БЕРЕСНЕВА Л., ПЛЭЧИНТЭ А.
«В стране Ямато, где словно крылья стрекозы распростерты острова» , – так поется в старояпонской песне, – жил прославленный музыкант Аривара, который объездил со своей флейтой почти весь мир. А сейчас, устав от суеты больших городов, он стремился к тишине и уединению. Поздней осенью, когда зарядили нудные дожди, Аривара взял толстую нотную тетрадь, флейту и, как в молодые годы, отправился к Удзигаве – голубой реке, на берегах которой прошло его детство. Нашел он глухую деревушку, окруженную вековыми соснами и кипарисами, где тишину будил только говор волн реки, шум мохнатых веток деревьев и отзвуки далекого горного эха. Выбрал он домик на краю деревни, постучал в ворота. Старая хозяйка была рада постояльцу, который, подумала она, скрасит ее одиночество.
Утром Аривара подошел к окну и ахнул от удивления: все было покрыто первым пушистым снегом. В белоснежных берегах, казалось, чуть дышала горная речка, покрытая рябью легких волн. Вершина невысокой горы в лучах солнца сияла, будто ее накрыли драгоценной парчой. Зазвонил колокол дальнего монастыря в горах, гулким эхом отозвался его звук в долине и утонул в реке. И вдруг музыкант услышал, как в доме за стеной зазвучал чистый, высокий голос девочки:
О, вот она – зима,
Что светлую росу,
Сверкавшую повсюду жемчугами,
Обильно выпавшую нынче на траву,
На листья, – сразу в иней превратила! (Ёситада)
***
В селенье, среди гор, дорог как не бывало,
Знакомых тропок будто вовсе нет, –
Не видно ничего…
С листвою кленов алой
Упал на землю ярко-белый снег!(ФудзивараЁсискэ)
Убеленный сединами Аривара невольно заслушался, он был пленен голосом, который журчал, как горная речка по каменным перекатам. Ему тут же захотелось запечатлеть услышанную мелодию – и по строчкам запорхали черные знаки нот. Особенно удалась ему вот эта мелодия, светлая, радостная, как сам голосок певуньи:
Куда унеслось ты,
Сердце мое? Погоди
Горные вишни
Осыплются, – ты опять
Вернешься в свое жилище. (Сайгё)
На следующее утро музыкант уже с нетерпением ждал, когда же зазвучит очаровавший его голосок, но дом молчал, будто онемел, только за окном был слышен вой ветра, который не на шутку разыгрался, предвещая непогоду. Весь день Аривара работал, а к вечеру постучал в дверь на половину старухи. И на вопрос музыканта: «Можно ли увидеть девочку, которая так чудно поет?» – она с грустью сказала:
– Едва ли еще когда-нибудь этот дом услышит голос моей внучки Идзуми: она приезжала только на один день, чтобы проститься со мной и с родными краями. Вот уже три года она учится в школе в квартале Гион, и через месяц ее ждет посвящение в майко – такова ее участь.
– Ваша внучка талантлива и достойна иной судьбы, – печально сказал старый музыкант.
Аривара был расстроен. От бессилия помочь этой девочке он схватил нотный лист и в отчаянии вышвырнул его в окно, где Ветер громко распевал свои шальные песни, а Метель тоненько подвывала ему.
Надменный Ветер схватил листок и был удивлен и рассержен, увидев иную песню, красивую и мелодичную. Он злобно захохотал:
Не навязывай ветру
Брошенный нотный лист,
Мелодию черных знаков…
Взбешенный творением композитора, Ветер разорвал лист и разметал по округе мелодию, и всю ночь дерзко пел свои песни, вихрем кружась с Метелью.
На утро старуха пришла к Ариваре и радостно сообщила:
– Было мне ночью видение, и голос богини Каннон сказал, что будет у моей Идзуми иная судьба, если в ее сердце проникнет песня, которую она пела, тоскуя, о родном крае.
– Горе, мне горе! – воскликнул Аривара, обхватив голову руками. Какой я неразумный: я уже создал такую мелодию, но вчера с досады и огорчения выбросил нотный лист на ветер!
Погоревал он, погоревал и решил: надо найти эту мелодию. Вышел музыкант за ворота и крикнул:
– Э-ге-ге, Ветер! Верни мне мою песню!
Подождал-подождал – нет ответа, и понял, что Ветер, ревниво разметавший его мелодию, не собирался ее возвращать. И пошел музыкант искать потерянное.
Идет, ко всему прислушивается: вдруг его музыкальный слух уловит знакомые звуки. Видит, вековая ель машет ветками, будто подзывает к себе. Подошел музыкант к ели, и говорит она:
– Слышала-слышала о твоей беде, Аривара. Музыкальная строчка той песни, которую ты ищешь, висит на моих острых изумрудных иголках, только не могу ее стряхнуть. Попроси какую-нибудь птицу помочь мне.
Огляделся Аривара, видит, на невысокой рябинке сидит свиристель и лакомится рубиновыми ягодами.
– Свиристель, дружок, узнай, какая музыкальная фраза запуталась в иголках ели!
– Сейчас-сейчас, – отозвалась нарядная птичка, и среди еловых веток замелькал ее хвостик с ярко-малиновой полосой.
– Нашел-нашел! – серебряным колокольчиком прозвенел свиристель.
И тонким посвистом пропел музыканту эту мелодию, поблагодарил тот за помощь ель и свиристель – и опять в путь.
Идет Аривара, прислушивается к каждому звуку, но не слышит ничего созвучного началу песни. Вдруг дорогу ему преградил игривый ручеек и сочувственно говорит музыканту:
– Знаю-знаю печаль твою, Аривара. На дне моем один куст яшмовых водорослей перевит музыкальной строчкой. Попробуй достать ее!
Огляделся Аривара, видит, сидит на гладком камне бурая оляпка, лучшая ныряльщица среди птиц, рыбку доедает.
– Оляпка, оляпка – храбрая птичка – не боишься ты ледяной воды, помоги мне среди водорослей ручейка отыскать строчку песни!
– Не беспокойся, Аривара-сан, сейчас я найду ее!
Смело бросилась она в холодную воду ручья – тут же принесла строчку и резким посвистом пропела музыкальную фразу. Обрадовался Аривара: осталось только конец песни найти. Поблагодарил он за помощь – и опять в путь-дорогу.
Идет, вдруг слышит, его невысокая гора гулко окликает:
– Слышала-слышала о твоем горе, Аривара. Уронил Ветер конец песни вон на тот мой склон, а Метель засыпала его снегом. Пусть журавли помогут тебе отыскать эту мелодию!
Оглянулся Аривара, видит, два белоснежных журавля в красных шапочках танец грациозно танцуют.
– Журавушки! Вы слышали, что сказала мне гора? Только вы можете помочь найти конец моей песни.
– Конечно, поможем! – сказали красивые птицы.
Плавно взмыли над горой журавли, долго искали они потерянную мелодию, но все же нашли и радостно прокурлыкали ее музыканту. И вдруг сама собой сложилась найденная мелодия и птицей полетела в далекую школу майко.
***
Сегодня у Идзуми особый день: выдержав все трудности ученичества, она должна окончательно выбрать свой путь. Сидит она на циновке одна-одинешенька в крохотной комнатке, и вспоминаются ей все три года, проведенные в этой школе. Она как будто слышит голоса своих учителей: «Никто не имеет такого чудного голоса, как ты; твои танцы изящны и изысканны, ты настоящая майко – «дитя танца». Но голоса учителей перекрывает более сильное чувство – тоска по родному краю, стремление к другой судьбе и доле. И вдруг, как стрела, пронзает ее сердце мелодия песни, которую она пела, прощаясь с домом.
– Нет, – решительно сказала себе Идзуми, – я не буду майко. Я хочу дарить людям искусство, потому что мое призвание – творить красоту!