Школьные годы. 1950. Отчим
Бабухин Петр Денисович
Несмотря на мое полное равнодушие к отчиму, более всего сведений о нем закралось в мою память почему-то в третьем классе. В это время мама подняла тему о моем усыновлении. Смутно помню обсуждение этой темы за столом. Но помню, что особого энтузиазма по этому поводу я не выразил. Мама заметила это и смиренно подвела итог: «Ну ладно, пусть будет, как есть…»
Если отбросить фактор крайней жестокости отчима ко всем своим трем женам, включая маму, он был весьма интересной личностью – с позиции взрослого человека. Он родился 1888 году в Рязанской губернии (как и мой отец), где окончил четыре класса гимназии. Наверное, он был хорошим учеником, так как имел каллиграфический почерк, знал наизусть массу стихов, прекрасно помнил всю историю России. Он выписывал «Роман-газету» и «Правду», всегда был в курсе официальных политических событий. В отличие от мамы, он никогда не выказывал недоброжелательного отношения к советской власти, но, судя по всему, знал, что под лакированной советской картинкой скрываются опасные пружины, о которых лучше не говорить (он знал об исчезновении партийных работников и чекистов).
Я не любил отчима, и потому не очень прислушивался к его бесконечным рассказам о трех с половиной годах немецкого плена (1917-20) в Первую мировую войну, его участии в Одесской ЧК по экспроприации собственности еврейской буржуазии, о его многолетней работе в должности начальника охраны фабрики «Гознак» и коменданта нашего поселка Дзержинец.
В Россию Петр Денисович вернулся в Одессу, где его сразу приписали к ЧК, и два-три года он боролся с «контрреволюцией». Потом он переехал в Москву, сам или по назначению оказался начальником охраны «Гознака», женился на финке, у которой был сын, получил трехкомнатную квартиру. А вскоре родилась дочь Аня.
Его соседом по лестничной клетке оказался Вася Смыслов. Не исключено, что именно Бабухин научил будущего чемпиона мира играть в шахматы (позже именно эти шахматы заменяли мне оловянных солдатиков). Петр Денисович научил играть в шахматы и меня. Но так как он никогда не поддавался, то всегда у меня выигрывал, получая при этом высокомерное удовольствие от победы. Но чаще всего мы играли в шашки и поддавки, в чем отчим был дока. Конечно, поначалу я проигрывал, через год у меня стали появляться ничьи, а через три отчиму уже не удалось выиграть у меня ни одной партии…
Семья отчима (он сам, жена Евгения, дочь Аня и пасынок Михаил) переехала в Пушкино – не по доброй воле, а в связи с решением Моссовета о реконструкции Москвы: в результате, вместо добротной трехкомнатной квартиры в Москве они получили две комнаты в зимней даче в подмосковном Пушкине. С «Гознаком» Бабухин не расстался, а перевелся с должности начальника охраны на должность коменданта дачного поселка Дзержинец, созданного двумя фабриками – «Гознак» и «Им. Дзержинского» (отсюда и название). Поселок был построен году в 1935-м в сказочном елово-сосновом лесу, где до этого «царствовали» белки и ежи. Часть дач была в частном владении. (После войны все ведомственные дачи стали утепляться и заселяться возвращавшимися из эвакуации.)
По меркам соседей, не имевших собственных домов, наша семья считалась зажиточной: целых две комнаты, да еще и с мебелью! Да, в доме была канцелярская мебель, которая отчиму досталась на каком-то законном основании и которую безуспешно пытались экспроприировать приходившие на смену новые коменданты и хозяйственные чиновники: комплект из обитого черным дермантином большого дубового стола с шестью стульями. Еще был старый комод, изящная самодельная этажерка и большое зеркало с треснутым углом и две настоящие (!) железные кровати, а не доски на чурбаках…
Однако мебель для меня никаким богатством не являлась. Мне вдруг вспомнилось, что самым состоятельным, на мой тогдашний взгляд, человеком была соседка Дуся Шумеляк, которая, работая уборщицей в метро, регулярно покупала своему краснощекому Вовке Щелгачеву белые халы. Не знаю, случайно или для того, чтобы завидовали, но Вовка ел свою халу прилюдно, и за три года нашего тесного общения он меня ни разу халой не угостил, а я, с пеленок обладая обостренным чувством достоинства, ни разу не попросил его поделиться…
Переехав в Пушкино, Петр Денисович построил хорошо утепленный сарай (площадью около 18 метров), по всем сторонам которого были сделаны стеллажи для инструментов, а в правом углу отвел место под торфяной брикет. К 1950 году он пристроил перед входом сетчатый курятник; на ночь куры загонялись в сарай. Цыплят мама купила, скорее всего, на рынке (по-видимому, Пушкинская птицеферма работала уже в те годы). Для кормления кур где-то покупались отруби. Незаметно-незаметно цыплята превратились в кур…
Но однажды произошла беда: в сарай проделал дыру хорек и из тридцати с лишним кур оставил в живых только три. Конечно, мне, ребенку, еще не дано было оценить масштаб беды – ведь куры были главной надеждой на то, что в доме будет хоть изредка мясо. Зарезанных хорьком кур родители, скорее всего, засолили впрок – не думаю, чтобы хозяйственный отчим поступил иначе…
У отчима была грыжа, поэтому он постоянно носил антигрыжевый бандаж. Но грыжа иногда выскакивала, и отчим смешно полусгорбясь пытался заправить ее на свое место через насквозь прорезанный карман брюк.
Еще меня удивляло, как отчим голыми руками забрасывал в печь раскаленные угли, выпавшие из печи при открывании дверцы топки.
В 1950 году отчим еще носил гимнастерку и офицерские брюки, узкие внизу и расширенные в верхней части. Он носил также начищенные до блеска бутсы времен Первой мировой, а голени упаковывал в добротные и прочные гетры. У Бабухина была идеальная военная выправка, и ходил он носками наружу. А мне и без ходьбы очень трудно это делать…
С 1950 и до самой смерти его пасынок Михаил приезжал раза три, да и родная дочь навещала отца от силы раз пять. Отечественную войну Михаил прошел до Берлина и вернулся якобы сопровождая три вагона личных трофеев маршала Жукова. Тогда меня, ребенка, эта тема никак не интересовала. Кстати, по свидетельству моей соседки по хутору, где в 1982 году я «отбывал» исправительные работы, в отличие от официальной версии, Жуков был застрелен адъютантом другого маршала, похороненного двумя днями раньше Жукова. В момент трагедии соседка работала секретарем через кабинет…
И Миша, и Аня ко мне относились хорошо. Но Аня всю оставшуюся жизнь питала к отцу ненависть, ибо считала, что он терроризовал маму и довел ее этим самым до преждевременной смерти. Мама ее, Евгения, была похоронена в 1944 году в десяти шагах к востоку от Новодеревенской церкви. Я был на ее могиле вместе с Аней и Мишей в 1950-м и хорошо запомнил место могилы.
=============
На фото: Отчим (слева) в 1916 году. (Фотоотелье М.Дмитриева. Нижний Новогород.)