Злые ветры стучались в стены, некогда бывшие неприступными, свистели в проемах и дырах. Редкие путники шарахались от края к краю заметенных снегом дорог, пугаясь разговоров сов.
Говорили, что если идти долго-долго (правда, неизвестно, в какую сторону), то можно добраться до горы, на которой стоит замок из хрусталя, вокруг него летают птицы, а вдоль троп растут левкои и бархатцы. Но никто не пускался в путешествие, боясь замерзнуть среди бескрайних снежных полей.
Дороги к храмам заросли дикими травами ,что сами по себе не ужасны, если знать, как с ними обращаться, но таких людей больше не было, а оставшимся было не до того.
Дни приносили только холод, и говорили, что зима эта никогда не кончится.
Дверь в небольшой, грубо сколоченный, кряхтящий под тумаками ветра дом распахнулась, и вихрь швырнул через порог горсть снежинок. Юноша, одной рукой придерживая рвущийся с плеч плащ, а другой – хворост, вошел в дом. Он подкинул веток в очаг и ободряюще улыбнулся сестре, сидевшей у огня.
- Отец велел мне спросить, не нужно ли еще чего?
Из второй комнатки вышла женщина, сразу улыбнувшаяся двум парам глаз, отличающимся от ее только оттенком цвета.
- Принеси из тайника под развалинами трапезной вяленой рыбы, хорошо?
- Эй, Майкл, - в маленькое окошко, чуть не заслонив его полностью, постучала рука в меховой перчатке. – Скоро ты там?
- Иду, отец, - отозвался Майкл, выбираясь на холод.
Мать и дочь склонились над очагом, помешивая похлебку в котелке, потом девушка взяла свечи, кремень с огнивом и выскользнула за дверь. Она шла среди высоких каменных развалин, где ветер пел: «здесь только камни, и пыль и полынь…» Эти камни, поднимающиеся вверх, к серому небу – все, что осталось от монастыря. Одна маленькая часовенка стояла среди развалин, бросая вызов разрушению и безнадежности. Часовню берегли и латали. На остальное – просто не хватало сил.
Здесь можно было ничего не бояться – дух святости хранил печальное место. С каменных глыб смотрели глаза, виднелись кое-где края одежд, крыльев. Казалось, что вот сейчас они задвигаются, сойдут с каменных холстов, можно будет припасть к спасительным рукам, и с ними вернутся радость и тепло.
Она зажгла в часовне свечи, как и во всякий вечер, перекрестилась и вышла. Постояла, глядя через дверной проем на колеблющиеся частички живого пламени, и вдруг услышала шаги и голос:
- Я искал тебя.
Девушка обернулась и оперлась правым плечом о стену. Не чувствуя почему-то прежней радости ,она смотрела в его глаза, видя в них лишь усталость, нетерпение и желание вырваться из этих развалин, приютивших три семьи, до того ничего не знавших друг о друге.
- Этот свист, ветер, холод – я больше не могу выносить их. Не предлагаю тебе пойти со мной, ты ведь все равно не оставишь своих. Прощай.
Он ушел, тяготясь ее молчанием и безмолвием старых стен, не укорявших его. Она молча смотрела ему вслед, желая ему найти замок на горе.
Что она могла сказать?
Только свечи все что-то шептали, напутствовали, советовали, но разве кто слышал их?
Утром вся их семья, а их дом стоял ближе всех к развалинам монастыря, пробудилась от негромкого стука. Когда они, увязая по колени в снегу, добрались до центра, до места, бывшего когда-то главным собором, то увидели незнакомого человека, который, стоя на коленях в снегу, подгонял молотом глыбы. На их шаги он встал и, не стряхивая с плеч снег, обернулся, улыбаясь извиняющейся улыбкой, понимая, что нарушил их сон.
На мгновение им показалось, что за его спиной на фоне стены мелькнуло что-то, но зимний ветер, недовольно воя, унес призрак перьев цвета лилий.
- Простите, что разбудил. Я пришел помочь.
Гость сделал несколько шагов, протягивая им правую руку, и Майкл схватил за плечи пошатнувшуюся сестру, выдохнув:
- О Боже мой!
На том месте, где минуту назад стоял на коленях их ранний гость, не было снега, и среди светло-зеленой травы поднимался маленький нежно-голубой цветок…
19.03. – 29.03.95