...Ишь, как метель разыгралась…Два дня уже воет. Двери и окна сугробами завалило, не войти – не выйти. Да, и кому входить-то…некому стало…Грехи мои тяжкие…Хорошо, что не один в доме, а внучок со мной, пока… Живая душа.
- Эй, внучок, чего закрутился-то на печке? Давай-ка, угомонись! Спать пора! –
- Дедуль, да, как спать-то? Слышишь, как в трубе воет? Прямо, как волчья стая! –
- Да, это и воет волчья стая, внучок! Голодно в лесу в нынешний год, того и гляди, на людей бросаться начнут! Страшно, поди?-
- Не, дедуль, ни капельки! Дедуль, а, дедуль, расскажи что-нибудь…Ну, расскажи, а то, не заснуть мне! Да, и рано ещё…-
- Ну, что ж…Сколько тебе годков-то? За пятнадцать перевалило…Парнем стал. Силой, как мужик, подкову ломаешь. А сказки любишь, как мальчонка…Только не сказку рассказывать буду! Пора пришла. Слушай!-
-Давно это было. Что сам видел, что сам слышал, остальное люди разные рассказали. Село наше, внучок, в те годы было очень богатое, на много вёрст отсюда известное - торговлей своей, кузнецами искусными, плотниками, да, охотниками. А торговали железом всяким, мехами звериными, да, поделками из дерева разных пород. Далеко наши обозы хаживали, никогда с товаром не возвращались, а только с деньгой. Для двора Великого Князя, его людишки много чего брали, и платили с избытком.
Народ наш был красотой своей известен. Парни стройные, высокие, силы отменной. Многие воями у Князя служили, храбростью прославились в схватках разных. Обозы наши мы сами сторожили на дорогах самых жутких, ничего никогда не случалось с ними. А девки, красотой своей многих разных людей приманивали в село наше. Если своих женихов не хватало, то, бывало, и за чужаков выдавали. Но, только за самых искусных, в том, что селу было выгодно, да, с одним условием – женился, так и живи здесь!
Летом-то, известно что…Как пчёлки все крутятся, дел, внучок, сам знаешь, сколько всяких. А вот, по осени, другой разговор! Начинает молодежь друг с дружкой встречаться. Принято было в нашем селе с давних пор встречаться всем вместе. То в одном доме, то, в другом. Игры затевать всякие, песни петь, да танцевать. Пить вина всякие можно было, но, сладкие, да, некрепкие. За этим строго следили, и виновников строго наказывали, а за драку – прилюдно плетьми.
Но, многое допускалось, что в других сёлах, и не слышали. Ежели, девке, кто из парней понравился, да, не просто так, а на сердце лёг, то на посиделках подходила к нему, и на колени садилась. Обнял он её за талию, значит, и у него сердце к ней склонилось, а в плечо при этом поцеловал, то сватов пора засылать! Ну, а, ежели сидмя сидит, да, руки вдоль тела висят, то не видать девке с ним полюбовного счастья.
Жила в нашем селе девка одна…Танюшей кликали…Красотой особой отличалась. Нет, внучок, не красивей многих из нашего села, но, как-то лучились её глаза спокойной мудростью, не по годам. Походка плавностью отличалась, быстро она шла, иль медленно, а казалось, плывёт над землёй…Силой и ловкостью и в работе, и в играх - отменна была. Многие парни из-за неё покой теряли, но, никому на колени Танюша не садилась. Девки другие, её за это - «гордячкой» прозвали.
И, вот, в то время, о котором я тебе, внучок, рассказываю - случилась беда. Появилась под нашим селом ватага разбойников. Стали налетать на обозы, и на наши тож. Кто такие, какого вида, никто сказать не мог. Одни мертвецы после схватки с ними оставались. Уж чего только люди не придумывали: и засады в лесах по дорогам, и наймитов всяких приглашали. Ничего не выходило! Одни трупы находили потом…-
-Внучок, может страшно тебе? Может, перестать мне? А?-
-Не, дедуль! Мне с тобой не страшно, давай дальше рассказывай!-
-Хорошо…Эх, внучок, внучок…-
-Дедуль, ты чего, расстроился так?-
-Ну, вот…Не могли никого из ватаги не только схватить, но увидеть даже. Одно заметили – кони их подкованы не так, как у нас были. Подковы шире, чем наши, и странные знаки на них травлены. Сначала обрадовались такому раскладу, мол, выследить легко будет. Но, никак и этого не получилось, обрывались следы-то. И не только в воде, но, и в чистом поле, и не лесных тропах. Куда девались, никто не понимал. Стали люди бояться с обозами ходить, а село беднеть начало.
Однажды, Танюшу, мамка её, послала к ручью на окраине села, полынь нарезать. От мух и мышей, знамо дело. Пошла Танюша, а через короткое время прибежала вся не своя. Лицом белая, трясётся от страха…А ведь испугать Танюшу дело было непростым. Отец из амбара прибежал, соседи сбежались – видели же, как она к дому бежала. Тут, девка и рассказала всё.
Подошла Танюша к ручью, начала полынь срезать. Вдруг услышала она, будто конь шагом идёт. Подняла голову, а напротив неё, на другом берегу ручья, конный стоит. Никогда таких Танюша не видывала. Одет богато, но, не по нашему. Одежды яркие, шёлковые, атлас, да, парча. Оружия разного много, вида странного. Конь вороной, а седло, да, удила чернёным серебром украшены, стремена – чистого серебра! Посмотрели всадник и его конь на девку, и показалось ей, что блеснули у обоих глаза красным светом! Вот тут, Танюша и почувствовала, как в душу ей холод закрадывается. Бросила она серп, и со всех ног домой припустила. Но, оглянулась…А конного и нет!
Схватили все, кто слышал рассказ, что из острого под рукой было, и к ручью побежали. Нашли следы подков тех самых, на траве пену конскую увидели, и всё…Следы подков через несколько шагов оборвались, как и не было их. В ту ночь, село, как вымерло. Вселился в души людей страх небывалый, в церкви свечи зажгли многие, а страх, нет, не ушёл-
-Внучок, не спишь ещё? Что-то совсем затих? Может, хватит с тебя?-
-Нет, дедуля! Дальше-дальше!-
-Что ж, воля твоя…-
-Весна прошла неспокойно. Лето настало, обозы первые с опаской пошли, а ничего с ними не случилось. Жизнь снова в селе забурлила, народ повеселел. Ушла, наконец-то, ватага разбойников. Помогли всё-таки свечи церковные и молебны. Лето было жаркое, и дождей хватало. Урожаи знатные были. По осени убрали всё, что произросло на сельских полях. Тут молодежи время раздолья пришло, посиделки в самый разгар пришли-
-Дед, что-то ты о Танюше ничего не сказываешь? Почему это?-
-Сейчас, внучок, и продолжу…Али, устал?-
-Не устал, дед, не устал…Дай-ка, слезу с печи за стол-
-Собралась одним вечером, молодежь в доме справного мужика, у дочки его. Танюша тоже пришла. Вечер дождливый был, пока добежали все до дома, вымокли. Смеялись поначалу, а потом нахохлись, как птички мокрые, не идёт веселье. Парни по лавкам сидят отдельно от девок, разговоры между собой ведут. Вдруг, в дверь сильно застучали. Хозяйская дочь дверь открыла и отступила в испуге. Вошёл парень не из сельских…чужой! Высокий, как наши, но чернявый, смуглолицый, плечи широкие, в поясе узкий, нос орлиный, а глаза…глаза, как ночь черны! Сила в нём была видна неуёмная. А одет богато – рубаха шёлковая, как кровь красна, шаровары синие из атласа, кушак чёрный в серебре. Сапоги блестят, как зеркало, до колен достают. На носах и каблучках серебряные полоски. Держит парень в руках корзину преогромнейшую, салфеткой прикрытую. Поставил корзину на пол, поклонился всем в пояс, и испросил разрешения участвовать в веселье. Было бы веселье, может, и не разрешили бы. А от скуки, да, любопытства, все согласие высказали.
Поблагодарил парень всех, поставил корзину на стол, и салфетку снял - все, так, и ахнули! Там вино сладкое заморское, ягоды и фрукты непонятные с ароматом дурманящим. Много чего там было! Молодежь к столу подходит, угощается, а Танюша сидит на лавке, встать с неё не может. Показалось ей, что узнала в чужом, того конного, что по весне испугалась. Да, молод вроде…Весёлый, страха от него нет никакого…Подошла и Танюша к столу. Взял чарку парень незнакомый, налил в него вина, и подал Танюше. Сделала она несколько глотков, и стало на душе спокойно и весело.
Началось веселье! Сначала в фанты играли, песни пели, а потом к танцам начали готовиться. Незнакомец во всём участие принимает, смеётся заразительно, ходит по горнице походкой лёгкой, неслышной, всем всякие разности из корзины подносит. Очень внимательный, вежливый, с достоинством. Девки на него заглядываться начали, а он всё больше с Танюшей словами перекидывается. Тут гармонь заиграла, и пляски начались. Парень поначалу сидел, приглядывался к танцующим, но потом встал и в круг вышел. И, странное дело, все место ему освободили, как почувствовали что. Он в центре встал, рукава рубахи красной подтянул повыше, и сверкнул на правой руке браслет из серебра, работы редкой. Дракон, сам себя за хвост кусающий. А глаза дракона из камней, чёрных, как глаза парня. Все так и вздрогнули!
Кивнул парень гармонисту, тот меха развёл, а парень руки в стороны развёл и пошёл по кругу с перебором, да таким, что у всех дух захватило! Каблуки стучат по полу, а серебро на них звоном догоняет! Парень по кругу всё быстрее идёт, каблуки всё чаще по полу бьют. коленца разные ногами выделывает. А потом махнул рукой гармонисту, тот играть перестал, а парень стоит на одном месте с разведёнными руками, а сапоги по полу бьют! Но, так, что все подумали, что у него тыща ног! Нарастает грохот от ударов каблуками об пол, а сердца всех стали откликаться на это – бьются чаще и чаще! Совсем невмоготу становится, как будто сами танцуют такое! И тут парень встал, как вкопанный, а пол и стены ещё дрожат! Повалились все на лавки, молчат, отдышаться не могут…Сел парень рядом с Танюшей, и заметила она, что глаза у дракона на браслете цвет изменили…на красный…А, может, показалось ей?-
-Нет, дед, не показалось Танюше!-
- А ты, пострел, почём знаешь?!-
-Знаю, и всё тут! Дальше рассказывай!-
-А вот не буду за грубость твою!-
-Дед…прости…Рассказывай!-
-То-то! Не балуй!-
-(шёпотом) Ну-ну…-
-Незадолго до конца посиделок встал гость, поблагодарил всех, да и двери пошёл. Стукнула за ним дверь, бросилась Танюша к окну, а парня след простыл. На чём в село приехал? Куда подевался? Задумалась девка, но ответа не было. Посидела она ещё немного, а потом домой пошла, в платок, кутаясь, хотя дождь уже прошёл, и тепло по-летнему было…Дома спать легла, а сон не идёт. Всё перед глазами парень танцует, а на руке дракон сверкает. Странным всё это ей показалось. Но, как же он красив…С этим и уснула….
Повадился парень чужой на посиделки ходить. Никогда с пустыми руками не приходил. Танюше особенное внимание уделял, а та, всё больше к нему чувствами проникалась, хотя, что-то и говорило ей, чтобы осторожней была. Пришёл день, и поняла Танюша, что влюбилась в чужака. И, однажды, когда посиделки опять в разгаре были, поднялась Танюша, и на колени к гостю и села. Все так и замерли! Никто от неё такого не ожидал! Все ждут…А гость левую руку поднял, и обнял девку за талию! Остальные только застонали от зависти…А парни наши озлобились на чужака за Танюшу. Поговорили между собой, трое из них поднялись, и вышли из дома, где посиделки были. Заметил это гость, но, спокоен остался, а Танюшу сильней к себе прижал, и поплыла у девки головушка, когда прочувствовала она жар тела мужского, и сладко у неё на сердце стало…
Гостю время пришло уходить. Шепнул он на ушко Танюше пару слов, встала та с колен его, улыбнулась, и провела ручкой своей по щеке парня. И он в ответ тож самое сделал. Вздохнули девки, увидев такие знаки любви, а парни, что в горнице остались, озлобились. Завидуют, внучок, любви-то чужой. Вместо того, чтоб самому это чувство испытать, чужое норовят разрушить. Ну, да ты, сам это ещё узнаешь. Так вот…Вышел гость на крыльцо дома, шагнул с него, и пригнулся сразу. А над головой его дрын просвистел. Стоят против него трое парней, которые раньше ушли-то с посиделок. Хотели уже вместе на гостя налететь, а тот не разгибаясь, рукой по сапогу своему высокому провёл, и синим цветом, блеснул в лунном свете нож невиданный. Лезвие узкое, обушок толстый, заточен, как бритва, а по полотну вязь странная травлена. Посмотрел снизу вверх гость на парней, увидели они, как глаза того красным светом сверкнули, и отступили. А когда чужак губы раздвинул в улыбке страшной, на волчий оскал похожей, бросились бежать со всех ног. Прибежали по домам своим седыми совсем, а что они говорили, никто и не понял. Недолго они после той ноченьки прожили…
-Дед, уверен, что так и было?-
-А как иначе-то? Так народ сказывал, сам-то их не видел…В чём сомнение твоё, внучок?-
-В чём, спрашиваешь? А зачем гостю нож было доставать? Улыбнулся бы, и достаточно-
-И то, правда твоя…А ты, как думаешь было на самом деле? Поучи, малец, старика!-
-Да порезал он их ножом до смерти, и все дела!-
-И где ты, внучок, такому умствованию нахватался?! «и все дела…»!-
-Скоро узнаешь, дед, немного осталось…Рассказывай…-
-Перестал после той ночи гость на посиделки приходить. Отец Танюши с обозом очередным надолго ушёл, а на обратном пути заболел лихоманкой. Оставили его земляки на добрых руках в городишке, каком-никаком выздоравливать, ежели Господь даст, и ушли. Вернулся он в село наше поздней весной. Идёт по селу, и замечает, что люди отворачиваются от него, в глаза не смотрят. Ускорил мужик свой шаг, а потом почти побежал к дому своему. Вбегает в сени, из них в горницу. Жена навстречу, и сразу в ноги бухнулась, прощения просит, а он не понимает за что. Тут из-за занавески Танюша выходит. Посмотрел на неё отец, и похолодел. Стоит перед ним дочь его любимая на сносях. Вот-вот рожать будет. Вы****ка рожать! На позор роду всему курвой стала! Потемнело в глазах мужика, отпихнул он ногой жену свою, подскочил к Танюше, и ударил её по голове кулаком! Рухнула она на пол, как подкошенная, схватил отец её за косу и потащил в амбар-.
-Не могу дальше…Давай спать, внучок…Слышь, волки, как развылись…-
-Смог до сих пор сказывать, дед, сможешь и дальше. То не волки воют…-
-А кто ж тогда? Нечистая сила, что ли? Чур, меня, чур…-
-Слышал я, старик, что бывает нечто и похуже нечистой силы…-
-Что-то, внучок, не нравится мне, как говорить со мной ты начал. Рановато тебе ершиться-то-
-Как бы поздно не было, дед. Сказывай. Потом, и я тебе, кое-что, нашепчу…-
-Что ж ты мне, малец, нашептать можешь?! Ну, скажи сейчас!-
-Сказывай-
-Ладныть. Посмотрим-
-Притащил мужик дочку свою в амбар, и стал там бить её смертным боем. Танюша сначала кричала, а потом только стонать могла, и всё руками живот закрывала, вы****ка своего спасти норовила. Приподнял мужик девку за косу, да и саданул ногой в сапоге ей в живот изо всех сил. Закричала она страшно, и рожать начала. Мать Танюшина на крики прибежала, в амбар рвётся, а войти не может. Заложил мужик ворота амбарные доской. Покричала девка ещё немного и умерла
-А ребёнок?-
-Так и вы****ок этот тож помер!-
-А откуда ты это знаешь?!-
-Так молва гласит!-
-А люди, что?-
-Да ништо! Их дело-сторона! Так положено с курвами поступать! Мужик-то справный был! А она его опозорила!-
-И никто ничего не сказал?! Ведь брюхатую забил! А священник?!-
-Почему не сказали? Одобрение мужики выказали! У многих девки по лавкам, что им тож, как Танька?! Священник потом к мужику подошёл, и приказал в церковь придти на исповедь, и воску для свечей поболе принести! Весь разговор!-
-Не весь…Про отца сказывай…-
-Про какого отца ещё сказывать?! Не знаю боле ничего!-
-Знаешь, знаешь! Что, дед, глаза отводишь?! Смотри в мои!-
-Господи, что это с глазами твоими, внучок?!! Сейчас расскажу, сейчас…Только воды попью…-
-Попей, старик, водички, попей…Только не ищи в сенях топор-то! Я его накануне ещё прибрал. Что, оскалился? Правду давай!-
-Правды захотелось?! Ох, чую, внучок, нехорошо наш разговор закончится! Ты, хоть и силён, да я жизнь не зря проживал! Ладныть…Посмотрим…-
-Сказывали мне, что после того, как пропала ватага разбойников, с которыми сладу не было, и тот гость на посиделках – отец вы****ка, исчез…-
-Врёшь, старик! Ой, врёшь! Время под утро покатило! Я тебе правду расскажу! Что, удивился?! Только ответь мне, дед мне родный, что два года назад в селе приключилось?!-
-Брат твоей бабки помер – это раз…Так…И священник старый в болоте утоп! Всё! Больше ничего такого и не было! А что?!-
-Да, ништо! Сиди и слушай правду!-
-Взял ты меня к брату бабки моей домой, когда сообщили, что совсем он плох стал. У него в родне только я остался, и захотел он мне всё после себя оставить. Пришли к нему в дом, а ты, дед, всё время рядом вертелся, не хотел нас вдвоём оставить! Но, когда соседи пришли попрощаться, отвлёкся на минуту. И вот в эту минуту успел мой двоюродный дед шепнуть мне на ухо, чтобы я узнал, как его сестра, и моя бабка померла. Странно мне стало тогда…Все знали, что бабка моя в доме поскользнулась, упала и разбила висок об угол стола. Но, разве перед смертью, люди просто так слова говорят? А, дед? А спрашивать мне было не у кого, я ж – вы****ок! Сколько раз ты меня за эту ночь этим словцом бил?! Что, вскинулся?! Думал, я ничего не знаю?! Слушай дальше…
А через два дня после похорон, пришёл я к мысли одной, что только священник может всю правду знать. Ты же, дед, исповедоваться каждую неделю бегал! Христианин! Но, знал я ещё, что священник тайну исповеди соблюдал. А ещё знал, что пошёл он за болото схимника навестить. И побежал я в лес по ягоды. К болоту. И у конца гати священника подождал. Видел бы ты его лицо, дед, когда я из-за ели вышел! Прав ты, силой я не обижен. Отволок подальше священника в лес, развёл костерок…распятие медное с его груди снял…накалил…Кто такую боль вытерпит? Даже отец мой не вытерпел!! Что побледнел?! Понял?!
-Рассказал мне священник всё о тебе! Ты, когда от лихоманки стал в себя приходить, начал потихоньку в том городишке гулять, силу набирать…И встретил там священника этого, пошли вместе на рыночную площадь, и увидел ты в пыли знакомые следы подков, со странной вязью травленой. Сказал ты об этом попу, и вместе вы страже сообщили. Нашли этого коня, и стали хозяина поджидать. Но, знали вы, что конник может силой обладать необычной, колдовской…И об этом тоже предупредили стражу, а те, в свой очерёд, князя местного. Раздали стражникам распятия, и, когда, всадник к коню подошёл, и ногу в стремя вставил, бросились все на него, приложили к его телу кресты святые…Закричал он страшно! Одежда в тех местах, что крестами были отмечена, огнём голубым вспыхнула, и стало видно, как волдыри огромные на теле всадника образовались!
Упал он без сознания на землю, и узнал ты в нём гостя, которому Танюша на колени села. И священник его узнал, и рассказал тебе, что хранил в себе…что дочь твоя ребёнка под сердцем носит. И ты, дед, пришёл в ярость жуткую, стал ногами бить отца моего, захотел зарубить, и вырвал у стражника саблю . Удивились на твою лютую ненависть, и к князю отволокли. Рассказал ты князю всё о моих отце и матери, и выпросил у того право быть палачом моему отцу.
На утро, на рыночной площади привязали моего отца к колесу, крестом прижали, а ты с железным ломом рядом встал. Приехал князь с соратниками и дружиной, взошёл на возвышение, сел в кресло и рукой тебе махнул. И стал ты, дед, моего отца ломать. Хрустели кости рук и ног, выгибалось от боли тело дугой, и покрывалось волдырями в тех местах, к которым крест прижимали. А когда ты последнюю кость моему отцу ломал, не выдержал уже он боли, и закричал громко: «Таня, Танюша, люба ты моя единственная!», и ещё что-то на языке непонятном…Договорил их уже шёпотом и умер. И, как только в мир иной ушёл, вспыхнула пламенем его плоть, бросились в стороны все, кто был на эшафоте, и ты, дед, и священник старый, который крест держал. Потухло пламя, ссыпался пепел с колеса на дощатый пол, дунул ветерок, и ничего не осталось от отца моего. Так князь подумал, и все, кто с ним был. Но, не ты, дед!
Знал ты, что дочь твоя, меня, плоть от плоти отца моего, в себе носит! И поехал ты домой меня убивать! Не умер в амбаре ребёнок-то! Я не умер! Схватил ты меня за ножки, и хотел голову мою о столб разбить, но ворвались в амбар, доску на воротах сломав, бабка моя и её брат, и вырвали из твоих рук! Не получилось тогда у тебя заставить меня смерть принять!-
-А не получилось, внучок! О чём жалею страшно! Только, что-то не пойму, причём здесь бабка твоя? Что брат её тебе наплёл?!-
-Наплёл?! Он, может, и наплёл…Только священник и о бабке всё рассказал…-
-Под огневой пыткой-то и не то скажешь, внучок…Поделись, внучок, поделись с дедом словом усопшего…-
-Как будто сам не знаешь? Ладно…-
-Решила через некоторое время бабка меня крестить, и пошла к священнику старому…Но, священник в церковь её не впустил, и сказал, что «вы****ка крестить не будет». Твои слова, дед, поп повторил. Зря он это сделал, дед, ох, зря… Прибежала бабка со мной домой вся в слезах, да сказала тебе всё, что думала! Схватил ты её за волосы, да головой об угол стола ударил. Упала она на пол и умерла. Палач ты, дед!-
-Внучок…а что ж я тебя-то тогда не убил? Запросто было бы, а? Что скажешь? Ох, грехи мои тяжкие…-
-Куда пошёл, дед, чего не сидится?-
-К образам святым, внучок…Помолиться хочу, чую, дело к концу идёт…-
-К образам? Помолиться? А ты, дед, давно за ними рукой шарил? Ищи, дед, но не обрящешь там ничего! С год, как нет! Что скалишься?!-
-Я бы тебе, отродьё, глотку бы перегрыз! Эх! Упустил время-то! Ночью бы, топором, как тушу мясную, разделал бы! И свиньям скормил бы! Обхитрил ты меня! «Дедуля, дедуля…»! А я дурак старый думал, что не знаешь ничего! Весь в отца своего, непонятно кого! Кто он был таков, кто его дружки-разбойнички? Что уставился на меня чёрными глазами своими?! Что у тебя с глазами-то?! Что…Господи, иже еси на небеси…Не смотри на меня так!! Больно мне! Больно!!-
-Сядь…Дослушай…Только посмотри на меня внимательно, что видишь?-
-Браслет на руке у тебя серебряный, в виде дракона! И нож синей стали с вязью травленной! Моими они стали, а ты их лукавством забрал!-
-Не забрал, старик, а вернул…И сейчас ты врёшь всё…Смерть рядом с тобой встала, а ты понять этого не можешь…Последние слова мои…-
-Упала на пол моя бабка и умерла…И решил ты меня убить. Взял острый нож, и только хотел меня им резануть, как в дверь кто-то постучал. Бросил меня на пол рядом с бабкой, мешковиной прикрыл, и дверь открыл. Открыл и обмер…Стоит напротив тебя отец мой. Весь в крови, лицом бледен, и протягивает свёрток, в котором браслет этот и нож лежали. И сказал, что, если грехи хочешь свои замолить, то передашь наследство моё, как исполнится мне шестнадцать с половиной лет. Ни днём раньше, ни позже. А, если, не передашь, то примешь смерть лютую. Сказал, и исчез. Что молчишь? Ты же священнику на исповеди сам про это рассказал, а тот мне на болоте поведал. И добавил, что испугался ты до смерти тогда. Но, время шло, и решил ты, старик, что всё с рук тебе сойдёт. Ты по-своему решил, а я перерешил по-другому. В тот же вечер нашёл за образами свёрток отцовский и перепрятал, до этой ночи, в другое место. Думаю, дай, посмотрю, что ты делать будешь. Ведь сегодня срок, который отец назначил, и вышел. Когда ты мне начал про судьбу мою рассказывать, так и понял, что готов ты опять меня убивать. Отдал бы…принял бы смерть лёгкую. А теперь поздно жаловаться-
-Не буду я, внучок, жаловаться. Что моё, то моё. Сказал, палач я? Да, палач получается. Отцу и матери - дочке моей, я палач. Жене моей я палач. И тебе палачом хотел стать. Не вышло. А ты, кто будешь? Священника огнём пытал и убил, меня сейчас убьёшь страшно. Но, знаю я ещё одно. Недаром ты меня спрашивал, как люди ко всему, что я наделал, отнеслись. Станешь ты палачом всему селу! Не сможешь иначе! Так и не узнал я, кем твой отец был. То ли оборотень, то ли ещё, что похуже! Но, в тебе и моя кровь течёт! Быть и тебе палачом всю жизнь окаянную!-
-Слышишь, старик, шум за дверью? Сейчас поймёшь, кем мой отец был, и кем я стал! Крестил бы меня священник, когда бабка его об этом умоляла, не было бы сегодня нашего разговора! И убил бы ты меня легко! Пришёл твой час смерть принимать! Смотри, стали у дракона глаза из чёрных красными! Кровью налились! Прав ты в одном, старик, и я палачом стал! И селу всему палачом буду! Заходите, слуги мои верные! Отдаю вам человека этого, на ваше усмотрение!-
-Господи, да кто вы такие?! Не подходите ко мне!! Иисус Христос, страшно мне!!! Прос…-
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………..
Когда сельчане потушили пожар, решили, что сгорели дед с внучком. Только один седой старик долго ходил вокруг гари, и качал недоверчиво головой. Отошёл он подальше к лесу, и увидел следы многих лошадей, подкованных широкими подковами с вязью травленной. Прошёл чуть дальше по следам этим, и увидел, как они совсем другими стали. Вспомнил старец рассказы деда своего, и стало страшно ему за людей в селе. Понял он, что пришло время палачей.