Озёрные города
Конан стоял у беснующегося холодного моря, которое обрушивало свои серые волны на такой же безлюдный седой берег. Это был высокий, превосходно сложенный юноша лет шестнадцати, с могучей гибкой фигурой, способный поспорить силой с диким быком и быстротою движений – с пантерой.
Его глаза светились ясным умом, /отражали ясный ум/ Он мог поспорить силой с диким зверем, а ловкостью – с павианом. Среди заброшенного в суровом краю племени кимвров не было других … . С дества он ловил рыбу, ставил ловушки на диких зверей, заготавливал впрок яйца и тушки перелётных птиц, срывая в кровь руки и рискуя сорваться в пропасть с острых скал. Когда ему было 15, он впервые учавствовал в охоте. Он легко попадал в цель в тридцати шагов, а камнем мог сбить птицу, прикорнувшую отдохнуть над обывом. В ледяной воде залива можно было замёрзнуть, но Конан со своими друзьями по играм рисковал в нём плавать даже промозглой осенью. Он был подлинным сыном своего времени/племени. Его руки были крепкими и жилистыми, грудь – выпуклой и могучей, как кузнечные меха, на спине буграми вздымались мускулы. В свои шестнадцать он выглядел, как многие наши современники не выглядядт и в двадцать пять. Некотороые девушки из деревни уже начинали заглядываться на него, но сердце юного варвара ещё пока не принадлежало никому. Конан был одет, как и любой юноша его племени – потёртые кожаные штаны из грубо обратботанной кожи, насквозь просаленная и пропитавшаяся солью просторная рубаха и отличные, слегка поношенные сапоги. Умение тачать сапоги отличало кимвров от всех окружающих их племён. Старики говорили, что они вынесли это умение со своей древней прародины, которая лежала где-то далеко-далеко на юго-востоке, у берегов гостеприимного тёплого моря. Старый Ворон говорил, что в древние времена в шести днях пути от стойбища древнего племени над заснеженными полями нависал огромный синий ледник, от которого веяло смертью и холодом. А потом однажды что-то случилось, ледник растаял и ушёл, и просторные поля очитились от снега. Тогда и двинулся в путь народ Конана, желая узнать, что лежит на волшебных равнинах, освобождённых ледником. Их долгие странствия завели их сюда,
Он отправился сюда, к берегу Отны из деревни, чтобы проследить за кораблями, которые могли проскользнуть в узенькую бухту со стороны моря. Бухта Оттола была очень коварной, и не один корабль уже пропороли … клыки Манананна, поднимающиеся у самого входа в залив со дна бухты. Месяц назад Патна из Оттола прилюдно унизил Хродгара из дальнего Севера перед Старейшинами, а бешеный бык Коннахта не из тех, кто может простить нанесённое оскорбление… и теперь, несомненно, явится, чтобы омыть свои клинки в крови гордых кимвров/смыть оскорбление кровью своих обидчиков. Конан был почти уверен, что Хродгар явится сегодня. Он вёл специальных подсчётов, хотя и мог приблизительно прикинуть, сколько времени понадобиться Хродгару, чтобы преодолеть пролив Аска. Он не делал скидки на силу ветра или разразившуюся бурю. Он просто чувствовал, что если Хродгар приплывёт, то это случится сегодня. Его … чутьё варвара никогда его подводило. А ведь ещё недавно Хродгар был одним из лучших гостей деревни. Но теперь, когда золотоволосая Эльтанна отказала ему, он явится сюда с мечом и огнём, чтобы обратить деревушку в пылающие уголья, и взять заносчивую кимврийку силой. И Конан сторожил его у самого края Серой бухты. Все остальные полагали, что он явится не ранее, чем послезавтра; но юному кимвру что-то подсказывало, что если это случится, то случится сегодня. И он ждал, чтобы предупредить мать и сестрёнку. Братья отправились на охоту, а отец пропадал где-то на просторах далёких западных земель.
Свинцовые облака куда-то неслись по угрюмому серому небу. С самого раннего утра ждал он, и седые волны разбивались о камни у его ног.
Неожиданно чей-то звонкий мелодичный голосок позвал его. Юноша обернулся. У могучего, разлапистого дуба, прислонясь, стояла стройная девическая/девичья фигурка. Её волосы были словно золото, что льётся из раскалённого горна/подобны лесному пожару; а кожа была белой, как снег, выпавший поутру. Алые маки цвели на её щеках, и глаза сверкали, словно глубокие озёра. Про себя Конан решил, что не встречал виденья прекраснее.
Она была одета в какое-то странное одеяние, тёмное, как сама ночь, и в то же время сияющее и переливающееся, точно хвост у сороки. Конану подумалось, что в нём она похожа на маленькую/крохотную беззащитную птичку.
— Что ты делаешь тут? — окликнул он её. — Здесь небезопасно. В любое мгновенье могут подойти юты, и берег превратится в безудержное море крови.
Девушка тряхнула локонами, словно сработанными в волшебных кузницах эльфийскими кузнецам/мастерами, и искорки света сверкнули в её глазах цвета неба.
— Юты не придут, — уверенно сказала она, и тень печали промелькнула в её искристых глазах. — Свирепый шторм задержал их у залива Уннахт. Вождь Хродгар разбил себе голову о прибрежный камень и страдает теперь от тяжелой болезни.
— Откуда это знаешь? — огонь изумления вспыхнул в серо-стальных/светло-серых глазах киммерийца.
— Мой народ знает многое, — печально покачала головою она. — Мы слышим, что кричат чайки, и что за вести они несут над волнами. Юты не приплывут, Конан, а я – я знаю тебя.
— Меня? — как громом поражённый, застыл киммериец.
— Да, Конан, сын Морна, сын прекрасной Люмайлы. Я слежу за тобой, когда ты ныряешь в озёра – ведь когда мне, несчастной Гуаннаред Аннон, ещё это делать? Я слежу за тобой, когда ты поднимаешься на холмы, ибо ты ходишь над нашими головами. Я слежу за тобой, когда ты выслеживаешь дичь в негостеприимных равнинах Ютланда. Но спроси меня, почему я делаю это, о Конан!
— Почему, — словно эхом, пролетевшим над седыми холмами, повторил Конан.
— Ты прекрасен, как речной бог, и могуч, словно боги ушедших времён. Ты благороден, словно олень и свиреп, будто барс из горных долин. И я люблю тебя, Конан из Ютланда. Люблю тебя с самого первого дня, как увидала в прохладных волнах Кахола. Иди же ко мне.
Глубокий вздох вырвался из груди киммерийца. Почти не соображая/понимая, что он делает, он шагнул вперёд, пытаясь заключить чудесную/манящую фигурку свои объятья. Но подобно трепещущему язычку пламени, видение легко уклонилось от его рук.
— Но не только поэтому я слежу за тобой, сын прекрасной Люмайлы, — со вздохом поведала ему дивная странница, и белеющее в сумерках лицо отразило оттенок затаенной скорби. — Чёрная тень пролетела над холмами Коннахта. Бесплотные тени прокричали в тьме ночи. Невиданное свершилось. Древнее зло явилось в наш мир. И ты единственный, кто может помочь нам.
Невольная дрожь охватила Конана.
— О чём ты говоришь? — удивлённо вопросил он. — Чёрный заяц Луанна вновь скачет над холмами, или подводные кони, забавляясь, увлекают с собой путников?
Девушка лишь грустно покачала головой.
— Зло, что ныне явилось в наш мир, несоизмеримо древнее и страшнее. Ужасы ночи покажутся детскими страшилками по сравнению с ней. Мы выбрали тебя, Конан из Ютланда, потому что звёзды нам указали на тебя, а Лиа Фаил вскрикнул, когда ты проходил над холмами Эннахта. Если ты отправишься с нами, возможно, нам удастся победить Старое Зло.
— Но что это за старое зло, о котором ты говоришь? — невольно поинтересовался юный киммериец.
— Зло, более древнее, чем земля, на которой мы стоим. Столетиями странствовавшее в пустоте, пятьсот лет назад опустилось оно на нашу многострадальную землю – но лишь сейчас подняло страшную седую голову. Странные создания вышли из своих могил, и вскрикнули тролли в подземных убежищах.
— Старая Луна разбилась, — произнесла она нараспев. — Старая Луна разбилась, и зло пришло в мир. Зло, которому нет места в сердцах людей.
Киммериец невольно бросил взгляд на преспокойно висящую в небесах Луну. На его личный взгляд, она была в полном порядке.
— Гм, — недоверчиво пробурчал он. — На мой взгляд, ничего не изменилось. Клянусь Мананнаном, всё в полном порядке.
— Не клянись теми богами, с которыми скоро сможешь встретится, — весело рассмеялась таинственная незнакомка. Следуй за мной, Конан из Ютланда! Следуй за мной, если хочешь оказаться в царстве Сказки и Сна.
Конан с сомнением бросил взгляд на удивительную незнакомку.
— А как же моя мать? — как заворожённый, вопросил Конан.
— У неё есть ещё Морн, — рассмеялась она. — И Коннал, и Конанн, и Бран. Ворон, что пролетит над вересковыми полями, сообщит ей, что ты не придёшь. Идём, Конан!
И он сделал первый шаг.