей. Но стоил шар немыслимые деньги: триста пятьдесят семь рублей. Триста пятьдесят семь, так сказала продавщица тётя Валя.
        И Вовка понял, как именно он сможет сыграть свою роль.
       
        Двадцать четвёртого приехали англоязычное московское пастороначальство с переводчиком и областной светский чин. Ввиду уж очень явной светскости чина, хоровое «алилуия» решено было опустить и сразу приступить к спектаклю.  Гости заняли первый ряд «зала собраний» и принялись тихо переговариваться. На сцену поднялся сам Николай и встал за старую, ещё советских времён трибуну. На трибуну была наклеена менора с изображением четырёхконечного креста красного цвета. Пастор перечислил достижения вверенного ему стада, похвалил наиболее активных за прошедший период и предложил посмотреть «радостную Рождественскую сказку, организованную нашими детьми». Сторож убрал трибуну, и представление началось.
        Сказку хочется всегда. Хочется большим и детям. Хочется богатым и очень хочется бедным. Хочется мужчинам и женщинам, руководству, подчинённым. Тем, кто ловит, и тем, кто убегает. Тем, кто просит. И тем, кто даруёт… Если рядом сказка, то мы забываем о многом и погружаемся в неё с головой, переживая самое незначительное движение сюжета. И дети играли сказку. Они играли свою мечту, свою неосознанную, но однажды абсолютно реально появившуюся возможность сказать взрослым о любви. Они даже не играли, они говорили правду. И это всех захватило. Вечно каменное лицо Владлены Викторовны приобрело мягкость. Пастор Николай стал просто Колькой, таким, каким он был ещё десять лет назад. Московские гости… Вот честно, у них было не понятно, видимо сказывался опыт смотрения подобных вещей. Но представитель области ну просто очень умилённо глядел на свою племяшку Ханну-Танюшку и даже не ёрзал в кресле.
        На сцене зло атаковало и творило подлости. Добро, по своей доброте, попадало впросак. И наступил финальный момент. Дьявол приступил к обездоленной девочке с немыслимым предложением - продать билет в Рай. Решимость ответного взгляда голубых глаз зажигала восторгом лица провинциальных зрителей. И тут Вовка отошёл от сценария.
        – Ханна! Зачем тебе весь мир? Посмотри, что у меня есть. - И вдруг у Вовки вырвалось совершенно неожиданное и неотрепетированное даже дома. - Отдашь душу?
        И из-под сатиновой хламиды, на руке с обгрызанными ногтями появился огромный восхитительный и сверкающий ёлочный шар тончайшего стекла.
        Вовка не умел играть. Для Таньки он остался Вовкой. Семилетняя девочка знала, что чёрт ненастоящий, а шар тот самый.
        – Да…

        Через месяц «Крест и Семисвечник» прекратил своё существование ввиду полного отсутствия алилуйщиков.