Что за колечко на пальце твоем, ну-ка, дай посмотреть. Что за тайны хранит, от чего бережет, кто тебя им украсил? Знаешь ли ты, бесконечность на бренное тело замкнув, кто его выковал, человек ли? Кто носил его, для чего, и сколько столетий ему. Изрешечено сталью времен, исписано судьбами, не сияет, молчит, вспыхнет разве искра, чтобы тут же погаснуть.
Может быть предки твои на смертном одре молодым отдавали, чтобы знали, как кругл этот мир, чтобы хлебом делились. Потому что вернутся все мысли, дела и события. В бесконечные циклы, прессуясь в кольцо превращаясь.
Ночью большуха снимала с пальца его, пропускала молозиво сквозь, чтоб скотинку от ведьм зачурать. И бросала девица в стакан, заклинанье на воду твердя, чтоб увидеть на миг, с кем придется свой век коротать. И девчушки игралися с ним, шкатулочкой руки сложив. Постигая извечную женскую тайну. Как впустить к себе, как колечко внутри ощутив, ты останешься с тем, на крыльце, и к подружкам не будет возврата.
А может, было не так и скакало оно по звериным тропам, а за ним неотступно царевич спешил, из сил выбиваясь. Ноги сбиты уж вкровь, но представит лишь, что Кощей с его девочкой вздумает сделать и “быстрее!” – колечку кричит.
Василисушка в каменном мраке слезинки глотает. В угол зала забилась, дрожь голых коленей руками пытаясь унять. Премудрые речи с Кощеем ведет, момент уводя. Только много таких в этих стенах речей растворилось. Крик не к небу летел, а был выпит Кощеем до дна и сильней становился Кощей и быстрее колечко катилось. Новую жертву во мрак подземелья ведя.
Что написано там, изнутри, не “пройдет и это”, случайно? Значит, прежний хозяин сумел подчинить себе духов? И описан был в сказках, как Сулейман ибн Давид, Соломон из колена Давидова, мудр и печален.
Дай, я к нему прикоснусь, как воронка тянет оно. Я останусь в нем теплой искоркой, мягким звоном. Буду слушать я ночью дыханье твое, ярко вспыхивать, если око чужое заглянет.