- Сынок, ну приедь же ты, наконец, забери это мясо! Уж вон когда забили кабанчика, а где хранить-то? Холодильник-от сломан, а морозов-те всё нету, – голос матери глухо нудел, продираясь сквозь помехи районной связи.
Серёга сидел за столом, и, вылавливая вилкой капусту со дна банки, вяло кивал телефону:
- Угу… Да… Угу…
Действительно, для начала декабря было очень тепло и мясо надо забирать, да как матери объяснить, что ехать на своём грузовике – это топлива одного туда-сюда литров сто пятьдесят. А масло, а износ материальной части и расход времени?
С другой стороны – мяса, блин, много и ведь пропадёт, не замороженное.
- Ну ладно… Ладно, говорю, на днях приеду! – отмахнулся он от трубки и скомандовал:
- Давай, Глеба, наливай!
- Д-давай, брат-тан! - подзаснувший во время разговора Глеб встрепенулся и с радостной решимостью сдвинул стаканы.
Они выпили, закурили, вяло сжевывая комочки междометий и обрывки слов, потом выпили снова, и только тут Серёга сообразил своей непьянеющей хитростью:
- Ёб-тать, Глеба, давай на твоей «Оке» сгоняем, а? У моей-то в заднем мосту что-то забрякало, так что выручи брата, я ведь заплачу, если что!
Будь Глеб потрезвей, он бы сообразил, что мать, как семейный главком, не дала бы ему машину в такую даль, но Глеб был уже пьян и самостоятелен:
- Ты чо, бля, Серый, какие на х-х-й деньги! Бензином заправишь, и все дела.
- А, ну давай так, за бензин свези, – радостно поддакнул старший брат, наливая по новой.
Поутру их растолкала пришедшая со смены Танька, Серёгина жена:
- А ну, подымайсь, погань пьяная! – пихнула она Серегу – И тебе нечо к нам ходить, его спаивать! – досталось и Глебу.
- Припёрлась, с-судорога… – скрипнул зубами Серёга.
- Танюша, Танюшечка, да мы-то за мясом ехать собрались, вот и заночевал я у вас, чтобы с утра поскорей… – замямлил, оправдываясь, Глеб.
Танька чуть смягчилась, а Серега, поддомкратив рукой голову и тяжело отворив глаза с содроганием смотрел на опухшую Глебову харю: «Чешет помелом поперёд мозгов!» Ехать не хотелось, но и не ехать Танька уже не даст. Выплеснув в стакан остатки вчерашней водки, Серёга быстро замахнул её в рот:
- Так что, рулить тебе, Глеба! Я уже права не имею, – ухмыльнулся он, пьянея от хлынувших в сообразительную кровь гормонов счастья.
Они выползли из подъезда и остановились, моргая от яркого свежевыпавшего снега.
- Вот ****ь! Всю ночь валил, – выдохнул Серёга.
Пока Глеб заводил «Оку», он направился осмотреть свой грузовик. Машина как всегда была в полном порядке, и Сергей ласково похлопал её по фургону: «Кормилица, ты моя!»
Он ещё чуть постоял, что-то соображая, и сказал:
- Отгоню-ка я, Глеба, свою колымагу на сервис, пусть глянут задний мост.
Глебу с похмелья было всё равно, и они гуськом двинулись к недалёкому гаражу, где заправлял всем один Серёгин знакомый. Там брательник быстро пересел в «Оку», и та охотно покатила, шлёпая по мокрому снегу босыми колёсами.
- Ой, смотри, Глеба, аккуратнее, вон чо творится, как по соплям едем, – устраиваясь поудобнее, прокряхтел Серёга.
Глеб, весь в напряжении, его почти не слышал – для него это была первая зима за рулём, а дорога и впрямь была отвратительная. Руль крутился непривычно легко, а перед поворотом надо было переложить его заранее, и «Ока» медленно, словно большая баржа, начинала тяжело менять курс в нужном направлении. Оно, впрочем, не всегда совпадало с траекторией, накатанной «взрослыми» машинами, и тогда утлая кибитка билась в гребнях этой колеи словно лодочка в океанском прибое. Так что когда они выгребли по этому киселю на окраину, спина у Глеба была уже вся мокрая.
«Хорошо, что грузовик со двора отогнал. Таньке скажу, что на нём и ездили, пусть-ка на горючку денег выделит, да за мясо, скажу, заплатил… Да, здорово всё получается!» – подобрел Серега, прикинув сэкономленную заначку.
«Вези, Глеба, вези, родной», – он бросил взгляд на брата и ухмыльнулся: тот изо всех сил вцепился в руль и так и замер, гипнотизируя дорогу.
- Дыру в стекле не прогляди, Глеба!
- А?
- ***-на! Ты бы хоть на передок резину зимнюю поставил – проворчал Серёга, чуя, как таскает машину.
Глеб рывком распахнул душный ворот: «Зимняя, весенняя… Какая разница!»
Он твёрдо знал одно: машина – новая, резина на колёсах – тоже новая и на другую резину мать денег не даст.
- Давай-ка, через промзону, нам гаишники ни к чему, - велел Серёга, и Глеб повернул в объезд поста.
* * *
Они миновали окраины, за окном потянулась промзона. Здесь, за городом было чуть холоднее, снег уже не таял, но это было ещё хуже: под колеса стелилась неровная от ледяных полированных кочек трасса. Мимо поплыли какие-то вышки, скелеты заброшенных цехов.
- Смотри, Серый, что-то ещё работает,– кивнул Глеб в сторону копошащихся в бликах сварки мужиков.
- Да они металл ****ят, а он «рабо-отает»! – раздражённо откликнулся брат, – Как же, заработает что в демократии этой… Правильно и ****ят, чего добру то пропадать!
Везде, куда ни глянь, простирались останки кормившего когда-то весь город производства. Ветер свистел, гоняя пыль в пустых цехах, хлопал створками ржавых ворот и упорно расшатывал покосившиеся буквы на крыше какого-то ангара. Лопнувшие трубопроводы скалились частоколом ядовитого цвета сосулей. Из-под снега кое-где выглядывали рельсы, давно покрытые бурьяном высохших на ветру сорняков. На этих путях ещё стояли полуразобранные вагоны, цистерны, из-за насыпи виднелись остовы каких-то механизмов, чуть поодаль торчал в небо раскуроченный подъёмный кран…
«Вот америкашков бы сюда – кино сымать, – подумал Глеб, - А то мучаются там поди с декорациями, большие бабки палят зря, а тут всё готово и весь ужастик даром».
И действительно, созерцаемый пейзаж идеально подошел бы для съемок ну, например, ядерной катастрофы или там ещё какого конца света. Казалось, что вот-вот появится средь руин то ли Робокоп, то ли Терминатор, да мало-ли там, в Голливуде ещё какой нечисти!
Глеб незаметно пообвыкся к дороге, расслабился и даже чуть добавил газу. В задумчивости он перевалил затяжной подъём и покатил под гору. Он сбросил газ лишь в повороте под эстакаду, когда чуть довернул руль. Панорама в рамке лобового стекла вдруг поплыла в сторону, будто кто-то потащил картину вбок. Целую секунду он потерял, прежде чем понял, что машину всё стремительней заносит. Глеб суматошно вывернул руль до упора. Вращение машины замедлилось и на миг остановилось, но не успел Глеб перевести дух, как «Ока», хлёстко вильнув задним бампером, завертелась в другую сторону.
- Серёга! Серёга, чо делать-то?! – завопил Глеб, повиснув на баранке, но брат, побелев лицом, только молча вжался в кресло. Левой рукой он упёрся в торпеду, а правой вцепился в поручень над головой.
Глеб изо всех сил давил на тормоз, махал в разные стороны рулём, а машина, вращаясь и беспомощно растопырив колёса, летела прямо на бетонный столб эстакады. В отчаянии Глеб отпустил и руль и педали.
«Ока», мотнувшись туда-сюда, кружиться вдруг перестала! Пролетев в полуметре от огромной опоры, она мягко въехала задом в небольшой сугробчик и замерла там в испуганной тишине.
- Да, – хриплый Серегин голос сорвался. Он прокашлялся и продолжил:
- Кто-то из нас в рубашке родился…
Глеб не ответил. Трясущимися руками он завёл мотор и попытался выехать, но переднее колесо лишь беспомощно шлифовало гладкий лёд.
- Давай, брат, толкни….
- Да нет, пусти, покажу тебе один приём – ответил Серёга, открывая дверцу.
Он сел за руль и, вновь включив первую передачу, немного вытянул «подсос». Колёса закрутились быстрее.
Серёга вышел из машины, упёрся плечом в переднюю стойку и начал раскачивать «Оку». С третьего или четвёртого раза машина медленно, рывками поползла вперёд, а затем, ухватив колёсами опору понадёжней, пошла уже уверенно.
Выруливая с обочины, Серёга пробежал рядом несколько метров, а потом ловко плюхнулся задом на сиденье. Он хлопнул ботинками, стряхивая снег, втянул ноги в салон и остановил машину:
- Русская смекалка!
- Ух, ты! Да, здорово, брат! – с восхищением и завистью протянул Глеб.
- Ну, ёбтать, братан, пятнадцать лет безаварийной езды чего-то да стоят!
- Серёжа, давай уж дальше ты рули, я теперь боюсь…
Поменявшись, они продолжили путь.
- Ты машину, брат, жопой чуять должен, - короткими стежками, не отрываясь от дороги, поучал Серёга брата. - Когда её только закручивать начало, ты не бзди, не паникуй, а сразу выправляй рулем, но в меру… Ты на спуске газу сбросил, передок тормознул…Вот зад и стало заносить…
Серёгу стало не узнать – он весь подобрался вперёд, серьёзно оценивая дорогу, говорил скупо, с паузами. Он часто, и, как казалось Глебу ни с того, ни с сего, коротко дёргал рулём вправо-влево. Машина меж тем неслась как влитая, по скользкой извилистой трассе. Серёга продолжал:
- А потом, когда ты управление бросил, ведущие-то колёса как якорь, ебтать… Они ведь с двигателем… И пошла машина вперёд жопою… Вот тут-то тебе, мудиле, и взяться за руль, да подправить траекторию!
За разговорами они не заметили, как вновь повалил мокрый снег, погребая под собой покрытый льдом асфальт, черневший посреди трассы накатанной, неширокой колеёй. Но и этой колеей, расходясь со встречным, приходилось делиться, углубляясь правыми колёсами в снежный студень. В такие минуты увесистый снег безжалостно затягивал тщедушный механизм в свои объятья, стремясь и вовсе сдёрнуть в кювет. «Ока», ведомая опытной рукой, юлила, билась, и по сантиметрам, медленно выбуксовывала обратно. Это было ей непривычно и тяжело, но старательная машина из последних сил стремилась угодить хозяину.
* * *
Заехав на заправку, они свернули с трассы и углубились в соседний район, а потом, миновав райцентр и вовсе съехали на узкую, извилистую лесовозку.
Места пошли совсем глухие.
- Давай, братуха, поссым! – Серёга чуть прижал машину к обочине, и они вышли.
Лес был подавлен влажной, душной тишиной, от которой с непривычки закладывало уши. Всё замерло в этом вертикальном безмолвии. Только любопытная белка косилась из дупла на две странные, неподвижные фигуры с широко расставленными ногами, и руками, сведёнными книзу.
Потом они проехали ещё километров тридцать, один – разглагольствуя о тонкостях водительского искусства, другой – почтительно внимая этой премудрости, до того самого вроде бы ничем не приметного места.
Дорога тут уходила влево, и Серега, как раз толковавший Глебу о прохождении сложных поворотов, свысока перешел от слов к делу.
Он плавно переложил курс на внутренний радиус, спрямляя траекторию, машина как-то слишком охотно ввалилась в это манёвр, и через миг, быстро вращая ставший вдруг совсем невесомым руль, Серёга понял, что она ему уже непослушна:
«Тормоз!»
«Нет, газ!!»
«Ещё руля!!!»
«Баля-я!!!!...»
Пробив хилый сугробчик «Ока» вылетела в кювет и там, нырнув и зацепив носом какое-то бревно, перевернулась. Она хлопнулась навзничь, проломив крышей тонкий ледок. Кювет оказался болотиной…
Глеб на миг отключился, а придя в сознание, обнаружил себя нелепо скрюченным кверху ногами. Стоя головой на потолке, он бессмысленно глазел, как через пролом в лобовом стекле мягко, но напористо заползала в салон чёрная болотная жижа. Она скользила медленно и неотвратимо, словно холодный питон в поисках жертвы. Лишь когда эта ледяная вонь подкатила к самому носу, до Глеба дошло, что он сейчас захлебнётся: он не только не мог толком пошевелиться, но даже не соображал, в каком направлении и что надо делать.
Глеб заскулил от бессилия, представив, что так и умрёт кверху жопой, нахлебавшись говённой жижи в тисках утопающей всё глубже машины. Он захрипел, забился в животном ужасе и потом уж и не помнил, каким чудом, оставив куртку пристёгнутой в кресле, очутился на воле…
- А вот я и думаю, чего это ты там вошкаешься? – удивлённо пролепетал ему Серёга, ломая трясущимися руками сигарету.
Судорожно хватая ртом воздух, Глеб хотел сказать брату что-то горькое, обидное, но вместо этого он обернулся и, ещё не веря в произошедшее, оторопело уставился на машину.
Она тихо лежала, грустно воздев кверху лапки-колёсики, словно замершая от испуга божья коровка.
- Как же так, Серёжа, как же так?!.. – растерянно бормотал Глеб, размазывая грязь по лицу.
- Да как, как, ****ать! Так, нахуй, что резину надо по сезону – раз! Водителя от дороги не отвлекать – два! А то - «Серёжа, расскажи, ****ь,… Серёжа, покажи…» – передразнил Глеба старший брат, начиная потихоньку косить от вины.
Тогда, в первые минуты после аварии, Глеб думал, что им вновь повезло, и даже чуть успокоился. Он впервые видел чёрное брюхо машины и с интересом разглядывал все эти балки, тяги, рычаги и пружины.
- Ведь тут-то всё в порядке, а, Серёжа? – допытывался он у брата, - Удар-то вроде и не сильный был?
- Да, уж… – задумчиво протянул тот, оценивая опытным глазом ушедший в сторону лонжерон и прикидывая повреждения ниже «ватерлинии».
- Уж да… – и, спохватившись, добавил:
- Да ничо, ничо… Иди-ка лучше за дровами!
К тряске от пережитого уже прибавлялся колотун от холода.
- Ты, Глеба, носи, а я разжигать начну – Серёга захлопал по карманам в поисках спичек.
- На, мои возьми, – протянул Глеб коробок и решительно почавкал к лесу.
После безуспешных попыток развести огонь на болотине, поближе к дровам, братья расположились прямо на дороге. Костёр вяло потрескивал, больше дымя, чем грея. Уже смеркалось и вовсю хотелось есть, а дорога была всё так же тиха и спокойна пустотой выходного дня.
И прошло ещё немало времени, как вдруг, сперва еле уловимым трепетом воздуха, а затем всё ясней и ближе, так, что стало понятно, что это не мираж, а взаправду, послышался звук мотора. Гул нарастал, замелькали в стволах деревьев фары, и из-за поворота не спеша, степенно выплыл лесовоз.
Глеб, ещё не веря этому счастью, выскочил на середину дороги и принялся орать и размахивать руками, словно унесённый на льдине рыбак. Лесовоз, несколько раз прошипев тормозами, остановился. Дверь приоткрылась, и Глеб ткнулся в мягкое, уютное тепло кабины:
- Выручай, командир, у нас, вишь, беда какая!
- Да видеть-то вижу, не слепой, – ответил щуплый мужичок-водила, свысока поглядывая из-за руля, - Тока пустой я, паря, не вытащить мне её оттудова ни ***.
- Как же так? – удивился Глеб, - У тебя вон какая машина здоровая…
- Да всё верно, Глеба, – встрял подошедший Серёга, - Не взять ему, скользко, он и себя-то еле тащит.
На общих шоферских понятиях он договорился с лесовозником, что когда тот будет возвращаться с грузом, то попробует вытащить «Оку», а поскольку путь его проходил через Серёгину деревню, то и решил Серёга так:
- Ты, Глеба, останься тут, стереги машину, а я – до деревни. Организую там - ну, поесть, помыться, то, сё…
И, пока расстроенный Глеб соображал, Серёга хлопнул дверцей. Огромная машина, загребая по катку дороги, словно древний колёсный пароход, начала медленный разгон, полируя и без того укатанную колею. Мигнув на прощание стопами, грузовик скрылся за стеной леса. Глеб остался один.
«Как же я теперь дома появлюсь! Что матери скажу?!» – билось в голове, пока он, хлюпая и носом и ногами, ходил вокруг «Оки».
«Машиночка моя, девочка моя, ласковая моя игрушечка!» – глотая слёзы, гладил он её холодный бок.
Часа через два или три, уже в полной темноте, Глеб вновь услыхал натужный, довольный рокот мотора – лесовоз полз назад. Крепко присев под гнётом ворованных брёвен, он остановился, и из кабины вынырнул румяный Серёга:
- Ну вот, братан, аллес - всё как положено! – дохнул он сытым, свежим водочным духом и затрындел, что баня уже топится, что с утра приедет из города на подмогу Владька на своём «каблуке», так что давай, Глеба, хлебни вот и иди, разматывай трос…
Качнув несколько раз, с трудом вырвали они машину из болотного засоса, а потом, перехватившись, уже легче, кубырнули её на колёса.
Мама, дорогая, что открылось Глебу!
Выхваченная из темноты лучами фар и размытая слезами, картина катастрофы казалась ещё более ужасна: смятый капот съехал набок, лобовое стекло, белое от миллионов трещинок, повисло на погнутых стойках, а крыша, сложившись изломанным домиком, покосилась набекрень. Блестящая чёрная жижа лениво стекала с потолка и сочно шмякалась где-то в салоне.
- Давай, не стой, цепляй трос, - толкнул Серёга Глеба, - Вон, хорошо, крюк у тебя сзади есть.
Лесовоз, плотно прижатый грузом к дороге, легко вынес поддерживаемую с обеих сторон «Оку» на обочину. А дальше Глеб мало что запомнил.
* * *
Наутро, проснувшись, он впотьмах не сразу и сообразил, где находится, но через миг память, словно кинжальная весенняя сосулина с размаху вонзилась ему в темя.
Глеб застонал, перевернулся, и, словно страус в песок, вновь спрятался в хмельной и уютный сон, лишь бы хоть на чуть-чуть отсрочить мучительную, непереносимую явь.
Когда он снова открыл глаза, было уже светло, и со двора слышался голос приехавшего из города Владьки.
- Ну вот, в кои-то веки все три брата вместе собрались, – вздохнул Глеб и вышел на улицу.
«Ока» понуро стояла у обочины. В свете дня машина выглядела ещё страшней и уродливей: искорёженное железо, облупившаяся на заломах краска. Салон, ещё недавно такой родной и уютный, был залит застывшей болотной грязью, чуть припорошенной сверху снегом.
Снежинки падали на машину, да так и лежали, не тая, словно на покойнике.
К тому времени вышел Серёга, и, закинув во Владькин «каблук» две здоровенные сумки с мясом, закурил:
- Ну, что, братаны, давай, готовиться в путь?
Они отогнули трущееся о колесо железо крыла, развернули машину и подцепили её к «каблуку».
- Серёж, а как ты на ней поедешь-то, ведь ни хрена ж не видно, – кивнул Глеб на провисшее, матовое от трещин лобовое стекло.
- А ты не ссы, брат, всё продумано!
Серёга решительно выдрал из проёма скорлупу стекла и отбросил в сторону. Затем он достал из кармана прозрачный полиэтиленовый пакет и сунул его ошарашенному Глебу:
- Это, ёбтать, тоже смекалка такая. Русская! Давай, надевай на голову, садись и поедем!
С этими словами он захлопнул за собой пассажирскую дверь «каблука».
- Ты, брат, замотайся весь, особенно руки, и держись полевей, чтоб и я тебя в зеркало видел, и тебе дорогу видать, – подбодрил Глеба Владька.
Он поправил на нелепой целлофановой голове шапку:
- Если что – маши…
Еле тронувшись, буксуя по свежему снегу, они с трудом стали набирать скорость.
За околицей дорога стала потвёрже, и Владька прибавил газу.
У Глеба поначалу всё было хорошо, но чем больше становилась скорость, тем плотней и плотней прижимался пакет к лицу. Сначала Глеб ещё как-то отплёвывал его, отпёхивал языком, но очень скоро этот ледяной полиэтиленовый панцырь плотно облепил рожу, не давая вздохнуть. Глеб отчаянно завертел головой, затёрся лицом о плечо, затем об руль - всё без толку.
«Вот так, блин, смекалка русская! К ****ям собачьим - ни вздохнуть, ни пёрнуть!» - ругался Глеб, пытаясь сорвать пакет с лица, но рука в толстой варежке всё никак не цепляла скользкую плёнку.
А Владька поддавал, стремясь перейти на четвертую. Больше глядя назад, в зеркало, чем на пустынную лесную дорогу, он видел, как елозил Глеб рукавицей по лицу, видимо стирая с плёнки летевшую из под колёс снежную пыль.
«Ничо, Глеба, щас свернём, там почище будет» – мысленно ободрил его Владька.
Глеб тем временем корчился от удушья. Он ещё успел вспомнить, что вот так, пакетом на голове, пытали кого-то в где-то виденном им боевике.
Вот сейчас закончится этот ****ский поворот, он оторвётся от руля, снимет рукавицу и сдёрнет с лица этот полиэтиленовый гандон!
Он ещё чуть довернул вправо и только хотел вернуть руль на место, как раздался мягкий щелчок, и руль замер как приколоченный.
Ключ! Он забыл вставить в замок зажигания ключ!! И руль так и защёлкнулся повёрнутым!!!
Машина рывками задёргалась вправо, борясь с тянущей её верёвкой, а у Глеба от удушья померкло в глазах…
* * *
Серёга ехал, устало привалившись к окну. Хорошего мало. Как ни крути, машину ремонтировать ему и надо ещё надоить для этого денег из семейного бюджета, да чтоб стервоза-Танька ничего не заметила.
Но это ладно. Больше всего терзало его то, что пятнадцать лет безаварийного стажу, которым он так гордился, пущены насмарку! А всё из-за этого Глеба с его ****ой «Окой»!
«Лучше бы поехал на своей!» – вздохнул он и от расстройства и тепла тихо задремал.
Владька же после поворота Глеба потерял. В левом зеркале «Ока» так и не появилась, а правое перекрыл закемаривший Серёга.
«Что он там дёргает! Тормозит что ли?» – Владька сбросил газ, включив тормозом стопы.
«Ока», почуяв волю, резво ткнулась носом в сугроб, а «каблук» по инерции, рывком, от которого звонко лопнул трос, выдернул её обратно на дорогу и замер.
Владька открыл дверь, вышел, огляделся, и, вдохнув полной грудью свежий зимний воздух, подошел к «Оке»:
- Ты чо, Глеба?
Но тот молчал, только хлопал ртом и счастливо напитывался ясным лесным кислородом сквозь лохмотья полиэтилена…
Ближе к городу Серёга просыпался всё чаще и чаще, и уже в городских сумерках прозевал Владьке:
- Давай к ребятам, в гараж, там всё и решим.
Пока сервисные пацаны, уже лёгкие от законченного рабочего дня, профессионально подсчитывали случившееся несчастье, Владька открыл двери фургона:
- Давай, брат, забирай…
Серёга с трудом подцепил на плечо тяжёлые сумки, и только дойдя до своего грузовика, спохватился, что может, стоило предложить немного мяса и Владьке – всё-таки приехал, выручил. «Да ладно, в другой раз» - махнул рукой Серёга и пошёл назад в гараж.
Там Глеб, совсем стёртый с лица земли, сообщил ему стоимость ремонта.
«*** се, привез мяска…» – сдвинул Серёга шапку с разом вспотевшего лба и по стенке сполз на корточки. Он замер так на полминуты, затем встрепенулся и двинулся к пацанам. Он отвёл в сторону Сашку-бригадира и потащил в яму под машину.
- Серый, всё реально, для тебя по минималке, а сделаем без очереди, как надо. Комарик носа не подточит, ты же знаешь, – забубнил тот.
- Да *** с ним, с комариком! – оборвал его Серёга, - Хозяева – лохи, ничего в этом не понимают, поэтому давай как дешевше…
- Ну ладно, – пожал плечами Сашка, - Приходи завтра, с утра и покумекаем.
Научив, как половчей соврать дома насчёт «где машина», Серёга спровадил Глеба и поднялся к себе. Танька, шмыгая носом, чистила картошку.
- На вот, бульону свари, что ли, – шлёпнул Серёга ей под ноги сумки. - Остальное заморозь, а я к машине.
Некоторое время он просто сидел кабине, наблюдая за жизнью двора. Потом достал из укромного места секретную поллитру и заглотил из горла сколько смог. Пьянея, Серёга ещё поприкидывал, сколько рейсов надо будет утаить от жены для оплаты ремонта, потом допил остатки. Хлопнув дверью, он швырнул пустую посуду в снег и двинулся к подъезду:
- А ну, горох, брысь! – играющая детвора стайкой воробышков вспорхнула в разные стороны, освобождая дорогу.
Дома его встретила серым ворчанием ложащаяся спать жена, горячий мясной бульон и какой-то странный кисловатый запах. После выпитого во рту жгло, пустой желудок просил еды, поэтому вкуса первых трёх ложек Серёга не разобрал. Бульон был золотистый, наваристый.
«С вермишелью», – понял он, проглотив четвёртую ложку.
«Только вкус какой-то… Чо-т не то. И вермишель странная, мелкая», – заметил он, загребая пятую.
Серёга присмотрелся: сваренные заживо, вермишелинки безжизненно свернулись колечком и смотрели на него немигающим укором бусинок-глаз.
Мясо всё-таки стухло...