Мне – 7 лет. Я сижу на небольшом теплом валуне, нагретом солнце. Босые ноги утопают в траве, успевшей уже немного пожухнуть от палящего июньского солнца. Я жую травинку и смотрю на реку Через Дубну, борясь с течением, переплавляется паром. На нем несколько человек. Один из них о чем-то оживленно переговаривается с паромщиком. Вскидывает руки. О чем говорит – не расслышать. Порывистый ветер рассеивает звуки.
Я жду Юрку.
С утра бродили по перелеску, испытывали новую рогатку на птицах.
Рогатка вышла убойная. Юркин отец, дядя Лёша, выстругал вчера. Сам первым перед нами и выстрелил: заложил голыш в мешочек, сделанный из старого ремня. Натянул резинку до плеча и резко отпустил. Камень серой пулей пролетел над забором, звонко впившись в соседский на другой стороне дороги.
- Годится, - одобрительно кивнул дядя Леша, передавая Юрке рогатку.
Мы стреляли в лесу по скворцам и малиновкам. Однако, птицы всегда оказывались проворнее, и успевали вспорхнуть быстрее, чем нам удавалось достаточно близко к ним подобраться. Настрелявшись, вышли на берег Дубны.
- Подождешь меня? – спросил Юрка, передавая рогатку. – Посцать схожу.
Он передал рогатку, еще теплую от его ладони, и удалился в кусты.
Я жду, сидя на валуне и щурясь от солнца.
Юрка выходит из куста, склонив голову и прижимая что-то к груди.
- Надо же, - прерывающимся голосом бормочет Юрка. – Попали таки…
Он раскрывает ладони, в которых уютно лежит мертвая малиновка. Ее голова вывернута под неестественным углом. Глаз подернут белой пленкой.
- Так это же здорово! – трясу Юрку за плечо.
- Не знаю, - неуверенно говорит он. – По-моему нет.
- Это ж надо как повезло! – с воодушевлением продолжаю я. – С такой дали, там наверное метров пятнадцать было, и в голову. Пошли, дяде Лёше покажем.
- Нет, - резко и зло, прикрывая птицу. – Похороним ее. Отцу – ни слова.
- Почему? - удивился я.
Юрка не ответил и пошагал с мертвой малиновкой обратно в лес.
Я опять сел на валун. Паром уже шел обратно. На этот раз народу было больше. Один играл на гармони, двое нескладно подпевали, хлопая себя по ляжкам. Ветер доносит слова. Узнаю мотив. «Песня о Волге». Из фильма. Год назад смотрели с папкой в клубе. Но эти - перевирают ужасно…
Юрка возвращается угрюмый. Вытирает землю с рук о рубашку.
- Что, похоронил чтоль? – спрашиваю.
Юрка кивает.
- И крест небось из палок воткнул? – не унимаюсь я.
- Да иди ты… - отмахивается со злобой в голосе. – Летала себе летала, а тут мы…
- Ладно, - примиряющее сказал я, легонько толкнув Юрку в плечо. – Дяде Леше ничего не скажу. Пошли!
Мы вернулись в Клушино. Мой дом был через дом от Юркиного. Возле калитки стоял дядя Леша и о чем-то возбужденно рассказывал моим папке с мамкой. Мой батя чесал в затылке, сбив набекрень кепку. Мамка теребила узел на платке, невидящими глазами уставившись на дорогу.
- Вот вы где! – обернулся дядя Леша. – Юра, живо домой!
- Федька! – вышла из оцепенения мать. – Ты тоже иди в дом.
- А что такое-то? – спросил я.
- Иди-иди, живо!
Юрка пожал плечами и отправился домой. Я зашел за калитку, но проходить в дом не стал, а пригнулся под кустом крыжовника возле забора, чтобы послушать, о чем говорят.
- Я тебе точно говорю, - вполголоса продолжал дядя Леша. – Сам по радио слышал. Как есть немцы напали, сегодня границу перешли. Говорят к Москве идут. Это ж прямиком через нас. У них там танки, авиация…
- Ох, - вздыхала мать. – Делать? Делать то что ж?!
- Надо решать! – отвечал дядя Леша. – Сегодня в клубе все собираются. Приходите.
- Придем, Леш, - нарушил молчание папка.
Приобняв мать за плечи, он прошел мимо меня по тропинке к дому.