6.
Заезжали к ним хоммеры подвизавшееся при других конфессиях. Иргудеон был гостеприимен, что не свойственно большей части хоммеров, особенно домашним, любил потчевать по-русски широко, и в спорах был незлобив и благожелателен.
Навестил их чинный, в богатых голубых расшитых золотом одеждах, Кассендий со служками в сереньких балахонах и мышиными же мордочками. Когда хозяин с гостем сопровождаемые служками куда-то отдалились на время, один из последних, самый маленький, задержался возле Тряни. Слегка приоткрыв капюшон, он быстро-быстро заговорил, не давая Тряни не то что слово вставить, но просто опомниться.
– А ты красавчик… твой тебя часто любит … да конечно ты же у него один… ты с ним, где побывал, а мы оу-оу-о-о…. А знаешь, что ну там они ну не все юзеры…
А слышал чем вот эти там занимаются… Кассендий сказал, что дарованную им свыше вечность меняют на всякое дерьмо. И еще он говорит что ныне там реально рулят дерьмодемоны, и эти стервецы приучили многих гадить куда попало даже на Самого…
Служка мгновенно отскочил подальше, закрылся, стал перебирать четки, изображая молитвенное рвение. Послышался голос важного гостя, все возвращались.
– Ин номинэ патрис эт филии…
– И свята духа… за это мы уже… а вот за небесно воинство….
Наливай отроче...
Служка из большого сосуда с поклоном наполнил бокал Иргудеона чуть больше чем на половину красной жидкостью.
– Правильно меру знаешь… ровно половину нельзя… меньше сластолюбие... полный пиянство… ну здраве буде.
Трянин наставник с уже изрядно покрасневшим лицом осушил высокий бокал на черной ножке. И пил он фактически в одного. Гость, прикладывая такой же бокал к тонким губам, только их и смачивал.
Иргудеон похваливал винцо:
– Может излишне терпковато, на мой вкус друже Кась. Но как я те скажу, хорошо идет, прямо огонь благодатный от брюха по жилам так и растекается. Такой напиток и Ной одобрил бы, не сомневайся…
– Ин винас веритас.
– Ну, хоть там но есть… наливай на посошок, серенькой…
Кассендий с Иргудеоном премило беседовали, соглашались во всем улыбались друг другу довольные общением.
– Давай Кась нальем и употребим сей благодатной и благородной жидкости за единую и апостольскую. А кому латынь мертвелая али старославянь досталась то дело тридесятое. Главное ересям не поддаваться.
А какую молитву сотворил Франциск ваш:
– Господи,
Сделай меня орудием Своего мира.
Там, где ненависть, дай мне сеять любовь,
Где обида – прощение,
Где сомнение – веру,
Где отчаяние – надежду,
Где тьма – свет,
Где скорбь – радость.
О Божественный Владыка,
Сделай так, чтобы я не столько
Искал утешения, сколько утешал;
Не столько искал понимания, сколько понимал;
Не столько стремился быть любимым, сколько любил.
Ибо, отдавая, мы получаем,
Прощая, получаем прощение сами,
И умирая, рождаемся к Жизни вечной.
Трянин наставник смахнул слезу умиления, и стал сердечно прощаться с Кассендием.
Но по убытию гостей помрачнел Иргудеон и стал вместе с Тряней все чистить мыть и о чем-то сам с собой тихо разговаривал и еще, зачем-то напоследок все святой водой окропил, затем почти неслышно сказал:
– И не вноси мерзости в дом твой, дабы не подпасть заклятию, как она; отвращайся сего и гнушайся сего, ибо это заклятое.
Но намного сильнее испортил настроение старому хоммеру Ранувим в чёрных одеяниях с широким носом еще более широким ртом. Тот все время крутил своими длинными пальцами зеленую палочку и словно вдалбливал к месту Иргудеона своим взглядом и тихим голосом и тот не спорил. Да и за спиной у Тряни вставал, кто-то большой и страшный только и ждущий когда маленький хоммер обернётся чтобы сожрать его. Не было там никого, и быть не могло, понимал неглупый домовёнок, но оборачиваться долго не решался, слушая тяжелые слова гостя.
– С той стороны царит безверие. Безверие и блуд. Плодятся скорпионы предвестные в людском обличии никому не должные, но все им обязаны. Близок день и час назначенный, жди друг Иргудеон пришествия чумы черной, какой еще не бывало, вестник она с другой стороны. Многие там, многие из тех, кто сохранил чистоту и веру, уже слышат приближающейся трубный звук, чувствуют кожей своей и печенью усиление вибраций зла вселенского. Рабы маммоновы, Именем прикрываясь, жажду и голод свой утоляя, жизнь уничтожают до корня ради мгновения сладостного и сытностного. Не ведая, что День приближают. Вера иных на смертоубийстве зиждется. И нет в них веры без права убивать и властвовать.
Иргудеон проводил Ранувима, долго мрачный молчал, потом вздохнул и сказал Тряне:
– Не приведи тебе пройти по всему, что ушедшему пришлось и узнать всё, что он познал.
Ещё помолчал, улыбнулся таки:
– Да не верю я ему и всё. Не там он хаживал и не о том испрашивал.