Жадно глотнув зимней солярки и изрыгнув в ответ густое черное облако сажи в направлении и без того огромной озоновой дыры, сквозь которую вот-вот уже будет видно Бога, хлопнув на ходу дверями, старый внедорожник покатил нас прочь от ненавистной городской суеты, света, стекла и бетона.
Едем, едем, а асфальт все не кончается. Порой поражаешься наглым масштабам неуемной цивилизации. Бедные звери, от мала до велика, пятятся к последним спасительным лесным массивам. Кругом человек с его заводами, поездами да машинами. Человек это враг! Страшное это слово впитывают они с самого детства с молоком родившей их матери. А с врагом всегда идет война...........
И была война. Нет, не та, что в компьютерной игре или в книгах, а самая настоящая война со всеми делами. Были в ней стратегия и маневры, и маршброски и рекогнасцировка, засады и маскировки, и залповый огонь и промахи, ранения, и подлость и предательство, горечь отчаяния и слезы одиноких солдаток с детьми на руках. Враг был коварен, хитер и силен. Рога нацепил, как Тевтонские рыцари на "Ледовом побоище". Его войско было огромно. Орды вампиров, разных сословий, нападали, кусая и жаля, сменяя друг друга день ото дня. Солнце жгло. Туман слепил глаза. Предатели-караульные орали чуть что птичьими голосами, включая свои сирены. Черные самолеты (коим не меньше двухсот лет, а все летают) каркая с высоты, оповещали врага о поле боя.
Ветер. Только ветер был пока за меня, принося звуки и унося запахи. Курить солдатам строго настрого запрещалось. И ни кто не курил. Патронов давали в обрез. В походе солдату даже вата груз. По той же причине не брали и воду. И ни кто и не пил. Дождь. Только дождь был пока за меня, принося прохладу и свежесть и унося жажду.
Бои шли уже долгие лета, но ни кто не хотел уступать. Противник матерился грубо, зло, но не сдавался. Постоянно меняя места дислокации, вносил панику в наши ряды. Но правда у солдата одна. И тут уж или со щитом и трофеями, или на щите. Уже и техника не выдерживает - ломаясь, и солдат легко ранен, но войну свою не бросает. Порой казалось, победа так близко, но враг непоколебим. И просили богов и молили о помощи из последних сил. И не слышали боги просящих. Но вот "разведка доложила точно" и выбран день решающей битвы. «Антанта» подкинула нового оружия и боеприпасов. И этот день начался..............
На кочке меня подкинуло аж до самой крыши и я проснулся. В багажнике загремели пластиковые кейсы с «Медведями», «Вепрями» и прочими охотничьими причиндалами. Это ж надо, в честь «врага» так Калашниковы назвать, шифруясь. ХитрО.
- Пить будешь? – спросил сосед справа.
- Нет, спасибо, голова что-то болит., – ответил я. Надо же закемарил всего на миг, а столько всего в голову налезло.
Едем. Пригласили на ночную охоту по «вредным», ну там джыпы, фары, ночники, карабины - все дела. Объехав поля, замечаем, что на выброшенную заранее «падлу», приходили только дикие собаки да кабаны. Волка не было, вороны тоже не слетелись, а по сему мы не вабили. Мужик один вабит знатно, и прибылыми, и старыми - аж мурашки по спине. За ночь перевидели уйму всякого зверя. Олени, козы, зайцы. Зайцев много. Три лисы видели. Одну стреляли. Он же и стреляет не плохо...
Трехсотый ВинМагнум, разорвав ей живот, выбросил все внутренности наружу. Волоча их за собой, она, спотыкаясь и падая, улеглась таки, свернувшись калачиком и повернув мордочку в направлении неведомого, чарующего луча света, принесшего смерть, сверкнула на последок глазами.
Подходить к ней было жутко. Мы идем, а она на нас смотрит. Мертвая уже, а смотрит. Небрежно пнув ногой, егерь поднял ее за хвост и понес к машине, волоча по земле кишкИ. Шкура ни кому оказалась не нужна. Может бешенная была? От того и снимать не стали. И обвинив кого-то там на «верху», что цены установили такие низкие за сданные хвосты, прикрыв свою совесть фразой: «Здоровье дороже!», оставив, двинулись дальше. На душе было погано. И странные мысли путались в гудящей от тарахтящего дизеля голове. Вот оно противоречие! До этого самого рокового выстрела всю мою натуру переполнял не гасимый азарт и желание перевидеть зверя. А затем нестерпимые муки совести и боль в груди от последствий и таких душевных переживаний, посланных мне Её последним взглядом. Почему мне, почему не отвернулась, не оскалилась, почему не похожа на бешеную, почему! Почему другие не почувствовали! Или не говорят о своих чувствах, прикрываясь мнимой мужественностью. Разве она в этом? Глотнув спазмалгона ничтоже сумняшеся и устав от этих мыслей, быстро уснул на заднем сиденье мягкого Лендровера...
За окном слышались звуки охотничьего рожка ловчего, заливной гул несущейся своры, да свист борзятников. И виделся блеск острия копья доезжачего в мерцанье луны, да пляшущие языки пламени факелов, в руках загонщиков. Беги зверь. Беги, что есть мочи, не жалея копыт, закинув благородные рога на спину и разрывая густые заросли своей могучей, гордой шеей. Беги. Беги, пока долетит, разрезая густой мрак, лихая стрела охотника...
2007-2008 г.