Старший следователь госбезопасности Валерий Мещерин, которому было поручено вести дело о пропавших в химическом НИИ секретных документах, только что закончил допрос молодого вахтера и напряженно соображал, что получалось у него обычно плохо. А сейчас просто из рук вон. Детали дела никак не хотели вставать на свои места. Чужих отпечатков пальцев в лаборатории и кабинете Штоколова обнаружено не было. Более того, никто и не пытался спрятаться, все отпечатки были четкими, несмазанными, обычная рабочая печатка. Если бы кто-то протер за собой или умышленно действовал в перчатках, этого не было. Значит, документы похищены кем-то из своих. А зачем тогда, спрашивается, нужно было их вообще похищать? Почему просто не скопировать эти проклятые документы, не подвергая себя практически никакому риску? Это мог сделать любой сотрудник с допуском. Дурдом какой-то! Дальше пойдем. Зачем нужно было этому Штоколову накачивать вахтера клофелином? Ведь это серьезная статья УК, коль вахтер напишет заявление. Кто устроил кавардак у обезумевшего Свиридова? В его квартире недавно побывали, по крайней мере, три человека. Во-первых, там были найдены и без труда идентифицированы отпечатки пальцев Штоколова. Во- вторых и, в-третьих, пальчики неизвестных мужчины и женщины. Почему профессор оказался залит собственной кровью и кофе из кофейника, хотя на нем не было найдено ни одной царапины? Заранее собрал свою кровь, смешал с кофе, добавил цианида и затем вылил себе на голову? Чушь! Обо что был разбит сам кофейник, если не об его отъехавшую крышу? Что за толстяк, описанный соседом напротив, алкашем, был в квартире профессора и куда он делся, несмотря на тяжелейшие, если верить соседу, травмы ног? Теперь нож добытый из-под профессорского дивана. Кровь на этом ноже была 2-й группы, у самого профессора была…так, поглядим, первая. Отпечатки на ручке ножа принадлежали профессору. Чья это кровь, толстяка, завлаба или еще чья-то?
Вопросов было намного больше чем ответов. Тут, конечно, многое мог прояснить этот завлаб, Штоколов, но разыскать его пока не удалось. Обыск в его квартире также результатов не дал. Предположим, он был ранен озверевшим профессором, потом убежал из квартиры, истекая кровью, и теперь валяется где-нибудь под забором в этом проклятом тумане? Тогда его скоро не найти. Если вообще теперь среди кучи трупов чей-то можно будет найти. Пенсионеры мрут первыми, как мухи в своих квартирах и часто прямо на улицах. Скоро очередь дойдет и до прочих обитателей города. Пресса пока молчит, но им, чекистам всё известно. Все службы буксуют, транспорт не ходит. О-хо-хо! Были допрошены другие сотрудники лаборатории, но это тоже практически ничего путного не дало. Все, словно сговорившись, положительно охарактеризовали Штоколова, траурно рассказали о тяжелой болезни начальника отделения.
Мещерин набрал по внутренней линии номер своего подчиненного.
- Слушай, Соловьев, разыщи-ка ты медицинскую карту этого Свиридова! Она скорее всего ничего не даст, но надо это сделать. И сгоняй в 1-ю Градскую, посмотри на раненого Сергея Семенцова, поговори с лечащим врачом, короче, узнай как можно больше!
Через три часа история болезни Свиридова была на рабочем столе следователя. Медицинский консультант, ознакомившись с ней, без труда выделил в ней из прочих болячек старика практически подтвержденный анализами, но не оперированный рак толстой кишки. С ним профессор, видимо, прожил последний год, не беспокоя более себя визитами к врачам. Во всяком случае, записей о них в этой карте не было. Без оперативного вмешательства и должного лечения с таким диагнозом, утверждал медконсульт, живут не более полугода. Никаких записей о психических расстройствах профессора в карте не оказалось. Можно предположить, что смертельно больной Свиридов, узнав о своем диагнозе, пошатнулся умом, лечение бросил и тихо, полубезумным затворником, угасал дома? Однако работник первого отдела, видевший Свиридова последним, никаких особых отклонений в его психике и внешнем виде не заметил. Да и кто бы сдвинутого по фазе профессора кормил, обстирывал? Правда, в квартире были найдены следы пребывания и отпечатки пальцев некой женщины. А жены у Свиридова не было, она умерла пару лет назад. Сын профессора с отцом не прописан. С ним побеседовали по телефону, он давно не навещал отца, почему-то отец не хотел видеть сына. Надо это проверить. Снять у сына пальчики. Никак не взять в толк, как старику при столь слабом здоровье удалось устроить гусарский кавардак в квартире, ножичком пырнуть кого-то, по всей видимости, своего подчиненного Штоколова, совсем нехилого, как утверждают сослуживцы. При этом не получить в ответ ни царапины? Имеет ли все это отношение к хищению документов? Кстати, и отпечатки пальцев Свиридова были найдены в лаборатории среди прочих.
Мещерин связался с представителем военного заказчика по проекту №16-32. Выяснилось, что проект прямого отношения к разработкам нового вооружения не имел, а гриф секретности носил скорее формальный, нежели действительно необходимый характер. Он был присвоен разработкам исходя из общего статуса большого проекта военных, малой несущественной частью которого являлся. Короче, халтурка для смежников. Отсюда вытекало, что вероятность заинтересованности какой либо иностранной разведки в похищении документов была близкой к нулю. «Час от часу не легче»,- посетовал Мещерин Соловьеву. «Если не объявится этот завлаб, то дело, похоже, тупиковое! Порежут премию. Надо искать Леонида Штоколова!»
Штоколов вышел из больницы, остановился на мгновение, вдохнул чистого, сдобренного влагой тумана воздуха и понял, что если в ближайший час не ляжет в постель, где есть милые его измотанному телу одеяло и подушка, то свалится под куст. Последние две ночи сна выпадало не более трех – четырех рваных часов, прочее время давалось в постоянном нервном и физическом напряжении. Хотя, с Миной особого напряжения не было…До утра…Все же, критический недосып накопился и настойчиво требовал своей ликвидации. Однако, куда ехать? К себе домой или к Сергею, ключи от квартиры которого он забрал с собой? Штоколов вспомнил, что забыл дать Мине свой номер телефона. Тогда уж точно, лучше ехать на квартиру Сергея. Если Мине понадобится что-то, она сможет позвонить ему, а у него появится шанс снова ее увидеть. Надежды не оставляли Леонида Штоколова.
Он добрался до места без приключений, знакомая чужая квартира встретила его равнодушным молчанием. Леонид хотел было раздеться, но вскользь передумал и улегся поверх одеяла, накрывшись пледом. Комнатный телефонный аппарат Сергея шлепнул рядом с кроватью, чтобы немедля можно было ответить. Мине.
Сон почему-то не шел. Мешали воспоминания о палате Сергея, тот непреодолимый запах. Наконец он понял, что тот запах есть и здесь. Пришлось встать - запах шел от ботинок. Так и есть, по дороге в тумане он вступил в кучу дерьма. Он, шатаясь, побрел с ботинком в ванную, но воды не было. Черт! Пришлось выставить башмак снаружи, за входную дверь. Он лег и, наконец, уснул.
Более двух часов поспать не удалось, телефонный аппарат залился трелью. Леонид трепетно схватил трубку, но та ответила молчанием. «Мина, это ты?» Тишина. Штоколов повесил трубку и мгновенно снова уснул. Еще через час раздался новый звонок. Штоколов спросонок снова прижал трубку к уху, не поднимая головы, но услышал длинный гудок готовности линии. На этот раз звонили в дверь. Штоколов положил трубку, накрылся и попытался спать дальше. Но звонили настойчиво, потом принялись стучать в дверь. Спать под этот грохот было невозможно. Дверной глазок продемонстрировал двух крупных мужиков, один из которых был в форме участкового и недвусмысленно протягивал к глазку раскрытые красные корочки. Штоколов пожал плечами и отпер дверь. По обе стороны от двери стояли еще двое орлов, один из которых немедленно защелкнул на запястьях Штоколова наручники.
Ехали на метро, руки задержанного были в «браслетах». Народ посматривал на «опасного преступника», но особого интереса не проявлял. Штоколова доставили в кабинет Мещерина на Лубянке. Леонид ожидал увидеть просторное помещение с крепкой деревянной мебелью, как показывали в советских фильмах про чекистов, но, по всей видимости, заниматься его личностью поручили какой-то мелкой сошке, не дослужившейся до большого кабинета. Ему представилась шестиметровая комнатушка с впихнутыми туда наспех рабочим столом, большим железным шкафом и четверкой древних стульев на гнутых деревянных ногах. Шкафа для одежды не было, его роль исполняла пара грубо приколоченных к стене у входа литых алюминиевых крючков, не менявших своего обличья лет пятьдесят. Леонид с опаской присел на хлипкий стул.
- Ваше имя? - начал следователь.
- Штоколов. Леонид Иосифович Штоколов.
- Леонид Иосифович, вы задержаны по подозрению в хищении документов, носящих секретный характер. Вам это понятно? Вы готовы дать показания?
Штоколову было понятно. Он был готов.
- Я старший следователь Мещерин Валерий Владимирович. Мне поручено вести ваше дело.
Следователь зачитал Штоколову его права. Их было немного. Он имел право отказаться от показаний против себя самого и своих близких. Он имел право делать заявления и требовать адвоката. Штоколов подумал немного и сказал:
- Желаю сделать заявление. Прошу вызвать на допрос моего адвоката, Александра Петровича Румянцева. Его телефона я к сожалению не помню, не захватил записную книжку.
Штоколов продиктовал адрес Румянцева, который узнал при чтении листка с пропиской в его паспорте в квартире профессора и сразу постарался запомнить.
- Хорошо, - ответил следак. – Мы постараемся связаться с ним. Но до его появления ним вам придется посидеть в изоляторе.
- Что поделаешь!?
- Тогда возьмите лист бумаги и пишите заявление!
Сознание и память возвращалось к Сергею очень медленно, порциями во сне. Вначале в его голове зазвучал родной голос мамы, просто звуки без понимания, он ощутил сладкий запах грудного молока. Вскоре к этому добавился ее туманный образ, вверх ногами, затем голос отца, его запах с примесью одеколона Шипр и табака. Он увидел всех их в небольшом деревенском доме своей бабушки. Словно в ускоренном кино совершенно отчетливо и в хронологической последовательности перед ним мелькали воспоминания его детства, первый класс, школьные друзья, первая влюбленность за партой. Вся его жизнь от самого появления на свет прокручивалась, будто выуженная из архивов киносъемка далеких времен. Малыш провел первые два года жизни с матерью в деревне под Москвой. Отец, приехавший из Украины учиться, жил в институтском общежитии в Москве и приезжал к ним на выходные. После окончания института отец устроился в секретный НИИ и стал там на удивление споро делать карьеру. Вскоре они все перебрались в однокомнатную квартиру, которую дали отцу от его новой работы. Жить в Москве было интересно, ново. И все же самые лучшие воспоминания детства были связаны с пребыванием в деревне, в доме бабушки, куда маленького Сережу традиционно отправляли, как только сходили снега и держали вплоть до первых заморозков. Потом, после поступления в школу, в деревне удавалось погостить только летом на каникулы. Бывало, год от года, на один летний месяц вместо деревни мама отправляла сына в пионерлагерь, по путевке от отцовской работы. Мальчик не любил туда ездить. К счастью, мать не настаивала, чтобы Сережа проводил в лагере более одной смены за лето. А бабушка обожала единственного на то время внука и была готова принять его в любое время.
Сереже исполнилось 9 лет, он недавно закончил третий класс, его табель полон пятерками, и вот впереди целое лето, ура!! Он просыпается у бабушки на залитой утренним солнцем террасе. Сегодня столько дел! Сначала надо выйти на двор пописать и обняться с псом по кличке Буян. Сонный Сережа, еще не открывая глаз, спустил ноги с кровати, нащупывая свои сандалии с тонким ремешком. Вместо них ноги наткнулись на что-то холодное, круглое и гладкое. Сережа от неожиданности открыл глаза, и оглянулся, не понимая, где он находится. Какая-то комната с белыми стенами, у бабушки такой нет. Немного похоже на палату в пионерском лагере, только меньше, всего с двумя кроватями. В комнате почти темно, через приоткрытую стеклянную дверь пробивается луч света из коридора. Пахнет лекарствами. Наверно, это все-таки не пионерлагерь. Где же туалет? Толком не проснувшись, Сережа проковылял в туалет и пописал в унитаз, затем спустил воду. Мама приучила его к аккуратности, нужно помыть руки. Он подошел к раковине и неожиданно увидел в зеркале высокого, почему-то голого ниже пояса мужчину с забинтованной головой. Сережа обернулся, но никого не увидел. Странно… Затем в задумчивости придвинулся к зеркалу, и взрослый сделал то же самое. Кто этот дяденька и почему он удивительным образом так напоминает его папу? Хотя, конечно это не папа. Но как он, Сережа, тут оказался, ведь он был у бабушки, он хорошо помнил, мама тоже вчера была с ним, его положили спать на террасе. Может, он заболел, и его ночью привезли в больницу? Тогда наверняка где-то рядом находится бабушка или мама. Они же не могли оставить его одного! Значит, надо выйти из этой белой комнаты и спросить у кого-то из взрослых. Сережа открыл стеклянную дверь и выглянул в коридор. Неподалеку он увидел стол, за которым сидела тетя в зеленом костюме и беседовала о чем-то с другой очень-очень красивой тетей напротив. Сереже сразу захотелось подружиться с этой красавицей. Но сначала надо найти маму или бабушку. Тёти прервали разговор и уставились на него. Что это они, никогда детей не видели, что ли?
- А где моя мама?
Почему они не отвечают? Зачем эта красивая тетя вдруг так страшно закатила глаза и стала сползать со своего стула вниз?
Румянцева отыскали довольно быстро, тем же вечером допроса. Его квартирный телефон, вычисленный по данному Штоколовым адресу, ответил немедленно. Соловьев представился, выяснил, что владелец номера находится в полном соответствии с просьбой задержанного, и предложил тому приехать утром на Лубянку в качестве адвоката Штоколова. Ответом было мгновенное согласие. Штоколов же провел ночь в изоляторе, где наконец-то выспался, едва успел позавтракать геркулесовой кашей с кусочком масла и сыра и кружкой слабенького сладкого чая, как в 9:30 утра его снова вызвали на допрос к Мещерину. Оперативность, которой могли бы позавидовать иные спецслужбы куда более развитых стран. Но Штоколову не с чем было сравнивать, он никогда не бывал на допросах в контрразведке. Румянцев выглядел бодро, был спокоен, словно всю жизнь ждал этого вызова. Его полнота была уместна как и его кожаный кейс с золоченым кодовым замком. На холеном выбритом лице блуждала постоянная улыбка. В отличие от помятого Мещерина, которому, похоже, пришлось провести ночь на работе, Румянцев был одет с иголочки в темную двойку и белую рубашку с галстуком бабочкой. Адвокат прибыл в кабинет раньше Штоколова, поэтому формальности его допуска к делу были к моменту появления задержанного позади. «И все-таки, кого же Румянцев мне напоминает?» - пытался вспомнить Штоколов.
- Здравствуйте, Леонид Иосифович! Признаюсь, вы неважнецки выглядите! Как поживаете, батенька?
- Вашими молитвами, Александр Петрович! Надеюсь, я не оторвал вас от важных дел своим вызовом?
- Ну что вы! Никаких проблем, дражайший Леонид Иосифович!
- Итак, начнем допрос, - объявил Мещерин.- Сначала общие вопросы.
Румянцев раскрыл блокнот и достал свое золотое вечное перо. Штоколову пришлось битых полчаса надиктовывать основные этапы своей жизни, адрес местожительства, перечислять ближайших родственников. Вспоминая все эти подробности, он слегка взбодрился. Оптимизм Румянцева придал ему дополнительные силы. А может, этому способствовала переваренная овсянка и долгожданный ночной отдых. Адвокат молча делал пометки в своем блокнот по ходу допроса, время от времени реагируя беззвучными гримасами. Он то удивленно поднимал брови вверх, то надувал щеки, то качал в недоумении головой. Видно было, он чувствует себя в этом неуютном месте, как рыба в воде.
- Расскажите, с какой целью вы посетили недавно закрытый по случаю метеоусловий институт?
- Мне нужны были документы по проекту №16-32.
- Почему вы не запросили разрешения на посещение законным путем?
- Смеетесь? У кого? Документы мне были нужны срочно.
- Мы тут гражданин Штоколов, совсем не смешными делами занимаемся. Для чего вам так срочно понадобились эти документы?
- Находясь у себя дома, как вы выразились, в связи с метеоусловиями, и спокойно размышляя, я пришел к интересному выводу. Возможно, в этих документах содержался элемент важного открытия, которое произошло не запланированно, а мы в суматохе дел проглядели. Мне захотелось это скорее проверить. Знаете ли вы, как, к примеру, был открыт тефлон? Благодаря чистой случайности. На фирме Дюпон валялся старый баллон с фреоном под высоким давлением, который давно пора было выбросить. Чтобы выпустить газ перед утилизацией, открыли вентиль. Но газ вопреки всем ожиданиям не пошел. Баллон хотели уже унести на свалку, но один из инженеров, безусловно, не ординарный, талантливый человек, заинтересовался этим необъяснимым фактом. Он захотел узнать, куда подевался газ, и распилил стальной баллон. Внутри он обнаружил порошок, тот самый знаменитый тефлон, который обладает уникальными свойствами крайне низкой химической активности и почти нулевой адгезии. Возможно, вам это трудно понять, но, находясь в творческом поиске, у грани необъяснимого, иногда просто нет сил ждать. Мы, исследователи, собственно, и живем ради такого момента, ради открытия.
Штоколов произнес эту длинную фразу, сам передернувшись от ее пафосности. Но что поделаешь, с волками жить, по-волчьи выть. Надо попробовать изобразить сумасшедшего яйцеголового ученого, с таких взяток меньше.
- Какого открытия? О чем в данном случае идет речь?
- Открытия явления сверхтекучести. Вернее, не самого явления, которое известно. Его открыл Капица еще в 1938 году. Такими свойствами обладает жидкий гелий в определённой фазе. Дело в том, что при нулевой температуре по Кельвину в гелии отсутствует свободная энергия, которую можно было бы потратить на рождение квазичастиц, и поэтому гелий находится полностью в сверхтекучем состоянии. Правда, при повышении температуры плотность газа квазичастиц, в особенности фононов, растёт, а процент сверхтекучей компоненты падает. При росте температуры и ее приближении к так называемой лямбда-точке, концентрация квазичастиц увеличивается настолько, что они ожижаются. При дальнейшем превышении температуры над лямбда-точкой макроскопическая квантовая когерентность теряется, и сверхтекучая компонента пропадает вовсе…
- Не нужно научных подробностей! Если, конечно, вы не хотите, чтобы я это занес в протокол.
- Как хотите. В принципе не обязательно. Это есть в трудах Ландау. Короче, имеется в виду синтез устойчивого вещества, проявляющего свойства сверхтекучести при нормальных температурах и давлении. Раньше я считал, и не я один, что это невозможно. Но вот один из образцов жидкости, полученных в наших опытах, проявил в некоторой мере эти свойства.
- Если ваше открытие подтвердится, какое значение оно может иметь для народного хозяйства?
- Не думаю, что его можно как-то напрямую использовать в промышленности. Скорее наоборот, такое вещество будет обладать не созидательным, а разрушающим действием. Ну, скажем, вода с такими свойствами не сможет участвовать в осмосе как растительных, так и био- клеток. Это означает довольно быструю смерть живого существа, выпившего такой воды. Зато наука, возможно, столкнулась с чем-то, что нельзя объяснить на основе имеющихся знаний. И тогда это будет прорыв в фундаментальной науке, сравнимый с открытием теории относительности Эйнштейна. Эту теорию тоже пока не научились толком использовать в народном хозяйстве. Впрочем, делать выводы преждевременно. Многие открытия, чьи отцы считали их непрактичными, чисто теоретическими, в дальнейшем становились основой рождения совершенно новых технологий.
Мещерин тихо сглотнул слюну. Теперь не показать волнения. Дело-то пахнет серьезным продвижением по службе. А ведь допрос только начался. Сейчас естественным образом отойти от этой темы, не вспугнуть этого размечтавшегося физика-химика. А потом уж мы к теме вернемся, непременно, но уже на другом уровне.
- Допустим. Скажите, вы использовали какие либо медицинские препараты, чтобы нейтрализовать вахтера?
- Да, я использовал ампулу с клофелином, которую взял в институтском медпункте. Я крайне сожалею о случившемся и готов нести всю ответственность по закону.
- Должен сказать, вам повезло. – процедил Мещерин.- Вахтер Жданович отказался от иска против вас.
- Как он себя чувствует?
- Уже хорошо. Ему вменено обвинение о несоответствии служебному положению в связи с распитием спиртных напитков во время несения вахты.
- Это моя вина. Это я принес бутылку ликера.
- Но пил-то он его добровольно?
Мещерин слегка улыбнулся кривой улыбкой человека, привыкшего говорить не то, что думает. Штоколов понял, что ему придется учиться такому игровому искусству практически с нуля.
- Да, абсолютно добровольно. Я его никак не принуждал.
- Это подтверждается и его показаниями. Расскажите в подробностях, что произошло после того, как Жданович заснул?
Леонид неторопливо и правдиво поведал события того насыщенного событиями дня вплоть до момента, когда он покинул институт через заднюю дверь. Поскольку про колбу следователь не спрашивал, то Штоколов понял, что ее словно и не было в деле. Похоже, колба с образцом №3 была забыта и никак не фигурировала в чьих-либо показаниях. Штоколов явил колбу назад и занес ее в протокол, чтобы она была не менее значимым, чем сами документы, рассматриваемым атрибутом дела. Затем он рассказал, как заподозрил, что у Свиридова находятся пропавшие документы, как пошел домой к профессору, и в особенности про его недружелюбный прием.
- Почему Свиридов напал на вас?
- Думаю, лучше его об этом спросить. Возможно, он понял, что я его подозреваю в краже. Он вел себя неадекватно. Я ведь вначале не придал значения запаху миндаля, идущему от поданного горячего кофейника, и просто из вежливости предложил ему выпить кофе со мной, но он разделить трапезу отказался. И тут, видимо, мой дорогой научный руководитель решил, что его план с кофе не сработал, и он начал действовать по плану Б. А именно схватил кухонный нож и попытался проверить, что у меня внутри.
- Прошу вас использовать более простые выражения. Вы хотите сказать, Свиридов пытался вас ранить ножом?
- Он не только пытался, он меня порезал.
Штоколов засучил рукав и показал заштопанную шелковой ниткой руку. Рука выглядела не лучшим образом. Место ранения потемнело и гноилось. Несмотря на то, что Мина сложила нить вдвое, волокно была слишком тонким для хирургических целей и секло края живой ткани.
- Почему вы не сказали об этом вчера? Мы бы оказали вам необходимую медицинскую помощь.
- Думаю, будет еще вполне актуально это сделать, спасибо.
Мещерин набрал какой-то номер и сказал несколько слов.
- Допрос прерывается. Вас ждет хирург. Затем пообедаете. Через три часа продолжим.
Румянцев легко встал, освобожденный из-под его тучности стул благодарно скрипнул.
- Могу я пообщаться с подследственным?
- Только после окончания допроса.
Фото 4aMka