Супружница Бетти, скучающий сатирик, и очень весёлые похороны.
Бетти своим удручающим видом задевала Пита. Свои нынешние неуспехи на работе он связывал,
именно с ней, с её тоскливо-удручающим видом. Опущенные уголки губ Бетти были готовы в любой момент опуститься ещё ниже, чтобы разразиться безудержным плачем, вызывающим в голове Пита страшные, суицидальные мысли. Постоянное ожидание неприятностей, сделало Пита настоящим неврастеником. Чаще желаемого он забегал в ванную комнату, пытаясь за мыльной, пенистой жидкостью спрятаться от жены, её убийственного взгляда, наполненного депрессивной, слезливой мутью. Атмосфера в доме была мерзкой и невыносимой.
Тёплая ватная расслабленность тела, создаваемая горячей водой в ванной комнате моментально пропадала от не исправности в системе водоснабжения дома.
Капельное, монотонное звучание воды в чугунном умывальнике вызывало у Пита приступы мигрени. Выскакивая из ванной комнаты совершенно голым, Пит, со следами пены отправлялся за таблетками пенталгина, которые спокойно лежали на кухонном подоконнике в большой картонной коробке из-под обуви, принадлежавшей его супружнице Бетти. Сразу же, не смывая с себя пены, он бросался на широченный, застеленный ковровой дорожкой диван, засыпая мертвецким сном, примеряя на себя ощущения неизведанной смерти.
Состояние Бетти было просто невыносимым, даже хуже его приступов головной боли, случавшихся с ним обычно в ванной комнате.
Иногда он скрывался от убийственного взгляда жены на балконной площадке, облокотившись на холодные, металлические поручни. Вынимал папиросы (а иногда u сигареты) завалявшиеся в карманах его пиджака, куртки, или единственной в гардеробе полосато-синей пижамы, купленной ему ещё покойной мамой на сорокалетие. Курил он нервно, одну за другой, не замечая их количества, качества, посылая в сторону ближайших соседей противные запахи табачного дыма, выходившие у него из его крупного, мясистого рта мутными, серыми колечками.
Будь у Пита быстрые ноги, они давно бы унесли его грузное тело далеко - далеко, подальше от дома, где давно обосновалась атмосфера убийственной, беспросветной депрессии.
Взгляд Бетти, который Пит тоже называл убийственным, никогда ею не маскировался, как это, обычно, делалось в приличных домах, приличными дамами, прибегавшиe к услугам опытных психологов.
Однажды Бетти удивила Пита, поднеся к его серым, слегка выпуклым, очень близоруким глазам дефицитные, дорогостоящие, купленные у перекупщика билеты на концерт популярного юмориста, собиравшего в столичных городах переполненные залы.
Отложив намеченные дела, Пит и Бетти отправились на концерт, надеясь с помощью профессионального сатирика вернуть себе доброе, непринужденное расположение духа по словам психологов, приносящее жизни сплошное везение.
- Должна же печаль в нашем доме, куда-то, когда-то исчезнуть – размышлял Пит.
– Заканчиваются же когда-то у приличных людей чёрные полосы в их жизне!
Ожидания Пита и Бетти - не оправдались. Длинный, высушенный как вобла сатирик, не попадал своими желчными шутками в ленивую атмосферу зала.
Зрители не желали работать мозгами, они хотели прибывать в расслабленном состоянии. Они требовали, чтоб даровитая столичная знаменитость за их собственные деньги остроты подносила прямо в рот. Остроты давая лёгкие, низкокалорийные, бессолевыe, т.е. в полном соответствии с современной диетой.
Пит и Бетти были солидарны со зрительным залом, хотя причисляли себя к большим интеллектуалам. Им не хотелось слышать закрученных, сложных острот юмориста. Им хотелось одного:
- убрать из своей жизни, куда-нибудь подальше депрессивную атмосферу дома.
Ехидное занудство артиста, требовало от зрителя постоянной работы мозга, это отнимало силы. Они ожидали милого, непринуждённого спектакля, ограниченного лёгкими улыбочками - ну, в крайнем случае – не напрягающими ухмылками.
Для понимания текста, сатирик акцентировал, интонациями голоса - места, где им полагалось смеяться. Его требования были для зрителей утомительно - наглыми. Отсутствующая связь с залом зрительская лень, индифферентность приводили популярного сатирика в полное отчаянье.
Нет, зрительным залом он не владел, со смехом у него ничего не получалось. Все его напрасные старания рассмешить публику напомнили Питу детство, мамин завод, где старый, измазанный жиром и пылью электрический пресс пытался выдавить из отработанного жмыха дополнительные, жалкие капли подсолнечного масла.
Редкий смешок, который раздавался то тут, то там в переполненном зале, подчёркивал всю тупость происходящего. Причину смеха в зале было трудно установить. То ли зрителя смешила нерасторопная жена, забывшая дома носовой платок, то ли сосед спереди обладавши чрезмерными габаритами. Во всяком случае, звуки, раздававшиеся иногда в зале, были странноватo - пугающими.
Публика после спектакля расходилась медленно. Большое скопление народа у выходов, не давали возможность быстро покинуть зал. Пит и Бетти проторчали на одном месте целых пятнадцать минут.
В общей сутолоке выходящих из зала, Пит тайком, осторожно посмотрел на свою супружницу Бетти, но ничего кроме ее печально опущенных губ, кислой мины не заметил. Ему даже показалось,что на её кислом выражении лица, появились две новенькие морщинистые складочки.
Судьба-проказница подбросила для исцеления Бетти совсем другой случай, причем в самом неподходящем месте.
Место это было скорбное, траурное. Чувства, которые испытывают там нормальные, здравомыслящие люди - серьёзные, a мысли - безутешные.
Питу было крайне неловко рассказывать о случившимся с Бетти, он странно бы выглядел перед людьми. Таких ситуаций обычно стыдятся. Неадекватное поведение в общественных местах для интеллигентных людей - нонсенс, потерянное достоинство, тяжелейший стресс.
Телефонный звонок разбудил Пита и Бетти в 5.30 утра, это не предвещало ничего хорошего. Обычно, такие ранние звонки приносят в дом неприятности. Они - предвестники серьёзного и страшного. Ощущение страха заложено инстинктами,но со сна проявляется бурными эмоциями, рождая вопрос:
- А интеллигентный ли я человек, как думал о себе раньше?!
Телефонный звонок, раздавшийся рано утром в квартире Пита и Бетти, действительно принёс печальную весть. Всего каких-то шестьдесят минут назад умер их близкий родственник по линии Бетти. Дядя Иосиф был человеком немолодым, но уход близкого человека воспринимается всегда болезненно.
После первых минут растерянности и непонимания, Пит и Бетти разговаривали воспоминаниями - приравнивая, примеривая, и даже переоценивая прожитую жизнь. Задавая себе волнующий вопрос:
- А не последний ли я человек (по возрасту) из оставшихся в живых?! Ум начинает вспоминать, подсчитывать, сравнивать и прикидывать.
Дядя Иосиф был действительно достойным и очень мудрым человеком, патриархом большого и почтенного рода. Достойные качества покойного усиливали в Пите и Бетти немедленность желания всё бросить, и отправиться исполнять последний долг перед покойным.
Ранний звонок отбросил в сторону в льняном пододеяльнике одеяло, прогнал утренний сон, подключая к работе мощную энергию тела.
Дорога предстояла быть долгой, в другой конец города, и требовала тщательной подготовки, вызвая массу хлопот и возни в доме.
Собираясь, Пит бегал по дому, механически, как робот, что-то подбирая и запихивая в свою огромную спортивно - туристическую сумку, одним глазом поглядывая за Бетти, которая со скорбным лицом готовила ранний завтрак. В его голове кружились разные мысли, но одна из них была особенно кощунственной : :
Выражение лица Бетти - настоящая находка для сегодняшнего траура, не придётся тратить средства и время на подбор аксессуаров, она прикроет своим траурным выражением лица всех нас, особенно тех, которые не знают, как правильно себя вести в подобных ситуациях.
Напоследок, он ещё раз съязвил:
- Если фотографию дяди Иосифа заменить фотографией супружницы Бетти, никто не заметит разницы, она не испортит траурность момента.
Подъезжая к красивому одноэтажному зданию, выложенному черным мрамором по всему периметру, Пит и Бетти отметили гостеприимство хозяев открытымu настежь дверямu. Гостей ждали во всеоружии, и в этом ничего удивительного не было. Похоронный сервис работал в этом городе отлажено, качественно.
Невидимые, глазом, распорядители зала умело управляли процессами: одушевлёнными, неодушевлёнными. Они прослеживали парковку подъезжающих машин, проверяли наличие правильного антуража, который должен был соответствовать традициям, религиозным обрядам усопшего, а также пожеланиям его многочисленной диаспоры.
Пит не сразу почувствовал в себе какую-то странность. Через полчаса пребывания в трауром зале, он отметил, что видит всё происходящее под непривычным, не принятым в таких заведениях углом зрения.
Мысли, которые рождались в его голове, пугали своей неадекватностью. И лицо эту неадекватность выдавало, выпуская из-под серых, сощуренных, близоруких глаз весёлые искорки-звёздочки, напрочь убивавшие траурность, камерность обстановки. Действительность воспринималась Питом искажённо, не так как положено в приличном, консервативном обществе.
Позже, анализируя своё необычное состояние, Пит сделал вывод:
Его мозг поразила какая-то наглая, разухабистая бацилла, возбудившая, до неприличия, радостные эмоции во всем его организме. Ему постоянно хотелось смеяться, ёрничать, колко подшучивать над собравшимися. Желания эти были однозначно мерзкими, подлыми и опасными. Потому что в столь серьёзном месте нормальному, здравомыслящему человеку полагалось предаваться печали и горькому слезотечению, теперешние желание загоняло тело, душу в бездну глупостей и несуразностей.
Ему стало казаться, происходящие в нём странности видят все. Опуская глаза вниз, упираясь ими в мраморный пол, он пытался укрыться от стороннего взгляда. За бесстыжие глаза он боялся больше всего. Сверкающие и весёлые, с наглой смешинкой, они порочили смысл траурной процессии. Понятие о правдивых глазах, внушённое ему классиками, приписывали им отображаемую зеркальность души, это он знал назубок. Страх, что глаза подведут, был обоснованным.
Странным было другое - безудержная, нездоровая радость, заставляла его ум работать, прослеживая,оценивая происходящее в зале.
Стыдясь, он ловил себя на мысли, что с эйфорическим возбуждением замечает, только комические аспекты траурной процедуры.
Вдова, которая двадцать минут назад являлась центром траурного спектакля, постепенно стала уменьшаться в размерах, вытесняясь другими более яркими, комичными персонажами зала. Фоном спектаклю служила хоральная месса в исполнении профессиональных плакальщиц, громкость и сила скорби которых превышала всякие допустимые нормы приличия, уменьшая значимость безутешного горя прямых родственников.
Станиславский крикнул бы им своё бессмертное:
- Не верю!!!
Каждый из присутствующих, подходя к портрету покойного дяди Иосифа, выражал искреннeе соболезнованиe рядом стоящим: вдове, детям, внукам - удивляясь скоропостижности случившегося. Им было очень обидно за покойного, который еще вчера благополучно удалил блокирующую катаракту, но теперь, увы, уже никогда не сможет воспользоваться ястребиными возможностями, а вся основная радость достанется офтальмологам, успевшим на последнем дыхании дяди Иосифа урвать с его страховки приличную сумму.
К Питу, как к философу, заскочила ещё одна «утончённая» мысль, что ястребиное зрение, дарованное ему бизнесменами–офтальмологами, неожиданно помогло дяде лучше рассмотреть окружающий мир, отчего он захотел его, очевидно,покинуть. Несовершенство мира убило не одного философа. Но эти подробности Пит похоронил в себе, не выказывая их остальным присутствующим, включая супружницу Бетти.
Инициативу траурной процедуры (как u в семьях) держали мужики.
Мужики приглашались на трибуну, с которой монотонно, без толики жизни говорили о покойном. Говорили и вспоминали о дяде Иосифе только хорошее по известному принципу – о покойнике либо хорошо, либо ничего. Слова были конечно хорошими, но уж больно длинными и казенными, хотя биография покойного была действительно мощной, достойной пера: прошёл через голодомор, Гулаг и репрессии, при этом сохранил себя человеком - сильным и надёжным.
В речах постоянно повторялись необязательные подробности, но их нельзя было опустить - без них упускалась значимость выступающего. В зале соблюдалась тишина, хотя после каждого оратора Питу страшно хотелось аплодировать, как на партийных собраниях.
Сервис, разработанный акулами похоронного бизнеса, отпускался родственникам в их состоятельные руки строго в надлежащем комплекте, соблюдая последовательность. Делалось всё со скрупулёзной тщательностью, и даже некоторой педантичностью. Гробовая тишина в зале была нарушена только единожды, когда распорядитель объявил время и место поминального ужина. Ужин должен был состояться после погребения, завершая комплексную траурную церемонию, предполагая стать настоящим апофеозом похоронного действа.
Нескончаемый поток автомашин направлялся к месту погребения, долго кружа по гористой, петлеобразной местности. Затем последовали положенные формальные процедуры захоронения: с документами, с телом покойного, с долгими религиозными обрядами, дабы подготовить покойного к достойной встрече со Всевышним, в надлежащей кондиции.
Питу стало казаться, что этой траурной процедуре не будет конца, прощание с покойным будет происходить до тех пор, пока они всей, людской массой, не упадут замертво в свежевырытую могилу.
Приближались вечерние сумерки, растворяя собой последнее тепло уходящего дня. Внезапно поднявшийся ветер стал подбираться к живым телам, стоящие над могилой ёжились от холода и непредвиденно длительной тоски.
Пит даже грешным делом позавидовал дяде Иосифу, лежащему сейчас в дорогом, навороченном гробу. Позавидовал его полному безразличию к происходящему. Но затем вовремя вспомнил о назначенном прощальном ужине, и вся его зависть к покойнику мгновенно улетучилась.
Когда гроб с телом покойного был уже опущен в могилу и засыпан землёй, народ окоченевший, мучимый голодом, холодом, жаждой двинулся к выходу, передавая по цепочке большой портрет покойного в руки его законной вдовы. Из толпы, которая понуро выстраивалась в колонны, вдруг раздался голос главного распорядителя, который сообщил всем присутствующим последнюю, шокирующую новость дня:
- Дорогие, товарищи!!! Только что, по сотовому телефону, мы получили сообщение, что у одного из наших, у уважаемого всеми нами Леона Руслановича, двадцать пять минут назад умер старший брат Марат, и всем нам завтра предстоит опять встретиться. На этом самом кладбище, примерно, в этот же час.
Пит очень боялся взглянуть на Бетти, но когда ему удалось это сделать тайком, украдкой, он был страшно удивлён. В обоих глазах на её разглаженном, без единой морщинки лице, сияли добрые огоньки, похожие на две маленькие звёздочки. А сам взгляд был выразительным и ясным как никогда.
Тут, рядом со свежевскопанной могилой покойного дяди Иосифа, Пит с облегчением и полным удовлетворением подумал, что его супружница Бетти, слава Богу, обрела смысл, и пошла на поправку.
Зейлар.