Из цикла "Строгости жития"
Дай руку, Каин
1.
Петька пересчитал скомканную заначку. Должно бы хватить на цветы, билет до родины и обратно. А ещё он зарекся: сегодня всё свершится в рамках закона. То есть почти. С хитроватым ухмылом парень вправил уплотнение под рубашкой и шагнул к вокзальной кассе...
Да не обессудь, В.В., что я тебя чуток подставил.
Удрал!
Но будь спок, старик, не подведу. Ты взял меня на выходные, вот завтра и вернусь.
В.В. - то есть Виктор Викторович - так звали воспитателя Ж-ской воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних – Петьку любил. Как и большинство коллег-педагогов. Хотя простым озорством проступок пацана не назовёшь: изувечил одноклассника. Тот кошку замучил с выводком котят.
Петру пришлось в жизни несладко. Рано ушли родители. Брат, устремлённый пропойца, воспитание молоди пустил на самотёк. В итоге, некогда самый гуманный в мире суд постановил: взрослей, Петро, средь мелкотравчатой шантрапы в ВТК.
2.
На субботу и воскресенье В.В. выбил любимцу «увольнительную». За примерное поведение. Оправдывая доверие, 15-летний колонист «потерялся» аккурат за воротами «школы уголовного мастерства».
Обозначим для ясности: побег не прельщал Петра. Совсем наоборот, у него был строгий план с точно просчитанным графиком и маршрутом. Спросите, чего ради вся эта затея?
Ну, в общем так: Григорий, беспутный старшой брательник, сподобился-таки официально предложиться в мужья давней своей подруге Вассе. И Пётр сам не ведал: радости в том больше или горя?
Васса - девушка красивая, очень добрая и ещё больше застенчивая. Подлый Гришка вил из неё верёвки, рогатил на каждом углу. Бывало, что и лупил. Шут знает, почему, но Васса все выходки прощала. По бесхарактерности, что ль?
В первый раз Петька заступился за неё ещё до колонии, после чего не раз огрёб тумаков. Теперь же, взрослея за решёткой и обо всём догадываясь, он наливался лютой ненавистью к единокровнику. А как иначе? После нелепой смерти родителей не эта ли чужая, в сущности, девчонка заменила тебе мать, сестру, став другом и поверенным?
В то время как Григорий за весь срок отсидки твоей ни разу не явился на свидание, Васса навещала еженедельно. И всякий раз норовила гостинцем побаловать из той скуди, что закроила от гулливого Гришани.
3.
Узнав из письма, что в субботу брат ведёт невесту в ЗАГС, Петька поклялся, что «дорогая Васенька» непременно будет в белой фате и с букетом цветов. Каких, он ещё не ведал, потому как мало разбирался в этой ботанике. Но решил, что гербарий будет белее облаков.
С наивно-горделивым напуском блатного приобщенца Петька всю дорогу жевал «дирол» и многозначительно поправлял мягкий бугорок под рубашкой.
Да, Петро, пыжься, ни пыжься, но коли денег только на транспорт и цветы, без микро-криминала не обойтись...
***
Тиканув от В.В., первым делом он завернул в давно облюбованный салон для новобрачных. Вторым делом с манекена совершенно непостижимо для персонала исчезла фата. Нет-нет, Петька не соблазнился воровством. Всего-навсего сгодился урок желторотых «щипачей» из ВТК. Нужда.
...Очень странно. В доме Вассы тишина. Недобро заворочалось слева - под фатой. Уф-уф, прогноз не подтвердился. Открыла сама, улыбнулась, чмокнула в щеку. И как-то так сразу отворотилась. Хе-хе, чтоб на понтах бабского макияжа матерого волчонка провести!? Петру достало косого взгляда, чтоб различить жёлто-запудренный припух под глазом милой Васеньки.
- Г-где этот Г-г... - он не договорил, нижнюю челюсть передёрнуло.
Тик.
- Вечор убыл. У Пчёлкина кабанчика колют.
От нестерпимости пацан стиснул зубы и весь вытек в кулаки.
Как всегда в момент гнева, язык и губы свело до немоты. Сверкнув зрачками, Петро протянул буйный букет белых ромашек и... облако фаты, что выстлалось волшебно из комочка белизны.
Во взгляде мальчишки было столько непреклонности, что она лишь молча приняла подарки. В уголках девичьих «аквамаринов» бликануло торжества!
Парнишку смыло со двора, а минут через десять у порога бухтел подозрительно знакомый «уазик».
- С-си...д-дай! - рявкнул Пётр. - В... в фф…фа-ате!
Васса запеленговала неясную тревогу, но ослушаться не посмела...
4.
Три вечных ландыря Грицко, Пчёлкин и некто Рыжик вторые уже сутки справляли убой кабанчика Федотки. Дворовую столешницу «забивуачили» литровки хлористо-мутной сивухи. Виновник торжества свежепованивал рядом.
Когда калитка распахнулась, осовелые зенки расквашенной троицы уткнулись в бабу. В фате с белым букетом, чем те не ходячая покойница?
Нескоро, но Гришка первым дотумкал, кто подле. А поняв, с омразительным дребезгом заржал. Однако ж и осекся, когда дверной проём застолбила нескладная фигура. Не без усилий в 180 сантиметрах мослов узнавался Петька.
- Бра-бра-ту-ха! – с деланой отрадой вскричал алкаш, слегка помялся, накапал стакан самогонки и робко подвигнул к краю стола. - Откушай за избавленьице, братанёныш!
- Я т-те-б-бе гр-р-рил, что клешню вырву, коли хот-тя р-раз на Вассу зам-ма-ахнёшься?! – сурово продрожал надтреснутый, но запевный полубасок.
Гришаня и опомниться не успел, как выдранный из окорока нож, вдребезги расфонтанив стакан, пригвоздил его ладонь к столу. У Рыжика и Пчёлкина скосило ряшки. Но и им не привелось отнять потных пальцев от стопок. Петро услал ударников скотозабоя с пустыми «аршинами»в нокаут.
Безудержный хрячий рёв пришпиленного Гришки слился с рыком подрулившего мотоцикла. К «свадебному столу» пожаловали участковый и возбухающий председатель, чей личный «джип маде ин советик» увели прямо из-под окон сельсовета.
Петро не сопротивлялся.
С тех пор он исполнен презренья к миру взрослых и нем, как сом.
1997
Напечатано в газете «Время Икс», № 49, 1997