В кабинете генерального директора, Кондратьева Сергея Анатольевича, зазвонил телефон. Хозяин кабинета взял трубку, в которой услышал шамкающий голос своего бывшего однокашника по институту Валеры Атанова: «Здравствуй Сергей. Не отрываю от дел? Извини, что звоню. Надо бы поговорить, у меня предложение есть по земле».
Кондратьеву не хотелось встречаться – у Валеры нужно было выпивать, а ему не хотелось, так как только новогодние праздники закончились. С одной стороны, неудобно уже отказывать – и так уже полгода просит Атанов зайти. Конечно, он понимал, что ничего путного Валера не предложит, и его предложение не более как повод для посиделок с бутылочкой, но с другой стороны, каждый из нас может стать инвалидом, и вообще, однокашник из тех людей, которых он называл совестью нашей эпохи. Да, жизнь сложилась у него неудачно с точки зрения состоятельности, а здесь еще болезнь, операции, инвалидность, зеленый змий в друзьях, но душа чистая и поговорить можно.
Мысли пронеслись быстро, и согласие Сергея окрылило человека на другом конце связи: «Буду ждать, картошку пожарю к семи».
«Ну, вот вечер занят», – подумал Кондратьев. Теперь надо объясниться с женой. Жена не любила, когда муж уходил к друзьям, знала чем это заканчивается и когда. Впрочем, как и любая другая супруга, она хотела видеть свою собственность рядом, дома, как зубную щетку, принадлежащую только ей. Конечно, они, наши жены, стараются нас затащить в семью для ее же блага, даже больше, чем это на самом деле требуется, но удается не всем и не так часто, как бы этого им хотелось. По опыту совместной жизни Кондратьев знал как нужно себя вести, сказать сразу, поставить перед фактом быстро и однозначно и уходить - не дай бог немного замнешься, и тогда всем только лишние нервы, поэтому свое решение он оставил на шесть часов.
«А сейчас нужно сосредоточиться на работе», – подумал Сергей Анатольевич. Он достал ежедневник, открыл на 13-м числе и увидел, что сегодня день рождения Анатолия Александровича Рублева – начальника налоговой инспекции. Раньше они работали вместе на радиотехническом заводе, но потом пути разошлись. Кондратьев ушел в практический бизнес, а Рублев руководил районной налоговой инспекцией города. «Надо поздравить», – решил директор, хотя путь к телу именинника будет нелегок. «Может, по телефону?» – подумал, ехать, где-то стоять или ждать не было никакого желания, и он начал искать телефон приемной. Набрав несколько раз номер приемной, по коротким гудкам понял, что у именинника нет времени или есть персоны поважнее.
Потом пошли звонки: кому-то что-то было нужно, а иногда директору самому требовалась информация, – и день начал неспешно свой очередной виток. Вопросы были в основном мелкие, незначительные и не несли заряда энергии, а наоборот, потихоньку отнимали время и силы, не принося особого удовлетворения. В принципе, в начале года всегда было так - где-то народ потихоньку оживал, чтобы потом проводить всякие тендеры, результаты большинства из которых всем ясны, но требуемые по каким-то правилам, а значит, взрослый народ России и играл, зная результат и условия заранее.
В кабинет вошла с почтой секретарь Лидия Ивановна. Генеральный директор любил открывать корреспонденцию сам, исключением были конверты с красной печатью из налоговой инспекции, но сегодня, слава богу, обошлось без них. Вот очередное письмо от Международной академии общественных наук, которая, видимо, в очередной раз предлагает купить какой-нибудь орден. Он вскрыл конверт. На этот раз награждали, естественно за деньги, орденом «Держава» за выдающиеся заслуги в формировании социально-экономической стабильности Российской державы. МАОН тоже играла в свою игру, у нее куча орденов и медалей стоимостью изготовления около тысячи долларов, но с лауреата брали по четыре в среднем. Одну тысячу тратили на организацию помпезного награждения где-нибудь в районе Кремля, последнее время в храме Христа Спасителя, а остальные деньги оставались для безбедного существования организаторам. В последнее время появилась масса подобных организаций, связанных с Думой, управделами президента и других министерств и ведомств.
Какому-то комитету Кондратьев отправил стихи в ответ на представление к награде:
Сегодня множество наград,
С иных нам источает дрожь.
Величью нет давно преград –
Медали липнут словно вошь.
Хотите «Признанный стратег» –
Исчезнут тихо куча евро;
И бряцать будете на смех,
Ее касаясь бережно и нервно.
Хотите орден «Меценат столетья» -
И упорхнут до дюжины зеленых;
Вы победили в годы лихолетья,
Наградой этой помянем лишенных.
Хотите в Страсбурге дадут
Вам премию «Стандарт Европы».
За это что-нибудь возьмут,
Зато привалит счастья до попы.
А если все же легкая печаль
Тщеславия заглянет в душу,
Вы «За отвагу» у отца медаль
Возьмите на минутку в руку.
Так благодетели очень обиделись, даже грозить пытались, но потом спустили на тормозах, а может, связываться не захотели с мелкой сошкой – пусть себе лает. Караван наград захлестнул Россию. Все в историю метят, обрастают регалиями, наградами. А зачем?
В дверях снова появилась секретарь:
– Вам посылка.
Молодой человек из «Спецсвязи» внес большой фанерный ящик, обклеенный скотчем.
– Распишитесь и получите, – бодро отрапортовал посыльный и вышел восвояси.
Сергей Анатольевич, немного повозившись, открыл посылку. Из коробки него смотрела немного опечаленная от бремени жизни Богородица Казанская. Под иконой было письмо, которое сообщало, что Кондратьеву Печерский монастырь посылает в дар икону, а далее описывалась деятельность монахов по обустройству деревни для заблудших и обездоленных. В конце письма иеромонах Алексий просил оказать помощь посильную и благородную.
Хозяин кабинета повертел икону и поставил на шкаф, стоящий за директорским креслом. Позвонил главному бухгалтеру и дал распоряжение перечислить десять тысяч рублей. В задумчивости несколько раз вставал с кресла и снова садился, а потом выдвинул клавиатуру компьютера и начал писать:
«Уважаемый иеромонах Алексий!
Благодарю Вас за дар, за икону Богородица Казанская!
Однако сие преподношение вызывает не только смущение, волнение, но и определенную неловкость.
Дело в том, что я человек неверующий с точки зрения религиозного культа.
Однако я верю в близких людей, верю в просто хороших людей, верю в психоэнергетическое поле добрых эмоций разных людей, что вместе, как мне кажется, и определяет Высший разум, что религиозные люди называют Богом!
Я думаю, что сыновья Божьи (Разума), такие как Христос, Сахаров, Лихачев, Мень сумели душевное (психоэнергетическое) состояние свое, личное, поставить выше материальных посылов жизни, кои в обыденной жизни преобладают над душевными силами. И становились они сыновьями божьими именно в момент победы своего духа над телом и духом других людей, а скорее всего понимали дух других и поднимали свой высоко, чувствуя мощную подпитку душевного поля других, более обеспокоенных телом своим.
Мой дух в сомнении относительно Вашего дара. Как распорядиться мне им? Оставить дома? Но я даже некрещеный. Я уважаю право любого человека на исполнения религиозного культа, лишь бы это не противоречило человеческой морали.
Однако современный мир быстро изменяется, и основная роль религии – консервативная, положительная с точки зрения сдерживания и переоценки мирового порядка – может быстро превращаться в отрицательную, если противоречит развитию общества.
Но кто может определить границу между добрым и злым, между старым и молодым, между сытостью и нищетой, между справедливостью и несправедливостью, между развитием и стагнацией, в конце концов. Думаю, только сам человек, в душе сомневаясь, мучаясь, извиваясь между бытием и сознанием, как между адом и раем, и приходя к истине всегда правильной. Беда в том, что время прихода у каждого разное, и посему люди придумали законы, пусть несовершенные, но по которым мы и живем - каждый по правилам и по совести, или наоборот. Может, поэтому я и не верую в Бога.
Поэтому я спрашиваю Вас: «А достоин ли я иконы и могу ли я ее хранить, коли мысли одолевают разные, вроде даже неприличные?
С уважением
Кондратьев
P.S. Помощь Вашему благородному делу оказали…»
«Церковь тоже не отстает от других», – отметил он, заканчивая послание и отправляя его по электронному адресу, указанному в письме. Снова посмотрел на дар, можно сказать, божий, потом встал и закурил.
Курил он у окна, за которым резвился мороз, напоминая сибирякам, что живут они в Сибири. Однако, несмотря на туман, солнце проглядывало достаточно ярко и чувствовалось приближение весны. Шел уже шестой час, а было еще светло. Покурив, он начал собираться к своему хорошему знакомому.
Морозный воздух приятно освежал лицо, уверенно нарастая, возвращалась энергия тела. Сергей Анатольевич любил ходить пешком, и хотя ему было 55 лет, мог с утра пройти за час девять километров. Ходьба для него была не просто зарядкой, а еще и занятием, при котором возникали разные мысли. И чем быстрее двигались ноги, тем интереснее появлялись думки.
Вот и нужная улица. Зайдя в ближайший магазин, он спросил продавца:
– Как дела? Выручка после праздников упала?
Продавщица внимательно посмотрела на него и ответила:
– Уже народ снова потянулся, как никак 16 января.
– У меня внучка мечтает быть продавцом, считает, что у вас всего столько много. особенно конфет, – сказал Кондратьев.
– Нет, не надо быть продавцом. Я тоже раньше хотела, а теперь просто работаю, – серьезно начала девушка за прилавком.
–Я ей объясняю, что лучше уж директором, так как все в магазине его, но пока не понимает, – ответил Кондратьев. Он любил поговорить с людьми везде. Так, за разговорами он купил бутылку водки «Главспирта», баночку красной икры, батон колбасы, хлеб, сыр, сок, мандарины и шоколадку, которую подарил продавцу. Как всегда услышал недоуменное:
– Это мне?
– Да, вам. Спасибо за беседу! – ответил и сразу вышел. Ему нравилось делать такие подарки, оставляя недоуменных людей; он серьезно считал, что они, его маленькие штучки, могут вызвать радость, которую те подарят в свою очередь другим, – и люди хотя бы не надолго будут счастливее и добрее.
Валеру он встретил во дворе панельного девятиэтажного дома. Он прогуливался с сигаретой и собачкой, голова которой торчала из полы старого, советского пошива пальто. На голове однокашника куполом торчала вязаная шапочка, а ноги были спрятаны в потертые серые ботинки.
– Привет! – радостно воскликнул Валера, протянув руку. – А то я подумал, что забыл мой дом.
Поздоровавшись, они зашли в подъезд, стены которого отражали собой творчество известных и не очень художников. Скрипя и грохоча, приехал лифт, и через минуту они уже были в квартире. Раздевшись, прошли на кухню и стали подготавливать трапезу. Буквально через пару минут позвонили, и на пороге загрохотал сильный, даже слишком, голос мужика, которого Кондратьев раньше не видел.
– Меня зовут Андижал, – прокричал мужик и протянул Сергею Анатольевичу огромную пятерню, в которой рука директора утонула легко и полностью.
– Турок проклятый, мой друг, – представил Валера незнакомца. – Точно турок, родился на станции возле города. Был директором рынка, когда освободился. А сейчас бомж. Пристроился к одной бабе, а та его кормит и поит, идиота, поэтому гуляет и не работает.
Характеристика немного впечатлила Кондратьева:
– На этом парне можно вспахать не один гектар земли.
Андижал гремел, вытаскиваемыми бутылками горилки. «Еще литр», – констатировал про себя Сергей.
– Валера, что огород городить, наливай, – и не дожидаясь неторопливого хозяина, уже наполнял большие стаканы гость.
Речь Андижала сообщала присутствующим, что в мире нет ничего дороже, чем взаимоотношения между людьми, а вдвойне между такими, как они. Никто не протестовал, кроме вновь вошедшего научного сотрудника Трепачева из политехнического университета:
– Вы что, меня не ждете?
Кондратьев не ожидал, что здесь будут другие, поэтому отметил, что быстро уйти не получится, хотя еще не сомневался, что сможет это сделать. На столе тем временем появилась четвертая бутылка. Застолье под громогласные тосты турка разгоралось не на шутку. Всем было весело, речи сменились понятным «Будем!». И все были готовы, и пили, уплетая Валеркину картошку с колбасой и икрой.
Андижал рассказывал очередной анекдот про зверей. Собрались как-то звери мост построить через реку. Решили положительно. Надо в Москву, в Министерство финансов кого-то посылать. Послали самого сильного – льва. Прошел месяц – возвращается мрачный, без денег. «Больше я в Москву ни ногой», – говорит. Кого следующего послать? Решили – медведя. Возвращается тоже ни с чем, злой, как собака. Осел говорит: «Давайте я съезжу». Послали. Проходит день. Первый миллиард приходит. Через неделю другой, и так каждую неделю. Уже и мост построили, машин накупили, дачи настроили, а деньги все идут и идут. Приезжает осел, встречают героя по-царски. Спрашивают: «А как тебе удалось?» – «А все просто, – отвечает. – Захожу к главному, смотрю – свой, родной… Спрашивает: – А мост вдоль или поперек будем строить. Я сказал, что вдоль».
Анекдот всем понравился, поэтому выпили за своих. Поговорили о Москве, плавно перешли на Буша. Вспомнили Ирак, Афганистан, Сербию бедную, выпили за армию нашу. Здесь сын Валеры пришел, служил в Чечне, а потому выпили за не вернувшихся пацанов. Сергей Анатольевич вспомнил стихи Кульчицкого о войне:
Я думал – лейтенант,
Звучит - налейте нам
И зная топографию,
Он топает по гравию.
Война ж не фейерверк,
а просто трудная работа,
Работа до крови, до пота…..
Помолчали, подняли стаканы, за наших отцов и детей. У Кондратьева сын тоже был на второй чеченской, после московского вуза. Закончив служить в Чечне и вернувшись невредимым, он полтора года не читал ничего, а потом ушел в религию старообрядческую, может, чтобы отдохнуть душой…
Кондратьев до сих пор не был уверен, правильно ли он тогда поступил, что не стал отмазывать, как делал это для детей сотрудников фирмы, которые его просили.
Заглянул на огонек Паша Волков. Тема Чечни опять всплыла, так как у Паши погиб сын на той проклятой непонятной войне. Он потом четыре года ездил и искал тело, пока не бросил горстку земли где-то в Ростове на общей могиле убиенных пацанов.
Выпили опять за тех, кого нет. Каждый думал о своем, немного помолчали. Потом Валера вспоминал, как Андижал пригласил его на рынок забрать колбасу для собаки. Принеся ее, домой, обнаружил, что для собаки это слишком шикарно, протер растительным маслом, а потом накормил и турка, пришедшего в гости. Все хохотали, а Андижал всех больше:
– Вот, черт, молчал столько времени, мог же отравить.
– Ничего, такому кабану не будет, – заявил Валера.
Гулянка набирала обороты, и Кондратьеву уже не хотелось уходить – здесь витал дух вседозволенности и откровенности, обстановка напоминала чем-то баню, где все голые и равны, только сейчас вместо тела омывались души, от наносного ненужного. Неожиданно позвонила жена и начала просить, чтобы он пришел домой. Если бы она ругалась или кричала, то не пошел бы ни в жизнь, а здесь не смог отказать и начал собираться. Валера вышел его проводить, по пути они зашли в магазин. Валера начал рыться по карманам, наскребя рублей двадцать. Кондратьев молча протянул 100 рублей, на что тут же была куплена бутылочка водки. На улице друзья попрощались.
Голова немного шумела, но было спокойно и хорошо. Холодный ветер бодрил, и Сергей Анатольевич решил прогуляться до дома пешком. Город был укрыт темным небом со слабо светящимися где-то далеко звездами, по обеим сторонам тротуара рядами выстроились сугробы, а улицы освещали редкие фонари. Кондратьев захотел закурить, но обнаружил, что забыл сигареты и сотовый у Атанова. Решил зайти в магазин. Возле торговой точки стоял темно-синий УАЗ. Он зашел в магазин, подал тысячерублевую купюру и попросил пачку «Кента». Как только он вышел на улицу, его окликнули.
– Добрый вечер! Куда путь держите? – к нему медленно подходили двое милиционеров.
– Домой, – ответил Кондратьев и хотел продолжить свой путь, но молодые плюгавые парни в милицейской форме преградили ему дорогу.
– Документы, пожалуйста, – развязно потребовал низенький.
– Какие документы, ребята? Что я их ношу с собой? – попытался отбиться Сергей Анатольевич.
– Вы, пьяны! Проедемте с нами! – потребовал низенький.
– Никуда я не поеду, – начал, было, Кондратьев. Но высокий спросил:
– Вы сопротивление милиции хотите оказать?
И подошел ближе, взяв Кондратьева за локоть правой руки. Из машины в это время выскочил третий, такой же худой, как и эти двое.
– Ребята, давайте по-хорошему. Я еду домой, никому не мешаю, – пытался решить проблему полюбовно Сергей Анатольевич, но милиционеров его уговоры только распалили.
– Давай в машину его! – и второй, самый высокий и худой, как глист, схватил Кондратьева за левую руку. Выпивший генеральный директор решил не протестовать и поехать. «С начальством легче разговаривать», – подумал он. Он ехал в фургоне и не мог понять куда его везут, так как его район остался далеко:
– Куда мы едем?
Но услышал в ответ:
– На кудыкину гору. Приедешь – видишь.
УАЗ остановился возле одноэтажного кирпичного здания, возле которого стояло еще две машины. Войдя в здание, высокий служака поздоровался с коллегами:
– Привет, мужики! Мы вам клиента привезли, принимайте.
Кондратьев оглядел помещение. За длинной стойкой сидели два милиционера, а рядом стоял человек в грязном белом халате. На высокой стойке висел то ли телевизор, то ли монитор, на котором было видна какая то камера и коридор. Рядом пьяный полуголый мужик пытался развязать ботинки, но это ему не удавалось, и он смачно матерился. Воздух в помещении был пропитан удушливым неприятным запахом. Сергей Анатольевич сразу догадался, что это был вытрезвитель.
– Кто у вас здесь начальник? – спросил как можно спокойнее Кондратьев.
Старший лейтенант, что-то писавший за столом, поднял голову:
– Все так начинают. Вон твой начальник, – и он кивнул на врача.
– А если серьезно? – клиент начинал злиться.
– Сейчас проверим степень опьянения, полежите, отдохнете, а утречком, если жена привезет деньги, то домой уедете, – неприятно улыбаясь, произнес доктор. Кондратьев растерялся и предложил:
– Давайте я сразу заплачу и поеду.
– Нет, так не пойдет. А денежки вы и так заплатите. Давайте раздевайтесь! – грубо приказал прапорщик, вышедший из за стойки.
– Зачем? – удивился Сергей Анатольевич. Он еще до конца не мог понять, где он находится. – Дайте позвонить, - он догадался наконец, что надо позвонить знакомому из милиции - Петровичу. Но не тут то было, прапорщик съязвил:
– А может, тебе еще опохмелиться дать?
– Дайте хотя бы домой позвонить, – упавшим голосом попросил Кондратьев, но и на это получил отказ.
Генеральный директор был, конечно же, не трезв и понимал это. С другой стороны, спокойно мог дойти до дома. Он не знал, что делать и ругал себя, что поехал сюда с дэпээсниками. Выхода не оставалось, сотового телефона не было.
– А в чем заключается проверка на степень опьянения?
– Пройдешь по половице с закрытыми глазами и вытянутыми руками и домой поедешь.
Кондратьев начал медленно раздеваться. Его слегка трясло, но не из-за холода, а больше от ощущения какой-то безысходности. Когда он разделся, то его попросили вынуть из карманов все вещи и деньги. Потом он пошел по половице и прошел неровно, потому что и в трезвом виде он не мог пройти прямо из-за нарушенного вестибулярного аппарата. Потом его допрашивали, где выпил, сколько и чего, после чего препроводили в камеру.
В камере, куда его сопроводили, стояло девять кроватей по три кровати в ряд. Ему указали свободную в дальнем правом углу. Он сел на кровать, такую же как в армии, железную с пружинами. Вокруг были слышны то храпы смачные, то свисты , то сопение.
Напротив, в среднем ряду, лежал огромный татарин. Он один не спал.
– Ложись, – сказал он – Теперь до утра не придут. Если в туалет захочешь, то стучи в дверь.
– А ты как сюда попал? – задал глупый вопрос Сергей Анатольевич. Ему хотелось с кем-то поговорить, чтобы снять навалившую усталость.
– Выпал из гаража и попал, – коротко ответил сосед. – В пятницу отмечаем, а они знают наши гаражи, вот и караулят. Ты, что, первый раз?
– Да.
– Во второй будет легче, – успокоил татарин. – Я когда в первый раз попал после рождения сына, то некому было деньги принести, и меня продержали до обеда следующего дня. А жене стало плохо в больнице, и она умерла. Так я хотел взорвать эту богадельню. А сейчас… привык.
– Плохо, – сказал Кондратьев.
– Ты о чем? – после некоторого молчания заговорил сосед. – О порядках или о жене? Порядки не мы с тобой устраиваем, а жену, – он снова помолчал и добавил: – уже не вернешь.
Кондратьев молчал. Умом он был не согласен насчет порядков, но вступать в дискуссию было неудобно из-за второй причины, да и голова начала шуметь то ли от выпитого, то ли зловонного воздуха в камере – и он лег на суконное покрывало, закрыв глаза.
Он спал неспокойно, просыпаясь то от непрерывного храпа со свистом мужика в дальнем углу, то от холода, то от стука дверей, когда появился кто-то новенький.
Утром выходили по одному, одевались и, оказавшись без денег, звонили кто домой, кто друзьям или собутыльникам, а Кондратьев позвонил Валере Атанову – и тот вскоре привез 300 рублей, заняв их у соседей.
Когда они вместе вышли на улицу, их встретила метель. Неприветливо завывая, она швыряла в лицо хлопья снега, было зябко и Кондратьева немного трясло. Валера шел рядом и материл ментов, себя и всех в округе. Они поехали на работу в автобусе. Сергей позвонил домой жене, которая начала ругаться по поводу его отсутствия дома. Он слушал и не слышал супругу, а потом медленно положил трубку, прервав ее суровые слова в свой адрес. Открыл сейф, достал две тысячи рублей, протянул их Атанову и попросил сходить в лавку. В этот день генеральный директор не работал. Он закрылся с Валерой в кабинете, отключил телефон, попросил секретаря никого не пускать, и до вечера никто из сотрудников не видел своего генерального.
Поздно вечером он появился дома. Не говоря ни слова, залез в ванну, долго лежал в ней, потом мылся, а, выйдя, сразу улегся в постель на диван, один. Как в тумане он слышал крики жены, которые перетекли плавно в слезы, но ничто его не трогало и не волновало, а мысли были далеко…
Кондратьев всегда считал, что ничего так просто не случается, он пытался во всем видеть тайный смысл или причину своего поведения или действий. Неужели из-за его дурацкого письма иеромонаху Алексию? Неужели его унижение ниспослано Господом за его гордыню? Но руки Господни не могли же передать его в грязные лапы служителей вытрезвителя? Может, унижение уготовано ему по другой причине? Перебирая в уме прошедшие дни, он не мог остановиться на той, которая бы его успокоила. Так и уснул тихо и кротко, а часы мерно отстукивали ход его жизни, приближая к следующему утру, которое принесет неизвестные впечатления…
А назавтра с утра он прочел ответ иеромонаха Алексия, присланный по электронной почте
«Уважаемый господин Кондратьев!
Наш монастырь изготавливает иконы и распространяет их. За все это время мы столкнулись с большим количеством мистических случаев, которые только ещё раз убедили нас в том, что Богородица и Спаситель Сами знают, кому в какое время лучше прийти. Текст Вашего письма свидетельствует о том, что у Вас все же не материалистическое мировоззрение.
Поздравляем Вас с грядущим Крещением! Желаем найти Истину, которая даже по самым примитивным институтским учебникам философии только одна. А для человека православного это - Христос, который так и сказал: «Я Путь и Истина и жизнь. Спаси и помоги Вам Господи!»