«…Если ты движешься от одной мысли к другой, ты
остаешься в мире времени. Если ты движешься в
мгновении – не в мысль – ты движешься в вечность. Ты
не статичен; ничто не статично в этом мире, ничто не
может быть статичным – но возникают новые движения,
движения без мотивации…»
Ошо «Осознанность»
1
Понедельник
-Здесь вам не место! Прилетели! Лимитчики! – кричала соседка, глядя на меня немигающими глазами. – Тварь! Небо не розовое! Кто тебе это сказал? И цветы поливать надо!
-Нет! Я не здесь! Небо–то? Розовое! Нет! Не хочу! – кричала я. Сквозь густой мутный туман слабо пробивался свет, разрезая плотную пелену очень медленно, никуда не спеша. Плавно таяли крики, заглушаемые нарастающей тишиной. Из тумана начали появляться неясные контуры сознания, оно постепенно возвращалось ко мне. Я просыпалась, сбрасывая с себя маску искусственного сна, соображая, что это из-за таблеток, что я лежу в постели, что уже утро, давно пора вставать, что я не на суде Линча, и что знакомая рука тщетно пытается меня разбудить, слегка касаясь плеча.
-Вставай! Тебе пора прекращать пить это дурацкое снотворное! Ну на кого похожа стала? Вставай, успокойся, я тебе сейчас кофе сварю. Все в порядке?
-А где мое «доброе утро»? Не заслужила? – ворчу я, закутываясь в одеяло с головой.
-Будешь бурчать, кофе не получишь! – сказал Олег, открывая жалюзи и впуская в комнату неуютный серо-мутный свет.
-Все, все! Встаю… А сколько время?
-Если еще поваляешься, как раз стемнеет. Вообще–то 8:30. Мне через полчаса ехать, а я еще машину не прогрел,- кричал он уже из кухни, гремя кружками, смеясь и ругаясь с котом Ханом.
-Ну еще минутку…
-Запоминай: кофе у тебя на 3 дня, Хана не забывай кормить, в среду Тохе позвони, смотайся в город, деньги на телефон себе положи. В общем, займись чем-нибудь. Все! Я побежал. Пока!
Олег бегал по квартире, лихорадочно ища ключи, зажигалку, сигареты. Уже одетый, подбежал ко мне, сунул в руки чашку кофе.
-Уже уехал! Жди через неделю!
-Дурак! Ты забыл про сахар!
-Сама положишь! Меня уже нет!- кричал он, выходя из дома.
Я нехотя встала, поставила кофе на стол, подошла к окну и минуты две смотрела на медленно отъезжающую машину. Вдруг раздался звонок, но мобильник я нашла не сразу. Доставая его из-за телевизора, я проклинала всё и вся.
-Забыл сказать, не замучай рыбок голодом, корм в шкафу.
-Да ну тебя! Пожарю их себе на обед!
-Отбой! Сахар нашла?
-Замолчишь ты или нет, кухарка- мамка- нянька?
-Приеду, убью!
Я положила телефон на сервант, вернулась в кровать, прихватив свой кофе, который уже успел остыть.
«Ну вот! Холодный, без сахара! Неужели он думает, что я это буду пить?! Не дождется!» Я поставила чашку на стол, стоящий рядом, и задумалась. Иногда я начинаю верить в то, что нам ничего не сходит с рук, за нашими плечами карма наших предков. Эти грехи с нами рядом на протяжении всей жизни, но человек, как существо, способное духовно развиваться, должен выйти из круга, расчерченного «людьми прошлого». Только почему одни могут продвинуться вперед по этому кругу, а другие, наоборот, не только не продвигаются вперед, но и движутся обратно в центр круга? От чего это зависит? От силы духа, прозрения или, может быть, генов? Ход моих мыслей прервало настойчивое мяуканье Хана, прыгнувшего мне на ноги.
-Ну, а тебе чего? Дай поспать!- но он, не обращая на меня ни малейшего внимания, прошелся по кровати, запрыгнул на столик, понюхал содержимое чашки, повел усами, как бы говоря: «Что за гадость?», вернулся обратно, развалился у меня на груди с видом, явно выражающим нетерпение и голод.
-Ладно, уговорил. Встаю.
Я встала, закуталась в халат, взяла чашку и пошла на кухню, сожалея об испорченном утре. Там меня поджидал сюрприз: впечатлительных размеров гора грязной посуды. Не самое хорошее начало утра. Все порывы к какой-либо деятельности были убиты в зародыше. Утро было подпорчено, хотя я еще надеялась разбавить черные краски чем-нибудь, но чем – не знала. Но размышления над проблемой устранения овладевшей мной какой-то заторможенности я оставила на потом. Надо было готовить завтрак.
Через полчаса я сидела на балконе с сигаретой, держа в руках тарелку с яичницей, рядом на столе дымилась чашка горячего ароматного кофе, а под столом аппетитно чавкал Хан.
Было прохладно. По небу лениво ползли низкие серо-графитовые облака, верхушки растущих во дворе тополей окутывал почти рассеявшийся туман. В воздухе струились невидимые, но ощущаемые потоки беспредельной тоски, отрешенности. Влажный воздух приглушал звуки, скрадывая их четкость. Молчаливость и ватная тишина чувствовались вполне ясно, но казались наигранными, словно природа что-то прятала от посторонних глаз, не желая, чтобы увидели ее слабость и нерешительность. В ее неразличимых деталях проскальзывало волнение, словно она решила свести счеты с жизнью.
Незаметно для себя впитывая искусственное настроение окружающего пейзажа, я размышляла: помыть ли посуду, съездить ли в город пополнить счет телефона или просто просидеть весь день дома на балконе, куря сигарету за сигаретой, глотая одну чашку кофе за другой, невидящим взглядом смотреть на всю эту опутывающую меня мрачную симфонию. Увы, никакие мысли в голову не приходили. День был окончательно испорчен. А ведь с утра было желание стряхнуть пелену этой удушающей тоски, принять обыденность во всех ее проявлениях, в конце концов, заняться чем-нибудь.
Понедельник – день тяжелый.
Вчера вечером я приехала к Олегу за тем, что всегда находила в этих стенах: молчаливое понимание серых глаз Олега, безграничное доверие, уничтожающее любую каплю сомнения или страха, его иронично-нежную заботу, слегка циничный пессимизм его юмора. Но я немного просчиталась – ему надо было уехать на неделю. Конечно, он встретил меня с автобуса, дома напоил кофе с коньяком, который он потрясающе готовит, и почти всю ночь мы провели на балконе, утопая в ее темных красках, глядя друг другу в глаза, шепча что-то бездумное и неразборчивое, насквозь пропитывались дыханием тишины, заливали бальзамом сочувствия искалеченные сердца, но я, исходя из моего нынешнего состояния, рассчитывала на неделю подобной «терапии».
Мои размышления опять прервало настойчивое мяуканье, недвусмысленно намекавшее на то, что издававший этот звук непрочь подкрепиться. Я взглянула на часы, показывавшие 14:00. В таком состоянии задумчивости я вообще не следила за временем.
-Сейчас, Ханчик, сейчас иду. Пойдешь со мной в магазин, лентяй?- говорила я коту, сталкивая его с коленей.
Примерно через час, после похода за продуктами и возни у плиты, мы с котом, так же, как и утром, уютно расположились на балконе, уплетая нехитрый обед и слушая музыку. Выбрав три диска, поставив центр рядом на столик, прихватив пачку сигарет и полный кофейник, я решила еще на часок предаться бессмысленному созерцанию окружающей обстановки, опять попытаться разобраться в своих мыслях и просто расслабиться под музыку.
Перед глазами проплывали моменты и ситуации моей бестолковой жизни, как будто в какой-то агонии, еще сильнее запутывая мысли, разум до бессилия спорил с чувствами, принося все более нестерпимую боль, и все попытки навести порядок в душе заходили в тупик. Потом, словно в шутку, кто-то черный и невидимый начал тасовать мои мысли, точно карты, и обрывки моих размышлений смешивались с тихой и спокойной игрой саксофона.
Проснулась я поздно. Вокруг творилось светопреставление: лилово-красные облака путались в ветках деревьев, откуда-то сверху лился нежный алый свет, и небо, казалось, было будто залито кровью, словно мир действительно покончил с собой, как он обещал утром.
Вдруг зазвонил телефон. С трудом встав с кресла, я зашла в зал.
-Привет! Что делаешь?
-Я… посуду мою.
-Ага! Сидя на балконе?
-Да ну тебя, хиромант – гадалка!
-Никаких фокусов, тебя голос выдает. Рыбок кормила?
-Конечно.
-Ну да. Так я тебе и поверил. Все в порядке?
-Со мной? Настроение средней паршивости. А ты как?
-Ну, немного лучше.
Я точно знала, что он сейчас занимается примерно тем же, чем и я.
-Я хотела сказать… знаешь… я подумала…
-Знаю. Вообще-то я тоже… Все понимаю. Чувствую себя сволочью за бездействие…
-Ты ни в чем не виноват. Нет. И я сегодня не буду пить таблетки.
-Знаю, что не будешь… У тебя точно все в норме?
-Да, спасибо.
-Пока, завтра позвоню.
-Спокойной ночи.
Я положила телефон на столик, словно он раскаленным металлом сжигал мою руку. Мы были нужны друг другу. Мы оба знали, что без снотворного я не усну.
Покормив рыбок, сварив еще кофе, я решила почитать. Взяв на полке первую попавшуюся книгу, залезла под одеяло, посмотрела на заглавие – это была книга Ошо « Осознанность»:
«… Если ты движешься от одной мысли к другой, ты остаешься в мире времени. Если ты движешься в мгновении – не в мысль – ты движешься в вечность. Ты не статичен, ничто не статично в этом мире; ничто не может быть статичным – но возникают новые движения, движения без мотивации…»
Читала я долго, но голова отказывалась понимать смысл прочитанного. Мой взгляд упал на часы – часовая стрелка лениво ползла к 23:00.
-Ну что, по кофейку и спать?- спросила я у мирно посапывающего рядом Хана.
Получив в ответ молчание, я закуталась в одеяло, приготовила чашку кофе и опять вышла на балкон. Меня поразила абсолютная неживая тишина. Нигде не было слышно привычных криков пьяных, лая собак, звука моторов машин, музыки, которую обычно слушали соседи. Казалось, воздух материализовался в черные кристаллы тишины, сплел глухую стену с симметричным рисунком, отделявшую меня от мира. Резкие порывы холодного ветра били по щекам, точно хотели прогнать меня в черное ледяное безмолвие.
Внезапно из-за давящей тишины к горлу подступили слезы. Сначала это была слезинка, робко катящаяся по лицу, которая потом постепенно начала перерастать в безудержную истерику; я металась загнанным зверем, чувствуя леденящее прикосновение страха, кричала что-то во мрак. Всей информации у меня в голове было очень тесно, она рвалась наружу, причиняя такую адскую боль, что хотелось забыться. Что-то в душе тоже вырывалось наружу, тоже билось в истерическом припадке, боялось и хотело умереть…
Раздался звонок. С трудом дыша, не видя ничего из-за слез, я взяла трубку.
-Что с тобой? Я знаю, что-то не так! Что происходит? Не молчи!!!
Вместо ответа Олег слышал только безудержный поток неразборчивых обрывков слов, крик, переходящий на визг и захлебывающееся рыдание.
-Что случилось?.. Я…, - он бросил трубку.
Истерика продолжалась до его приезда. Я не заметила, как он вошел, поняла, что он здесь только тогда, когда он подбежал ко мне, схватил меня за плечи, пытаясь унять меня, потом крепко обнял и, несмотря на то, что я вырывалась, стоял так полчаса, пока я не пришла в себя. Олег уложил меня в постель, дал снотворное, не обращая внимания на мои протесты, сел рядом и повторял, пока я не уснула:
-Все хорошо, я рядом…
2
Вторник
Ранний лучик солнца пробивался через жалюзи, скользил по листьям цветов, гладил шерстку кота, весело прыгал по узору ковра, по одеялу, иногда заглядывая мне в глаза, как бы стараясь понять, почему это я упорно не хочу вставать. Я уже не спала, но и глаза еще не открывала. На душе было как на море после бури. Было приятно лежать вот так, не думая ни о чем, наслаждаться теплом и светом.
Вдруг я подумала, что было бы неплохо встать, открыв окна, залить комнату успокаивающим теплым светом, сходить в магазин, привести дом в порядок после вчерашнего. И вообще, вести себя «примерно».
Я вылезла из-под одеяла, открыла жалюзи и, вполне довольная собой, пошла умываться и готовить завтрак. На кухне я обнаружила, что кофе кончился. Опять облом. Улыбнувшись сама себе, я пошла одеваться. Закурив, я влезла в джинсовку, и начала искать по дому ключи и барсетку, но последнюю почему-то не находила. Уже начиная слегка злиться, я облазила все шкафы, полки – естественно, безрезультатно, и тут увидела лежащий на диване мобильник.
-Доброе утро!
-И тебе того же! Как сама?
-Давай не будем об этом. Все в норме. Я хотела спросить, не знаешь ли ты случайно, куда подевались все финансы этого дома?- спросила я, представляя его улыбку.
-Не поверишь, но случайно знаю. А хотя тебе зачем?
-Кофе кончился. Мне что, чай пить, что ли?
-А почему бы и нет? На востоке, например, чай вообще считали…
-Хватит. Я ведь серьезно.
-Знаю. Не злись. За аквариумом смотрела?
-Нет. Спасибо.
-Ну ладно, я еще вечером позвоню. Пока.
-И тебе того же.
Извлекая барсетку из-за аквариума, я вспоминала, что обычно Олег оставлял ее на серванте.
Через пару минут я вышла на улицу, вдыхая полной грудью прохладный утренний воздух. Казалось, благодаря ему меня покидала накуренная атмосфера квартиры, никотиновый запах проблем и вкус вчерашнего кофе со слезами. Словно в кристально черном полотне появлялись пятна света и тепла. Все было просто и понятно. Я шла легко, улыбалась всем прохожим, смывая с себя состояние, мешавшее мне раньше наслаждаться окружающим миром. Я зашла в магазин, походила между стеллажами, не в состоянии сообразить, что мне нужно. Почему-то было трудно собраться после прогулки. Я наткнулась на полку с чаем и кофе и нехотя вернулась к действительности. Набрав два полных пакета, я поняла, что до дома их не донесу. К своему огромному облегчению я около камер хранения увидела Сергея, соседа по подъезду. Он тоже заметил меня и махнул рукой.
-Привет!
-Салют! Не много ли набрала?
-Вот и я думаю, может, подбросишь?
-Я с удовольствием, но мне надо еще в пару маркетов. Если ты не против, поехали.
-А у меня есть выбор?- улыбнулась я.
Мы заехали в компьютерный салон, потом отправились в «Сток – маркет». Я не осталась сидеть в машине и пошла с Сергеем. Я выбрала себе новую пепельницу в стиле «бедный Йорик» взамен той, которую разбила вчера. Сергей шел к кассе с ворохом детских товаров, немного смущенно улыбаясь. Ему было 21, он один воспитывал годовалого сына, его жена ушла, оставив Артемку ему.
Мы вышли из магазина на залитую солнцем улицу. Жмурясь от яркого солнца, Сергей спросил:
-А Олег дома? Что-то я давно его не видел.
-Нет. Он уехал в понедельник.
-Конечно, извини, но это не он, случайно, вчера ночью приезжал сюда?
-Он. Соскучился за день.
-Кстати, вопрос – предложение: ты уже успела позавтракать?
-Вообще-то, нет.
-Может, кофе? Здесь кафешка недалеко.
-Давай.
Оставив все пакеты в машине, мы пошли в кафе. Сидя за столиком, уплетая пирожные с кофе, Сергей спросил:
-Ты к нам надолго?
-Через неделю уеду.
-Отдыхаешь?
-Что-то вроде того,- ответила я, вспоминая, что мои осенние каникулы растянулись на три недели.
-Ну что, по домам?
-Угу,- пробормотала я, допивая «эспрессо».
Сергей заплатил по счету, мы вышли.- Какой сегодня день замечательный,- сказал он, заводя машину.
-Ага,- согласилась я, думая, что и сегодня, и вчера погода соответствует моему настроению. Несмотря на вчерашнее, я чувствовала на душе такую легкость и бодрость, в голове полную ясность, какую уже не чувствовала, как минимум, две недели. Но почему-то, кроме оптимизма и хорошего настроения, я ощущала отголоски страха, предупреждающие меня, что все это временно. Но сегодня я решительно не хотела думать о плохом.
-Приехали!
-Как, уже?
-Да, ты просто не заметила. Всю дорогу была такая задумчивая, я не стал тебя отвлекать,- он улыбался.
-Спасибо.
-Тебе помочь пакеты домой занести?
-Ну, если не трудно.
Он мне помог, мы попрощались, и я осталась на кухне одна в окружении кучи сумок. Вдруг мне на голову обрушилось что-то тяжелое, но я не сразу сообразила, что это Хан, любивший спать на холодильнике.
-Да иди ты! Что, есть? Обойдешься!- ругалась я на него, разбирая пакеты. Кофе я набрала примерно на месяц.
-Ханчик, сегодня у нас с тобой будет ужин при свечах. Хватит питаться одними сигаретами и кофе! С меня шикарный ужин.
Но все это я решила сделать на ужин, а на обед довольствоваться бутербродом, кофе и сигаретой. Я кормила рыбок, наблюдая за ними, рядом сидел кот, который с нескрываемым аппетитом тоже следил за ними.
Покормив Хана, сделав пару бутербродов и чашку кофе, я устроилась перед телевизором. Минут пять я лазила по каналам, пока не нашла какой-то фильм. Судя по программе передач, он назывался «Куб». «Что за бред?»- думала я, доедая второй бутерброд.
Не знаю, в каком состоянии пребывал сценарист, но точно не в благодушном; возможно, из-за этого я не нашла в себе сил переключить канал, и кино я посмотрела до конца. В голове витали кадры фильма, пульс часов на серванте бился синхронно с чем-то невидимым для меня, минуты как-то неестественно растягивались, будто вовсе не относились к текущему потоку времени и хотели побыть здесь еще.
Раздался звонок, я от неожиданности вздрогнула.
-Салям алейкум!
-Алейкум салям!- ответила я, смеясь и уже зная, о чем он меня спросит.
-Что-то не так?
-Нет, все о’к. А что?
-Да так. Просто.
-Сегодня предчувствия тебя слегка обманули. Я вот что хотела у тебя попросить: возьми диск с фильмом «Куб». Хорошо?
-Куб? А шары, треугольники и эллипсы тебя не интересуют?
-Да я серьезно! Фильм нереальный.
-Возьму. Можно говорить тебе «спокойной ночи»?
-Еще только 16:00!
-Ну, на всякий случай, заранее, спокойной ночи!
-Ну и тебе того же!
Включив погромче музыку, я отправилась на кухню, где меня ждала гора грязной посуды. После получасовой возни в пене и горячей воде тарелки сияли прямо-таки первозданной чистотой. Полнее довольная собой, я изучала кулинарную книгу, выбирая что-нибудь подходящее под мое настроение. Вдруг опять раздался звонок.
-Ну что ты привязался?
-Да так. «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус…»,- процитировал Олег булгаковского Бегемота.- Я тут подумал, а как насчет грибов в сырно-томатном соусе и картошкой-фри на гарнир?
-Подумаю,- смеясь, ответила я.
-Пока! Счастливо!
Почти через два часа я уже накрывала на стол, зажигала свечи. Ужин действительно получился: две горящие и трепещущие свечи, искрящееся в бокале вино, тихая музыка в стиле эл–арт–рок, звучащая фоном. Сюда не вписывалось только мое одиночество.
Поев, посидев еще на диване, слушая музыку, я пошла на балкон пить кофе. Центр выключать я не стала. Сев в кресло, закурив, вдыхая горячий аромат кофе, я расслабилась и задумалась. Но думать у меня получалось плохо – давало о себе знать выпитое за ужином вино: мысли, не пьяные, но и не трезвые, носились из стороны в сторону, не желая ни на чем концентрироваться, путались, мешали друг другу, создавая общее ощущение приятной легкости и расслабленности.
Вечерний ветер приятно ласкал и освежал разгоряченное лицо, нежно касаясь висков, пытаясь унять мое слегка безрассудное состояние. Постепенно исчезало чувство этой беззаботности и легкости, вновь возвращалось ощущение опустошенности, которое целый день царило у меня в душе.
Решив не дожидаться того момента, когда оно полностью завладеет мной, я отправилась спать. За последние две недели я первый раз заснула без снотворного.
3
Среда
Сегодня я как-то странно проснулась, да и уснула тоже странно. Казалось, что я куда-то проваливаюсь, теряю опору под ногами, руками безуспешно пытаюсь за что-нибудь удержаться и падаю. Откуда-то свысока, но медленно, плавно. Так довольно приятно засыпать, а вот просыпаться, как сегодня утром, не очень. Я даже не просыпалась – я просто внезапно открыла глаза и через пять минут осознала, что уже не сплю. Так скучно и как-то банально. Я думала об этом, лежа под одеялом, разглядывая узор обоев и вот уже полчаса абсолютно не желая вставать.
Полежав еще минутку, я встала, закуталась в любимый халат и пошла на кухню варить кофе и кормить Хана. В квартире было вроде тепло, но почему-то я замерзла: замерзли руки, ноги, а саму меня бил легкий озноб. Стараясь подавить нарастающее беспокойство, я сварила кофе, сделала бутерброд и в зале устроилась поудобнее перед телевизором. Закурив, я слушала по новостям криминальные сводки. Голос ведущего холодно чеканил: «Вчера, около 10:00 часов дня, было совершено убийство. 8-летний мальчик пошел в школу…» Я поняла причину своего беспокойства и схватилась за телефон.
-Привет.
-Ну?
-Я… слышала… но…
-Бред! Зачем?! Не понимаю…
-Так надо.
-Тебе или кому-то еще?
-Успокойся, я рядом, я с тобой… Чем планируешь заняться?
-Не знаю. А ты?
-Аналогично…
-Я приеду…
-Ты этого хочешь?
-Так надо…
Он кинул трубку, не попрощавшись. Хотя зачем это, если через полчаса опять здороваться?
Это случалось, конечно, не в первый раз. Поначалу эта черта его характера удивляла и пугала меня, но потом я привыкла к ней. Помню как-то раз, когда я была у него, мы шли поздно ночью от друзей. Подходя к дому, мы увидели, как в соседнем подъезде двое парней избивают третьего, причем, судя по крикам, не просто кулаками. Я хотела остановиться, но Олег, не обращая внимания на происходившее, затащил меня в подъезд. А иногда его почти до истерики доводило то, что я называла кота дураком или слишком грубо, по мнению Олега, сталкивала его с дивана. Никогда нельзя было предугадать его реакцию. Олег мог нахмуриться там, где другой улыбнулся бы, и мог улыбнуться там, где другой ужаснулся бы.
От резкого звонка в дверь я вздрогнула.
Я открыла дверь и замерла…
Олег стоял, как изваяние, с мертвенно – бледным лицом, дрожащими губами, глазами, полными дикого страха и едва сдерживаемыми рыданиями.
Он обнял меня, крепко прижал и зарыдал. Так мы простояли полчаса, пока он не счел нужным закрыть дверь и войти в дом.
Я пошла варить кофе, зная, что Олегу это сейчас не помешает. Он сидел на балконе, курил, бессмысленно глядя на верхушки тополей. Я поставила поднос с кофе на столик, молча села и закурила. Он должен был заговорить первым.
Тишину он нарушил минут через 10, после того, как выпил кофе:
-Еще можно?
-Сейчас.
Принеся еще кофе, я села и стала ждать. Наконец, тишина ему надоела.
-Почему все так?
-Что все?- спросила я, уже зная, что за этим последует.
-Все!!! Все вокруг! Почему именно он? Только не надо нести бред: «Судьба… Предначертание». Бред! Неужели ты хочешь сказать, что если я через пару минут свалюсь с этого балкона, то кому-то это было надо? Кому? Если это случится, тебя саму потом никто и никогда не убедит в том, что это судьба. О других легко говорить! Судьба! Да что мы знаем о ней? Ничего! Ты пьешь снотворное, ты хочешь сказать, это судьба? Или это кому-то надо? Тебе? Да ты же потом встаешь, как еретик после объятий инквизитора! Зачем? Ну почему все так?!- он снова зарыдал.
-Еще кофе будешь?
-Это судьба? Или тебе так надо?- спросил он.
-Судьба.
Так было почти всегда. Ему это было необходимо. Он сам никогда не мог объяснить причину происходящего, он боялся сам себя. Словно кому-то, находящемуся внутри его мозга, нужен был этот крик, эти вопросы, эти страхи. Он не мог контролировать себя в этом. После выплеска этого негатива ему мгновенно становилось легче, его взгляд затуманивался на минуту, словно этот кто-то его отпускал. После того, как он переливал эту гадость в меня, мне было больно, но и одновременно хорошо, потому что хорошо было ему. Когда туман этого необъяснимого наваждения уходил из его глаз, они загорались ярко, а потом нежно светились признательностью, он бессильно улыбался и почти сразу переставал об этом. Так было и сегодня.
Мы сидели, молча курили, глядя на быстро несущиеся грязно – серые облака.
-Ладно, я поехал…
-Давай.
-Спасибо за…
-Не надо…
-Мы в ответе за тех, кого приручаем, так?
-Так.
-Пока.
-Удачи.
Он обнял меня, резко встал, взял ключи. Через минуту я с балкона смотрела на отъезжавшую машину
Как ни странно, но сегодняшние события не испортили моего настроения, и поэтому я решила, что вполне разумно будет пообедать. На кухне уже в предвкушении обеда сидел Хан, внимательно изучая рыбок, тоже всем своим видом изъявлявших желание подкрепиться. Через полчаса я сидела на кухне, ела салат, а недовольный Хан лакал молоко – он, видимо, рассчитывал на нечто более существенное.
Перекусив, я легла спать. Несмотря на хорошее настроение, меня одолевала сонливость.
Проснулась я поздно вечером. Ясность возвращалась медленно. Сквозь белоснежные клубящиеся облака пробивался яркий солнечный луч. Я летала в этом луче и не боялась, что упаду. Внезапная тошнота подкатила к горлу. Все внутренности выворачивались наружу, и я не могла пошевелиться, на руки и ноги словно надели цепи. Потом наступил период сказочного блаженства, и я даже попыталась открыть глаза. Затем все же через силу размыкаю слипшиеся от долгого сна веки и вижу перед собой очертания хорошо знакомой, до боли любимой комнаты.
Она вся в цветах – они повсюду: на подоконнике, на шкафу, развешаны на стенах, стоят на стеллаже. Сервант большой, от окна до балкона, заставлен книгами, бар до отказа забит всякой спиртной ерундой. Освещение Олег заказывал специальное – с нажатием кнопки вся комната заполнялась приятным приглушенным красно – матовым светом. На стенах между цветами висит пара абстрактных картин, создавая слегка странное впечатление. На полу лежит огромный темно – вишневый ковер, в котором ноги утопают, чуть ли не по колено.
Одевшись, я пошла на балкон пить кофе. Я села в кресло, закурила. Медленно выпуская синеватую струйку дыма в темноту, я прислушалась к предночным звукам. Они были, но будто сначала задумывались, а затем уже раздавались. Постепенно время растворялось во мраке, сливалось с неподвижным черным воздухом, теряло свою значимость. Неясные полосы света, отбрасываемые уличными фонарями и окнами квартир, рисовали длинные нестройные тени, ложившиеся на асфальт, машины, застывали, точно глыбы камней.
Приятно было сидеть вот так и отдаваться ночным видениям. Тело впитывало эту призрачность ночи, наполнялось чем-то таинственным и спутанным. Сколько времени я провела в такой задумчивости, я не осознавала. Я лишь ощущала холод.
«Наверное, уже за полночь»,- подумала я, но не встала.
Выкурив еще одну сигарету, я переборола лень, поднялась, убрала чашки, закрыла балкон и пошла спать, понимая, что без таблеток не усну.
Раздался звонок.
-Привет.
-Ну?
-Еще не спишь? Я хотел пожелать спокойной ночи.
-И я тебе тоже.
-Пока!
-До завтра.
Я легла, выпила снотворное и забылась, как говорил Олег, «сном праведника» до утра.
4
Четверг
Нереально плохое утро. Я медленно очнулась от искусственного сна. 9:10. Голова ужасно болела, тело полностью отказывалось подчиняться.
Прекрасно понимая, что день испорчен, я решила не доводить себя хотя бы до истерики. Не зная, с чего его начать, я сварила кофе, закурила, вышла на балкон.
В легком покачивании тополей, в каком-то глухом лае дворовых собак, в неясно – сером небе было что-то такое, что выдавало ожидающее и подавленное состояние природы. Судя по начинающемуся страху, я знала, что телефон зазвонит минут через пять, и решила опередить события. Набрав номер, я слушала гудки вызова, замечая, что неплохо было бы полить цветы.
Телефон молчал…
Я набрала номер еще раз и вдруг поняла, что Олег опередил не только события, но и меня.
До его приезда я попыталась вернуться в более или менее нормальное состояние, но безрезультатно. Страх подавлял сознание, отрицая и игнорируя реальность, душил меня, путал остатки здравого смысла, принося адскую боль. Я, сварив литра два крепчайшего кофе, вышла на балкон, поставила два кресла друг напротив друга, села и, пытаясь изобразить на лице безразличный вид, закурила.
Минут через 15 дверь тихо открылась, я закрыла глаза, заранее зная первые слова, которые Олег скажет вместо приветствия.
Но вопреки обычному поведению, он закурил и бессильно опустился в кресло. Тишину мы не нарушали, наверное, полчаса.
Внезапно Олег встал и, схватив столик за край, с криком опрокинул его, заливая пол кофе и усыпая окурками, пнул кофейник, оттолкнул кресло, свалив и его тоже, обошел балкон по периметру пару раз, нервно закурил, выкинул зажигалку на улицу, потом сразу успокоился, словно у него иссяк запас той бешеной энергии, которая им двигала, в углу по стене опустился на пол, закрыл лицо руками и зарыдал.
Я подошла к нему, встала перед ним на колени, не обращая внимания на кофе, убрала его руки с лица, краем халата попыталась вытереть его слезы, но они лились безудержным потоком, потом, просто не сумев сдержать своих рыданий, я обняла его, опустив голову ему на грудь, его руки безвольно обняли меня.
Мы не стеснялись слез. Дрожащими руками размазывали их друг у друга по щекам, пытались заговорить, но с губ слетали лишь бессвязные звуки, пугались сами себя и умолкали. Наши рыдающие сердца бились единым пульсом, тревожным и прерывистым, нечетным. И он был один сейчас наедине с тем, что так уродовало два его составляющих. Пульс боролся до исступления, замирал на секунду, чтобы потом восстать с новой силой; казалось, этой борьбе не будет конца, но сила, пытавшаяся сломать биение двух сердец, слабела с каждой минутой. Волна сопротивления утихала, отпуская нас.
Через полчаса мы, обнявшись и замерев, сидели на полу друг перед другом.
Первым в себя пришел Олег. Взяв меня за плечи, он слегка отстранился и, глядя на меня воспаленными от слез глазами, спросил:
-Как насчет кофе?
Переборов себя, я улыбнулась:
-С пола слизывай.
Он пошел варить кофе, а я сидела на полу, куря одну сигарету за другой. Когда Олег вернулся с кофейником, сел рядом, налил кофе по чашкам, он уже внешне был спокоен, но я знала, что нельзя доверять его внешнему виду. Выпив по две – три чашки, мы легли на пол рядом, поставив между собой кофе, положив сигареты, и курили, глядя в небо.
Тишину нарушил Олег:
-Я хотел спросить, почему ты вчера… Я же звонил. Это… предательство. Нет. Я знаю… Могла бы сказать? Прости, я говорю…
Его голос начал дрожать.
-Ты же знаешь. Зря. Ты сам… Я ведь…
-Я тебя не виню, но… Ну да, мы же львы…! Б..дь, это что, зоопарк что ли?! Когда до тебя дойдет… Я так не могу! Достало! Понимаешь, достало!!! Я не хочу, чтобы…
Снова судорожное дыхание.
-Замолчи!.. На себя наплевать? Так?! А я кто?! Наплевать, да?! Хорошо…
Захлебываясь слезами, я выбежала в зал, и, абсолютно не понимая, что делаю, пошла на кухню. Густой поток сопротивления заползал внутрь, причиняя тупую боль. Сознание отключалось. Глаза застилала мутно – серая пелена злости и обиды. Я попыталась очнуться, набрав холодной воды из-под крана и плеснув себе в лицо. Но боль усиливалась. Я закричала, стараясь вместе с воздухом из легких выдохнуть злобу. И совершенно не осознавала, как в моих руках оказалась холодная сталь ножа.
Олег вошел через пару минут, держа шприц с воздухом, уже введенный в вену.
-Брось нож.
Лезвие уже слегка дрожало, как бы пряча первую каплю крови.
-Брось нож… Ты же знаешь… 15 секунд… И все… Разрыв сердца…
-Знаешь ведь, что не брошу,- я уже пугалась вида собственной крови.
-Не надо… Брось.
-За дуру держишь? Ты первый….
-Брось нож…
-Нет.
-Чего хочешь? Поиграть? Давай!!! Только я сдохну первым!!! Давай!!! Поиграем? Пари? Идешь ва-банк? Валяй!!!
Я знала, что где-то в глубине моего сознания он уже психологически сломал меня, но сам – еще нет. Это было не впервые раз. Такие экспрессивные выходы нашего негатива пугали нас самих, поэтому мы берегли друг друга, как могли. Но иногда что-то оказывалось сильнее нас, мы будто отталкивались друг от друга, как лодка от берега, чтобы соединиться еще крепче и прочнее. Я начала чувствовать приближение такого отталкивания уже месяца два назад. И если я была готова к нему в воскресенье и понедельник, то сейчас, я даже за завесой злости испытывала дикий страх и растерянность. Но одно я знала точно – я не должна сдаться первой.
Олег видел мое замешательство, но мог только догадываться о его причинах. Я, чувствуя немеющую руку, продолжала эту безумную игру.
-Нет. Сначала ты, потом я. Знаешь, я тут решила, зачем все это? Жить? Не хочу!!! Все это бред: разговоры, ночные звонки, поездки. Бред!!! Даже самый близкий человек сам запутался в себе. Прости…
Я ступила на невообразимо скользкую дорожку, шла на громадный риск. Ведь он мог согласиться со мной… Иногда мне казалось, что я совершенно не знаю, что удерживает его. Страх за меня? Вряд ли. За себя? Нет. Не знаю. Я редко могла чувствовать грань, разделяющую его любовь к жизни и желание не жить.
Я стояла, не в силах больше терпеть эту боль, и смотрела ему в глаза. Почему-то вспомнились слова, прочитанные мной год назад в библиотечной подшивке газет то ли за 87, то ли за 88 год:
Я видел их веселыми и добрыми,
Я видел их суровыми нежными,
Я видел их широкими и узкими,
Не дай же, бог, увидеть их чужими...
Перед глазами всплыла картина нашего знакомства.
Мы познакомились 25 мая. Эта весна была слишком солнечная, жаркая и безразличная ко всему. Был обычный будничный день, ничем не отличающийся от сотен других вяло текущих дней. Я сидела на автовокзале, дожидаясь, пока раскаленная майским солнцем душная металлическая коробка на колесах отвезет меня домой. Мне составляли компанию пара знакомых – Виталик и Сашка. Мы сидели в тени тентов привокзального летнего кафе, курили и, одурев от сумасшедшей жары, лениво перебрасывались ничего незначащими репликами. Вдруг Сашка увидел кого-то в толпе, пробормотал: «Приятель». Тот его заметил, Сашка махнул ему рукой, и он направился к нам. Я даже не смотрела в его сторону. Сашка спросил: «Хочешь, познакомлю?» Я безразлично кивнула. Он подошел, сел в кресло. Сашка на одной ноте протараторил: «Олег – Виталик, Виталик – Олег, Олег – Дарья, Дарья - Олег». Я посмотрела на Олега. На нем была черная шелковая рубашка, черные классические брюки и черные классические туфли, он сидел, чуть склонив голову на бок, будто вслушивался во что-то; его пальцы размеренными движениями играли с симпатичной серебристой зажигалкой. «Да… Бывают же люди… В черном… Идиот… Жара под пятьдесят, а он… Фраер…»- думала я, смотря на него. Лишь потом я узнала, что Олег никогда не одевался ни во что, кроме черного. Олег словно подслушал мои мысли и поднял глаза. Мой взгляд, который я не успела отвести, встретился с его вопросом в глазах.
Волна какого-то леденящего тока прошла сквозь тело, у меня прервалось дыхание, замерло на секунду сердце, ожидая от меня каких-либо действий; я руками коснулась подлокотников кресла, ощутив разгоряченный пластик. Сердце, поняв намек, колыхнулось, забилось, сначала спокойно, затем судорожно и нервно. Я не могла унять страшную дрожь, охватившую мои руки.
На меня смотрели глаза почти стального цвета, холодные, неулыбчивые и отрешенные. Их блеск металла нес в себе весьма богатый жизненный опыт, какую-то хроническую депрессивность, суицидные наклонности, безграничное одиночество. Я на секунду подумала, что все это мне просто показалось, я попыталась отбросить свое субъективное мнение, но блеск упорно твердил об одном – я не ошибаюсь.
Меня окружала космическая тишина, какой-то вакуум, я даже подумала, что это последствия бешеной жары, и у меня галлюцинации, ведь до этого раскаленная атмосфера была пропитана дыханием города – шумом машин, голосами людей, четким звуком вокзального репродуктора, чем-то еще невидимым и громким. Теперь этого не было. Только я и он.
Сашка и Виталик пытались вовлечь нас в разговор, а мы сидели, молча смотрели друг на друга, не в силах разъединить возникший магнетизм взглядов. Потом Олег рассказывал, что испытал нечто очень похожее на мое состояние.
Он сломался.
Он вынул из вены шприц, по стене опустился на пол и зарыдал, пряча лицо в руках.
Я выронила нож, не приходя в себя, вышла из кухни на балкон, села, закурила. Так мы просидели, каждый наедине со своими мыслями до вечера.
Я сидела, курила, но, услышав его шаги, затушила сигарету и закрыла глаза. Он подошел ко мне, присел на ручку кресла, обнял меня, вздохнул и замер. Потом отстранился, как-то слишком серьезно посмотрел на меня невидящими глазами. Слегка покачивая головой, спросил:
-Ты меня простишь?- голос был неестественно спокойным.
-А ты меня?
-Я не обижаюсь.
-Я тоже,- мы обнялись.
Сколько раз я этому удивлялась, но этой пары слов хватало на абсолютное примирение, восстановление доверия и уничтожение обид и сомнений.
Через полчаса мы уже смеясь, вместе убирались и готовили ужин. Поев, мы сидели на балконе, где был наведен порядок, курили и пили кофе.
-Я скоро поеду,- сказал Олег, глядя на часы. Было 20:00.
-Ладно. Позвони утром.
-О’к.
Мы посидели еще немного, убрали посуду.
-Я поехал. Пока, спокойной ночи.
Я закрыла за ним дверь, сварила еще кофе, вернулась на балкон, села и закурила…
Сейчас у нас обоих были такие периоды в жизни, когда мы были жизненно необходимы друг другу, я помогала ему, он помогал мне, мы делали это, как могли, осознавая всю неполноценность этой помощи; ее не хватало, хотя мы и выкладывались по полной. Теперь, после сегодняшних событий, я могла успокоить свою душу, кризисы наших состояний прошли. Оставались еще некоторые недомолвки, кусочки страха, но они уже не имели устрашающих размеров, значит, их можно было отодвинуть на второй план. Хотелось верить, что от сегодняшнего до следующего срыва пройдет немало времени; я думала - сколько? месяц? два? четыре? Должно пройти время, прежде чем скопиться критическая масса отрицательной энергии, ищущей выход; чем короче были эти сроки, тем больнее были ее высвобождения. Это напоминало мне большую войну в маленькой стране.
Иногда хотелось, чтобы таких ситуаций не было, но я не хотела признаваться самой себе, что знаю абсолютную невозможность исполнения этой надежды. Именно эта нить связывала нас прочнее всех остальных. Оборвись она, мы бы не расстались, но наши души перестали бы испытывать такую острую необходимость друг в друге. Как иногда говорил Олег, мы «словно мешали друг другу перерезать вены». Может он прав, говоря это? Может, мы не делали этого, потому что он думал обо мне, а я – о нем? Мы никогда не обсуждали эти темы; после одной такой болезненной попытки мы поняли, что мы не только никогда не сможем раскрыть друг перед другом истинных причин нерешительности, мало того, мы сами их не знаем, и вряд ли узнаем когда-нибудь. Иногда Олег шутил: «Мы с тобой Чип и Дейл – спасатели»,- как всегда, немного цинично. Я не раз пыталась понять, почему не делаю этого, но не смогла докопаться до первопричины. Мы просто спасали друг друга. И все. Я думала еще о том, почему мы, вместо того, чтобы решать каждый свои проблемы, влезаем друг другу в души. Олег говорил на этот счет, что чужие проблемы кажутся всегда сложнее своих, но легче решаются. Вот мы и решали. И я была склонна ему верить.
5
Пятница
Олег стоит рядом, но я не могу остановить его, кричу, что-то доказывая ему, но он меня будто не слышит, берет лежащий на столе нож. Я в ужасе пытаюсь подойти к нему, но не могу, что-то держит меня, не хочет отпускать. А он, взяв нож, посмотрел на меня, улыбнулся и резко полоснул им по запястью. Кровь, нереально алая, текла сначала медленно, потом быстрее, превращаясь в кровавый водопад, заливала пол, била фонтаном, забрызгивая все вокруг. А он стоял и улыбался…
Я резко открыла глаза, вскочила с кровати в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. «Давно пора привыкнуть, что кошмары являются побочным эффектом применения снотворного»,- думала я. Немного отдышавшись и придя в себя, я взяла со столика мобильный и набрала номер Олега.
-Доброе утро! Ты чего-то рано. Не спиться?
-Да нет. У тебя все в порядке?
-Ну да. А у тебя?
-Не знаю, думаю да. Чем занимаешься?
-Да так, делами как всегда. Кстати, сегодня Тоха к тебе приедет. Он не должен…
-Поняла. Сделаем.
-Ну, тогда пока.
-Пока. Удачи.
Я встала, закуталась в халат и пошла в ванную. Из зеркала на меня глядели опухшие, с черными кругами глаза с потухшим и уставшим взглядом. Умывшись, я пошла на кухню. Вопреки обыкновению, за завтраком я пила не кофе, а зеленый чай – эффект тот же, вреда никакого. Голова немного прояснилось, да и настроение стало приходить в норму. Одевшись, настроив приемник на волну 106.1 FM, я начала убираться дома, поливать цветы и кормить питомцев. Я открыла окна настежь, впуская в дом свежесть осеннего утра и холодный ветерок, который уносил с собой серую, накуренную атмосферу.
Занимаясь делами, я постепенно переставала чувствовать себя такой разбитой и усталой. Мысли приходили в порядок, на душе становилось легче и спокойнее, словно мое второе психологическое «я» засыпало, уставши от своих попыток покорить мой рассудок, подмять под себя мою волю. Конечно, это не надолго, но теперь я могла рассчитывать хотя бы на месяц более или менее спокойной жизни.
За суетой я не замечала, как проходит время, и очнулась только тогда, когда раздался звонок в дверь. Я пошла открывать.
Антон, младший брат Олега, стоял в окружении сумок, пакетов и с довольной улыбкой.
-Ну, здорово! Я до вас ехал целых четыре часа,- радостно затараторил он (я знала, что это, как минимум, на 20 минут),- обалдеть! Сначала наш автобус отменили, я такси вызвал,- говорил он, вываливая содержимое пакетов на стол,- потом чуть на электричку не опоздал, да, блин, еще в старом вагоне ехал, всю пятую точку себе отбил! Да пока по этим маркетам шлялся, думал, с ума сойду!
-Да не надо было ничего, у меня все есть,- попыталась возразить я.
-Да ладно, брось трепаться, я что, жлоб, что ли, по-твоему? Тут фрукты, а еще бутылка коньяка – кофе пить будем,- он уже обнимал кота, причем тот был явно против.
-Хватит болтать! Чай, кофе будешь?- смеялась я.
-Ну не успел приехать, уже затыкают! Там, кстати, пирожные в коробке, твои любимые,- он поболтал пальцем в аквариуме.- А тут что у нас? Вау, суперский обед! Сначала кофе, потом пообедаем. Или наоборот?
По привычке обедали мы на балконе. Завалив столик едой, сварив кофе, мы сидели, ели, причем Тоха ни на минуту не умолкал, болтая с набитым ртом. Только когда мы перешли к кофе, закурили, он, наконец, удовлетворенно вздохнул, улыбнулся, замолчал, откинувшись на спинку кресла.
-Ну, какие планы на сегодня?- спросил он, допивая кофе.
-Да особо никаких…
-Я вот что предлагаю…
-Слушай, посиди, покури, расслабься, ты же только 15 минут назад приехал!
-Да я сижу, курю и расслабляюсь, но надо же чем-то заняться во второй половине дня?- лукавая улыбка ему очень шла.
-Придумаем,- нехотя ответила я, пуская кверху синюю струйку дыма.
Расслаблялись мы еще минут 10, пока Тоха не вскочил с кресла со словами:
-Так, хватит. Вставай.
-Чего надумал?
-Давай, вставай, по дороге расскажу.
-По дороге куда?
-Да что ж это мы такие любопытные?
Вместе, смеясь, мы убрались на балконе, оделись, вышли на улицу. Мы брели по тротуару, Тоха меня расспрашивал:
-Ну что вы все такие скучные? Сидите дома, чахните. Вон погода, какая отличная!
-Ну да,- отозвалась я, поднимая воротник джинсовки.
Не обращая внимания на мое замечание, Тоха продолжал:
-Вот сидишь ты в четырех стенах, от скуки с ума сходишь. Чего хорошего? Вот на себя посмотри: глаза впали, черные круги, вся бледная. Ужас! Провожу сеанс жизнеутверждающей терапии! Бесплатно!- я улыбнулась. Он продолжал:
-К нам в среду Олег приезжал, странный какой-то. Посидел, кофе попил, взял диски, забрал кое-что из вещей и уехал. С ним что-то случилось? Опять проблемы или «крыша едет»?
-Да нет,- я закурила, отвлекая его внимание от своих глаз,- он тоже в среду ко мне приезжал, но вроде нормальный. Ну, может так, чуть взвинченный.
-Я просто так спросил,- он словно оправдывался.- Он ведь иногда не думает, что делает, натворит еще чего-нибудь,- он замолчал.
-Кстати, а куда мы идем?- вдруг опомнилась я.
-Мы? Не знаю, куда ты, но я хотел взять парочку дисков и зайти в цветочный магазин, выбрать что-нибудь из зелени.
-Отлично. Пошли.
Следующие часа три мы потратили на споры по поводу дисков и цветов. Мы купили две новые фиалки и огромную раскидистую пальму. Из-за нее домой мы возвращались на такси.
Наконец затащив ее на 4-й этаж, мы опять начали спорить: куда ее поставить? В квартире почти не было свободного места, но мы решили поставить эту злополучную пальму рядом с балконом, из-за чего двери последнего перестали открываться до конца.
Довольные собой и уставшие, мы сидели на балконе, пили кофе, курили и болтали.
-Я, наверное, сегодня поеду,- сказал Тоха, закуривая.
-А, может, ночевать останешься?
-Да нет, сейчас кофейку попьем, я соберусь и поеду.
-Ну, «наше дело предложить, ваше дело отказаться».
Мы посидели еще немного, он собрался, и мы вместе поехали на вокзал. Проводив его, я решила вернуться домой пешком.
Уже темнело, зажигались фонари, и начинался дождь. Я шла медленно, курила, бездумно глядя на отражения неоновых огней в быстро образовывающихся лужах: они то вспыхивали, то потухали, переливались всеми цветами радуги, то словно бегали друг за другом.
Я не заметила, как подошла к дому, как промокла насквозь, как уже совсем стемнело. Только в подъезде я почувствовала, что дрожу от холода и мокрой одежды. Зайдя в дом, я переоделась, сварила кофе с коньяком и устроилась перед телевизором. Но смотреть его я не стала, так как, попереключав каналы, ничего интересного не нашла. Выкурив сигарету, я пошла спать.
Лежа под одеялом я задумалась. Весь оптимизм и кипучая радостная энергия Тохи словно витали в воздухе, не давая ничему плохому задержаться здесь хоть на минуту.
Раздался звонок. Улыбаясь и стараясь придать своему голосу оттенок сонливости, я взяла трубку.
-Не притворяйся, ведь еще не спишь.
-Не сплю, но засыпаю.
-Ладно, как встреча?
-Все в норме. Он ничего не понял.
-Точно? Ты уверена?
-На все сто! И, кстати, тебя ждет сюрприз.
-Какой?
-Ну, это же секрет!
-Ладно, спокойной ночи.
-И тебе того же.
Выключив телефон, я закуталась в одеяло с головой. Засыпала я умиротворенная и без таблеток.
6
Суббота
Молочного цвета облака клубились, разрастались, наползая друг на друга, неторопливо растекались к самому краю неба, сталкивались с другими, нежно – кремового цвета, сплетались, пропуская через себя струи воздуха. Внезапно от центра они начали окрашиваться в ярко – лимонный цвет, который пропитывал их насквозь, потом доползал до краев, где он уже уставал и, замерев, ожидал господства другого цвета. Они шли один за другим: приглушенно – оранжевый, салатовый, пурпурный, небесно – голубой, вишневый, сиреневый; по своей замедленной красоте и молчаливому величию это напоминало впрыскивание чернил в воду.
Я уже слышала с кухни мяуканье Хана, но очень не хотела отрываться от этого завораживающего сна; его красота казалась нереалистичной в сравнении с кошмарами, преследовавшими меня с завидным постоянством. Но постепенно сквозь клубы воздушной массы проступали, сначала неясные, затем более четкие очертания комнаты. Я проснулась.
Первое, о чем я подумала, это о бодрости и позитиве, которые Антон словно оставил здесь. Почему-то мне сложно было представить сейчас прокуренный воздух проблем и моего извечного плохого настроения. Утро было прекрасным.
Я улыбнулась и встала. Умывшись, занялась домашними делами и через час сидела на балконе и завтракала. Потом устроилась с чашкой кофе и сигаретой перед телевизором. Пощелкав пультом и не найдя ничего интересного, я захотела позвонить Олегу. Но он меня опередил – пока я искала телефон, раздался звонок.
-Я собиралась звонить, а ты…
-Знаю, опередил. С добрым утром!
-С добрым! Ты как?
-Да как обычно: дела, дела. Помнишь, у Бутусова: «Когда-то у нас было время, теперь у нас есть дела…»?
-Конечно, помню. Ты завтра приедешь?
-Да. Кстати, привезу послушать «Cathar Rhythm» и «Ameno».
-Кого-кого?
-«Cathar Rhythm» и «Ameno» Era. Тебе понравиться. Там мои рыбешки еще живы?
-А куда им деваться? На завтра какие-нибудь особенные пожелания будут?
-Да нет. Разве что мой любимый салат.
-Договорились. С тебя мартини.
-Отлично. Я к 18:00 приеду.
-Тогда поужинаем, и ты отвезешь меня на вокзал, я завтра хочу уехать.
-О’к. Тогда до завтра.
-Счастливо.
Я допила кофе, закурила новую сигарету и закрыла глаза, пытаясь почувствовать свое состояние. Было очень легко и спокойно, казалось, что тяжелые грозовые тучи нехотя расступились, и выглянул первый горячий луч солнца. В голове царила абсолютная пустота, ни одной мысли – ни хорошей, ни плохой – у меня не было. То, что совсем недавно казалось важным, потеряло свою значимость, страшное перестало изводить и пугать, неизвестное раскрыло свои тайны. Обессилившая депрессия отступила. Только надолго ли?
Так как я знала, что часто сама же влияю на свое состояние, я собралась решительно ничего не предпринимать, просто провести день в соответствии с гармонией, царившей в душе.
Я зашла в ванную, поставила по четырем углам ванны свечи и открыла воду, в нее налила пену и капнула масла лаванды. Зажгла свечи и арома-лампу. Потом принесла музыкальный центр в ванную и включила «Metamorphosis» Enigma, выключила свет, разделась и погрузилась в горячую лавандовую пену. Затем наугад достала с полочки сигареты, закурила, закрыла глаза, вдыхая пары кипящего в лампе масла, смешанные с дымом. Каждая клеточка тела расслаблялась, раскрывалась, словно изгоняя из себя остатки депрессии; тихая музыка мягкими волнами касалась пара, поднимавшегося от воды. Тонкий аромат лаванды, звуки неизвестного восточного музыкального инструмента, дрожащее мерцание огня, ласкающее прикосновение горячей воды окутывали меня, ограждали от протекающей за дверью реальности, дурманили, отключали сознание. Сначала я лениво наблюдала за клубами пара, которые отрывались от воды, ползли вверх, растворялись и оседали крупными каплями на плитках кафеля, за причудливой игрой огня на стенах, на каплях, в слоях воздушной пены, потом, не в силах бороться с теплой и сладкой лавандовой истомой, я закрыла глаза.
Когда я проснулась, вода остыла, свечи погасли, и меня окружала темнота. Я вылезла из ванны, вытерлась, закуталась в халат и пошла на кухню. Часы показывали уже 16:18.
Я сварила кофе, сделала бутерброд, покормила Хана и рыбок, пошла смотреть телевизор. Но, как и утром, не нашла ничего интересного ни на одном из каналов. Я взяла со столика телефон и набрала номер Олега.
-Привет!
-«Здравствуй! Еще раз здравствуй! Привет, красавица, здравствуй!»- процитировал Олег Илью Лагутенко.
-Смотрю, у тебя настроение отличное. К чему бы это?
-Да ни к чему. Я знаю, что у тебя оно точно такое же.
-Откуда такие сведения?
-Дружу с ФБР! Попробую угадать, чем ты занималась. Сидела на балконе, курила и слушала музыку?
-Ничего подобного!
-Значит, мучила пульт.
-Опять промах!
-Ну… Тогда… Топилась в ванне с пеной и свечками?
-Ведь знал, чего дурака валял?
-Изображал напряженную умственную деятельность!- мы рассмеялись.
-Чем занимаешься?
-Как обычно. Делами. Сейчас в Сети сижу.
-Чего там забыл?
-Да так, ищу кое-что. Как проведешь остаток дня?
-Думала в город сходить, деньги на телефон положу, зайду в Интернет, посижу там, погуляю, так, ерунда всякая.
-Отлично. Я, может быть, уже не смогу позвонить, поэтому заранее спокойной ночи!
-Ну и тебе, так уж и быть, того же!
Я допила кофе, сунула телефон в карман джинсов. Надела свитер, повесила на шею плейер, взяла джинсовку и вышла.
Начинало темнеть, затихала привычная городская суета, маршрутки развозили людей по домам, чтобы завтра отвезти их всех обратно на работу. Холодный воздух освежал мое разгоряченное лицо. Я услышала под ногами странное хлюпанье, и обнаружила, что, в то время, когда я спала, прошел дождь. Я включила музыку.
Голос города отступал перед первыми аккордами песни, сопротивлялся несколько минут и исчез совсем.
«…Смерть танцует вальс,
По залу кружат, кружат пары.
Вальс, ein, zwein, drei waltz…»*
Я не заметила, как дошла до Интернет-кафе. Я зашла, села проверять почту.
«…За окном зима, зима,
На небе сказочном луна.
Горит свеча, вокруг темно,
А мы встречаем Рождество.
А за окном снежинки тают…
А за окном кого-то… убивают…»**
Я прочитала все письма, написала ответы, вышла, закурила, около банкомата положила деньги на телефон.
«…На уровне грязных танцев,
Альфонсов с пустыми штанами,
На уровне фальши в постели
Мы были знакомы едва ли…»***
Медленно шла я по мокрым тротуарам, безразлично улыбалась прохожим. Курить почему-то не хотелось; было приятно вдыхать холодное вечернее дыхание осени с привкусом озона. Я дошла до Кольцовского сквера. Разгребая кроссовками мокрую многотиражную листву, я добрела до конца аллеи, села на лавочку.
«…Клубника с чесноком,
Заигрывать со сном-
Ночи навылет,
Утро не бодрит…»****
Сумеречный воздух сгущал краски, становился плотнее и холоднее; фонари в начале аллеи уже не были тусклыми, а светили ярко, разрезая тьму на длинные косые полосы, не доставая до меня – эта часть сквера считалась заброшенной и фонари здесь убрали. Приятно было сидеть вот так, наблюдать завораживающую смену оттенков ночи, ни о чем не думать, наслаждаться воцарившейся тишиной.
«…Радость моя, сохрани мою тень
И позволь мне остаться в живых.
Радость моя, я спокоен,
Я знаю предателей в лица.
Радость моя, я погибну на трассе,
Трибуны взорву тишиной.
Радость моя, ты расскажи мне потом,
Что случилось со мной…»*****
Когда я опомнилась и посмотрела на часы, было уже 22:15. Я встала, разминая затекшие ноги, закурила. В кармане зазвонил телефон.
-Голову даю на отсечение, что ты еще не дома!
-Ты угадал,- улыбнулась я и направилась в начало сквера.- А сам, почему не спишь?
-Только что закончил дела. Надоело это. Сейчас бы, как и ты утром, утонуть бы в пене часа на два, выпить кофе с коньячком и спать – суток на двое.
-Размечтался! Завтра приедешь и отдохнешь.
-Да уж. Часа два – три, а с утра все заново. Ладно, не будем о хорошем. Жаль, тебе мое «спокойной ночи» не пригодилось.
-А что, еще одного нет?
-А что останется у меня, если я буду раздавать их направо – налево?
-Ты желаешь спокойной ночи кому-то еще?
-Нет. Но, понимаешь…
-Да ладно. Жадина.
-Это не честно. Я не то имел в виду.
-Знаю я тебя,- я рассмеялась.- Я уже к остановке подхожу, домой маршруткой поеду.
-А до Интернета ты что, пешком шла?
-Ну да. Подожди секунду, моя маршрутка,- я вошла в подъехавший автобус, села в уголке, заплатила, кондукторша дала мне билет.- Ну вот. Я снова на связи.
-А почему туда пешком шла?
-Ну… Просто хотелось погулять… и…
-Я знаю. Это удивляет сейчас, и удивляло всегда. Я сам не знаю, откуда это берется во мне. Это неподвластно мне, я не в состоянии это объяснить. Ты слушаешь?
-Да,- я прижалась щекой к дрожащему холодному стеклу. Ночной город… Он был второй моей любимой вещью, уступая первенство свечам. Ночные огни почему-то я всегда отождествляла с огнями новогодней елки – такие же завораживающие, несущие волшебную тайну новогодней ночи.
-Ты хотела понаблюдать за успокоением дневной суеты, ощутить холодный осенний воздух на лице, наверняка под музыку, погулять по скверу, путаясь в листьях, посмотреть за превращением вечера в ночь.
-Да.
-Так просто?
-Интересно, а что еще я могу сказать, если ты рассказал мне, чем я занималась последние несколько часов.
-Ну, похвалила бы.
-Это не твоя заслуга. Мне пора выходить,- я вышла из автобуса подняла воротник джинсовки, закурила.- Ну что? Мне пару минут до дома. Расстаемся до утра?
-Да. Спокойной ночи.
-Не жалко?
-Ну, перестань. Я пошутил.
-Знаю. Bute nacht!
-До завтра.
Я вошла в дом, разделась, пошла на кухню варить кофе. Хан сидел около аквариума.
-А ну, брысь отсюда! Удумал! Сейчас покормлю! Как будто не мог подождать!
Я накормила кота, сделала бутерброд, взяла кофе и отправилась смотреть телевизор. Опять не было ничего интересного; я послушала ночные новости, попила кофе, выключила телевизор, забралась под одеяло, погасила свет. И почти сразу начала отключаться.
Сквозь охватывающую меня дремоту я ощутила внезапную тяжесть на груди и мягкую теплую спину Хана. Я погладила его и уснула.
7
Воскресенье
Олег стоит рядом, но я не могу остановить его, кричу, что-то доказывая ему, но он меня будто не слышит, берет лежащий на столе нож. Я в ужасе пытаюсь подойти к нему, но не могу, что-то держит меня, не хочет отпускать. А он, взяв нож, посмотрел на меня, улыбнулся и резко полоснул им по запястью. Кровь, нереально алая, текла сначала медленно, потом быстрее, превращаясь в кровавый водопад, заливала пол, била фонтаном, забрызгивая все вокруг. А он стоял и улыбался…
Я закричала и проснулась, тяжело дыша и соображая, что это всего лишь сон. «Странно, почему сегодня? Ведь вчерашний вечер был… Да… пора завязывать со снотворным. Почему простые сны не так пугающе реалистичны, как кошмары?»- успела подумать я, набирая номер Олега.
-Привет! Не спиться?
-Только что проснулась. Доброе утро. Давно встал?
-Доброе. Не все же такие сони, как ты. Посмотри на часы – 11:30. Я уже скоро приеду…- он замолчал, не договорив.- Что случилось?
-Нет… Ничего… Я…
-Пожалуйста, не надо!
-Нет. Правда. Это несерьезно. Ты знаешь. Это просто кошмар. Тот, о котором я тебе говорила. Мне кажется, это не лучшее начало утра.
-Завязывай с таблетками. Помнишь, что врач тебе сказал? Думаю, помнишь. Завязывай. Это уже не смешно.
-Я знаю, я скоро…
-Послушай. Не думай, что я воображаю себе, будто чужие проблемы легче решать. Я просто хочу помочь. От души и как умею. Я сам знаю, что такое кошмары. Знаю их страшную четкость и правдивость. И я знаком с тем горьким паршивым осадком на душе, остающимся после них. Просто я стараюсь не думать, не утрировать это состояние. Встаю, говорю себе: «Эй, парень, это сон. Это сон. Всего лишь сон. Да, страшный. Да, реалистичный. Да. Но это сон». Сама знаешь, материализация мыслей во многом зависит от нас. Нет, не во многом – во всем! Не хочешь увидеть меня, фонтанирующего своей нереально алой кровью, не материализуй свои страхи, просто забывай их, прогоняй чем-нибудь.
Слушая Олега, я уткнулась в пушистый и горячий живот лежащего рядом Хана. Каждое его слово отдавалось внутри колокольным звоном, ледяным ветром, жгучими лучами солнца, запахом снега и свежестью родника. Они растаптывали страх, распыляли его сожженные куски, топили глубоко – глубоко. И горький осадок растворялся, растапливался, исчезал.
-Сейчас бегом встала, на три – четыре умылась и на кухню – рыб, котов кормить, потом чай – никакого кофе! Слышишь? Поела, попила за две минуты, марш постель заправлять и дальше дела по списку,- Олегу самому становилось смешно.
-Ладно, ладно. Ты к 18:00 точно будешь?
-Думаю, все получится с делами, и я успею вовремя. За это с тебя, кроме салата, еще и a-la Олег.
-Не забудь про мартини. До вечера, mon ami.
-Давай, зажигай.
Я последовала его совету и через полчаса завтракала на балконе. Допивая кофе (в одном пункте я ему не уступила), я мысленно составляла план дальнейших действий: надо было сходить в магазин за кальмарами для салата, грибами и вином для a-la Олег (так мы называли одно из любимых блюд Олега – шампиньоны, тушеные в кагоре и обжаренные в сметане с кукурузой), потом надо убраться и, собственно, приготовить ужин.
Я оделась и вышла из квартиры. Улицу заливало яркое осеннее негреющее солнце. На асфальте блестели остатки вчерашних, еще невысохших луж. Мне было приятно осознавать, что нечто, загнавшее меня в этот город, ослабело и, теперь я с легкостью рву его удушающий круг сцепленных рук. Еще в воскресенье казалось, что сцепленных намертво. А теперь… Оно просто капитулировало.
Я не заметила, как дошла до магазина. Я ходила между стеллажами со спиртным, никак не могла найти кагор. За спиной внезапно услышала:
-Тетя, я вы знаете, что это вледно?
Я опешила. Говорил ребенок. Чувствуя, как щеки заливает краска стыда, точно меня застали врасплох на месте преступления, я медленно повернулась. На меня смотрели чистые голубые глаза, но почему-то с недетской серьезностью. Мальчик лет четырех недоверчиво кивнул в сторону полок:
-Это вледно.
Потом опять поднял на меня глаза, задавая немой вопрос. От растерянности я не знала, что делать, что ответить, поэтому просто стояла и смотрела ему в глаза. Мальчик уже начинал злиться: крохотная складка пролегла между его насупленных бровей, он вздохнул, вынул изо рта чупа-чупс, посмотрел на него, решая его дальнейшую судьбу, не торопясь, вытер его о рукав темно-синей куртки и убрал в карман. А я, чувствуя его нетерпение и раздражительность, решила не уходить, а заговорить с ним.
-Как тебя зовут?
В его глазах я увидела разочарование и усиливающееся раздражение. Вопрос был неудачный.
-Я Андлей. Ты ответишь мне?
Меня смущала комичность ситуации и его серьезность. Он опять заинтересовался чупа-чупсом.
-Да, отвечу. Знаю.
-Тогда уходи.
Я присела, чтобы быть с ним наравных. Голубые глаза смотрели враждебно.
-Я сейчас возьму, что мне нужно, и уйду. Ты один или с мамой?
Он вынул чупа-чупс из кармана, посмотрел на него, улыбнулся и кинул его на пол.
-Ты влешь. Взлослые все влут. Зачем ты это делаешь?- его звонкий детский голос не соответствовал недетским словам. -Моя мама… Она… Они с папой… Тоже… Они это покупают. А потом… Она плачет, кличит… Я плосыпался, плиходил на кухню, говолил с ней… Она не понимает, опять кличит… И папа… тоже лугается… а потом влут. Влут, лугаются. Папа говолит, что этого не будет больше, и мы пойдем в зоопалк. Влут. Вы все влете.
Я слушала эту страшную внезапную исповедь, задержав дыхание, и пыталась придумать достойную реакцию на нее. Это было так странно. Андрей говорил медленно, глядя куда-то позади меня; его немигающий взгляд видел нечто, недоступное мне; его руки нервно теребили пояс курточки. Он замолчал и опустил глаза. Я растерялась окончательно.
-Андрей, послушай. Я думаю, твои мама и папа больше так не будут. Они тебя любят, поэтому постараются тебя не расстраивать. Пойми, некоторые люди… Это как болезнь. Скоро придет доктор, даст маме и папе лекарство, и они выздоровеют. И папа пойдет с тобой в зоопарк.
Андрей слушал, склонив голову набок. Он поднял на меня глаза:
-Да?
-Да.
Он улыбнулся, развернулся и бросился бежать вдоль полок.
-Ма-а-а-м!!!- его звонкий голос дрожащим эхом раздался в пустом торговом зале.
Я почувствовала себя фашистом и предателем.
Я знала, что это встреча для меня еще не окончена, но я твердо решила дойти до конца вместе с Олегом. Для меня одной эта задача оказалась слишком трудной.
Я нашла вино, взяла грибы, кальмары, блок сигарет, еще пару банок кофе, расплатилась и отправилась домой.
Дома я переоделась, пошла на кухню разбирать пакеты с едой. Сверху послышалось мяуканье – Хан лежал на холодильнике.
-Иди сюда, Ханчик, я тебе рыбки купила, давай слезай оттуда, обедать иди,- говорила я, выкладывая кильку в его миску.
Хан неторопливо спрыгнул на стол и замер. Я посмотрела на него, не понимая, почему он не спрыгнул на пол, а Хан сидел и смотрел на меня, как бы говоря: «Ну, чего смотришь? Возьми меня на руки! Почему люди такие бестолковые?» Мне стало смешно, я подошла, взяла его со стола и обняла. Хан отстранил голову, спешно вздохнул и уткнулся горячим носом в мою руку. А кто-то еще говорит, что они ничего не понимают. Кот был молчаливым свидетелем всех драм, слез и истерик этой квартиры, воспринимал негатив, выплескиваемый нами, ночами приходил и выражал свое участие, как мог. И сейчас он как-то по-человечески вздыхал, спрятав голову в моих ладонях, уставший по-своему, ищущий что-то во мне, то ли понимания, то ли того, о чем знал только он. Я гладила его, шептала что-то ему на ухо. Вздохи затихали, его белая грудка затрепетала, и я услышала сначала тихое, потом набирающее силу мурлыканье. Это продлилось минуты две, потом Хан спрыгнул с рук на пол, подошел к миске, понюхал ее содержимое, еще раз посмотрел на меня: «Вы хоть и бестолковые, но иногда с вами бывает хорошо…» и начал есть. Я, в полнейшем недоумении от сегодняшних событий, взяла пачку сигарет и пошла на балкон. Не успела я сесть, зазвонил телефон.
-Привет! Как твое ничего?
-Да ничего. Только из магазина. Сейчас покурю и пойду готовить ужин. А ты?
-А я как всегда. Надеюсь успеть, думаю, получиться. У тебя все в порядке?
-Да. Просто сегодня день какой-то странный. Слишком.
-Тебя смущает, что ситуации обязывают тебя брать на себя не совсем желательную в данный момент ответственность?
-Пожалуй, да. Приедешь, поговорим.
-До вечера.
-Удачи, жду.
Я вышла на балкон и закурила новую сигарету. Потоки прохладного ветра быстро уносили серые струйки дыма. Дождевые облака тяжелой броней закрыли солнце.
Докурив, я закрыла дверь, включила музыку: «Maybe next time», «Anybody there», «Showman» Rainbow – на постоянное повторение, пошла на кухню. Такое бывало не часто, но я всегда этому искренне радовалась – когда обыденные дела приносили удовольствие, успокаивали, своими четкими и размеренными движениями вносили в душу свой равномерный жизненный пульс. Мне это нравилось. В такие моменты все ненужные и пустые мысли исчезали, а хорошие засыпали, убаюканные спокойствием и рассудительностью действий рук.
За неторопливой работой я не заметила течения времени, вошедшего Олега, его осторожных движений; я поняла это, когда мои глаза закрыли знакомые пальцы с неизменным и привычным запахом сигарет и кожаного чехла руля его «Forda».
-Привет.
-Вот и я. Я успел, еще только 17:35. Дела замотали совсем. Привет, Ханчик! А рыбки чего такие невеселые? Пальма просто красавица!- с этими словами Олег переодевался, плескался в ванной, гладил Хана, открывал бутылку мартини.
-А у нас лед есть?
-Да, в морозильнике.
-До чего все это аппетитно пахнет,- он залез пальцами в сковородку, вытащил один гриб.- Обалдеть! Весь день об этом думал. Слушай, там в прихожей, на тумбочке, диск лежит. Поставь, а?- Олег говорил это, кидая в бокал мартини кубик льда, дольку лимона, оливку и соломинку.
Я вышла в прихожую, взяла диск, посмотрела на название - Era «P.S. 98».
-Ну, и какую песню включить?- прокричала я.
-«Cathar Rhythm», а «Ameno» за ней следующая. Иди сюда.
-Иду уже,- ответила я, щелкая пультом номер нужной песни.
Ужинали мы молча, иногда лишь бросая фразы: «Налей еще мартини», «Передай хлеб» и тому подобное, оставляя разговоры на десерт с кофе и сигаретами. Мы поели, убрали посуду, сварили кофе. Олег изучал подставки с дисками.
-Слушай, а что тут столько ерунды? Что еще за Dire Straits?
-Не знаю. Это же твоя квартира, сюда только ты сам диски покупаешь.
-Да ты тут чаще бываешь, чем я. Вот еще какой-то «Deathstars». Что за гадость? Все повыкину! Ты не против «Metamorphosis»?
-Нет. Пошли кофе пить. С коньяком?
-Да. Иду.
На балконе было уже прохладно. Аромат кофе образовывал приятное сочетание с ветром и дымом сигарет. Осенние сумерки сгущались, меняя краски с неясно – серых на графитовые. Две струйки дыма плавно ползли вверх, сплетались, затем смешивались и разносились легким ветерком. Чувствуя не совсем естественную расслабленность и легкость от мартини, я уже почему-то знала, что домой сегодня не поеду, что мы будем сидеть рядом в зале, слушать музыку, до предела наглотаемся никотина с кофеином. Словно подслушав мои мысли, Олег оторвался от сигареты и спросил:
-Ты поедешь?
-Нет. Пошли в зал. Бери пепельницу.
Мы сели напротив. Олег налил еще кофе, я закурила, закрыла глаза, помолчала, потом посмотрела на него:
-Я сегодня встретила четырехлетнего мальчика, обвинившего меня в злоупотреблении спиртным, рассказавшего о родителях – алкоголиках и поведавшего, что презирает всех взрослых за вранье. Он не шутил. Он говорил не по годам. Он говорил, как минимум, как 15-летний. Он смотрел на меня, пытаясь поймать меня на лживом слове, смотрел так, будто видит меня и мои страхи насквозь, словно ждет моего промаха, чтобы потом сказать в лицо мне: «Ты лжешь, как и все». А что я могла сделать? Я знаю, это плохо. Ужасно. Но… Что я могла? А потом дома Хан… Он… Пойми. Он чувствует, что происходит! Он все понимает! Когда он сидел на столе и смотрел на меня, я чувствовала всю тяжесть негатива, выплескиваемого нами и лежащего на нем. Это ужасно. И тут я была опять беспомощна. Что я могла сказать коту? Я просто погладила его. Ему как будто бы этого хватило, но я знаю, я уверена, это не все, что он хотел получить от меня… Я не…
-Ты все сделала правильно. Ты же это знаешь сама. У тебя не было выбора. Пойми, ты же не могла сказать мальчику, что его родители пьют, и будут продолжать это делать, наплевав на него. И что это горькая правда жизни. Не было выбора. Ты не имела права поступать по-другому. Кто ты ему? Никто. Поэтому твой выбор был сделан за тебя. Ты не имела права причинять ему еще одну боль. А Хан… Я знаю это. И я ему благодарен. Хотя понимаю разницу, причем, сама видишь, немаленькую. Когда он смотрит на меня, я не знаю, что сказать, о чем думает он. Я могу лишь догадываться. Но я мысленно говорю ему: «Спасибо», и, кажется, он что-то понимает. Не знаю. Давай ложиться спать. Я завтра отвезу тебя на 9-часовую электричку и уеду в Тамбов. Так что, давай «баиньки».
Пока Олег расстилал кровати, я вышла на балкон и опять закурила. Перед глазами почему-то всплыл сон с пятницы на субботу. Все кружилось, неясное, мутное, но четкость мыслей, их легкость и спокойствие поражали меня. Я закрыла глаза и услышала осторожные шаги, щелканье зажигалки, ощутила холодную руку в своей ладони. Не открывая глаз, я докурила, потом услышала шепот Олега:
-Пойдем. Холодно.
Я закрыла балкон, выключила музыку, погасила ночник и легла. Рядом с ухом послышался шорох. Хан аккуратно спрыгнул со столика на подушку, прошелся по одеялу, улегся и замурчал.
Из дверного проема соседней комнаты медленно вытекали потоки дыма.
-В постели курить вредно. Можно уснуть с сигаретой. Пожар устроить,- сказала я, пытаясь дотянуться до зажигалки.
-Я знаю. Но и тебе бы не советовал. Хан с тобой?- донеслось из-за двери.
-А я даже и не думаю курить. Хан здесь. Это вторая или третья?
-Это вторая сигарета. Знаешь, когда я сегодня ехал, я подумал, что ведь это от нас не зависит, да?
-Наверное. Мы попадаем в водоворот незапланированных событий, не особенно-то этого желая. Но мы можем не позволить им взять верх. Это не сложно. У нас получится. Я знаю.
Шорох в его комнате, еле слышное передвижение пепельницы по столику, опять щелканье зажигалки.
-Спокойной ночи.
-И тебе,- я закуталась в одеяло с головой и начала проваливаться в темноту. Сквозь сон услышала:
-Получится. Конечно, получится. Еще бы…
8
Восьмой день недели
Что может быть приятнее, чем просыпаться от чего-то привычного, близкого и не тревожного? Только само такое пробуждение. Олег осторожно ходил по квартире, стараясь не разбудить меня, тихо разговаривал с Ханом, из кухни до меня доносился аромат свежесваренного кофе. Я уже не спала, но глаза еще не открывала: хотелось насквозь пропитаться этим теплом и уютом, просто лежать и чувствовать то, что никогда не надоест, каким бы тривиальным оно не было, какой бы знакомой близостью оно не отдавалось в душе. Это заставляло сердце трепетать, замирать и учащенно биться. Стараясь не спугнуть прелесть утра, я медленно открыла глаза.
Олег сидел в кресле напротив, держал в руках кружку кофе, медленно выпускал дым в потолок, улыбался и смотрел на меня.
-Доброе утро, соня!- он потушил сигарету.
-И тебе доброе! Я не проспала?
-Да нет. Не проспала. Но у тебя 20 минут на сборы.
Я в спешке позавтракала, собрала вещи, Олег покормил Хана, рыбок, полил цветы. Повесив на шею плейер, я закурила, влезла в джинсовку. Олег, повертев в руках «P.S. 98», спросил:
-Возьмешь?
-Если только в сумке еще есть место.
Он с трудом втиснул диск в маленькую спортивную сумку, взял ключи:
-Ну что, пошли?
Ехали мы по городу явно с превышением скорости. С небрежным видом Олег вел машину, но его глаза были внимательны и сосредоточены. Он закурил.
-Когда приедешь?
-Не успела уехать, а он уже «приедешь»! Не знаю. И, вообще, сейчас твоя очередь по гостям ездить. Так что жду тебя в ближайшее время.
-Посмотрим, как с делами управлюсь.
-Да ладно, они у тебя в жизни не кончаться. Не ищи отговорок. Буду ждать.
-Хорошо. Обещаю через неделю быть. А обещанного, сама знаешь, три года ждут,- он рассмеялся.
Мы подъехали к вокзалу. Я отправилась покупать билет, Олег взял вещи, пошел на нужную нам платформу. До электрички оставалось полчаса. Я вышла из зала ожидания, пошла к нему. Олег сидел на скамейке, курил, глядя куда-то в небо; меня он не видел. Я замедлила шаг. Почему-то сейчас он показался мне слишком близким и родным, чтобы уехать от него. Его поза и выражение лица красноречиво говорили о нежелании принимать участие в этом. Я знала, что если бы он был в силах, то он увез бы меня отсюда и никогда не отпускал бы. Но мы были, как и все, во власти условностей и глупых обязанностей. Его взгляд был умоляющим и грустным. Мне хотелось остановить события, разбить время и уничтожить необходимости, закричать, чтобы услышали все: «Я не уеду! Я буду рядом! Мы будем вместе!» Я прекрасно понимала невозможность исполнения моих желаний, но не хотела мириться с этим. Казалось, что есть шанс, какая-то малейшая возможность как-то все изменить.
Олег увидел меня, махнул рукой, улыбнулся. Я видела, как он изо всех сил старается, чтобы его улыбка была легкой и беззаботной; несмотря на это, он не мог скрыть горечи своих переживаний. Я подошла, села рядом, закурила.
-Осталось чуть больше двадцати минут. Начну традиционную торжественную речь,- он улыбнулся.- Спасибо, что уделили мне время, оказали честь и посетили мое скромное жилище…
Шутя, он говорил, говорил, я невесело улыбалась, подыгрывала, но мне хотелось зарыдать. Я ненавидела расставания. Чувствуя, что не могу больше выносить пытку притворством, разом выдохнула:
-Прошу вас дать мне кусочек тишины…
Олег закрыл глаза и сбросил маску этой наигранной беззаботности. Он обнял меня, вздохнул. Мне показалось, что время остановилось, и начал появляться столь знакомый мне вакуум. Все мое существо пыталось запомнить, впитать в себя прелесть этой минутной духовной близости, сохранить ее тепло.
Олег нехотя пошевелился, чуть слышно прошептал:
-Пора…
Электричку падали на посадку, Олег помог занести вещи в вагон. Репродуктор бодро оповестил, что до отправления осталось пять минут.
Мне хотелось сказать что-нибудь Олегу, но я знала, что не найду подходящих слов, поэтому просто стояла и смотрела ему в глаза. Он грустно улыбнулся:
-Мне пора. Я позвоню. Спасибо за все.
-До встречи…
Он резко повернулся и вышел из вагона. Расставаться он умел куда лучше, чем я.
В вагоне было всего четыре человека. Я прислонилась лбом к прохладному стеклу: Олег шел по опустевшему перрону, медленно и безразлично. Холодный ветер осеннего утра привычно разгуливал между скамейками, рекламными щитами, без устали играя с кучкой пожухших листьев, бумажками, изо всех сил кидая их из стороны в сторону. Олег поднял ворот куртки, закурил, спрятал руки в карманы. И зашагал чуть быстрее. В этом движении проскальзывало желание уйти, спрятаться от этой ситуации, не поддаваться силе обстоятельств, не позволяющих поступать по просьбам сердца. Электричка начала медленно отъезжать. Я помахала Олегу вслед. Сердце колотилось в бешеном темпе, боль громом билась в висках; я закрыла глаза, лихорадочно пытаясь отыскать тот неуловимый шанс, остановивший бы это безумие действительности. Мысли клубились, путались, натыкались на острые углы невозможности. Я вздохнула и открыла глаза. К моему удивлению, эти действия растворили борьбу, принеся с собой немного смирения и покоя.
Я вышла в тамбур покурить. Так внезапно пришедшее спокойствие слегка меня пугало. Безразличная пустота, заполняющая меня, казалась такой близкой и привычной, словно встречаешь старого знакомого. Тонкая струйка серого дыма вырвала из головы мысль о временном превосходстве действительности. Отчаяние меня отпускало. Я достала из кармана телефон, набрала сообщение: «Осень наступила, ну и что?..», зная, что вместе с этой sms отправляю Олегу вернувшееся ко мне состояние покоя и надежды. Через пару минут пришел ответ: «…Красива осень, ну и что?.. Волнует осень; а зачем… Так бесполезно хороша?..» Я рассмеялась. Я помогла Олегу еще раз. От этого понимания меня охватило желание никогда не поддаваться всему негативному, что вторгается в нашу жизнь. На душе было легко, беззаботно и радостно, как не было уже очень давно.
Я выпустила последнюю струйку дыма, вернулась в вагон. То, что там находилось очень мало людей, меня радовало, было ощущение, что они могут невзначай подслушать мои мысли. Я подняла воротник джинсовки. Несмотря на то, что события казались случайными, чувствовала я себя хорошо и совсем естественно.
Закрыв глаза, я начала плавно погружаться в вязкие, неторопливые размышления…
Всё же просто… Woche der Ewigkeit…
10.12.2008
* - "Ein Zwei Drei Waltz" гр. Агата Кристи
** - "Странное рождество" гр. Агата Кристи
*** - "Грязные танцы" гр. Ночные снайперы
**** - "Юго" гр. Ночные снайперы
***** - "Гонщик" гр. Ночные снайперы