Во второй половине 2006 года довелось мне месяцев шесть прозаниматься на языковых курсах в милом немецком городке Herbolzheim, что в Южной Германии. Занятия проходили в помещении фирмы «Elreck» и предполагалось, что, освоив более-менее сносно язык, мы всей группой сможем претендовать на рабочие места в этой фирме.
Как-то за пару дней до начала рождественских каникул, наша училка, Frau Edlinger, пригласила нас всех на вечеринку, вернее на утренник, который затеяло руководство фирмы для своих работников. А поскольку и такие как я, вольные слушателей языковых курсов, считались потенциальными сотрудниками фирмы, то это приглашение распространялось и на нас.
Жил я в то время в другом небольшом городке под названием Emmendingen, который располагался в 20 км на запад от Herbolzheim-a и что бы добраться до места назначения, пользовался дважды в день электричками, которые в Германии называются региональными экспрессами.
В то холодное декабрьское утро, я повстречал на вокзале Emmendingen-a моего соседа по парте, Володю Прохорова. Мы постояли-поболтали в ожидании поезда минуты две. Перед нашей электричкой, вздымая снежные вихри, пролетел грузовой поезд, по немецким меркам явнный «длиномер». Мы отвернулись к вокзальной стене, пряча лица от жгучего морозного ветра поднятого этим составом.
- Gutten Morgen, - произнес у нас за спиной низкий женский голос.
- Gutten Morgen, - мы хором повернулись.
Перед нами стояла Frau Huber, уже не молодая, но не плохо сохранившаяся, ширококостная дама. На крупном мясистом лице торчал, как морковка у снеговика вздернутый остренький носик, а большие черные глаза, весело и любопытно проблескивали сквозь стекла круглых очков. Она, так же как и мы, собралась на этот утренник. Но в отличие от нас, она является полноценным сотрудником этой фирмы, хотя и занимает всего лишь скромную должность уборщицы.
-Ve geist ? - Задала она стандартный вопрос.
- Alles gut! - последовал наш не менее стандартный ответ.
Я надеялся, что на этом формальном обмене любезностями наше общение и закончится. Да не тут-то было. Frau Huber все также весело и, с огромным любопытством стреляя глазками, достала из маленького рюкзачка носовой платок, смачно высморкавшись, выставила вперед ногу и начала вещать. Немцы вообще любят языки почесать и говорят они довольно быстро. Но Frau Huber даже для немки говорила невероятно быстро. Немецкий язык, полный непривычных для нашего уха сочетаний согласных, в ее исполнении, все же боле походил на сорочью трескотню.
Какое-то время я напряженно вслушивался в этот звуковой поток, изредка выхватывая оттуда знакомые слова, но очень быстро это напряжение меня утомило.
Прохоров, который знал язык немного лучше меня, пытался что-то ей отвечать ей, но видимо тоже вскоре упарился и отключился. Мы стояли на перроне и вид у нас был совершено растерянный и явно дурацкий. А Frau Huber закусив удила, мчалась вперед. Время от времени на ее веселое лицо набегала тень всеведущего заговорщика и она сообщала нам что-то явно особо важное и весьма конфиденциальное. При этом она забавно и многозначительно подкатывала глазки и прикладывала ладошку к уголку рта, как бы направляя поток звуков только в нашу сторону и защищая его от посторонних ушей. При этом она переходила от просто громкой речи на речь очень громкую, правда, немного понижая при этом голос.
Время от времени в ее сорочьей трескотне появлялись вопросительные нотки и мы с Володей, уловив в ней очередную логическую паузу, дружно кивали головами и с многозначительным и все понимающим видом произносили:
- Ja! O ja!
Но видимо разок мы попали не в такт и ее лицо удивленно вытянулось
-Warum? - спросила она несколько оторопело.
Бедный Володя! Ему, как более авторитетному в немецком языке эксперту, пришлось отдуваться за нас двоих и с помощью звуков «БЕ» и «МЕ», а так же пантомимы и искалеченных немецких фраз, объяснять, почему все-таки «да», а не «нет»!
Подлетела электричка и вся эта милая нелепица продолжилась в вагоне. Она все так же без умолку трещала сорокой, время от времени прикладывая ладошку ко рту и подкатывала глаза.
Спасение от этой лингвистического кошмара пришло совершенно неожиданно от некого румына, который встретился нам на перроне в Herbolzheim-е. Надо полагать, он знал на сотню-другую немецких слов больше чем мы Володей оба вместе взятые и имел неосторожность проявить свои обширные знания. Внимание Frau Huber туже переключилось на него, а мы получили возможность улизнуть, чем тут же и воспользовались. Прибавив шагу, мы рванули вперед и предоставили возможность Frau Huber «ездить» не по нашим, а уже по румынским ушам.
В вестибюле фирмы «Elreck» нас встретила плотная толпа сотрудников, сгрудившаяся, совсем как-то уж совсем по-нашему, возле двух столиков. Оказалось, что народ толпится на регистрацию. Мало того, что фирма с барского плеча «поляну накрыла», так оказалось что три часа, отведенные на сей разгуляй, идут в зачет рабочего времени и оплачиваются полновесной и звонкой монетой. Вот народ и толпился отметиться, дабы потом за эту «халяву» еще и прибавку к зарплате получить.
Я же чувствовал себя как дурак с чистой шеей. По своей наивности я представлял себе некую картинку, хотя бы отдаленно напоминающие наши сборища подобного рода с соответствующим торжеству момента одеянием. Но оказалось, что обряженным в пиджачок оказался только я и еще один местный гомик, который как мне потом сказали, еще и подрабатывает в соседнем городке стриптизом и проституцией. Причем я выглядел еще более вызывающе неприлично чем он, так как я еще и галстук нацепил.
Меж тем, средь толпящегося народа, демонстрируя свое полное слияние с трудовыми массами, бродил САМ! ШЕФ!!! Честно говоря, когда мне на него указали, я не поверил. Думал, меня разыгрывают. Но когда он пригласил всех к столу, а потом еще и речь «толкнул», пришлось поверить. Вид у него был такой, который наводил на мысль о том, что под него работает некий местный бомж, которого совсем недавно отловили на ближайшей помойке, срочно вывели из глубокого коматозного запоя и кое как, наспех, приодев в ближайшем second hend-е, выпустили «в свет». Впрочем, видимо он, не смотря на весь свой клоунский «прикид», был мужик толковый, раз такой фирмой руководил!
Поскольку сия утренняя вечеринка совсем не предполагала хоть какое-нибудь потребления спиртного ни в каком виде, наши многоопытные руссачки (то есть русские немцы) привычно «раздавили» меж шкафчиками в раздевалке пару «пузырей» и просветлев лицами и окидывая пространство окрест себя взором орлиным, отправились рассаживаться за столы.
В большом цеху, временно превращенным в трапезную, рядами стояли покрытые бумажными скатертями столы. На них, примерно через каждый метр, лежали небольшие веночки из еловых веток, внутри которых стояли миниатюрные свечки, в маленьких алюминиевых плошках и были рассыпаны земляные и грецкие орешки. Я разломал один из них и оказалось, что он припоганейшего качества, с явным привкусом плесени. Видимо все эта декорация, после веселья, должна была пойти на корм белкам, кои шастали окрест, аки наши родные кошки бездомные. Ну что ж и у братьев наших меньших тоже ведь праздник быть должен! Во всяком случае, ни один природный немец до этих орешков не дотронулся. Только наши стучали по столам, демонстрируя природную удаль и тяжелые кулаки.
В смежном цеху была устроена импровизированная раздаточная. На расставленных буквой «П» столах, немного под углом были установлены зеркала, на которых наши гостеприимные хозяева разложили горы бутербродов. Тут были всевозможные сыры, колбасы, рыба, овощи, грибы. Тут же утробно ворча, трудились два кофейных автомата.
Надо заметить, что кофе в Германии приотвратный. Но если купить именно вот такой автомат (а сам кофе к нему уже продается в небольших специализированных магазинчиках), то результат явно превосходит ожидания.
В одном из углов разливали суп. Им оказалось, разведенное до консистенции не очень густой сметаны, картофельное пюре. Получив миску этого супа, я из стоящей тут же большой кастрюльки, сыпанул туда мелко нарубленной зелени побольше, и добавил, по примеру немцев, пригоршню мелких сухариков. Вкус этой на первый взгляд малопривлекательной, слизиподобной массы, оказался очень даже не плох. Причем не плох настолько, что я отправился за добавкой.
Немцы искренне веселились и впечатление было такое, что они все от хорошей, а главное халявной еды окосели. Но, не смотря на шум, гомон и взрывы хохота, все происходило как-то уж чересчур чинно и буднично. А где же настоящее веселье? Где люди под столами, изнемогшие от буйной радости? Где отдыхающие от непомерного веселья, припавшие прикорнуть пару часиков в тазике с салата оливье? А само это оливье спрашивается где?
Ну и где, наконец, кульминация любого настоящего праздника!? Где разбитые носы и выбитые зубы? Не было даже не только мимолетной потасовки, но не возгорелся ни один самый малюсенький скандал. Скучно ж ведь, господа!
Сию безрадостную и унылую картину немного скрасила подстольная раздача стаканов, с благотворно влияющей на настроение любой нации живительной влагой, опять же организованная нашими многоопытными мужичками. И дело вроде как начало налаживаться. Потухшие было взоры заискрились весельем, сумрачные лики просветлели, а за поникшими было спинами начали расти крылья. В завязавшейся живой дискуссии, все наши дружненько решили что мало. Начали, было даже обсуждать, по сколько сбросимся и кого гонцом засылать будем.
Но тут, на самом можно сказать интересном месте, облом случился. Отпущенные на веселье три часа истекли и все дружненько выстроившись в очередь, поволокли свои тарелки, ложки и чашки на кухню, к посудомоечной машине.
Я не стал дожидаться неизбежного продолжения и веселья, с не менее неизбежной кульминации этого ярчайшего действа, организуемого достойнейшими представителями нашего народа и отправился на поезд. Впрочем, при всем моем желании, я не смог бы тогда участвовать в этом загуде, так как в кошельке моем сиротливо позвякивали жалкие 28 центов. Увы, но с такой суммой мне предстояло продержаться еще недельку, до Нового года. Ну а там пособие капнет, а то и с работой подфартит. Впрочем, наличие подкожного жирка и неких запасов в холодильнике давали мне надежду, что мучительная голодная смерть мне грозят. Ну а то, что вы сейчас читаете эти строка, говорит о том, что надежды мои полностью сбылись.