Меня зовут Торстен Ламм Восьмой. Я богатый человек. Глава большой компании. У меня большая семья. Трое детей. Все уже окольцованы и живут своей собственной жизнью.
Сегодня, семейный ужин. Такой, какого уже давно не было. Всё мило и красиво.
Всё было бы замечательно, если бы не повод для сегодняшней встречи. В моей светлой голове зреет опухоль. Она уже размером с кулак, как говорят врачи, если им можно верить. А верить я им уже не могу, поскольку по их прогнозам я должен быть мёртв уже полгода. Вырезать опухоль нельзя. Моя опухоль – это уже часть моего мозга. Хотя, если подумать, возможно, что всю жизнь она и была частью моего мозга. А возможно, эта опухоль и была основной частью моего мозга.
Опухоль давит на мозг. Это вызывает сильные боли. Я постоянно глотаю обезболивающие. Терпеть Такую боль просто невозможно. По две красных и по одной синей таблетке каждый час. Поэтому последние месяцы я почти не сплю. Эти сильные обезболивающие таблетки выпускают только в твёрдой оболочке. Поэтому максимум на что я могу рассчитывать, это на сны между приёмами таблеток…
За большим столом сидят: Сара, моя дочь, и её муж Джейкоб; мой старший сын, Дзин, и его жена Эдора; мой младший сын, Роман, и его жена Кара; моя сестра Микла, сын Миклы, Миклош. Прислуга приготовила «прощальный» ужин и ушла из дома.
Мы сидим в дубовом зале. Стол стоит как раз по центру. Свет льётся через окна с обоих сторон. Я, как хозяин дома, и виновник ужасного торжества, сижу во главе стола. За моей спиной лестница на второй этаж, которая через пролёт раздваивается на две части, налево и направо, ведя на второй этаж. В точке разделения лестниц стоит маленький столик. Точно по центру стола в крыше проделано крохотное отверстие, так что когда солнце в зените раз в году, свет льётся в центр стола и играет на хрустальном слоне стоящем на столе. Это память о моей второй жене. Если бы она была жива, ничего бы этого не случилось. Ничего.
За столом только и разговоров, что о погоде. Все улыбаются, смеются, словно у меня день рождение. А некоторых за столом я не видел уже по году и более. Все хорошо проводят время, а я грущу, но улыбаюсь. Всё решено. Всё готово.
Дзин говорит, что я так переоборудовал дом, столько приспособлений системы безопасности. Новые двери, защита от проникновения, дополнительные сигнализации, - он всё перечисляет, он такой умный, этот мой сын. Он не знает и не может знать, о дополнительных решётках внутри дома, дополнительных внешних закрывающих окнах из пуленепробиваемого стекла, дополнительных внутренних камерах слежения и направленных микрофонах внутри дома. Он не знает и о дополнительной секретной комнате в моём кабинете на втором этаже, в которую ведёт лестница налево за моей спиной.
Я улыбаюсь и говорю, что просто хочу оставить им, на последок, хороший укреплённый дом, прекрасный дом. Все делают вздохи, словно я разрушил иллюзию, напомнив им о моей скорой смерти… Какая трагедия. Какая трагедия разыграется тут скоро.
Все едят, смачно чмокают, хвалят моё вино. Все эти падальщики, слетевшиеся на уже начавший разлагаться труп. Каждый надеется на часть наследства великого рода Ламм. Какое разочарование бы их сейчас постигло, если бы они узнали каким образом составлено завещание. Они бы сами прикончили меня. Моё состояние разделено поровну между христианской церковью, синагогой и мечетью, которые есть в нашем городе. Завещание заверено лучшими юристами. Жаль, что я не верю в Бога, а то у меня возможно была бы возможность выбирать между тремя небесами… Ума не приложу, что будут они делать с моими миллионами. Ну, думаю, что найдут им достойное применение.
Прежде чем рассказать о том, что сейчас тут произойдёт, нужно объяснить мотивы своего поведения. От того, что эти люди мои родственники мне становится дурно. Иногда говорят: незнание благодать. Но я знаю. Знаю про них слишком много.
Дзин: мой сын от первого брака. У него раскосые глаза и японское имя. Это всё потом, что первая жена была японка. Она умерла во время родов. Имя было выбрано до рождения малыша, поэтому я ничего решил не менять. Через два года после рождения Дзина, я женился на Рипли. Ещё через год родился Роман.
Возможно смерть матери и его воспитание неродной матерью так плохо повлияли на Дзина…но… Когда ему исполнилось 16 произошла одна печальная история. В Вест-Галасе, местечке, где мы отдыхали летом Дзин и Роман, затащили к нам в сарай свою пьяную подружку Ольгу. Ольга жила в другом местечке неподалёку. Мало кто знал, что они вообще знакомы. Как выяснилось потом Ольга как раз тогда в третий или четвёртый раз сбежала из дома. Ольге было 17. Дзин и Роман напоили её, связали, изнасиловали, выбили все зубы, а потом зверски убили её, повтыкав в неё как в живую мишень метательные ножи Дзина, которые я подарил ему на 16летие. Я знаю всё это, потому что это они разбудили меня в 5 утра, все в соплях, с трясущимися руками, перемазанными в крови. Это я зарывал тело возле леса. Это я сжигал перепачканное сено из гаража, это я оттирал кровоподтеки на полу.
Дзина и Романа я отправил ранним автобусом к нам в этот дом. Отсюда, мой поверенный в делах Джордж купил им путёвки: одному на Гаити, другому на Кипр(это где-то на другом краю света) на месяц. Когда они вернулись домой, все сделали вид, что ничего не произошло. Поиски девушки длились недолго. Все решили, что она просто уехала куда-нибудь в другой штат. Чёт подери, а ведь так поступают многие люди в США.
Через год Дзин убил ещё одну девушку. На этот раз без Романа. Я и тогда в первый раз решил, что виной всему был Дзин. Я снова закопал тело. Я не решился сообщить всё в полицию. К сожалению, о том, что случилось, узнала Рипли. Дзина я отправил в лечебницу. Он пробыл там два года. А Рипли… она умерла через год после случившегося. Она не могла поверить в то, что произошло…
Поэтому, я считаю, что Дзин виноват в трёх смертях. Хотя кто знает, могу ли я всё знать о нём?!
Роман: младший сын. Роман проныра и ловелас. Это неплохо для мужчины. Даже, если закрыть глаза на то, что они натворил вместе с Дзином… Он та ещё паскуда. Он спит с женой Дзина, а также с моей сестрой Миклой. Я бы мог простить такую измену с Эдорой, но чёрт подери со своей тётей! Не думайте, что я подсматриваю в замочные скважины. Это дело личной службы безопасности. Незнание: благодать. А знание приведет к богатству и благополучию. Но не это знание мне требовалось.
Вообще, почему так случилось с Миклой, я могу понять. Её изнасиловали в раннем возрасте. Уже не помню, как я узнал об этом. Не важно. Так что Микла нимфоманка. Она не испытывает удовольствия от секса. Поэтому и трахается с кем попало. Чёртово отродье!
Её сын: Миклош. Он крепко сидит на коксе. А ещё он гомосексуалист. Как же можно было так, чтобы целое семейство превратилось в сброд ненормальных психов с отклонениями.
Кара: жена Романа. До встречи с ним была шлюхой. Я даже видел её фото в сети. И уж поверьте мне, там нет никаких сомнений о том, чем она занималась. Причём некоторые фото датированы датами уже после свадьбы и помолвки…
Кого же я забыл: Сара и Джейкоб. Джейкоб «Большая бочка» - как мы его зовём. После свадьбы, он стал толстеть. Сначала мы думали, что это болезнь. Знаете, бывает такое нарушение обмена веществ, когда человек ест нормальные порции пищи, а толстеет не по дням, а по часам. Но нет, просто Джейкоб стал жрать как свинья. Он ел и ел, пока врачи не поставили ему диагноз – язва желудка. И вот теперь он ест маленькие порции и пьёт обезболивающие как и я. Но он не худеет. Джейкоб «Большая бочка».
А Сара, мой самый последний ребёнок. Моя младшенькая дочка. Она возглавляла нашу дочернюю компанию. Небольшой сектор рынка со стабильным доходом. Но эта тварь, это злобная сучка – выкинула всех лучших людей из фирмы, возгордилась: ведь она главнее всех .Фирма пошла ко дну, мы потерпели большие убытки. А Нэйлин, первая секретарша Сары в этой фирме, покончила с собой. Каждый день приходя на работу Сара говорила, что от неё разит потом, что у Нэйлин плохо пахнет изо рта. Она унижала её на людях. И девочка сломалась. Поднялась на крышу нашего пятнадцатиэтажного офиса и кинулась вниз. Она не оставила даже никакой записки. Никакой…
Ну вот и достаточно. Они все виновны. Сомнений быть не может. Я встаю. Разговоры стихают. Тарелки моих гостей почти опустели, вино почти кончилось. К своей еде я не притронулся, вина налит полный стакан. Я поднимаюсь по лестнице. Я останавливаюсь рядом со столиком со слоном и произношу свою прощальную речь:
- Друзья мои, - я беру в руки пульт и нажимаю на кнопку. Ставни автоматически закрываются. Передо мной закрывается прозрачное пуленепробиваемое стекло. Я слышу шёпот, вижу их изумлённые лица. Дзин вскакивает со стула. – Помолчите, -всё стихает. – Я не задержу вас надолго. Я умираю. Но я не думаю, что у вас есть право жить дольше моего. В вашей еде очень много медленно действующего яда. Через два часа вы умрёте, если не примите противоядие. Н пытайтесь выбраться из дома. Это не возможно. Не пытайтесь дозвониться куда-либо: в доме установлено устройство, заглушающее сигналы ваших мобильников, и оно сейчас активно. Первые симптомы действия яда: тошнота, понос, рвота, головокружение. Чтобы избежать мучительной смерти, - я делаю паузу, они замирают, смотрят мне в рот. – Чтобы выжить: вы должны убить своего любимого человека. Тогда я дам вам противоядие и вы спасётесь… Прощайте, - и я поднимаюсь наверх.
Внизу слышны крики «Убью», «Сука», «Ненавижу», что-то летит в стекло, бьётся посуда. Кто-то сидит, потупив взгляд. Я поднимаюсь в комнату для наблюдений. Мониторы выключены. Я сажусь в удобное кресло, глотаю пригоршню красных и синих таблеток.
Конечно, никакого яда в еде нет. Я просто добавил в еду и вино лёгкого слабительно и всяких разных таблеток типа: от головной боли, противозачаточных и так далее… Главное, чтобы были в побочных эффектах упомянутые мною характеристики. Так что нет никакого лекарства у меня. Помучаются немного, если не поубивают друг друга. Запись идёт. Если кто-то останется в живых, а запись попадёт в полицию, им не поздоровится. Блокировка окон снимется автоматически через два часа тридцать секунд. Полиция будет автоматически вызвана через 2 часа двадцать пять минут.
Я кладу пистолет себе в рот. Откидываюсь поудобнее в кресле и нажимаю на спусковой крючок. Нужно было просто сделать хоть одно хорошее дело за всю свою грёбанную жизнь. Выстрел.