Смелость, смелость… А что это такое? Все вроде бы все знают, но объяснять начнут – не понять. То ли это смелость, то ли дурость. И когда мой внук спросил меня: «Дедушка, а кто смелый?», я затруднился было ответить. А потом взял да и рассказал один случай из своего детства. Вот он, в том виде, как и произошел много-много лет назад.
Одна девчонка из нашего класса, Лиза Березина, была круглой отличницей. Ходила всегда в белом фартучке с отглаженным галстуком. На голове у нее были аккуратные косички с розовыми бантиками, под цвет галстука. Лиза своими оценками не хвасталась, не ябедничала, она просто была такой… ну очень положительной, или как сказали бы сейчас – правильной.
А кто же любит таких примерных и правильных? Точно, никто! Я имею в виду одноклассников. Зато взрослые и учителя в ней души не чаяли. «Все бы так, как Лиза, вели себя и учились, наш класс был бы лучшим в районе!»
Но нам, троим друзьям-сорванцам, очень не нравилась Лизка, особенно когда списать не давала. «Списывать не дам, а объяснить могу», - говорила она кому-нибудь из нас. А что нам ее объяснения, когда погулять хочется? И вот как-то раз нам случайно попал в руки дневник Лизы. То ли она его забыла в парте, то ли выронила, но факт остается фактом – он стал нашей добычей.
Пашка, как самый старший и решительный, полистал дневник и увидев одни сплошные пятерки аж весь взмок от напряжения.
- Это надо же сколько пятерок нахватала?! – проговорил он. – Хоть бы нам по одной оставила.
Вовка Чижов по кличке Чиж подхватил:
- Верно, Пашка. А давай мы ей колов да двоек наставим и родителям отнесем? Пусть полюбуются, как доченька учится!
- А как их поставишь? У училки красные чернила и роспись, - ответил неприметный Леша Караваев.
- Как, как? А так! – передразнил Пашка. – Уметь надо! Я видел, как мой братан делает. Берет лист, ставит на стекло, оно просвечивает, а потом обводит карандашом подпись. Он сколько так двоек на тройки исправил, а колы на четверки. А если надо, то сам себе ставит, какие захочет.
- Не ври, - огрызнулся Чиж.
– Так никто и не узнает! Почерк-то другой. А он с другого листа, где подпись есть, и переводит, - возразил Пашка.
- А красные чернила где достал? – не унимался Чиж.
- Да просто. Разводит свеклу в воде, сутки постоит, а на вторые – красные чернила лучше учительских.
Пашка еще что-то говорил, но мы, охваченные жаждой мести Лизке, его уже не слушали. Каждый мечтал, за какие предметы ей двойки ставить и колы.
На следующий день, в воскресенье, мы собрались у Пашки. Он достал приготовленные чернила из свеклы и, обмакнув перо, поставил несколько колов. Мы были в восторге – чернила один к одному, не отличить. Пашка достал дневник и приложил толстый синий лист к стеклу, с другой стороны четко проявилась оценка «пять» и роспись учителя.
- Вот, что и требовалось доказать, - завопил Пашка. – Видите? А что я вам говорил? А теперь вот так…
Пашка снова обмакнул перо ручки в красную бурду и четко поставил двойку, переведя роспись учительницы в точности с противоположной стороны листа. Это же самое он проделал еще на трех или четырех листах, а потом передал Чижу:
- Давай ты.
Вовка поставил сразу два кола, за арифметику, которую не любил, и за русский язык, и так же ловко расписался.
Хуже всех проделал этот прием Лешка. Он неумело поставил одну двойку, да так, что она больше была похожа на какую-то кривую утку, чем на оценку, и еще хуже расписался, оставив в конце кляксу.
Пашка зашумел:
- Не можешь, не берись! Разве так ставят? – и со злостью наставил двоек и колов еще на двух страницах. – Все, баста. Дневник родителям подкинем.
- А как? – поинтересовался Чиж.
- А я знаю?
- Давайте тетю Варю, почтальоншу, попросим, - предложил молчаливый Лешка.
- Идея! – подхватил Пашка. – А что? Скажем, что валялся на дороге, пусть отдаст.
На том и порешили.
В понедельник Лиза была сама не своя. Вся какая-то растерянная и скучная. Пашка раза два как бы невзначай спросил ее:
- Лиза, у тебя что, неприятности?
Но Лиза улыбнулась в ответ:
- Нет, Паша, все в порядке.
На второй день состоялась общешкольная линейка. Директор школы, Василий Степанович, строгий, но справедливый человек, бывший фронтовик с одной рукой и в толстых очках. Он высоко поднял дневник Лизы, показав двойки и колы, расставленные там. Сделал это молча, так, что многие и не поняли, в чем дело. Но директор знал, что делал. Потряся дневник над головой, он спросил:
- Так, вообще! Кто это сделал? Кто поставил нашей лучшей ученице Березиной колы и двойки? И кто подделал подпись учителя?
В коридоре наступила зловещая тишина, наконец-то до всех дошло в чем дело! Строй молчал. Пашка и Вовка смотрели в сторону невинными глазами, лишь один Лешка покрылся пятнами и стоял оглушенный, не зная, что делать. Нет, его никто ни в чем не обвинил. Почтальонша дневник передала бабушке Лизы, которую Лешка хорошо знал – она дружила с его бабушкой Таней, и она точно не выдаст ребят. Так что, никто и не узнает. А совесть? Отец много раз говорил Лешке: «Чужого не бери, свое береги, а главное – совестью не торгуй!» Вот и ответ. Что скажет он отцу, когда тот его спросит? Лешка пришел в себя, сделал неуверенный шаг вперед и тихо прошептал:
- Это я…
Директор молча подошел к нему, взял за плечо и произнес:
- Пойдем ко мне в кабинет. Линейку распустить.
- Вот и вся история, внучок, - закончил я.
- Дедушка, но Лешка ведь друзей предал!
- Нет, внучок, он их спас. Он смело поступил и смелым человеком вырос. Потом, на войне в Афганистане, он своего раненого друга Пашку от духов спас. Один бросился в атаку, и на руках его с поля боя вынес. Два ранения получил, контузию, но не бросил. И помогла ему смелость, заложенная в детстве. Вот так-то, внучок. Но тот поступок в детстве был для Лешки куда труднее, чем этот, на войне, потому что был первым и самым важным.
Внук закивал головой:
- Понял, дедушка.
- Вот и хорошо, - окончил я свой рассказ.