Масленица
Масленица….. Масленица! Хорошее время! Особенно в дореволюционной России! Катание с горки, сжигание чучела-зимы и вообще очень много удовольствий и развлечений. Но, это в городе, а в деревне, особенно такой глухой, Северо-казахстанской, таких развлечений было гораздо меньше.
Мне эту историю рассказала мама, по случаю очередного наказания моих старших братьев за хулиганство отцом, который после войны, после проведенных восьми лет в немецких и сталинских лагерях, весьма чувствительно относился к воспитанию уже выросших детей. Это воспитание заключалось в порке их тем, что попадалось под руку. В основном это были вожжи, которые постоянно висели в сенях на крюке.
И вот, однажды, после очередной экзекуции, мама, которая всегда была на стороне детей, поведала нам и успокоившемуся отцу. каким он был сам, в возрасте своих детей.
- Хулиган он был, ох какой хулиган. Хулиганистее его и на селе никого не было. Да и как ему не быть хулиганом, если рос он без отца, матери, по дальним родственникам. Зимы тогда были не в пример нынешним, снега наметало столько, что с улицы можно было пройтись на крыши бань, сараев, и даже домов, не прибегая ни к лестницам, ни к подставкам. А поверх сугробов только трубы печные торчали. Двери откапывали, и траншея шла от двери до дороги и до сараев. – Говорила мама.
Для общего развития расскажу, что труба обычной деревенской печи была прямоточная и сверху, заглянув в трубу, можно было увидеть, что стряпает хозяйка этой семьи. А на масленицу самое популярное блюдо – блины, которые стряпались в каждом доме.
- Жил в нашей деревне мужичонка, Никодим, - продолжала мама. – Жил со своей небольшой семьей, но был очень противный. ко всем придирался, все было не по нему, а так как их своих детей у него была одна дочка-дурнушка. то он ненавидел лютой ненавистью всех парней подростков, и просто житья им не давал.
Тут мама вздохнула. видно вспомнив свое житье в большой, зажиточной семье, в которой было шесть дочерей и всего один старший брат, который не успевал отхаживать всех их ухажеров.
- Папе нашему тоже от него доставалось. Да и как не доставаться, если он постоянно мужику пакости делал. То коня отвяжет и пустит гулять, то свинарник откроет, то копну подожгут вместе с подельниками. У мужичонки, при виде вашего папы и его товарищей, такая ненависть играла в жилах, что он сразу за вилы хватался и бежал, ничего не видя, за хулиганами, с криком: «Запорю!!!».
- А ведь, если бы догнал, наверное бы, и запорол. – С усмешкой проговорила она.
Папа заворочался на лавке, где он молча сидел до этого и сказал:
- А не про масленицу ли ты хочешь рассказать?
- Про нее, про масленницу родимую, - засмеялась мама. – Ты их за гораздо меньшие проступки наказываешь. Вот и слушайте дальше.
Ватага подростков, немного выпившие в честь праздника, прошедшие уже все село и всех поздравившие, шли по улице и придумывали. что бы еще такое сделать.
- Смотрите, - сказал один из них, - это ведь хата Никодима. Надо бы зайти, посмотреть что у них там на масленицу Матрена своим готовит. Может и нам чего перепадет.
- А зачем заходить-то, - резонно заметил отец. - Вон из трубы уже дым не идет, значит, блины печет. В трубу и посмотрим.
Тихонечко, чтобы не сильно скрипел промерзший снег, они подошли по наметенному сугробу к трубе и по очереди начали заглядывать в нее. Действительно, тетка Матрена пекла блины. На шостке* стояла бадейка с блинной массой и сковородки. Матрена черпала из бадейки массу, шлепала на сковородку и запихивала ее в печь, на уголья.
Дурные мысли приходят в голову быстро, и у парней эта мысль оформилась сразу. Тем боле, что желудки были полны праздничного угощения, и требовалось их немного освободить. Делов-то: приспустил штаны и присел на трубу, как на теплый горшок.
- Батя наш был третьим, хотя уже после второго в доме послышались крики. Парни подтянули штаны и припустили в сторону деревенского гульбища. А наш батяня не мог уйти, не сделав пакость до конца. Так и застал его мужик, выскочивший с вилами наперевес из траншеи, прокопанной к двери дома. «Запорю!!!»- орал он благим матом, направляясь к единственному, оставшемуся на крыше охальнику. Тут уж не до оправки. Кое-как подтянув штаны, папа наш соскочил с трубы и побежал за своими товарищами. Только молодые ноги и спасли от смерти неминуемой его и приятелей-хулиганов.
Уже со смехом, отец добавил:
- Самое плохое было то, что от смеха у меня приключилась медвежья болезнь. Я бежал, смеялся, а из меня, как из пожарного шланга свистало, и желтая дорожка за мной оставалась.
Долго еще мы с друзьями не ходили на этот конец деревни, боясь Никодима, который до конца зимы держал вилы наготове и обкопал свою хату траншеей, чтобы никто на крышу больше не забрался.
Этот день и был последним в воспитании моих братьев методом физического воздействия. Вскоре после этого старший брат уехал работать, закончив 7 классов, средний стал учиться получше, да и справиться с ним было труднее, а нас с Колей, отец никогда и не трогал.
Вот такая была масленица!
В.Лозманов
05.12.2008 года