Не приведи господи родиться в суетное время с известнейшей фамилией, нет, упаси бог, никаких инверсий в сторону автора. Речь идёт о Николае. Да будь он просто Николаем, какая забота нам его тревожить, но вся изюминка нашей истории, что уродился он Николаем Гоголем.
Отец его Ян, имея амбиций без меры, но реализовавший оные лишь на четверть, и будучи ярыжкой презренной, тщась, в всуе сына нарёк Николаем. Николя рос оболтусом, грамоте был обучен скверно, но малый был добрый и на различные каверзы весьма способный.
В миллениум отроку исполнилось осемнадцать годков, и в канун Рождества Христова он откровенно скучал и томление в груди ощущал непривычное. Лёжа на импровизированном бивуаке Николя, пристально буравил взглядом паутинку трещин, гуляющую по потолку и неспешно лениво отколупывал соплю из левой ноздри. Взгляд скользил бездумно по маленькой комнатке и зацепился за кожаный кофр с инструментарием. Николя протянул нервные пальцы и отщёлкнул замок на изящной вещице. На бархате, поблескивая серебром, возлежала табакерка щедро набитая гашишем, мундштук слоновой кости, инкрустированный янтарём и длинная трубка из тёмно-коричневого бамбука с игривой надписью: «made in Cina». Николя оживился, блеснул глазами, и пальцы ожили, привычно забивая трубку целебным пластилином. Заварив в маленьком чайничке красного чая, Николя закончил священнодействовать и затянулся волшебным дымом. Минуло секунд пятьсот, и часы пробили полночь. Старинная дверь в растрескавшейся патине и облезшей позолоте, скрипя ржавыми петлями, приоткрылась, и сквозь облака сизого дыма возникла чья-то фигура.
Странный человек во фраке оливкового цвета, с синим бархатным воротником. Фрак был нелепо длин: талия начиналась от лопаток, а узкие фалды обметали икры. Суконные панталоны самого нежного розового цвета. Голову украшал чёрный цилиндр. В платье вошедшего приметна была претензия на щегольство. Тонкое белое лицо с болезненным румянцем, волнистые смоляные волосы, ниспадающие на плечи.
-И так много всякой дряни на свете, а ещё и ты народился!
Николя с гибельным восторгом в вошедшем узнал Николая Васильевича Гоголя.
-Что ж ты сукин сын фамилию позоришь?
Резко прозвенел мобильный телефон, и разлилась по хате мелодия «Гей славяне!»
Николай Васильевич болезно поморщился, но трубку взял, послушал и сокрушённо ответил:
- Отрока, чадушку бестолкового вразумляю, да полноте вам Александр Сергеевич, пороть поздно, вырос бисова душа!
-Сорванец негодный! Я не видал твоей матери, но знаю, что дрянь! И отец дрянь! И тетка дрянь!
Тонкая организация Николя не выдержала такого напора, и сознание покинуло его.
По прошествию часа или более того, когда вылез из норы тютюрюк или байбак, который позалеживался в халате по нескольку лет дома на свет божий, Николая Васильевича уж и след простыл.
В заплёванном подъезде пахло саками и собачьими какашками. Вяло, таща ноги Николя, споткнулся об объёмный свёрток. Свёрток распался, из него выпали суконные панталоны, фрак, цилиндр, и волнисто смоляной парик. Опрометью Николя вернулся домой. Изрядно подчищенная квартира встретила его девственной пустотой.
Только на обшарпанном кухонном столе возлежала потрепанная книга:
Николай Васильевич Гоголь. Повесть. Ночь перед Рождеством.