Образы мучеников в византийской гимнографии – удивительны. Они – мученики – оказывается, умоляют Христа своими ранами и язвами – о спасении нас. Что за дикость – скажут иные – этот образ? Что за юридическая такая теория искупления в худшем из ее вариантов? Да и возможно ли христианину так думать, что Бог, не могущий помиловать мир даже за Кровь Сына Божия, преклонится к множеству человеческих кровей мучеников? Но это отнюдь - не рецидив язычества, не упадок религиозной мысли, а глубина богословия… Это написано в богослужебных текстах, авторами которых являются монахи, принадлежавшие к периоду расцвета монашеской жизни.
Оставим пока эти места и взглянем – как по другому называются мученики в гимнографической традиции. Они – друзья Христовы . Это так понятно (и непонятно одновременно – от заезженности этих слов; чтобы преодолеть заезженность, надо разбить метафору, и тогда освобожденный образ засияет вновь). «Вы друзья Мои. Я сказал вам все». Он до конца возлюбил их, открыл им Имя Яхве, которое прославится через Его Крест. Через умовение ног Христом, апостолы вступают на путь Креста. Неслучайно у Иоанна присутствует умовение ног и нет описание Евхаристии – тайна смирения закалаемого Агнца раскрывается в этом образе, месии-Христа, ставшего ниже самого низкого во Израиле – умывающего ноги низшим. Мессия – этот тот, кто приходит с небес и выше всех, чтобы стать ниже всех и единственным проклятым за всех. Первый шаг – умовение ног, второй – смерть между небом и землей, чтобы стать проклятым и отлученным от Бога. Ученики разделят с Ним Его смерть – в свою меру каждый. Со Христом умершим для них умрет мир и никогда не сможет ожить без Христа. У Креста Его апостолы пережили свою собственную смерть. Для них мир был распят, и они – для мира ((Гал. 6:14). Они принимяли участие в жертве Христовой – с ритуального умовения ног, словно перед всесожжением. Архиерей и Жертва, Принимающий и приносимый, стал и последним рабом – Он , Раб Яхве, Единый Отрок, к которому благоволила душа Отца Его (Ис 42,1).
С первых веков мученики считались – и считали себя – участвующими в жертве Христовой. Уже Игнатий Богоносец писал : «...дайте мне стать пищей зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: измелят меня зубы зверей, чтобы я сделался частым хлебом Христовым. В полной жизни выражаю я свое горячее желание смерти. Мои земные страсти распяты, и живая вода, струящаяся во мне, говорят: приди к Отцу. Я не хочу больше жить этой земной жизнью».
У апостола Павла - «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол.1,24).
Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу,
и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня (Галл 2,19-20) – это то же, что первым сделал Христос, христианин повторяет. Апостол Павел лишь озвучивает христианский опыт.
О мученике Феодоре Тироне говорится в тропаре -«огнем бо всесожегся, яко хлеб сладкий Троице принесеся».
Но ведь Троице не нужна человеческая жертва! Вместо Исаака был принесен овен… В Троице есть единая жертва, жертва Сына – Богочеловека. На иконе преп. Андрея Рублева изображена эта жертва – прежде мир не бысть. Эта икона произошла от иконы «Гостериимства Авраама» , но раскрывает глубокую тайну этого рассказа, в котором созерцается нами, вслед за великим Павлом, вся история спасения. Странники, в которых Аврааму явился его Бог, и предначертывают рождение Исаака, и знают о жертве, от которой Исаака избавит жертва Единого от них, и отрешенно сидят за столом, в страшном одиночестве Трех среди людей земли живых. И вот - нет уже рядом Авраама и Сарры, и нет закалаемого тельца – а есть лишь трагическое и полнейшее Божественное вневременье, молчание, решение и согласие Единого от Них на жертву и движение в мир - не такой , как Они - стопами странников Сына и Духа, любящих и любимых и единых с Третьим. И се – это страшное пророческое слово idou - Овен, един держимый рогама в саде Савек (Быт.22,12).
Мученики не принесли Богу какие-то «свои», «особые» жертвы, иначе он были бы псевдомученики, лжесвидетели, приносящие Богу Израилеву чуждый огнь, подобно Дафану и Авирону. Жертва и Жрец, Приносяй и Приносимый – Один. Его Жертва – совершенна, иная жертва будет неполной и мерзкой в очах Божиих. Других жертв принести нельзя, можно лишь участвовать в Жертве Христовой. Стать участником жертвенника (1 Кор. 10,18). Участвовать в Жертве Его – от Крещения и Евхаристии в церковном собрании, через пронизанность жизни ими до разделения Креста Его и его живоносной смерти. Лишь это введет в Воскресение Его, и об этом кенозисе, умалении Креста Христова с таким упорством говорит апостол Павел в послании к Коринфянам, пытаясь достучаться для сердец, упоенных якобы уже блаженством и славой Воскресения.
Раны мучеников, их презренные, жалкие для успешных людей страдания, становятся ранами Христовыми, причащаясь страданий Его. Это уже не их страдания и раны, действительно, жалкие признаки побежденных, не выигравших своего куска счастливой земной животной жизни, не вырвавших несколько живых земных лет более, чем другие, - нет, это уже часть Богочеловеческой скорби, Богочеловеческой доли, Божественного поражения, которое вырывается за пределы мира в сияющей победе Яхве, Бога воинств. Они лишались красоты, здоровья, сил, иссякала по капле их жизнь, мертвел язык, славивший Христа, останавливалось сердце, угасал мозг… Они добровольно ушли в ничто смерти, потому что туда ушел их Друг. И Он, и они сделали это всерьез. И так же всерьез – запредельно, невыносимо реально для животного человеческого зрения, для полутеней здешнего бывания – излилась к ним невиданная, невозможная, немыслимая жизнь. Жизнь – когда они лишились своей скудной человеческой жизни – но такой единственной и такой дорогой. Отсутствие чудес смущало зрителей страданий новомучеников – так же, как смущал коринфян Крест Христов. Когда кончилось уютное время легенд и пришла реальность – люди испугались ее, шарахнулись от новомучеников, от Креста в его неприглядности и смертном страхе, пытаясь его «испразднить», лишить значения.
Мученики. Их посмертие не похоже на существование идолонов в Гадесе Гомере – они целы, не забрызганы кровью, их тела не уродуют раны. Печати страшных страстей прекрасны на их телах, как язвы гвоздиные на теле их Друга. Они живы, они целы, они в Нем и с Ним и к Нему – они живут полной и светлой человеческой жизнью – Его жизнью. По язвам гвоздиным узнают Христа при встречах, по ранам – мучеников. Это – уже Его раны, Его язвы. Они стали Жертвой вместе с Единородным. Его Евхаристия исполнилась в них. Их останки целуют и хранят…
Они были отторгнуты вместе с Рабом Яхве от земли живых – и поэтому вместе с Ним получили ее. Они едины со Христом, неотделимы от Него – они становятся ходатаями, потому что они в Нем – в Ходатае к Отцу Его, и в них дыхание Параклита иного.
Они с Другом своим, в Земле Живых.