Он был таксистом, а она астрофизиком – занималась изучением Вселенной, именно той её части, которая располагается в районе Полярной звезды, где проходит ось мира. Он взял в лизинг новенький «форд» и ишачил на нём с утра до ночи, а она днями раскладывала пасьянсы из графиков анизотропии реликтовых излучений, а ночами пропадала в обсерватории. Лишь ненастными вечерами, когда небо затянуто облаками и рефракторы и рефлекторы отдыхают, они собирались вместе. Тогда она принималась рассказывать. Говорила, например, о том, что Вселенная невообразимо сложна, но если упростить математические описания до одного зримого образа, то картина мироздания предстанет в виде оси и втулки, втулки и оси. «Всё пронизано единством, всё подчиняется общему ритму и действует заодно, даже наши с тобой отношения, отношения мужчины и женщины есть лишь слепок с великой вселенской матрицы. Женская часть, подвижная и меняющаяся, обнимает собой нерушимую мужскую твердь. Мужчины думают, что это они завоёвывают женщин. На деле всё наоборот, это втулка вагины держит в плену фаллос, как ненасытимая Вселенная – свою Полярную ось…»
Такие разговоры неизбежно заканчивались космически улётным сексом, и когда он, утомлённый, закрывал глаза, то перед ним стелилось бесконечное ночное шоссе, наплывали встречные огни и спокойно мерцали индикаторы приборной панели, словно его «фордик» гнал себе по галактической трассе куда-то в сторону туманности Киля и спидометр показывал начало пути…
На первый взгляд, всё у них складывалось хорошо, хотя многие удивлялись мезальянсу перспективного кандидата наук с работягой-таксёром.
Она говорила: «Связи между людьми образуются по планетарным законам. Планеты кружатся по своим орбитам и лишь раз в сто или в тысячу лет оказываются близко друг от друга. Тогда достаточно одного шага, одного жеста, взгляда, чтобы войти в притяжение и дальше двигаться вместе. Момента упускать нельзя, откладывать решение преступно. Если упустил – на разлёте не догонишь, а значит, снова жди тысячу лет…»
Её пригласили в Паломарскую обсерваторию для работы в составе интернациональной научной группы. Программа исследований была рассчитана на два года. Расставаться предстояло надолго, но от таких предложений не отказываются. Он отвёз её в аэропорт.
Шесть месяцев спустя письма и звонки из Америки прекратились. «Момент», очевидно, настал…
А у него была другая философия. Как в костёр при нехватке дров бросают любой горючий хлам, так и в молодости для объяснения того, что с тобой происходит, используется какой угодно опыт. Шоферюга, он знал, что машину можно отремонтировать после любой поломки, даже после большой аварии. А значит точно так же и для любовных неудач должен существовать свой особый сервис. Только прежде чем затевать ремонт, нужно заранее подготовиться, надо собрать необходимые детальки, инструмент, разобраться в регулировках. Отремонтировать можно всё, нельзя лишь отчаиваться и торопиться.
И таксист не унывал. Он уселся за словари, взялся твердить зады. Как Рахметов, спал на гвоздях, отказывался от сна. Переросток, он выглядел смешно среди студенческой молодежи, но, ненасытимо честолюбивый, шёл к своей цели последовательно и кратчайшим путем. Всё у него получалось, правда, «интеллектуальный ремонт» занял некоторое время, приблизительно треть жизни…
Наконец, он приехал к ней, заслуженный и убелённый. Чинно гуляя с неверной возлюбленной под прозрачным небом Сан-Диего, он любовался горой Вильсон, которая самой возлюбленной, впрочем, давно успела осточертеть. Детей у американки было четверо, и это было ненавязчивым приглашением кавалеру валить на все четыре стороны.
По возвращении домой он развешивал шары на новогодней ёлке, показывал дочке правильное расположение звёзд Малой и Большой медведиц (на макушке сияла Полярная звезда), и думал: «Конечно, женщина права. Связи между людьми образуются по планетарным законам. Починить любовь невозможно. Это вам не двигатель внутреннего сгорания – тут всё сгорает дотла…»
А его женщина бродила по своему калифорнийскому садику, зябко купаясь в пальто: «Господи, какой идиот! Нет никаких законов! Не часто, конечно, но ведь бывает так, что всё перемешивается к чёртовой матери в одном коктейле – и время, и пространство, и материя, и свет. Такой невообразимой сумятице нужен образующий центр, иначе не сложится картина. Но голимая пустота в центре мира. Вселенская фаллическая ось не более чем голая абстракция. Почему же вокруг нее обращается всё? Стало быть, она и есть Дух? Стало быть, она и есть Бог? Вот это неодолимое стремление удерживать, отталкивая, наполнять, опустошая, умножать, бесконечно деля, – оно и есть подлинная подоплека творческого, истинного бытия?
Видимо, дурень, это приблизительно то же самое, как если женщина на тротуаре в рассеянности поднимет руку, а ты через разделительный газон и все шесть встречных полос подлетишь на своей жёлтой планете-такси – к ней, к единственной…»