Как раз в безоблачном небе лета две тысячи восьмого года сверкнула мысль, а не купить ли нам мышь? На выходе из парка Коломенское видимо часто такие мысли сверкают, потому для озарившихся, рядом, у заборчика, стоит мужичок в очках и в мышах. Памятуя о том, что все наши хомяки уже благополучно отправились в мир иной, а жизнь стала пресна и однообразна, мы с женою отоварились мышкой, вручили новоприобретенную, в коробочке, Марусю сыну и отправились домой. Дома высадили милую сердцу песчанку, поели и забылись в тревожном послеобеденном сне. Так или почти так прошло два дня.
На исходе указанного срока, мы заметили, что Маруся грустна, подолгу смотрит в окно, колесо не крутит, в песочке не ковыряется, да и писает как-то неохотно, живет без удовольствия одним словом. Кое как проведя ночь, я каждым шагом скорбя о тяжелой судьбе мышицы пошел на работу, а поскольку часть этой дороги занимает поездка в метро, не заметил, как в опять же безоблачном небе лета две тысячи восьмого года сверкнула ещё одна ослепительная мысль: «Марусе скучно». Надежда в два шага собралась, в три шага оказалась перед ясными очами и протертыми линзами мужичка, поведала грустную историю, а он, вторя и сопереживая, продал ей еще парочку девочек для компании. Нарушенная идиллия мышиной возни восстановилась.
Двух новых мышей тоже как-то назвали, на этот раз моя память была не настолько чутка к именам собственным, и оставили троицу дома, жить, шуршать по ночам, грызть всё подряд и пищать от удовольствия, разбрасывая заботливо уложенные опилки по периметру комнаты. Девочки подобрели, стали менее придирчивы к еде, шкурки распушились и залоснились. Так прошло почти полгода. А потом одна из мышек родила. Трёх слепеньких, лысеньких, розовеньких и пищащих мышат.
Маруся задумчиво смотрел то в окно, то на детей, то на мамашу… Маскарад окончился, шутка удалась… Ему опять стало невыносимо грустно…
p.s. Ищу дядю в очках. Поговорить…