Отрывок 1,6
Вдоль южного побережья моря Вилайет тянуться бескрайние водные пространства, плавно переходящие из топких болот в безбрежную водную гладь. Эти пространства редко бороздят корабли; лишь рыбаки-юэтши скользят здесь на утлых лодчонках-каноэ. Мало находится охотников пробираться в эти места: низменность кишит крокодилами, змеями и скорпионами, не говоря уже о мириадах мошек и блошек. И именно здесь, в бесконечном лабиринте скал, болот, заливов, рек и озёр, и ютятся...
И именно это пространство служит убежищем для изгоев цивилизованного общества - козаков, отребья, которое вот уже который год дёргает/дёргало всемогущего/могущественного короля/повелителя Турана за его жиденькую бороду.
Туран – одно из самых могущественных и древних государств по западную сторону моря Вилайет (поспорить с ним может разве что блистательная Аквилония) – простиралось от северных полутундр и степей до жарких южных пустынь, покрывая огромную территорию вдоль западного побережья Вилайет. Его сатрапии раскинулись далеко на западе, юге и востоке. Их предки пришли тысячелетия назад из волшебной/сказочной Лемурии, долгие/бесчисленные поколения проведя в пути, и, под именем гирканцев осев на южном побережье моря Вилайет, (которое тогда ещё носило другое название), мечами вырубили себе государство из земель других государств.
…породив странный сплав восточной и западной культур, сочетающий целеустремлённость и расчетливость запада с холодностью и надменностью востока. В незапамятной древности / Тысячи лет назад горделивые эмиссары Турана, эти закованные в броню всадники отвоевали огромные земли у древних/исконных хозяев этих земель – гиборийского Котха, роскошного Иранистана, загадочных королевств Шема и Стигии. Злопамятные шемиты и зловещие жрецы чёрной Стигии никогда не забывали об этом. На юге Туран гранили с Вендией и Иранистаном – древними странами волшебного Востока. Из Секундерама – крайнего форпоста Тураснкой империи серебряными струйками текли отряды на юг, в вечной надежде покорить богатые земли юга. Но не менее гордые и значительно более древние Земли Чудес и Тайн успешно давали отпор. Не теряя надежды на покорение новых земель, короли и сатрапы Турана подкупали многочисленные племена в Химелийских горах, природным барьером возносящимся между/разделяющих землями Турана и Вендии, а также мелкие государства, ютящиеся у подножия Талакмы и Химелийских гор. Граничащие с Тураном гиборийские земли стонали от тяжёлого ига. Сыны страны Шем, восточные провинции Котха, древнее царство Замора, множество крохотных городов-государств между холмами Запада и бесплодной пустыней Турана платили ему дань. Тяжёлые караваны с золотом, серебром и предметами роскоши шли в Замбулу, Акиф и далее – в Аграпур, город несчастных нищих и гордых королей.
Козаки, странный сплав разбойничьих шаек и военных отрядов/разбойничьей анархии и военной организации, существовал в этих землях давно, поскольку…
Лабиринт болот, гор и джунглей…
Выкурить их было почти невозможно
Но никогда до этого они не являлись могучей военной силой и не представляли серьёзной угрозы для туранского государства. Однако два года спустя к разрозненным разбойничьим шайкам присоединилась могучая сила с запада – более трёх тысяч наёмников, закалённых в военных баталиях и сражениях/походах, и теперь, когда их численность возросла почти до четырёх тысяч, они представляли собой внушительную и грозную силу. Командовал ими пришлец с далёкого, почти мифического севера – могучий гигант киммериец, ловкий, как кошка и хитрый, как горный лев. Ему вот уже год удавалось избегать всех тех хитроумных ловушек, которые ставили на него /неожиданно возросшую… наместники туранских городов и военные генералы,
В тот момент, когда многочисленные сатрапы и командующие армии мучительно придумывали, как им избавиться от этой… (досадной помехи), вызывающей бешенство у жестокого короля Турана, причина их беспокойства, могучий бесстрашный варвар искренне наслаждался жизнью и … в своей палатке.
И в тот миг, когда она прижалась к нему своим упругим телом, каждой клеточкой отвечая на огненный поцелуй,
Оторвавшись от жарких объятий мунганина, она увидела, как в углу палатки что-то сгущается. В тот момент, Конан покрывал жаркими поцелуями её юную упругую грудь, она увидела, как тени внезапно приобрели плотность, и из тьмы внезапно возник человек. Он был одет в багряную тогу и подпоясан широки восточным поясом. Казалось, он всегда там сидел, наблюдая за ними спокойным взглядом волшебных янтарных глаз.
Октавия слабо вскрикнула. Услышав/Уловив в её голосе неподдельный испуг, Конан поднял голову и с изумлением уставился на чудесного незнакомца: варвар не слышал, чтобы кто-либо сюда входил, а слух, как и у всех дикарей, у него был очень тонкий.
- Итак, легендарный гетман козаков и прелестная маркитантка, - с интересом сказал загадочный незнакомец. - Добыча в два раза лучше, чем я ожидал!
Конан рывком поднялся на ноги. Его сузившиеся глаза с ... рассматривали незнакомца.
Тот холодно усмехнулся.
- Кто ты такой, и что тебе надо/и откуда ты тут взялся? – прорычал киммериец. Его глаза угрожающе сузились/и в его голосе прозвучали угрожающие нотки. - Живо убирайся из моего шатра, пока я не передумал и не выкинул тебя из него самостоятельно, добавив вдогонку руки и ноги!
….
Октавия судорожно схватила его за руку, пытаясь предостеречь, но Конан лишь нетерпеливо стряхнул её руку, встал и решительно направился к незнакомцу.
- Не так быстро, мой дикий/темпераментный друг, - улыбнулся колдун и швырнул ему в лицо щепотку какой-то пурпурной пыли. Могучий варвар внезапно зашатался, словно теряя почву/опору под ногами.
Конану показалось, как будто бы он ослеп. Порошок пурпурного лотоса ... его связь с реальностью, заставив кружиться голову и ...каким-то пятнами. Тем не менее, он, рыча от ярости и пошатываясь на каждом шаге, направился в ту сторону, где сидел ... пришелец. Уверенность того/волшебника на мгновение поколебалась. Волшебник понял, что если он сейчас не остановит варвара, тот, не смотря на ... действие порошка ядовитого растения, настигнет его и сломает, как сухую щепку. Пришелец легонько встал. Казалось, его рука лишь мимоходом коснулась виска Конана, но тот внезапно рухнул, будто подкошенный.
Колдун устремил на Октавию бесстрастный взгляд.
- Не бойся, к твоим возлюбленным ничего не случиться.... если он, разумеется, будет сотрудничать со мной.
Он сделал загадочный жест рукой, и стены палатки внезапно поплыли перед глазами Октавии.
То, что в своё время не удалось наместнику Хаваризма, с помощью проклятой .../стигийской/запретной магии осуществил чёрный колдун Шахпура Ксутмекр. Отважный вождь мунган сидел в подземельях Шахпурского дворца, занятого мятежными армиями шахпурского наместника, поддерживаемого мелкими королевствами, лежащими на границе Вендии, Иранистана и Турана и иранистанской антитуранской коалицией, которой было выгодно дальнейшее ослабление Турана.
Колдун намеревался использовать его в качестве козыря при торговле с королём Турана - ведь предводитель кочевых разбойников может быть грозной силой, если его таланты предводителя и полководца усилить отрядами закованной в броню конницы и подкрепить колдовством, чёрным, как сама смерть. Что думал или чувствовал по этому поводу киммериец, никого не интересовало.
Хаваризм, Аграпур, Султанапур, Акиф, Шангара, Самарра, Замбула, Шахпур.
Октавия пришла в себя в камере. На ней была короткая рваная роба, которую, очевидно…
Холодный пол камеры неприятно холодил её кожу…
Была явно влюблена в могучего предводителя разбойников.
Его руки ласкали тебя…
– … ты, дрянная девчонка…
- Ты мне всё расскажешь. Мой дружок…
Она подошла к решётке, поигрывая кнутом. Гордая немедийка лишь сверкнула глазами.
- Вот значит, как? - взбешенная гирканка зашипела. – Ну, погоди, я обучу тебя покорности!
И, яростно возясь, нащупала нужный ключ и рывком распахнула решетку.
И в это же мгновение Октавия бросилась на неё. Трудно сказать, что побудило её к такому действию. Ничему подобному её не обучали в лучших домах Немедии. Однако осознание того, что её любимого варвара где-то, возможно, пытают, придало ей неожиданных сил. Как дикая кошка, прыгнула она на свою мучительницу и, ухватив её за волосы, ударила о прочную сталь решётки. Гулара вздрогнула и затихла. Октавия поспешно отыскала необходимый ключ и заперла высокородную туранку в своей клетке. Если повезёт, её никто не заметит в течение хотя бы пары часов.
Октавия, вздрагивая, выглянула в коридор.
Колдун был любителем всяческих диковин. В некоторых клетках сидели огромные обезьяны - самые разнообразные, которых только можно было собрать в пустынных областях гиборийского мира: серые людоеды с восточного побережья Вилайет, дикие обезьяны Химелийских гор, страшные человекообразные, обитающие в Кезанкийских горах на восточной границе королевства Заморы, ужасные обезьянобыки Пиктстких пустошей, дикие обезьяны Чёрных Земель и даже те чудовищные создания, относительно которых нельзя было с уверенностью сказать, животные они или демоны, охраняющие покой стигийских гробниц. Их маленькие красные глаза смотрели с незатухающей ненавистью. Никто не знает, откуда они взялись и как проникли в наш мир; об этом не помнят даже сами стигийцы. Их предки вызвали их из каких-то невообразимых пучин, где разум и ... теряют свой смысл/свои права и водятся кошмарные чудовища, которые не могут привидеться даже в страшном сне/которые не имеют права на жизнь. Из мрака и воющей бездны приходят они, кощунственные порождения пекла, более страшные, чем те, которых может породить даже Ад.
отвратительная игра природы
Но не только обезьяны сидели в клетках. Странные, противоестественные растения, от половины из которых Октавию бросило в дрожь, а от остальных неотвратимо тянуло на тошноту, сидели в окованных сталью клетках. Некоторые из них шевелились, как будто ... змеи, другие поворачивали вслед ней свои омерзительные/пульсирующие/пурпурные бутоны, третьи колыхались, словно их раскачивали порывы невидимого ветра - на самом деле так и было, ибо они отвечали порывам ветра, дующего в Аду - четвёртые поворачивали вслед Октавии свои пронзительно алые бутоны, словно взирая на неё своими пурпурными головами, и она вздрагивала от их ... взгляда, а пятые таились спокойно, но это была обманчивая ... . В некоторых клетках растения мучили пленников, и одного взгляда Октавии хватило, чтобы понять - этим беднягам уже ничем не помочь.
А потом начались чудовища и вовсе невообразимые. Как можно описать нечто, чьё тело тряслось подобно студню, и в то же время в нём словно иногда проглядывали человеческие черты? Октавия едва с ума не сошла, глядя на него, и поспешно отвернулась. В другой клетке плавал туман, но у неё сложилось не...ое/необъяснимое ощущение, что он смотрел на неё. Жадно, сладострастно, неутолимо, словно, если бы их не разделяла клетка, он сделал бы с ней нечто ужасное, о чём Октавия боялась даже подумать. То, что находилось в следующих клетках, был не в силах вынести здравый рассудок, и Октавия, не оглядываясь, побежала. Вой, всхлипы, стоны неслись вслед за ней. Какие-то кощунственные уговоры; сладкие обещания; сладострастный шёпот и отчаянные мольбы, прерывающиеся безумным воем. Октавия остановилась, лишь когда выбежала из этого ужасного коридора/кошмара.
какая грешная алхимия сотворила/породила этих чудовищ/существ? Октавия не могла и хотела этого знать. Мурашки бегали по её упругому телу при одном воспоминании.
Митра, помоги!
О, Митра!
Дворец был убран с исконно туранской роскошью. Пушистые ковры укрывали стены и надёжно при/заглушали все звуки - любовной ли страсти или стонов агонии/криков боли. Девушки с грустными лицами, одетые лишь в/в одни серебряные ошейники, иногда проходили по мягким шкурам, или стояли возле дверей, исполняя роль интерьера/мало отличимую от предметов мебели. Неподвижными изваяниями из чёрного древа застыли наёмники-кушиты. Надёжно укрытые от посторонних глаз альковы были выстланы пушистыми шкурами и выложены мягкими подушками. Тонкие покрывала из прозрачной ткани укрывали многочисленных прелестниц, ждущих своего часа.
Из-за серебряной шторки выглянуло миловидное озорное лицо, и тут же спряталось обратно.
Октавия, никем не замеченная, крадётся среди бесчисленных, выложенных коврами коридоров, скрываясь от туранских солдат и отчаянно пытаясь изыскать способ освободить своего варвара.
приподняла драпировку на стене - напротив входной двери - и нажала на причудливое изображение, панель подалась назад и открыла узкую лестницу, ведущую в непроницаемую темноту
Для работы:
листовидные палаши Шема
длинный вендийский клинок, лёгкий, но очень прочный
пружинисто повернулся, словно кот
скрипнули шарниры потайной двери
архаичные бронзовые лампы, висевшие вдоль коридора, бросали мягкий свет
М: мягкий приятный свет
длинные мечи сверкали в призрачном свете, подобно живым существам
тёмное лицо Конана превратилось в ужасную маску
М: И панель мягко скользнула вбок, открывая за собой темноту/пустоту
М: приподняв искристую драпировку
М: нажала причудливое/затейливое изображение
на не вполне приличное изображение
сплелись в затейливых позах
М: панель скользнула назад и открыла узкую лестницу, ведущую в темноту
М: массивная громада камня молча / бесшумно отошла / беззвучно ушла в сторону/канула в тело скалы, открыв пахнувший могильным холодом проход
М: причудливые бронзовые дампы
М: старинные бронзовые светильники
М: оказались в помещении с куполообразным потолком
тяжёлая, из тикового дерева дверь, с медными задвижками
приоткрылась бронзовая дверь/сандаловая
гирканцы в сверкающих шлемах с плюмажами и позолоченных нагрудниках
М: по широкой мраморной лестнице, через просторный мраморный вход
гирканцы: держали щиты, обтянутые носорожьей кожей, на поясах висели длинные мечи в позолоченных ножнах
Выглянув из окна, Октавия увидела выходящих/отправляющиеся в поход отряды туранцев. Она видела их….
Гордые южные/ястребиные лица; сверкающий металл/сталь шишаков, ослепительная белизна тюрбанов. Это шли тигры юга; львы-людоеды, готовые терзать северные народы ради рабов и добычи. Ничего, кроме хищной радости не отражалось на из лицах; весь мир был для них лишь средством увеселения/для развлечения/для утоления их честолюбивых амбиций.
Гордые дети юга.
Они радовались, как дикие/горные львы-людоеды/дикие звери, дорвавшиеся до (законной) добычи.
тысячелетия их раса назад пришла с берегов далёкого восточного моря. А ещё ранее, когда волшебные королевства Валузии, Коммории и Туле процветали на землях Турии, их предки обитали на гостеприимных островах спокойного мелкого моря. Их далёкие родичи, что остались на берегах далёкого моря/далёкой прародины в большей степени сохранили чистоту расы. Ушедшие же на запад смешались с многочисленными племенами, история которых уходит в неведомое, и в конце своего нелёгкого пути стали намного больше похожи на гиборийцев, нежели на своих собственных сородичей. Первые волны поселенцев осели на восточном берегу будущего моря Вилайет. Прошли столетия, и они, перевалив невысокие горы и обогнув море с юга, вышли на бескрайние равнины Шема и пустыни Стигии. Значительно потеснив как воинственных номадов, так и древнее и могучее королевство Чёрной Земли/Стигии, они создали своё собственное государство, столетиями/тысячелетиями расширяющее сферу влияния на запад. С течением времени гирканцы, живущие на западном и восточном берегу средиземного моря/большого пресного озера, стали значительно отличаться.
Гирканцы, живущие на восточном берегу моря Вилайет остались значительно более дикими и необузданными, нежели их юго-западные сородичи. Они более широки в плечах и плотны; а их лица обладают заметным (рас)косым разрезом глаз. Их южные и западные сородичи/соседи намного более худощавы, высоки и стройны, а косой разрез глаз почти незаметен - наследие народов запада. Тысячелетия в кровь ... лемурийцев вливалась кровь покорённых народов - стигийцев, шемитов, гиборийцев, пока великий народ завоевателей не стал рослым, но сухощавым и изящным, словно пантера лесов Куша. Их ястребиные лица - подарок Стигии; коротенькие бородки позаимствовали они у иранистанцев, а крепким худощавым сложением они в равной мере обязаны как горделивым стигийцам, так и южным племенам гиборийцев.
В далёкие незапамятные времена королевство Стигии простиралось почти до самых гор Ильбарс.
Старинное гирканское королевство Туран
Как найти своего варвара в лабиринте бесчисленных переходов?
Октавии отчаянно хотелось стать невидимой.
мягкий ворс ковра нежно щекотал её голую кожу
Октавия подумала о том, какое сюрреалистическое/фантасмагорическое зрелище она сейчас представляет: прекрасная обнажённая девушка, крадущаяся по пустынным коридорам и вздрагивающая от каждого звука.
Октавия вжалась в пушистую стену, из всех сил желая оказаться незаметной. Отряд закованных в броню протопал мимо неё, не обратив на неё даже малейшего внимания. Октавия замерла от изумления, но в следующее мгновение сообразила, что её приняли за одну из тех безропотных рабынь, которые служили для услаждения.../сосудом страсти. Она горячо поблагодарила богов, хотя и несколько оскорбилась. Хотя и могла признать, что вжавшаяся в стену перепуганная девочка вполне могла сойти за запуганную .../беглянку из шахпуского гарема. Она с облегчением перевела дух, обрадовавшись, что ни одному из солдат не пришло в голову поразвлечься с ней прямо здесь, в коридоре. Или уединиться в одном из бесчисленных альковов.
Её неизменное женское любопытство заставило её приблизиться к сердоликовой двери и прижаться ухом к гладкой тиковой поверхности, обитой пластинками из слоновой кости. И в этот момент она поняла, что они говорили о них: ней и её дорогом варваре.
Прижавшись упругой грудью к слоновой кости двери, Октавия слышала каждое слово/жадно ловя каждое слово. Жёсткие сердолики впились в её юные полусферы, царапая нежную кожу, но немедийка даже не попробовала/подумала отдалиться. Зловещий акцент колдуна из забытого королевства вогнал её в дрожь/заставил содрогнуться. Его голос звенел среди стен помещения, напоенный жестокой злой радостью, словно тревожный колокол. Он заполнял их, словно тягучие звуки набата. Звенел, отражаясь от стен.
Каждое его слово каким-то непостижимым образом проникало сквозь дверь, доходя до сознания девушки и рождая в нём странные ассоциации. Они впивались в её существо, подобно раскалённым иглам. В этом голосе была какая-то необыкновенная сила, которая не могла принадлежать обычному человеку.
- ... а девушка послужит инструментом, который поможет нам его поработить.
О, если бы её мучители только знали, что она сейчас стоит только под дверью! Но разум величайшего из чернокнижников не может уловить всё происходящее, если он не сосредоточил на нём своё внимание. Это под силу только богам...
- Если же он откажется, то я призову чудовищ из воющей бездны, порождений мрака и бездны, и они заполнят его тело. Они вышвырнут его душу в чёрные бездны мрака, там, где она вечно будет кружиться среди леденящего мрака, гоняемая чёрным ветром, и лишь пустая оболочка будет служить нам.
Сердце Октавии, казалось, остановилось, когда она услышала, что они собираются сделать с её любимым варваром. Она на цыпочках отошла от двери. Её сердце отчаянно колотилось.
Тем временем, собравшиеся по ту сторону двери…
Собравшиеся люди обладали какой-то удивительной хищной красотой. Пронзительные глаза сверкали на их загоревших ястребиных лицах. Двое из них явно были гирканцами: их правильные аристократические черты носили отпечаток фамильной спеси/гордости. Происхождение третьего в нынешнем мире никто не смог бы определить. Его тонкие, правильные черты тем не менее носили отпечаток какой-то чуждости, словно он родился далеко отсюда, в ином месте и в иное время. Он не был гиборийцем или туранцем, не был он и стигийцем, хотя на них походил больше всего. Во всём его облике была какая-то неправильность, словно ....
Он также был красив, но в его красоте было нечто зловещее. Словно некое обещание чего-то кошмарного. Глаза ярко сверкали из-под бровей, пронизывая своих собеседников насквозь.
Если же он не захочет, - с загадочным безразличием/нажимом/холодным/нечеловеческим безразличием сказал/продолжил колдун/тот, (и его магнетические глаза блеснули) - что ж, тогда и бессловесная оболочка сгодиться нам вместо него.
И Джалур Хан, повелевающий армиями, и видевший смерть на расстоянии вытянутой руки, вздрогнул от того смертельного холода, которым повеяли слова колдуна/ужасного смысла, который открылся ему в словах колдуна.
Джалур Хан уже проклинал себя за то, что связался с ... Это было чудовище в оболочке человека, которому всё .... было чуждо. Он управлял людьми, как марионетками, дёргая за какие-то невидимые ниточки, и Джалур Хан сам однажды видел, как солдат, которому ... приказал посмотреть на себя и показал какой-то странный мистический знак, сложенный из пальцев левой руки, вдруг повалился на землю и без единого звука умер, корчась в муках ужасной агонии. Джалур Хану показалось, словно/что тот/он отчаянно пытался вдохнуть и не мог.
- Есть невидимые нити, которые связывают тело человека с его душой, - загадочно сказал колдун. - Иногда их можно похитить, и, например, заключить в глиняный сосуд, а иногда и вовсе - в жабу, кузнечика или паука. Безвольное же тело будет подчиняться своему мучителю/повелителю.
с помощью своего дьявольского искусства
колдун посмотрел на него презрительным/загадочным взглядом
с холодным презрением
Она с отчаянием подпрыгнула, пытаясь зацепиться за край бордюра, сдирая пальцы и больно ударившись всем телом.
Наконец, в девятой попытки она зацепилась. Повисла на пальцах, отчаянно дыша и опасаясь сорваться. Медленно-медленно подтянулась, дрожа всем телом от напряжения и обессилено упала/рухнула на верхнюю часть карниза. Всё её тело дрожало от напряжения. Отдышавшись и проклиная всех богов и демонов, она поднялась, всё ещё ощущая предательскую дрожь в ногах…
Предательская дрожь в ногах постепенно ушла…
Она осторожно выглянула из-за окна. Представив, что сейчас увидят туранские солдаты: прелестная обнажённая девушка карабкается по карнизу
Она прижалась грудью к холодной облицовке стены
Её испуганное сердце колотилось в груди.
Стучало, как сумасшедшее. Она прислонилась к стене, чтобы отдышаться.
Казалось, выпрыгнет из груди
Предательские удары/стук сердца
Колотилось, как сумасшедшее
Огромные, застланные толстыми туранскими коврами залы… Босые ножки Октавии тонули в них, когда она осторожно шла/кралась мимо причудливых статуй…
Мимо прекрасных ликов богов и богинь
Оборачиваясь на каждый звук и вздрагивая от каждой тени
М: удивительной красоты галерея со стенами, занавешенными гобеленами и высокими стрельчатыми окнами
с высокими узкими окнами
на стенах горят факелы
мягкий пушистый мех накидки щекотал её кожу
Октавия спряталась за статуей спесивого туранского придворного - или какого-то гирканского божка? - и увидела, как...
В западном крыле дворца содержались невольницы. Октавия искренне посочувствовала несчастным.
Октавия перепугано прижалась к стене... и внезапно провалилась куда-то в мягкую тьму. Шарнир потайной двери мягко скрипнул за ней, дверь со щелчком стала на место, и она оказалась в кромешной тьме. Ни единого лучика света не сияло в этой богами забытой преисподней. Октавия на ощупь нашла ровную стенку, отполированную неведомыми строителями и пошла в неизвестном направлении. Возвращаться в битком набитый солдатами коридор не имело смысла, а вот... Октавия понятия не имела, куда её этот коридор мог вывести, но...
откуда-то, через сложную систему светопроводов/зеркал и отражающих механизмов, проникал свет.
Раз или два Октавия пересекала залы, где укрывающие стены гобелены рассыпались в пыль при малейшем прикосновении, а древние ковры шуршали под ногами, как мёртвые и давно опавшие листья. Очевидно, этими переходами уже не пользовались множество веков.
Октавия видела просторные/причудливые залы, уставленные мебелью прошлых веков,
Октавия поняла, что оказалась во внутренних, потайных помещениях древнего дворца. За происходящим в ... залах можно было следить с помощью сложной системы зеркал, крошечных, почти невидимых глазков, сделанных из горного хрусталя, и странно приближающих предметы и небольшие открывающиеся окна, заслонки которых скользили на шарнирах. Их можно было моментально закрыть. Иногда вход в потайные коридоры вёл прямо из выложенных подушками альковов.
Октавия вздрогнула, увидев пятна засохшей крови на полу. Очевидно, не раз и не два здесь крались наёмные убийцы.
Некогда Шахпур был столицей молодого государства, о чём и говорило его название. Впрочем, столицами перебывали почти все из крупных портовых городов - Шахпур, Султанапур, Сатрапур и Ханипур, так что для последней столицы подходящего названия уже не осталось, и её решено было гордо наименовать Аграпуром (блистательным городом). Впрочем, два последних города давно захирели и ... Этот дворец остался с тех древних времён, когда он ещё действительно служил резиденцией Шаха, и в нём осталось множество потайных ходов и тайных/секретных залов. Толстые стены дворца были буквально пронизаны ими. Фактически, тут было два дворца: один внешний, торжественный и пышный, и второй тайный, скрывающийся в толщине мраморных стен. Там были свои опочивальни, комнаты стражи, пиршественные залы и рабочие кабинеты. ...ходами шли ...министры, сновали шпионы, секретные/спешные гонцы, поставлялись прелестные наложницы и посылались убийцы. Не одного из неугодных Турану людей удалось таким образом заставить послужить на пользу империи: объятиями ли и ласками нежной невольницы или острием и ядом заточенного/мерцающего клинка.
Фактически, здесь было двое дворцов - одни внутри другого. Длинные коридоры тянулись внутри каменных стен, потайные ... таились /скрывались
Октавия ползла по узкому коридору, ... а ведь ещё два года тому назад она не могла бы даже представить, что дочь барона Немедии будет обнаженной, обдирая локти и коленки, ползти по узкой мраморной трубе, чтобы высвободить вождя степных разбойников! Как порой причудливо поворачивается жизнь…
Её алебастровые полусферы прижались к холодному мрамору стены.
Она в отчаянии закусила пунцовую губку.
Октавия осторожно вытащила золотой шкворень
она почувствовала под ногами ковёр
яркий свет после полумрака коридоров ослепил ей глаза
Она спустилась в подземелья, за Конаном.
Нагие девушки скользнули к ней, пренебрегая препятствием в виде прутьев. Они облизнули свои прекрасные губки, и их глаза загорелись жёлтым светом. Октавия в испуге отшатнулась. Во тьме сверкнули белоснежные клыки. Октавия провернулась и побежала дальше по коридору, стараясь не обращать внимания на то, что происходит в проклятых клетках. Ядовитый / Презрительный / Язвительный серебристый смех ещё долго нёсся вслед за ней по коридору.
Тьма словно кралась вслед за ней.
Создания тьмы следили за нею пронзительными горящими глазами.
Прекрасные растения терзали нагих пленников, на руках у которых вместо ногтей росли когти. В некоторых камерах никого не было, только плавал искристый жёлтый туман. Иногда она словно чувствовала словно странный зов, исходящий из тёмных, ... коридоров, но, не останавливаясь, продолжала бежать. Два или три раза она пошатнулась под гипнотическим взглядом словно вонзившихся в неё глаз. Но каждый раз она вспоминала о заточённом в кошмарных комнатах варваре, и это словно придавало ей сил разорвать путы наваждения, словно гнилую бумагу. И каждый раз разочарованное ворчание скрывалось во мраке.
Какие-то странные формы жизни.
Октавия затрепетала. Какие только ужасы ей не пришлось пережить в чёрных коридорах!
Октавия в отчаянии прислонилась к стене. Её любимого варвара не было ни в западной, ни в восточной части темницы. Что же ей делать?
Холодный мрамор ... холодил кожу. Она вздрогнула. Ей показалось, что она уже целую вечность блуждает по этим проклятым коридорам, прячется от солдат, ...зрелища мрака, пробирается по каменным парапетам и прячется в шёлковых альковах. Она посмотрела на конец коридора, и внезапно отчаянная надежда вспыхнула в ней. Быть может, там, в этом надёжном закутке прячут столь дорого ей киммерийца. Решимость придала ей новых сил. Она оттолкнулась от стены и направилась к таинственно поблёскивающей решётке. Засов лежал на массивных скобах, легко откидывался с этой стороны, очевидно, строители полностью полагались на стражников на входе в темницу и на крепкие запоры на решетках самих камер.
Когтистая лапа демона ухватила её за плечо
Его голос звучал сладко, словно проклятые барабаны ада.
- Открой мне решётку, дочь Евы, - попросил он. – Открой, и я подарю тебе награду, о которой ты не смела бы даже и мечтать.
Его голос походил на звук серебряной флейты, он уговаривал, ласкал, качал на волшебных/дивных волнах…
Октавия подошла к решётке, как зачарованная.
Огромные жёлтые глаза демона заглянули ей в саму душу.
С его клыков капал яд, а когтистые лапы обхватили решётку, как мать – родное дитя. Но Октавии он более не казался отвратительным.
Его голос звучал, как перезвон серебряных колокольчиков.
Его чешуйчатое тело припало к решётке.
- Если выпустишь его, навеки ввергнешь свою душу в кипящие океаны ада, - спокойным звучным голосом предупредил её человек, сидящий в камере напротив.
Октавия порывисто повернулась к нему. Странное дело – когда она только входила в помещение, она его не заметила, словно что-то отвело её глаза или он возник лишь мгновением раньше.
Он был одет в изодранную старую хламиду; его спокойные глаза казались глубокими тёмными морями.
Спокойные магнетические глаза.
- Он заключен здесь уже 2 тысячелетия, - пояснил он. – Отец короля Илдиза вывез его с берегов тёплого моря, что омывает роскошные города гордой Вендии, и ныне он…
Октавия словно против своей воли прильнула к решётке. Её прелестная юная грудь прижалась к холодному металлу засова.
- Но что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она.
- Я отказался служить новому королю Турана, - грустно усмехнулся он. – И вот, отныне вынужден делить свой досуг с этим несчастным созданием. Впрочем, могло быть и хуже: хотя с ним мы иногда рассуждаем на философские темы.
На лестнице раздалось бряцанье …/экипировка стражи.
Демон лишь глазами, словно бы полными древними грусти, посмотрел на неё.
- Кзэоон таороош! – неожиданно выругался волшебник. – Скорее, пожалуйста, юная леди, освободите меня из этого проклятого плена. Засов зачарован, и сам я покинуть комнату не могу. Но если вы его откинете/вытащите…
Октавия помотала головой. Его голос зачаровывал, словно погружая в волшебное подобие сна. Внезапно она заметила, что демон внимательно следит за их разговором, не делая, впрочем, попыток вмешаться. Неожиданно он запрокинул голову и издал долгий вибрирующий звук.
Лицо волшебника исказилось.
- Ты, трухлявое отродье Неграла, - завыл он, - Сейчас же придёт стража….
- Это верно, - неожиданно спокойно согласился демон. – Но пусть уж лучше прекрасная юная дама попадёт им в руки, чем в твои кошмарные лапы.
Волшебник бросился на решётку. Как плащ в доме, с него слетело всё человеческое. Он завывал и тряс скрюченными пальцами, словно когтями, решётку.
Потрясённая Октавия отступила на шаг.
Она беспомощно бросила взгляд в сторону демона.
- Он – это я, - грустно сказал тот. – Проклятые туранские колдуны поменяли его и мою душу местами, и посадили рядом, обрекая на вечные муки. И так я оказался в теле демона из преисподней, а он – в теле известного иранистанского колдуна/с помощью своих чудовищных заклинаний исторгли наши души и поменяли их местами
Бряцанье мечей о доспехи приблизилось.
Взор Октавии отчаянно заметался по комнате в поисках пути спасения.
Внезапно, решившись, она отбросила засов… и оказалась в камере демона.
Тот, потрясённо отступил на шаг.
- А если бы я тебя сейчас разорвал, - дрогнувшим голосом вопросил он.
- Ты же колдун, - умоляющим голосом обратилась к нему она. – Сделай же что-нибудь! Спрячь меня!
- Спрятать? – ухмыльнулся он, и его глаза зловеще блеснули. – Ну конечно!
И, сплетя пальцы в какую-то сложную фигуру, он пробормотал:
- Куа наото, наагуи!
Внезапно фигуру в противоположной клетке на той стороне комнаты окутал мягкий туман. Демон издал душераздирающий вопль, а когда всё закончилось, человеческое тело лежало на полу камеры недвижимым.
- Он бы непременно выдал нас, - усмехнулся чернокнижник. – А теперь…
Он протянул руку, и в ней, словно крохотный светлячок, загорелся яркий жёлто-зелёный шар. Он медленно рос и рос, пока не…
Я заключён здесь с тех давних времён.
… (они приходят к Ксутмекру)
Ксутмекр, очевидно, не ожидал удара.
словно огромная бездна веков открылась перед ней
Мы оба видели сверкающую под звёздами землю Кут, - с грустью сказал чародей. - Но я видел её немного меньше. Ибо провёл более тридцати веков в темнице. Пребывание в заключении для того, кто владеет музыкой небесных сфер - ничто, ибо он может видеть сквозь покрывало иллюзии, накрывающей всё сущее. Но мне жаль, что я не повидал напоследок прекрасную землю Кут...
Наше время уже ушло. Пришла пора открывать время новым народам. Старый ужас не должен царить над землёй. Наступает эра новых народов. Никогда больше не восстанут сверкающие башни Кут, и не пропоют песни с зелёных минаретов. Не принесут девушки, облачённые лишь в аромат благовоний, фрукты и вино, не пробегут белоснежные лошади по тёплым холмам Таолара. Старое уступает, и на смену ему приходит новое. Уходят в небытие империи снов...
Нынешние народы остры и опасны, как острие клинка. А на смену им идут ещё более юные и дикие народы. Но когда-нибудь наступит эра, когда на земле воцариться равновесие, и прекрасные города расцветут на берегах озёр, и войны и страдания будут забыты, ужас и чёрное колдовство уйдёт в небытие. Не ты и не я ни доживём до этого времени. Ибо наступило наше время уходить в вечный круговорот Времени.
- Не-ет, - внезапно завыл колдун. - Я не хочу-у! Я...
Чародей обернулся к Октавии:
- Странно, как цепляются за жизнь те, кто никогда и не жил, - грустно сказал он. - Ибо только перед лицом смерти они понимают, сколь глупа и ничтожна была их жизнь/что, в сущности, они и не жили. И сколь редко бояться смерти те, кто каждый день идут к ней навстречу. Ибо что есть смерть, как не второе рождение? Здесь мы - чужие, но там - мы дома.
Он улыбнулся улыбкой старого доброго бога.
- Не бойся. Я не причиню ему зла. Я лишь позову его домой.
И, взглянув ему в глаза, он начертал в воздухе какую-то странную фигуру. И в тот же миг напряжение оставило лицо колдуна. Черты его лица разгладились. И на его лице появилось выражение беспредельного/прекрасного покоя. Он негромко вздохнул и словно прилёг отдохнуть. Его ждал долгий сон - сон длиною в вечность.
... молча закрыл ему глаза.
- А теперь прощай, - улыбнулся он. - Наша пора прошла. Слишком долго мы цеплялись за жизнь. Наши миры ушли... Воз
У Октавии волосы зашевелились на голове. Страна Кут уже более пяти тысячелетий назад исчезла с карт цивилизованных земель.
- Странно, как цепляются за жизнь те, кто никогда и не жил, - грустно сказал он. - Ибо только перед лицом смерти они понимают, сколь глупа и ничтожна была их жизнь и что, в сущности, они и не жили. И сколь редко бояться смерти те, кто каждый день идут к ней навстречу. Ибо, что есть смерть, как не второе рождение? Здесь мы - чужие, но там - мы дома*.
* Мысль Сенеки.
Про Икстлан из Кута.
М: туда, где... И где ни ... сад со старым зелёным... и вечным ветхим...
Я возвращаюсь в Икстлан. Туда, где птичье пение не смолкает ни днём, ни ночью, и ни зимой, ни летом не отцветает жасмин*. Я возвращаюсь в свой сад со своим зелёным деревом и своим колодцем**.
Он улыбнулся. И в следующее мгновение его не стало.
- Разве время и пространство существуют? - покачал он головой. - Есть лишь реальность, незыблемая, как адамант - это любовь и ненависть, радость и горе. Всё прочее - лишь иллюзия, покрывало Майи, как говорят вендийские мудрецы.
Икстлан - полумифический город из книги Кастанеды "Путешествие в Икстлан"
* Строки из поэмы Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки", удивительно созвучные идеям Кастанеды.
** "Окончательное путешествие" Хуана Рамена Хименеса. Его цитирует Кастанеда для того, чтобы передать, чем был Икстлан для дона Хенаро.
Икстлан - недосягаемое место, символ всего, к чему стремиться человеческое сердце.
Октавия потрясённо прижалась к руке мага.
- А ты не боишься умереть?
Он взял её миловидное лицо в ладошки и с улыбкой посмотрел в её большие серые глаза.
- Кто сказал, что умирать - страшно? Разве кто-то возвратился оттуда? Почему же мы боимся того, чего не знаем? Почему мы не обращаем внимания на намёки неба? Заметь - в этой жизни мы всё время чем-то болеем: то той болезнью, то этой. То нас донимают кишечные колики/желудок, то болит нога. Со всех сторон нас словно преследуют: дыхание болезней, ярость зверей и зверство людей/донимают болезни, преследует ярость зверей и людей. Со всех сторон нас словно гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто не дома/не у себя. Почему же тебе/нам страшно возвращаться из гостей домой?
Каждый из нас покидает тёплую материнскую утробу, и его овевает вольный ветер /воздух земли. И он кричит, почуяв страх перед неведомым. Почему же потом, когда мы готовимся предстать перед другим неведомым и покидаем теплую утробу мира - почему же мы так боимся? Ведь однажды мы уже испытали этот страх? Чего же нам бояться вновь? Девять месяцев на готовила утроба матери для жизни в этом мире, почему же мы не понимаем, что весь срок нашей жизни от младенчества до старости - мы только зреем для какого-то нового рождения?*
* Слова Сенеки.
Твой варвар в противоположном крыле, девочка, - мягко/грустно сказал он. –
Пройди до… там будет панель с изображением… и нажми…
И вот, возьми щепотку этого порошка. Если не будет иного выхода, брось её под ноги. А теперь прости, я должен идти. Ещё мгновение, и звёздные врата/врата звёзд закроются навечно.
И она, отчаявшись, бросила вручённый ей странным кудесником порошок на пол.
На мгновение всё сокрылось в зелёном дыме/дымке/тумане. А затем дым рассеялся, но Октавия подумала, не изменило ли ей зрение, ибо на лестнице, прямо перед ней стояло 2 прекрасных высоких воина в причудливых ярких одеяниях. Ни на Западе, ни на Востоке вот уже 2 тысячелетия никто не носил таких одежд/появлялся в таких одеждах. В их лицах было что-то неуловимо восточное, хотя никто не осмелился/решился бы назвать их вендийцами или гирканцами. И ещё - в них было какое-то ощущение невероятной чуждости, словно от настоящего их отделяли огромные/непреодолимые пропасти/бездны времени и пространства. Единственного взгляда им хватило, чтобы оценить ситуацию, и они загородили хрупкую девушку своими могучими плечами. В их руках сверкнули изогнутые клинки; выражение непреклонной решимости посетило/облагородило/озарило их лица, и глаза засверкали неукротимым пламенем. Словно кушафские львы бросились они на забивших проход туранцев, и звон стали вскоре смешался с воплями умирающих.
Спустя минуту всё было кончено. Невыразимо прекрасные воины встали перед ней, подобно прекрасным изваяниям из храмов востока, церемонно/церемониально поклонились со странной печалью в прекрасных лицах/затаённой в синих глазах, и растаяли, будто дым.
Октавия осталась одна на залитой кровью лестнице из слоновой кости, гадая, что это было – явь или сон.
Она глубоко вздохнула.
Спускаясь среди трупов…
Они двигались, словно трепетные язычки пламени разных цветов
Они походили на язычки пламени разных цветов/разноцветные язычки пламени/ всполохи ... Их тела двигались/изгибались/клонились/скользили/мелькали меж атакующих/между солдат Турана подобно/как колеблющиеся/дрожащие язычки пламени, поражая своих противников так быстро и смертоносно
... подобно океану бушующего жара/огненному бушующему океану
Что-то сказочное, какое-то нереальное было в них.
Казалось, их тела трепетали, подобно белым язычкам пламени/язычкам белого пламени
Они трепетали, подобно длинным белым язычкам пламени
их тела светились, будто полными раскалённого белого жара/будто состояли из раскалённого белого металла, а в глазах словно полыхало голубое пламя
"Неужели такие люди когда-то ходили по земле?" - изумлённо подумала Октавия.
Её босые ноги шагали по холодному полу из алебастра
Её нежное тело, будто изваянное из нежного мрамора
Выточенное из алебастра/слоновой кости
Её ноги утопали в мягком ворсе ковра/ворсе/ковре
Она осторожно скользила по узкому парапету, прижимаясь к холодному камню
Она просунула руку в потайной паз, нащупала…
Она отдёрнула
Мягко ступая, она закружилась….
Она примерила алые бусы
Октавия устроилась в алькове и задёрнула/опустила за собой полог
Гирканский маг юга Турана
Он жадно прижал Октавию к себе. Её обнажённую/нагую грудь обожгло прикосновение ледяного железа.
— Оставайся со мной, — словно в бреду/горячке пробормотал он. — Сбежавшая красавица из сераля. Я подарю тебе самые лучшие украшения…
Ты, водяная крыса! - с холодным презрением посмотрел он на её..
При виде её обнажённого желанного тела горячие огоньки зажглись у него в глазах.
горячее желание словно захватило его в свои объятья.
Он словно окунулся в пламя.
он словно ощутил себя в ..
Словно волна безумного пламени прошла у него по телу..
по телу Октавии побежали мурашки от страха
Губы Октавии предательски задрожали
Бросил на немедийку взгляд, от которого её передернуло
Гемиогабал прижал Октавию к себе, не взирая/обращая внимания на её отчаянные попытки вырваться/высвободиться. Жестокая улыбка озарила его покрытое жестокими шрамами лицо. Немедийка/Девчушка молотила его кулачками в бока, отчаянно пытаясь выбраться из стального кольца его рук. Гемиогабал громко расхохотался. Его позабавили её попытки выбраться/освободиться/тщетные потуги.
- Ты будешь согревать мне постель, даже если тебя придётся/будут держать четверо (рабами-) кушитов! - прорычал он, выплёвывая угрожающие ругательства. - И никакой Тейяспа тебе не поможет! А потом я сам отдам тебя на потеху кушитам/своим рабам! - и он опять громогласно расхохотался.
Воля на мгновение покинула Октавию при этих словах, но в этот момент её обессиленная …/Октавия вздрогнула, услышал эти чудовищные посулы, но в этот момент её ладонь нащупала/словно сама опустилась/легла на рукоятку торчащего за поясом туранского вельможи причудливо украшенного кинжала. Мгновение – и её изящная/тонкая ручонка/рука выдернула его из ножен, взметнулась и ударила в узкую щель между богато изукрашенными пластинами червлёного доспеха. Закалённая сталь вошла в сочленение и, раздвинув звенья кольчуги, вошла в тело. Гемиогабал захрипел, выпустив Октавию, сделал несколько шагов, шатаясь, как пьяный, попытался дотянуться до кинжала, а затем рухнул, в пароксизме предсмертной боли выгнувшись дугой. Последний клокочущий звук вырвался из его горла, и его короткая борода задралась к небесам. … и его тело застыло. Ковёр под ним окрасился в новый/алый цвет. /Алый ковёр под ним стал другого оттенка.
Дочь барона Немедии стояла/застыла, судорожно дыша, словно отчаиваясь поверить в ужас происходящего, и в следующее мгновение бросилась вниз по коридору. Привлечённая шумом, к комнате эмира уже стекалась стража. Бряцало оружие, звучали гирканские ругательства. Октавия вжалась в стену между двумя помпезными статуями, лихорадочно оглядываясь/озираясь в поисках путей/пути спасения. Внезапно край богато украшенного гобелена под мягкими пальцами сквозняка шевельнулся. Октавия мгновенно метнулась к нему, приподняла парчовую ткань, скользнула в укромное ложе алькова и затихла/затаилась. Мимо неё, громко топая сапогами по мраморным плитам пола, прошла стража. Наконец, все звуки затихли вдали. Выждав двадцать ударов сердца/Убедившись, что стража ушла, она выскользнула из своего потайного убежища и опрометью бросилась прочь по коридору.
Кинжал вошёл между пластинами доспеха
Длинное острое лезвие кинжала нашло щель между пластинами доспеха
— Что ты думаешь, Сарпедон? Кто-то убил Гемиогабала. Король Турана послал посольство в далёкую Вендию...
Внезапно Октавия
Альков был довольно-таки маленьким, и Октавия, чтобы уместиться в нём, подтянула ноги к груди. Выглядела она при этом невероятно соблазнительно, хотя и /хотя рядом с ней и не было никого, чтобы…/некому было в этом убедиться.
Она подпрыгнула и сжатыми кулачками ударила по барельефу, приводящему в движение потайную панель. Что-то дрогнуло внутри многотонной стены, и потайная панель медленно/беломраморная плита медленно отошла/поплыла в сторону.
Она плюхнулась своей упругой попкой на край колодца.
Октавия упрямо ползла по узкой …, обдирая локти в кровь. И, пролетев несколько метров, плюхнулась на застеленную пурпурным покрывалом кровать. Рядом с ней, подтянув ноги к груди, завизжала/сидела девушка. Из одежды на ней были только ножные и плечевые браслеты и алое гранатовое колье. Октавия подхватилась с постели, не обращая внимания на вопли …. И принялась судорожно озираться. Где-то здесь должна быть потайная дверь…
Платье полностью разорвалось, Октавия со вздохом стянула его через голову и зашвырнула в альков. На поиски одежды не было времени. Вдобавок платье только стесняло движения.
Она отчаянно замолотила кулачками по каменным плитам, а затем со вздохом села рядом с непробиваемым монолитом.
Её нежная грудь прижалась к пластинам из ляпис-лазури.
Её высокую грудь прикрывали только пластины слоновой кости.
Она отчаянно села на холодные пластины пола.
Сжав волю в кулак
И, взвизгнув, упала прямо на Конана.
Схватив алебарду, она ударила ей в золотой зрачок.
Конан вылетел, подобно буре. Подхватив падающую алебарду, он мгновенным ударом сразил двух ничего не успевших сообразить стражников. Подобно вихрю пронёсся он по коридору, сражая/оставляя за собой лишь неподвижно лежащие тела в блестящих чешуйчатых кольчугах.
Схватил Октавию и скрылся в соседнем коридоре.
Спасибо, малышка
Туранский дворец – дворец туранского мудреца.
Варвар сорвал со стены провисевшую тут тысячелетия секиру, и подобно урагану, обрушился на врагов. Обескураженные солдаты не ожидали такого натиска. Могучий вождь козаков снёс/смёл их, словно игрушечных солдатиков. Подхватив Октавию, он пулей выскочил в коридор. Тревога ещё не успела распространиться.
Конан с рыком выскочил в коридор.
Топор был тяжеловат.
Солдаты хлынули целым потоком.
Варвар расшвырял их, как тигр-людоед.
Туранцы попятились, видя его звериную ярость.
уступили его яростной силе/напору
Конан прорубился через туранцев так же легко, как через бумагу.
Его могучие плечи расшвыривали врагов столь же уверенно, как и секира
Стены были завешены густыми коврами.
Замок был намного древнее, чем кажется.
Внезапно из-за угла послышался топот множества ног.
Варвар легонько поднял Октавию и, прежде чем она успела что-либо возразить, поставил её в альков на высоте её собственного роста.
- Постой тут, пока я с ними справлюсь.
Глаза немедийки широко раскрылись от испуга. Она знала, что Конан был могуч, но сможет ли он справиться с целым отрядом солдат? Он был один, и почти совершенно обнажён, а из оружия у него была одна только древняя секира. Впрочем, она внушала уважение. Её чёрная рукоять была толщиной с её собственную руку, а лезвием, казалось, можно было перерубить ногу слона. Оно опасно серебрилось в мягком свете.
Солдаты уже подбежали, и Конан прыгнул им навстречу, и прежде чем они опомнились, стал наносить ужасные удары. Он был быстрее вендийской кошки и безжалостен, словно тайфун. Несмотря на то, что, казалось, все преимущества на их стороне, они оказались совершенно беззащитными против первобытной/звериной ярости варвара. Октавия зажмурилась и закрыла уши, не в силах смотреть на потоки хлещущей крови, обрубки плоти, страшный хруст костей и жуткие крики умирающих. Наконец, всё прекратилось/остановилось. Конан стоял посреди коридора один, с трудом дыша. Вокруг его валялись поблескивающие серебром доспехов трупы. Левой рукой варвар смахнул со лба пот.
- Проклятые трусы... - пробормотал он. - Всемером на одного... Погоди-ка, девочка, я сниму с одного кольчугу, и дальше пойдёт веселее...
Не в силах ничего сказать, она лишь молча кивнула.
Тем временем варвар отдышался, и интерес к жизни опять загорелся в его глазах. Октавия заметила, что он несколько раз ранен, но не опасно. Кровь текла из многочисленных порезов на руках и ногах. Кона, чутко прислушиваясь к шуму в коридоре, стащил с одного из солдат изящную тонкую кольчугу, лёгкую, но прочную, из знаменитой туранской стали, и поспешно нацепил её на себя. Довольно повёл плечами, и сразу же стал выглядеть гораздо увереннее.
- В этих коридорах (полным-)полно солдат, - задумчиво пробормотал он. - Попробуем выбраться в сад, а там, может, и вовсе повезёт выбраться из этого проклятого места.
Он передвигался молниеносно и смертоносно точно. Его враги не успевали уследить за ним. Лезвия клинков в его руках превратились в кружащийся/сверкающий вихрь. Пять воинов ... полегли кругом, как пшеница. Радамант и Эшфрон отступили к мраморной стене, ищя путь к спасению. Варвар оскалился дьявольской/сатанинской усмешкой.
И в этот момент провисевшее долгие века на стене оружие не выдержало. Топорище из чёрного кедра сломалось, сверкающий полумесяц по инерции сверкнул в воздухе, впиваясь в чьё-то живое тело. Раздался агонизирующий предсмертный крик. Тяжёлая сталь пробила шахпурский доспех. Конан выругался, отшвырнул ставшее бесполезным топорище, и, прежде чем кто-либо успел что-либо понять/не теряя ни секунды, бросился навстречу атакующему его воину. Тот от неожиданности промахнулся, лезвие скользнуло по защищённому кольчугой боку, лицо побелело. Варвар в мгновение ока выхватил из его ослабевших пальцем меч, и, как живой снаряд, швырнул его головой вперёд к подступающим врагам. Строй нападающих смешался. Воспользовавшись их минутной заминкой, Конан выскочил в соседний коридор и, таща, как на буксире, Октавию, пулей пролетел несколько арочных проёмов. За ними слышался топот множества ног.
- Где здесь должен быть выход на парковые террасы, - лихорадочно пробормотал он. – А/Ага! Тарим иль Игир!
Он одним могучим движением, словно легендарный туранский герой, вырвал из стены изящную золочёную решётку. И одним же движением, словно лёгкое пёрышко, высадил девушку на темнеющую внизу террасу.
- Беги! - скомандовал он. - Я за тобой.
Он сдавленно прорычал
её сильное гибкое тело пробуждало волну желания
её нагая фигура предстала перед Конаном. Он замер в восхищении.
её полукруглые груди мягко сияли; стан...
волна желания
Но он сдержал себя и лишь восхищенно и благодарно хлопнул её по попке. Немедийка зарделась.
Он покрыл её вихрем пламенных поцелуев.
Колдун погиб! - крикнул Джалим. - Теперь каждый сам по себе!
Лишившись сразу трёх предводителей, туранцы потеряли... (организующее начало)
В замке нарастал хаос/Хаос нарастал. Иранистанцы схлестнулись с вендийцами. Каждый подозревал предательство. Конан и Октавия слышали нарастающие крики, звон стали, топот множества ног в мраморных коридорах.
Р. Джордан:
Тураснкий солдат в спирально закрученном тюрбанообразном шлеме
Он передвигался подобно стихийному бедствию. После его перемещения в коридор всё вокруг заполнилось радугами алых брызг, коридор наполнился стонами и криками умирающих.
Он разметал их, словно раненный лев.
Испуганно отступили к стене.
Он двигался так быстро, что за ним не успевал следить взор.
Он с лёгкостью, как пёрышко, перехватил Октавию и одним прыжком оказался внизу, на лестнице.
- Беги, - грубовато прорычал/рявкнул он.
Октавия поняла и без единого слова ринулась/бросилась вниз.
Варвар перемахнул через прямоугольный проём окна и оказался в освещённом светильниками саду. Белые язычки пламени трепетали во тьме. Со всех сторон слышались звуки бегущей/сбегающейся стражи.
Одним рывком он загородил проход тяжеленным диваном и могучим/тигриным прыжком перемахнул через...
Молодец, девочка! - он одобрительно хлопнул её по заду
Конан осторожно крался в тиши коридора.
Конан невольно залюбовался на её чудесные ножки, упругое, сильное, молодое, полное жизни и радости тело, пробирающееся между…
Молодец, девчонка! - он хлопнул её по заду
Он нежно сжал её упругие полусферы.
Она с облегчением прижалась к его груди.
Он ощутил её упругие полусферы.
Конан нежно провёл по её вороным волосам.
Она прижалась к нему своими упругими полусферами
Глаза киммерийца загорелись.
- Ты молодец, девчонка!/Молодец, девочка!
Октавия со вздохом прижалась к своему любимому варвару.
Она нежно прижалась к его губам.
закрыв за собой панель, она стала спускаться по лестнице
Конан очутился в почти осязаемом мраке
в его глазах зажёгся дикий огонь
затянутые в латы гирканцы
слепая, жестокая сеча, переходящая в рукопашную
нанося удары с такой быстротой, что за ними не мог уследить глаз
по аллеям и садам
коршуном ударил в тыл
ворвался в гущу врагов
М: гремел хор криков и проклятий,
Темнота/…тьма сада/… взорвалась хором криков и проклятий
М: тигром метался по выступу, пытаясь увидеть
отряд сверкающих доспехами гирканцев
в золотом шлеме, украшенном перьями
загремел Конан
повсюду сверкали кривые сабли и звенели доспехи
М: двое тут же упали под ударами его меча
(по)золочёная дверь
сад, освещённый висячими фонарями
тени сгустились
М: проклятия смешивались с лязгающим металлом
мускулы его вздулись буграми
М: взревели и бросились к киммерийцу
М: дверь охраняли два чёрных гиганта с обнажёнными саблями
чужеземный пёс
она со вздохом облегчения
ступай же в ад!
М: тяжёлая сталь насквозь прошила доспех и глубоко вошла в тело. ... захрипел и повалился навзничь.
темнокожие гирканцы - народ сухощавый и рослый
— Ул намаан кел нир! - Выругался Конан на козакcком наречии.
Пробомотал Конан на мунганском наречии, представляющем собой смесь туранского, афгульского/гиборийского и других языков.
где-то за углом тяжело клацало оружие и шаркали обутые в шахпурские сандалии ноги
откуда-то из-за угла доносилось клацанье оружия и топот множества обутых в южные/твёрдые сандалии ног
М: длинный илбарский нож
Он преградил путь гвардейцам, встретив их звериной усмешкой. И столь мало человеческого было в его взоре, что солдаты Турана невольно попятились, не желая встречаться/оказаться один на один с этим/северным диким/безумным северным зверем. Он казался опаснее льва-людоеда. Внезапно за их спинами замелькал/мелькнул белый тюрбан Мехмеша.
- Атакуйте его, псы! – свирепо рычал он. - Варвар один! Девчонка улизнула куда-то в сад! Пятеро вниз, за...
Глаза Конана сузились, и, повинуясь безотчётному порыву, он могучим рывком, в который вложил все силы, метнул клинок, как метают боевые ножи. Лезвие (сверкнуло в мягком/бронзовом свете и) пробило (насквозь) изукрашенные золотом (пластину нагрудного) доспеха, и вышло из спины, раздвинув звенья кольчуги /вошло в грудь … туранского эмира. Мехмеш захрипел, не договорив, и повалился на спину.
Туранские воины взревели, а затем, сообразив, что Конан не вооружён и совсем один, не сговариваясь, ринулись вперёд и всей толпой навалились на варвара.
Конан в одно мгновение оказался на нижней площадке. Один из солдат, поторопившись и подталкиваемый в спину своими соратниками, не удержался и покатился по скользкой лестнице. Его меч со звоном скользнул прямо под ноги Конана. Киммериец подхватил оружие и в одно мгновение снёс голову/вспорол брюхо спускающемуся гирканцу в алом тюрбане. В следующее мгновение он уже стоял в саду.
Волна смуглокожих воинов ударилась об/обтекла/окружила непреклонного варвара и разбилась, словно седые волны холодного северного моря о неприступные утёсы Эглофийского плато. Лишь сверкнуло кровавое мельтешение стали, и вместо шести гордых ратников на ступенях осталось шесть истекающих кровью трупов и умирающих. Но и глаза Конана заливала кровь, и кровь же сочилась из глубокой раны на левой руке. Утерев кровь, он наскоро/наспех перевязал рану полотном одного из атласных тюрбанов.
Он быстро огляделся. К смутно виднеющимся во тьме /в тени смоковниц львов с человеческими головами должна была спуститься Октавия.
Он рысью припустил/тигриной поступью/бегом направился к расплывающимся во тьме кустам. И тут же увидел Октавию. она висела, уцепившись за фигурную кромку карниза руками, и отчаянно раскачиваясь над благоухающими кустами жасмина. Сверху послышались за/приглушённые каменной кладкой голоса стражи.
- Прыгай, - негромко прорычал он.
Октавия дрогнула - и отпустила руки. Конан ловко/крепко/надёжно подхватил/словил её/ в крепкие объятия.
- Бежим, - рыкнул/ухнул он, - и они припустили по полутёмному саду, раскинувшемуся во тьме под трепещущими/дрожащими огоньками звёзд. Деревья и кусты казались смазанными силуэтами, словно заколдованными чудовищами и принцессами во тьме шахпурской ночи. Конан, казалось видел в темноте, подобно ночному зверю. Его тонкий слух уловил негромкое бряцанье оружие в западной части сада.
Конан прижал к себе её гибкое нежное тело.
Из нижнего дворика послышалось рычание львов. Их зелёные глаза блеснули во мраке. Подвижные тени мелькнули между насаждений, плавно перетекая во тьме ночи.
Конан выругался и свернул в сторону благоухающих кустов жасмина. Внезапно прямо из темноты перед ним вынырнула массивная, но гибкая фигура. Раздалось угрожающее клокотание. Не тратя время на ругательства, Конан бросился вперёд, так быстро, что глаз не успевали замечать/подмечать его движение. Казалось, он исчез из места подле Октавии и в следующее мгновение его возник возле/подле бьющего хвостом по бокам льва. При свете луны сверкнула серебряная полоска стали, /Лезвие клинка сверкнуло при свете луны, будто серебряный луч, /луч из серебряного света, и узкая полоска стали вонзилась в горло гордого южнотуранского хищника. Лев захрипел, забил лапами, но ловкий киммериец уже ушёл/выскользнул из под опасной близости к его огромным кривым когтям.
Он коварен/опасен, как горный лев.
Раздался последний слабый сип, и спустя мгновение гроза туранских степей, чёрный кошмар (племён) южных гор, затих и уронил голову на лапы/возле громадного куста, будто/словно прилёг отдохнуть.
- Бежим, - Конан ухватил Октавию за руку. – Это был гирканский горный лев. Он был тут один, остальные внизу. Очевидно, он забрался на парапет, а оттуда спрыгнул на крышу. Они здорово лазают по горам. Если я его не прикончил, завтра у стражников был бы неплохой сюрприз.
Хорошо ещё это что был не кушанский чёрный гигант - с таким бы я пожалуй, не справился.
- Направо, - буркнул/шикнул/брякнул он. - К северным воротам.
Они побежали. Северные ворота внезапно выросли мрачной стеной. Над её фигурной верхушкой сияли звёзды. Перед тисовыми створками неуверенно переминались с ноги на ногу трое стражников.
Варвар обрушился на них, словно вихрь. Казалось, их снесло неукротимой силой урагана. Не прошло и минуты, как двое из них умирали, растеряв своё оружие и атласные тюрбаны, а третий умер так быстро, что даже не успел этого понять. Конан напал на них так внезапно, словно материализовавшись из слепой/густой темноты, /соткавшись из пятен чернильной тьмы, что стражники Ахрабана даже не успели понять, что же послужило причиной их смерти. Никто не успел произнести не звука.
Конан в мгновение ока откинул засов и ухватил Октавию за руку. Они мгновенно пронеслись через массивные створки, выбрались на свободное пространство и очутились на широкой главной улице города.
Его тело словно размазалось на мгновение. А в следующий миг он уже стоял рядом с ...
с неукротимой силой льва-людоеда...
он обрушился сзади и сломал шею стражника, как лев ломает шею газели
только стальные мускулы варвара выдержали...
казалось, он исчез в одном месте и появился в другом
он двигался стремительно, точно вихрь
быстрее атакующего леопарда подскочил он к...
Он прыгнул - его прыжок был прыжком пантеры/саблезубого тигра
н передвигался ловко, как пантера
его движение было лёгким и молниеносным
он повернулся к нему со скоростью/ с проворством пантеры
он двигался быстро словно барс
его глаза полыхнули гневом
Конан окинул фигуру Октавии/немедийки восхищённым взглядом.
- Однако в таком виде нам не уйти/мы не уйдём далеко по улицам, - пробормотал он.
Немедийка невольно зарделась под его жарким взором
– Но переодеваться нет времени… Бежим к дому Баан-паши!
И, подхватив её за руку, увлёк в лабиринт коридоров и проходов/мазанок.
Цепкие глаза Конана мгновенно обшарили пустынные улицы. Его белозубая усмешка блеснула во мраке.
- К Баар-Паши, - кивнул он. - Он мне кое-что должен.
И они скрылись в лабиринте .../запутанных улочек.
Как будто кошка из гор Ильбарса
Баан замер на пороге дома, увидев обнажённую спутницу Конана.
Конан с ухмылкой втолкнул его в дом и осторожно прикрыл за собой дверь.
- Дашь/Неужели у старого друга не найдется что-нибудь для потомственной дворянки Немедии? –
Она была нага/обнажена, как Хавва /и прекрасна, как Хавва*.
Им открыл полноватый человек среднего возраста, с небольшой толикой/примесью шемитской крови.
Октавия почти не смутилась под взглядом Баан-Паши. В отличие взора Гемиоабала и жарких/жадных взглядов туранских солдат, во взгляде старого друга пирата не было ничего, кроме неприкрытого восхищения.
Что-то невнятно бормоча, Баан сорвал одну из мягких драпировок со стены и протянул её Октавии. Она зябко закуталась в мягкую ткань.
- Я принесу одну из … жены, - предложил он. – Надеюсь, Оливия не проснётся.
- Как поживают Тейяспа и Илдиз? – поинтересовался киммериец.
- Надеюсь, ты имеешь в виду сыновей, - довольно пробурчал старый знакомый Конана. – Молитвами Эрлика, слава богу…
Гигантский кушитский/дарфарский/кешанский чёрный лев.
Я мог бы разбудить жену, - предложил Баан. – Оливия была бы рада тебя видеть.
Конан пробормотал что-то невнятное.
Конан минуту постоял над спящей Оливией, а затем, вздохнув, тихонько прикрыл за собой дверь и вышел. Её лицо было счастливым, безоблачным. Казалось, она счастлива. Баан любил её, и она любила Баана.
Отбросив драпировку, Октавия поспешно скользнула в одежду (…) жены Баана.
Киммериец ухмыльнулся, когда представил, что в таком виде их могла заметить стража.
Пару часов спустя Конан и его миловидная спутница уже сидели в гостиной полного человека шемитских кровей, который нервно теребил край богато расцвеченного халата.
- Не бойся, почтенный Паши, - блеснул белозубой улыбкой варвар. - Уже к вечеру мы уберёмся из твоего уважаемого жилища. И никто не узнает, что в своё время ты разбогател, ведя дела со столь неугодными королевском величеству пиратами из Красного Братства. Надеюсь, всё то добро, что я переправил тебе, заслуживает хотя бы одну крепкую лошадь навроде шахпурской, а лучше две? Для меня и моей спутницы?
Почтенный житель Аграпура поспешно кивнул.
- Вот и прекрасно, - Конан расцвёл в улыбке. - Знаешь, я тут подумал, что столь прелестной деве не место в постоянных стычках и резне. Пожалуй, я переправлю её обратно в Немедию,
Хозяин напряжённо кивнул, не переставая мять полы своего халата. Конан правильно понял его нетерпеливый жест. Он рывком поднялся на ноги.
- Не смею больше подвергать опасности нашего благонадёжного/законопослушного хозяина, - подмигнул он Октавии. - А то того и гляди, нагрянет ночная стража, и что она может подумать? Почтенный гражданин города укрывает у себя матёрого/ преступника!
- Прошу тебя, Конан! - взмолился Баар. - Там, наверху, Гюзель и дети! пусть я не праведник, и не очень-то люблю нашего корыстного и слабовольного короля, да продлят боги его дни, - он тихонько сплюнул, фактически меняя смысл пожелания на противоположный, - но что будет с ними, если меня посадят за решётку? Я дам тебе достаточно денег, чтобы купить целый табун чудесных аграпурских скакунов! Только, я тебя умоляю, покинь мой дом поскорее! Ты как лев в стаде овец - овчарки тебя сразу заметят! Стоит кому-то заметить, что ты выходишь из моего дома, и я погиб! А звёзды уже бледнеют, и небо на востоке светлеет!
- Ладно, - грохнул костью по столу Конан. - Наш радушный хозяин прав. Мы идём.
Это был человек поистине исполинского роста, двигающийся, несмотря на свои размеры и телосложение, с быстротой и грацией кошки. Могучий разворот его плеч, выпуклая грудь и упрямо сверкающие голубые глаза свидетельствовали о недюжинной ловкости и силе.
Октавия
Октавия
Всё её юное тело дрожало от отвращения
Согдийское вино
Согдиец
Согдия/Согд
Для работы:
«Роберт ГОВАРД
Спрэг ДЕ КАМП
ДОРОГА ОРЛОВ
В качестве главаря разношерстного Красного Братства Конан более чем когда либо представлял собой занозу в чувствительной коже короля Йилдиза. Этот монарх, находящийся под каблуком у матери, вместо того чтобы приказать задушить своего брата Тейяспу, как это принято в Туране, дал себя убедить запереть его в замке глубоко в Колхианских Горах к юго востоку от Вилайет в качестве пленника запоросканского разбойника Глега. Чтобы избавиться от еще одной напасти, Йилдиз посылает одного из сильнейших военачальников Тейяспы, генерала Артабана, уничтожить пиратскую крепость в устье реки Запороска. Артабан выполняет поручение, но из преследователя становится преследуемым».
«Взгляд этих глаз был устремлен на берег. На этом пустынном отрезке берега между Хаварисом, южным аванпостом королевства Туран, и его столицей Аграпур не было видно ни одного города, ни одной гавани. От береговой линии начинались поросшие деревьями холмы, которые по мере удаления от берега быстро повышались. Вдали виднелись высокие пики Колхианских Гор с покрытыми снегом вершинами, которые заходящее солнце окрашивало в красный цвет».
Таков был Артабан из Шахпура, до недавнего времени — бич моря Вилайет.
— Иванос, — обратился он к коринфянину, — возьмитесь вместе с Гермио за второе рулевое весло. Медий, возьми еще троих людей и начинай вычерпывать воду. Остальные собачьи души пусть перевяжут свои раны, спускаются и берутся за весла. Выбросьте за борт столько покойников, сколько понадобится, чтобы освободить место.
Воды реки Акрим, текущей среди лугов и пашен, были окрашены красным, и горы, что вздымались по обе стороны долины, смотрели вниз на картину почти столь же древнюю, как они. Ужас пришел к мирным жителям долины, ужас в обличье волкоподобных всадников из внешних земель. И они не могли взглянуть с надеждой на замок, что прилепился к отвесному склону горы, ибо там тоже таились угнетатели.
Клан Куруш Хана, одного из малых вождей варварских гирканских племен с востока моря Вилайет, был вытеснен из своих родных степей на запад в результате племенной кровавой вражды. Теперь варвары гирканцы взимали дань с деревень йуэтши в долине реки Акрим. Хотя это был всего лишь обычный набег с целью заполучить скот, рабов и прочую добычу, планы Куруш Хана простирались гораздо дальше. В этих горах уже возникали королевства таким путем.
М: кровавой межплеменной розни/вражды
Всадники в бараньих шкурах и высоких меховых шапках заполнили улицы самой большой из деревень долины, которая представляла собой убогое скопище хижин, наполовину каменных, наполовину слепленных из грязи.
— Там. В твердыне Глега Запоросканца.
Артабан нашел укрепленный лагерь пиратов моря Вилайет и взял его штурмом, поскольку там в тот момент находились лишь небольшие силы пиратов. Остальные направились вверх по реке, чтобы сразиться с бандой бродячих гирканцев вроде банды Куруш Хана, которая напала на местных запоросканцев, живущих по берегам реки, так как пираты были с местными жителями в дружеских отношениях. Артабан уничтожил несколько пиратских кораблей в доках и взял в плен большое количество старых и больных пиратов.
Генерал Артабан был знаменит набегами в далекие страны — Бритунию, Замору, Кос и Шем — когда пять лет назад пираты моря Вилайет, действуя согласно с незаконными козаками соседствующих степей, стали представлять серьезную опасность для этого самого западного из гирканских королевств. Король Йилдиз призвал Артабана, чтобы тот исправил положение. Энергичными действиями Артабан победил пиратов, или по крайней мере прогнал их с западных берегов моря.
Ймир!
Ущелье извивалось внизу, под ними, как след змеи. Конан посмотрел поверх противоположной, более низкой стены ущелья в долину Акрим.
Справа от него утреннее солнце стояло высоко над блестящим морем Вилайет. Слева возвышались пики Колхианских Гор со снежными шапками вершин. Бросив взгляд назад, он мог видеть путаницу скал и ущелий, где, как он знал, стояла лагерем его команда.
До ближайшего туранского гарнизона — три дня пути верхом. Долина Акрим изолирована, она не известна никому, кроме бродячих кочевников и несчастный йуэтши. Здесь, в спокойствии уединения, можно замыслить империю. Ты тоже вне закона. Давай же объединимся, чтобы освободить Тейяспу и возвести его на трон! Если он станет королем, ты обретешь честь и богатство, тогда как Йилдиз не предлагает тебе ничего, кроме позорной смерти на рее!
— Эти отверстия — могилы древнего народа, который жил здесь еще до того, как мои предки пришли к морю Вилайет, — пояснил Винашко. — Об этом народе существует только несколько туманных легенд. Говорят, что они не были людьми, и они грабили и терзали моих предков, пока жрец йуэтши при помощи великого заклинания не заключил их в эти отверстия в стене и не возжег этот огонь, чтобы удерживать их там. Несомненно, их кости давно уже рассыпались в прах. Некоторые люди моего племени пытались вынуть каменные блоки, которые закупоривают их могилы, но камень не поддался их усилиям. — Он указал на груды припасов, сложенные у стены с одной стороны амфитеатра.
Когда всех моих соплеменников перерезали, я бежал к выходу из долины, который называется Горло Дива.
Конан последовал за Винашко вверх по извивающемуся каменному горлу. Через триста шагов они потеряли из вида водопад. Пол поднимался. Вскоре йуэтши остановился и подался назад, предостерегающе взяв за руку своего спутника. На углу каменной стены росло скрюченное деревце. За ним и спрятался Винашко, показывая рукой вперед.
За этим поворотом ущелье тянулось еще на восемьдесят шагов и оканчивалось тупиком. С левой стороны от них скала казалась какой то странной, и Конан некоторое время смотрел на не, прежде чем понял, что видит стену, сложенную человеком. Они находились практически позади крепости, построенной в теснине среди скал. Ее стена поднималось отвесно от края глубокой пропасти. Этот разрыв не был соединен мостом, и единственным входом в стене, по видимому, была тяжелая, окованная железом дверь на середине высоты стены. Напротив нее вдоль скалы шел узкий карниз, который тоже носил следы человеческого труда, в результате которого на него можно было попасть с того места, где они стояли.
— Ущелье идет почти параллельно долине Акрим. Оно сужается к западу и в конце концов выходит в долину узкой тесниной, по которой стремится поток. Запоросканцы заблокировали вход камнями, чтобы путь не был виден снаружи тем, кто о нем не знает. Они редко пользуются этой дорогой и ничего не знают о тоннеле за водопадом.
Справа от него утреннее солнце стояло высоко над блестящим морем Вилайет. Слева возвышались пики Колхианских Гор со снежными шапками вершин. Бросив взгляд назад, он мог видеть путаницу скал и ущелий, где, как он знал, стояла лагерем его команда.
Дым все еще лениво поднимался вверх от почерневших пожарищ, которые только вчера были деревнями. В глубине долины, на левом берегу реки, были расставлены шатры из шкур. Конан увидел людей, снующих как муравьи среди этих шатров. То были гирканцы, сказал Винашко, и указал Конану на выход из долины, устье узкого каньона, где был лагерь туранцев. Но внимание Конана было поглощено крепостью.
— Только дьявол может решиться штурмовать эту крепость, — проворчал Конан. — Как мы можем добраться до королевского брата через эту кучу камня? Отведи нас к Артабану, чтобы я смог доставить его голову на Запороску.
В просторной комнате, роскошное убранство которой составляли тканые золотом гобелены, шелковые диваны и бархатные кушетки, полулежал принц Тейяспа. Он казался воплощением чувственного безделья, одетый в шелка и атлас, с хрустальным кувшином вина возле локтя. Его темные глаза были глазами сновидца, чьи сны навеяны вином и наркотическими снадобьями. Взгляд его покоился на Роксане, которая напряженно сжимала прутья решетки, глядя наружу. Но выражение принца было спокойным и отстраненным. Похоже было, что он нес слышит криков и шума, доносящихся снаружи.
Она простерлась перед ним и поцеловала его туфли в экстазе обожания, затем поднялась и торопливо вышла из комнаты.
Стражник был согдийцем.
М: Южнее (на юго-востоке) Колхианские горы переходили в могучий Ильбарский хребет, вокруг (пределов) которого раскинулись гористые земли Друджистана. Растрескавшиеся от жары горы переходили в жаркий Афгулистан, плавно переходили в величавые Химелийские горы поворачивали на восток, отделяя тропические леса Вендии от непроходимых болот кхитайского приграничья, и тянулись до самой грандиозной/сияющей ослепительными вершинами Талакмы.
при виде вилайетских пиратов.
За ним из гущи битвы выбрался Конан, потрясая своим огромным мечом, зажатым в кулаке, подобном кузнечному молоту. Он расшвыривал врагов ударами, которые разбивали щиты, оставляли вмятины в шлемах, пробивали кольчугу и плоть, разрубая кости.
— Хо, шакалы! — ревел он на своем варварском гирканском. — Мне нужна твоя голова, Артабан, и мне нужен тот, кто рядом с тобой, Тейяспа. Не бойся, прелестный принц, я не причиню тебе вреда.
Конан, подгоняя последних из своих людей пинками и проклятиями, оглянулся и увидел, что ущелье заполнили вооруженные фигуры. Он узнал меховые шапки запоросканцев и белые тюрбаны Имперской Гвардии Аграпура. Тюрбан одного из новоприбывших был украшен пучком перьев райской птицы, и Конан с изумлением узнал по этому и другим признакам генерала Имперской Гвардии, третьего человека в Туранской Империи.
Он узнал в тварях чудовищных «брылюк» из запоросканских легенд — созданий, которые и не люди, и не звери, и не демоны, но одновременно и то, и другое, и третье отчасти. Их почти человеческий разум служил их звериной жажде человеческой крови, а их сверхъестественные способности позволили им выжить, хотя они были заточены в могилах в течение столетий. Созданий тьмы удерживало взаперти магическое пламя. Когда оно погасло, брылюки вырвались наружу, чудовищно свирепые и алчущие крови.
Через некоторое время Конан встал, потянулся могучим телом, и обернулся посмотреть на восток, на море Вилайет. Он вздрогнул, когда его острый взор различил корабль. Прикрыв глаза рукой, он увидел, что это туранская галера выбирается из устья речки, где Артабан оставил свой корабль.
— Кром! — пробормотал он. — Значит, трусы поднялись на борт и отплыли, не дожидаясь меня!
Он стукнул кулаком по ладони, издав глубокое горловое ворчание, как рассерженный медведь. Затем он расслабился и коротко рассмеялся. Собственно, ничего другого он от них и не ждал. Как бы то ни было, ему основательно надоели гирканские земли, а на Западе лежало еще множество стран, где он никогда не бывал.
Конан принялся высматривать опасную тропу, ведущую вниз с каменного гребня, которую ему утром показал Винашко.
Мятежный принц Коса сражается, чтобы свергнуть Страбонуса, скупого короля этой занимающей обширные земли нации, и Конан оказывается среди своих старых приятелей в армии принца. К несчастью, принц примиряется с королем, и его наемные силы остаются без дела. Наемники, и среди них Конан, образуют незаконную банду Свободных Товарищей, которая совершает набеги на границы Коса, Заморы и Турана равно беспристрастно. В конце концов они смещаются в степи к западу от Моря Вилайет, где присоединяются к банде головорезов, известной как «козаки».
Конан вскоре завоевывает лидерство в этой беззаконной команде и опустошает западные границы Туранской империи, пока его старый работодатель, король Йилдиз, не решает основательно наказать разбойников. Силы под началом Шах Амураса заманивают «козаков» глубоко на территорию Турана и вырезают их в кровавой битве у реки Иллбар.
Это был высокий мужчина, худощавый, но крепкий как сталь. С головы до ног он был одет в легкую посеребренную кольчугу, которая облегала его гибкую фигуру, как перчатка. Из под куполообразного шлема, гравированного золотом, его карие глаза насмешливо рассматривали ее.
ее голос звенел ужасом.
Он рассмеялся, и его смех был подобен мурлыканью меча, выскальзывающего из шелковых ножен.
— О нет, ты не утонешь, Оливия, дочь недоразумения, поскольку здесь слишком мелко, и я успею схватить тебя прежде, чем ты доберешься до глубокого места. Боги видят, это было славно — поохотиться за тобой, и все мои люди остались далеко позади. Но к западу от Вилайета нет лошади, которая смогла бы долго обгонять Ирема. — Он кивнул в сторону высокого тонконогого степного скакуна.
Иди сюда, нам пора возвращаться в Акиф, где народ продолжает праздновать победу над жалкими козаками — тогда как их победитель занят поимкой бежавшей негодницы. Великолепный и совершенно идиотский побег!
Стремительный бросок лошадей сквозь высокий тростник;
Она отшатнулась и повернулась к воде, плещущей меж тростника.
когда из зарослей тростника выскочило ужасное создание с нечленораздельным воплем ненависти.
Я думал, что все вы лежите мертвыми в степи у реки Иллбар.
О боги Ада, как я ждал этой минуты!
— Прочь от меня! — приказал Шах Амурас, следя за ним сузившимися глазами.
— Ха! — Это было рычанием дикого волка. — Шах Амурас, великий лорд Акифа! Будь ты проклят, как рад я тебя видеть — тебя, который скормил стервятникам моих товарищей, который разрывал их, привязывая к диким лошадям, который ослеплял их, увечил и калечил. Ах ты пес, грязный пес! — Его голос перешел в безумный вопль, и он бросился на Шах Амураса.
— Кто ты? — спросила девушка. — Шах Амурас назвал тебя козаком. Ты был в этой банде?
— Я Конан из Киммерии, — буркнул он. — Я был с козаками, как нас называли гирканские псы.
Она имела смутное представление о том, что названная им страна лежит далеко на северо западе, намного дальше самых далеких государств ее расы.
— Ну вот, я была продана. Но пустынный вождь нашел мне самое лучшее применение. Он хотел купить благосклонность Шах Амураса, и я была в числе даров, которые он привез в Акиф, город пурпурных садов. Потом…
— Я лежал и прятался в тростнике, — проворчал варвар. — Я был одним из тех отчаянных парней, Свободных Товарищей, которые жгли и грабили на границах. Нас было пять тысяч, из двух десятков разных народов и племен. Большинство из нас служило наемниками мятежному принцу Коса, и когда он примирился со своим проклятым сюзереном, мы остались без дела. Мы и начали хозяйничать в приграничных землях Коса, Заморы и Турана. Мы не делали между ними разницы. Неделю назад Шах Амурас поймал нас в ловушку на берегу Иллбара. С ним было пятнадцать тысяч человек. Митра!
что мы направились в море, когда не найдут нас в болотах. Но
— Где мы найдем такое место? — безнадежно спросила она. — Вилайет принадлежит гирканцам.
— Кое кто так не считает, — угрюмо усмехнулся Конан. — А именно: рабы, которые сбежали с галер и стали пиратами.
— Но что ты намерен предпринять?
— Юго западный берег на сотни миль держат в своих руках гирканцы. Чтобы пересечь северные границы их владений, нам тоже предстоит проделать долгий путь. Я собираюсь двигаться на север, пока не решу, что мы их пересекли. Тогда мы повернем на запад и постараемся высадиться там, где степь необитаема.
Солнце упало, как тускло блестящий медный шар в озеро огня. Синева моря слилась с синевой неба, и обе превратились в мягкий темный бархат, усыпанный звездами и отражениями звезд. Оливия прилегла на носу мягко покачивающейся лодки, в состоянии полудремы, когда все кажется нереальным. Ей казалось, что она плывет по воздуху: звезды внизу, звезды вверху. Ее молчаливый спутник рисовался темным силуэтом на фоне более мягкой темноты. Весла поднимались и опускались ритмически и непрерывно. Этот человек мог бы быть легендарным перевозчиком, везущим ее через темное озеро Смерти. Но у нее уже не было сил бояться. Убаюканная монотонностью движения, она погрузилась в спокойный сон.
Она повернулась, чтобы проследить за направлением его взгляда, и увидела зеленую стену деревьев и кустарника, поднимающуюся от самого края воды и замыкающую небольшую бухточку, воды которой были неподвижны, как синее стекло.
М: как синее зеркало
Сонное спокойствие сковывало лес, который окаймлял синюю бухту. Где то далеко за деревьями птица запела свою утреннюю песню. Бриз шелестел листвой и заставлял листья перешептываться. Оливия поймала себя на том, что внимательно прислушивается, сама не зная к чему. Что может таиться в этом безымянном лесу?
Пока она робко всматривалась в тени среди деревьев, что то с громким хлопаньем крыльев выпорхнуло на свет: огромный попугай. Он уселся на ветку и закачался на ней — блестящий, нефритово зеленый и кроваво красный. Попугай склонил набок увенчанную хохолком голову и посмотрел на пришельцев блестящими агатовыми глазами.
— Кром! — пробормотал киммериец. — Вот дедушка всех попугаев. Ему, должно быть, тысяча лет. Посмотри, какая злая мудрость в его глазах. Какие тайны ты стережешь, Мудрый Дьявол?
Птица неожиданно расправила яркие крылья и, взмыв со своего насеста, хрипло прокричала: «Йахкулан йок тха, ксуххалла!» С диким пронзительным хохотом, который прозвучал пугающе по-человечески, попугай полетел прочь, в лес, и скрылся в мерцающих сумерках.
Он поднял меч и махнул девушке рукой, чтобы она шла за ним. Они покинули берег, нырнув под арки огромных ветвей. Землю покрывал зеленый ковер травы, который пружинил под их шагами. Между стволами деревьев открывался прекрасный вид.
Через некоторое время Конан заворчал от удовольствия при виде золотых и красновато коричневых шаров, висящих по нескольку штук рядом среди листвы. Сделав знак девушке, чтобы она села на ствол упавшего дерева, он набросал ей в подол экзотических фруктов, а затем и сам принялся за еду с нескрываемым аппетитом.
— Иштар! — воскликнул он, прервавшись на мгновение. — От самого Иллбара я питался крысами и корнями, которые выкапывал из вонючей грязи. Эти фрукты великолепны, хотя и не слишком питательны. Но если мы съедим достаточно, то наедимся.
Как только они выбрались из чащи, он взял девушку за руку и быстро повел ее между деревьями, пока они не выбрались на поросший густой травой склон, на котором деревья росли редко. По склону они выбрались на низкое плато, где трава была выше, а деревья встречались лишь изредка. Посредине плато возвышалась длинная широкая постройка из полуразрушенного зеленоватого камня.
Они изумленно взирали на представшее перед ними зрелище. Никакие легенды не говорили о том, что на каком либо острове моря Вилайет существует нечто подобное. Конан и девушка осторожно приблизились к постройке. Мох и лишайники покрывали каменные стены, обвалившийся потолок смотрел в небо пустым провалом. Вокруг было еще много остатков каменных стен, полускрытых травой. Похоже было, что когда то здесь возвышалось много строений. Быть может, целый город. Но теперь только длинная постройка, что то вроде зала, поднималась к небу, и ее покосившиеся стены были обвиты лианами.
Какие бы двери прежде не стерегли вход в здание, они давно сгнили и обратились в прах. Конан и его спутница остановились в широком дверном проеме и заглянули внутрь. Солнечный свет струился сквозь дыры в крыше и стенах, превращая внутренность постройки в неясное переплетение света и тени. Крепко сжав в руке меч, Конан шагнул внутрь мягкой неслышной походкой охотящейся пантеры, чуть наклонив голову. Оливия на цыпочках последовала за ним.
шепнула она, придвигаясь поближе к нему.
М: шепнула она, придвинувшись к нему
Конан и девушка стояли посреди огромного зала, пол которого, сделанный из полированного камня, был покрыт пылью и каменными обломками, упавшими с крыши. Лианы, выросшие между камнями, скрывали отверстия. Высокая крыша, совершенно плоская, поддерживалась толстыми колоннами, которые тянулись рядами вдоль стен. И в каждом промежутке между колоннами стояла странная фигура.
Они были натуральных размеров и представляли высоких, гибких и сильных мужчин, чьи жестокие лица имели ястребиные черты. Статуи были нагими, и каждая впадина и выпуклость, все суставы и мышцы были воспроизведены с невероятным реализмом.
Плато, склоны которого спускались в лес на востоке, юге и западе, на севере повышалось и переходило в путаницу скалистых утесов, которая была самой высокой точкой острова. Туда и направился Конан, соразмеряя свой размашистый шаг с походкой спутницы. Время от времени он бросал на нее беглый взгляд, и она это чувствовала.
Они добрались до северной оконечности плато и остановились там, глядя на крутизну высоких утесов. По краю плато к востоку и западу от утесов густо росли деревья, цепляясь за обрывистый склон. Конан подозрительно посмотрел на эти деревья, но начал подъем, помогая спутнице взбираться. Скалы не были отвесными, и были изрезаны уступами. Киммериец, рожденный в горной стране, мог бы взбежать по ним вверх, как кошка, но Оливия поднималась с трудом. Снова и снова она чувствовала, как ее поднимают, перенося через препятствие, которое она могла бы преодолеть лишь с большим трудом, и ее изумление невероятной физической силе этого человека все возрастало. Его прикосновения больше не казались ей отталкивающими. Его железная хватка обещала защиту.
Наконец они выбрались на самую вершину. Их волосы развевал морской ветер. От их ног скалы отвесно обрывались вниз на три четыре сотни футов. Под обрывом лежала узкая полоса прибрежного леса. Посмотрев на юг, они увидели весь остров, который лежал как огромное овальное зеркало. Скошенные склоны от края плато уходили вниз и тонули в ободке зелени, за исключением того места, где устремлялись вверх утесы. Насколько хватало глаз, вокруг простирались синие воды, стеклянно гладкие, исчезающие в туманной дымке расстояния.
Конан покачал головой, глядя на скрюченные деревья на склонах плато, на раскинувшийся внизу лес — зеленая масса, что, казалось, вытягивала щупальца, пытаясь уцепиться за скалы.
— Слишком много деревьев. Мы будем спать в развалинах.
Южная ночь опустилась быстро, рассыпав по темно синему небу большие белые звезды. Конан вошел в темные развалины, увлекая за собой Оливию, которая шла нехотя. Она задрожала при виде темных фигур в нишах между колонн. В темноте, которую едва рассеивал слабый свет звезд, она не могла различить их очертания, только чувствовала ожидание, скрытое в них. Они ждали, как ждали в течение неведомого числа столетий.
Оливия не ответила. Лежа на своей постели из веток они смотрела на неподвижную фигуру, слабо различимую в мягкой тьме.
Как странно — завязать дружбу с варваром! О ней заботится и защищает ее человек той расы, сказками о которой ее пугали в детстве. Он вырос среди людей угрюмых, свирепых и кровожадных. Его дикость проглядывала в каждом его движении, горела в его глазах. И все же он не причинил ей вреда. А хуже всего обращался с ней человек, которого мир называл цивилизованным. Когда ее усталое тело расслабилось в дремотной неге, и она погрузилась в туманные образы сновидений, ее последней мыслью было волнующее воспоминание прикосновения сильных пальцев Конана к ее нежной коже.
Зал был полон темнокожих воинов с ястребиными лицами. Они не были неграми. Ни их внешность, ни одежды, ни оружие не походили ни на что, известное в мире, в котором жила спящая.
— она истерически рассмеялась
Естественный скептицизм просвещенного человека был ему незнаком. В его мифологии встречались вампиры, гоблины и чернокнижники. Когда она договорила, он некоторое время сидел молча, в задумчивости поигрывая мечом.
— Эти боги давно забыты, никто не знает их имен. Кто может знать? Они вернулись в спокойные воды озер, в тихие холмы, на берега, что лежат за звездами. Боги столь же непостоянны, как и люди.
Ее мольбы были столь горячи, что подействовали на Конана. Его любопытство по отношению к статуям уравновешивалось его же суевериями. Он не боялся врагов из плоти и крови, каково бы ни было их превосходство, но намек на сверхъестественность тотчас вызывал к жизни смутные и чудовищные инстинкты страха — наследство варвара.
Он взял девушку за руку. Они спустились по склону и вошли в густой лес, где шептала листва и сонно вскрикивали неизвестные птицы. По деревьями тени сгустились еще плотнее, и Конан шел зигзагами, чтобы избежать самых темных участком.
Оба молчали. Единственным звуком был звук быстрых нервных шагов девушки, шорох ее маленьких ног в траве. Так они добрались через лес до воды, которая блестела в лунном свете подобно расплавленному серебру.
Стремительный, как гигантская кошка,
М: стремительный, словно гигантская кошка
С такими мыслями она выбралась из своего убежища, чтобы собрать и поесть орехов. На скалах росло несколько ореховых деревьев. Оливия ничего не ела с прошлого дня. Собирая орехи, она никак не могла отделаться от чувства, что за ней наблюдают. Девушка нервно оглядывалась на скалы, но там никого не было. Внезапно страшное подозрение заставило ее задрожать. Она подобралась к северной оконечности скал и долго смотрела вниз, на колышущуюся зеленую массу листвы. Лес уже скрылся в закатных сумерках. Она ничего не увидела. Не может быть, чтобы за ней следило нечто, таящееся в лесу! Но она явственно ощущала взгляд невидимых глаз и чувствовала, что нечто живое и обладающее сознанием знает о ее присутствии, и ему известно ее укрытие.
Прокравшись обратно в свое убежище среди камней,
Оливия встала. Пришло время попытаться сделать то, что она задумала. Но сначала она прокралась к северной оконечности скал и всмотрелась в лес, окаймляющий плато. Напрягая зрение в слабом свете звезд, она вдруг замерла, и ледяная рука коснулась ее сердца.
Звезды уже начинали бледнеть, предвещая рассвет.
Бегство по темным скалам было кошмаром, в котором она скользила и карабкалась, хватаясь за острые камни похолодевшими пальцами. Когда Оливия ранила свою нежную кожу и ударялась телом о выступы валунов, через которые Конан вчера перенес ее так легко, она снова осознала свою зависимость от варвара с железными мускулами. Но эта мысль мелькнула и пропала в водовороте страхов и ощущений безумного бегства.
Спуск казался ей бесконечным, но наконец ее ноги коснулись травы. С безумной быстротой отчаяния девушка бросилась бежать к костру, который пылал как огненное сердце ночи. На бегу она услышала позади грохот камней, сыплющихся с крутого склона, и шум словно придал ей крылья. Девушка не осмеливалась даже задуматься над тем, что за зловещая тварь, взбираясь на скалы, обрушила эти камни.
Необходимость серьезных физических усилий ослабила владевший ею слепой страх, и когда Оливия приблизилась к развалинам, ее мысли были ясными и рассудок настороже, хотя ноги ее подкашивались от перенапряжения.
Словно бы черная тень отделилась от скопища теней.
М: словно чёрная тень отделилась от группы других теней
Между тем в Шумере жрец Гудеа, полновластный правитель города Ла- гаша, развивает в XXII в. до н.э. бурную строительную деятельность.
Чуть южнее горы
Октавия
Он посмотрел на неё с холодным безразличием
Основа любого зла (у Говарда) - безразличие.
Она сверкнула ослепительной улыбкой
Он одобрительно хлопнул её по заду.
Октавия
- Попробуй ещё, стигийская собака, - улыбнулся Харум.
Колдун пошатнулся, как от смертельной раны.
огромные негры, одетые в шёлковые туники с поясами