Жила-была Антонина. Работала она в обыкновенной овощной палатке – той, что стоит на углу Грохольского и Астраханского переулков. Подруги звали ее Тонькой, муж - Тоськой. И только лишь водитель грузовика Илюха, привозящий каждое утро в палатку свежие овощи, обращался к ней строго и официально: Антонина Петровна. За это Антонина и любила молодого, но воспитанного водителя и каждый раз одаривала его то огурцом, то помидором, то страстным поцелуем, после которого на смуглой и худой щеке Илюхи оставались два жирных, дугообразных красных следа. Работу свою Антонина любила, так же как и овощи, которые продавала. Кроме, разве что, редиски. Она была тем самым уродом, без которого, как известно, не обойтись в любой – пусть и овощной - семье! В редиске Антонине не нравилось все: форма, цвет, размер, вкус… Но еще больше ее раздражало название. Редиска… В сочетании звуков этого слова Антонине слышался наглый, хулиганский шлепок. А этого Антонии не любила. Считая себя настоящей, а не какой-то там задокументированной начальницей целой палатки, Антонина не допускала в своем деле даже намека на фамильярность или игривость. Достаточно было взглянуть на Антонину со стороны, чтобы все понять. Когда она передавала покупателю товар, она не то чтобы выглядывала из окошка палатки, она нависала над человеком огромной грозовой тучей. Как только овощи оказывались в его руках, Антонина медленно возвращала свое мощное тело в исходную позицию, слегка потягивалась и вскидывала ярко накрашенные ресницы на следующего покупателя. На лице Антонины в этот момент не было и тени улыбки. Тени были над глазами. Синие, с перламутровым отливом. Каждый покупатель при виде суровой Антонины испытывал что-то вроде священного трепета, вслед за которым приходило осознание важности момента. Важность момента ощущала и сама Антонина. Если покупатель просил взвесить картошку, она, будто невзначай, переспрашивала: «Картофель?» Помидоров для Антонины также не существовало, они моментально превращались в томаты. Репка – в репу – и так далее… Но, если кто-то все-таки решался приобрести редиску, Антонина начинала паниковать… Она переставала понимать, что делать со своим лицом и телом. Нельзя же было продавать редиску с тем же достоинством, что и картофель? А называть эти маленькие красные недоразумения РЕДИСОМ у нее язык не поворачивался. Все было неправильно в этом овоще и, продавая его, Антонина испытывала сильный дискомфорт. За это свое чувство Антонина себя ругала последними словами. А вечерами подолгу стояла перед зеркалом и подбирала нужное «лицо». Лицо не подбиралось. То оно казалось Антонине глупым, то каким-то презрительным. Ей же хотелось, чтобы лицо в момент продажи редиски было равнодушно-отрешенным. Будто ей все равно: редис это, редька или хрен! Но, поскольку актрисой Антонина была никудышной, у нее не получалось сделать то или иное выражение. У нее получалось надуть щеки, сморщить нос или сузить глаза. Выглядело это странно, если не сказать больше – дико. Антонина была женщиной неглупой и, видя свои гримасы со стороны, еще больше расстраивалась. В общем, жизни ей не было из-за этой редиски!
Да и редиске спокойно не жилось в столь нервозных обстоятельствах. Над ней подтрунивали другие овощи: обзывались, выталкивали с родной полки. Хуже всех себя вела свекла. Может, потому, что формой была похожа на редиску. Но размер у свеклы, в отличие от редиски, был что надо. Да и цвет – благородный, насыщенный. «Не то, что у этой выскочки: дешевый, кричащий… Как будто она под забором росла, а не на ровненькой грядке!» Так свекла отзывалась о редиске в разговоре со своей подругой тыквой. А самой редиске часто с жалостью повторяла: «Эх ты, редиска!» «Эх, я!» - повторяла про себя редиска и грустно смотрела в окошко, на покупателей. Душа ее рвалась на свободу, а сердце колотилось в три раза чаще, когда к ней приближались толстые ладони Антонины. Она каждый раз гадала, что именно с ней сделают: сотрут в малиновый порошок или выпустят на волю – в яркую сумку покупателя. Но всю ее никогда не покупали. Брали пучок. Или два. И становилось еще хуже. Что за счастье, когда часть тебя на свободе, а часть – теряет лучшие годы своей овощной жизни в холодной и темной палатке?!
Редиска уже давно собиралась сделать это. И наконец решилась! В пятидесяти метрах от их палатки находилось другая. Она видела ее, когда ехала в грузовике Илюхи. А еще она видела продавщицу этой палатки: молодую и улыбчивую девушку со смешными кудряшками на голове. Редиске казалось, что в этой палатке к ней будут относиться с любовью и нежностью. Именно этого ей так не хватало в жизни!
Антонина пришла в 9 утра. Сняла замок, широко открыла дверь и потянулась, подставив сонное и пухлое лицо солнышку. В этот момент редиска и вылетела из палатки. Испугавшись своей невероятной смелости, она закатилась под лестницу и замерла. Антонина постояла около палатки минуты две и зашла внутрь, с грохотом закрыв за собой дверь. «Свобода!» - пронеслось в каждой из головок редиски!»
Антонина же, войдя в палатку, первым делом начала проверять овощи: ничего ли не испортилось за ночь? Она перебрала сначала то, что лежало на полу: картофель, капусту и морковь, а потом начала заниматься овощами на полке. «Свекла-красавица, - бормотала Антонина, укроп – петрушечка, редька…» Все лежало на своих местах в целости и сохранности. Но тут дошел черед до редиски. Увидев вместо привычной сетки пустое место, Антонина не поверила своим глазам. Тщательно протерев их, он посмотрела еще раз. Редиски не было. «Может, упала!», - подумала Антонина и начала двигать мешки на полу. Редиски нигде не было. Тут бы Антонине радоваться – как-никак пропала причина ее дискомфорта. Но Антонина загрустила. Шестым чувством она поняла, что произошло. Ей вдруг стало жалко редиску. Довела баба ни в чем не повинный овощ до крайней меры. Где она теперь? А редиска в это время приходила в себя на коленях у Маруси. Так звали молодую и кудрявую продавщицу. Маруся вчера хорошо выпила со своим женихом Андрюхой, и у нее сильно кружилась голова. Подойдя утром к палатке и обнаружив у входа сетку с редиской, она подумала сначала, что вчера вечером она выпала из Илюхинова грузовика, когда тот разгружал овощи. Но, войдя в палатку и увидев точно такую же сетку на полке, она подумала, что все это - результат пьянства и, видимо, у нее началась шизофрения – раздвоения личности… редиски. Она села на табуретку, положила редиску на колени, обняла ее с двух сторон руками и замерла в ожидании очередных проявлений тяжелой болезни. А редиска в этот момент была на седьмом небе от счастья. Ее впервые в жизни нежно и заботливо обняли.
Антонина же, не найдя редиски, вернулась на рабочее место. К палатке начали подходить люди. Нужно было открывать окно и начинать торговлю. Нужно, но Антонина не могла. Что-то произошло. Работа будто потеряла свой смысл. Картофель, томаты, свекла - все ее любимые овощи в один момент стали ей безразличны. И все лишь потому, что пропала ненавистная, мелкая, похожая на шлепок, редиска. Так значит, она была нужна Антонине? Значит, она любила остальные овощи только за счет нее – маленькой и неказистенькой редиски? Это новость словно ударила током не склонную к глубоким философским выводам Антонину. Она прекрасно понимала, что без редиски нужно будет проработать всего лишь день. Вечером приедет Илюха и привезет новую партию. Но этот факт ее не утешал. В этих трагических раздумьях Антонина открыла окошко и взглянула на первого покупателя. В ее глазах не было ни привычной суровости, ни осознания важности момента. Все, кто знал Антонину давно, были удивлены, увидев ее равнодушно-отрешенное лицо.