24 Окт, 2008 at 1:35 AM
У каждого из нас на свете есть места,
Что нам за далью лет все ближе, все дроже.. /И.Тальков/
Что-то теряется, бъется в душе , стучит костяшками пальцев по колодезному люку воспоминаний, требует чего-то, жаждет, а по ночам снится и плачет.
Плачут настоящие песочницы с желтым песком и огромные скамееки-качели. Я часть поколения длинных очередей за китайскими (!!!) дефицитными платьями и чемодана с вещами «на вырост», нескончаемых съездов КПСС , чернобелых фотографий и фотоальбомов с надписью «Ульяновск-родина Ленина».
Мое детство было вынужденнолысым. Однажды я подстриглась под "А.Малинина", обкорнав себя так,что парикмахер предпочла превратить меня в Уинстона Черчилля. После этого папа долго подсмеивался надо мною: "Там на площади всех лысиков собирают, мороженое и конфеты им бесплатно дают".
В смежных комнатах квартиры солнечное утро, на полках Чебурашка, Леопольд и незыблемая деревянная катушка из под ниток. Вечерами мама приносила в комнату колобков, желтеньких ,маленьких колобков –желтки яиц. А днем был парк «Буратино». Там стояла, разинут рот, большая пушка и никто не складывал в нее пустые банки из под пива. Главный страх мой- деревянный городок, надо было подниматься по лестнице, а я боялась , выпучивала губу, она лезла до носа, а я лезла наверх. Теперь ,когда мне страшно, я злюсь.
Я –часть поколения ,выросшего в идеально чистом маленьком городке с аллеями деревьев ,выкрашенных снизу в белый цвет, а во дворе выращивались под балконами цветы и никому не приходило в голову ставить туда машину. Мои друзья верили ,что за странной решетчатой и пыльной решёткой в кухне на стене под потолком живет домовой и тайно кормили его хлебными жовками (тщательно прожеванный хлебный мякиш), которые засоряли вентиляцию и приманивали многочисленные дружины «кань-кань». Кань-кань –это отдельный штрих, да какой штрих, отдельная эпоха моего детства. Тараканов было так много, что когда их травили на нижних этажах, они дружной шеренгой уходили наверх по внешней стороне стен дома с улицы, и в моих воспоминаниях остались коричневые живые стены. Кань-кань приходили отовсюду и в гости, гостеприимно там оставались с ночевой; и неизвестно ,кто с кем жил: тараканы с нами или мы с тараканами. А когда приезжал дядя Аркаша, то он «делал ножкой топ-топ и кань-кань нетю». Волшебство.
Я мылась в зеленой, покрашенной масляной краской до потолка ванной и даже не мыслила о том ,что эти стены могут быть другими.
А зимой были валенки и варежки на резиночке, чтобы не потерялись. Придем, помнится, домой зимой. Начиналось тогда особое действо. Меня в куче штанов и кобинезоне воскладывали на диван, как цветы на Мамаев, а затем начинали путем активного вытряхивания извлекать из штанов. Штаны я особенно одни помню -красные-вязанные-революционные шаровары-накручивались за нижнюю часть на руки мамы и начиналось само вытряхивание меня из штанов, будто из них-благословенных мучеников изгоняли чертика. Даже в эти тяжелые периоды жизни в моих руках стойко держалась Катушка Деревянная из под ниток. Это была мужественная катушка.
Катушка Деревянная ИзПодНиток на веревочке была любимой игрушкой моего детства - , я ее выгуливала, она мочилась возле качели. Ну, да лужицы делала возле качелей, потом загребала их и укатывалась в песочницу. У Катушки совсем-совсем не было одежды, и, потому, Катушка ничего не носила - это была Катушка- нищенка. Когда на Катушку позарился местный маугли, в виде мальчишки, я ему под глазом расцарапала, а Катушка путалась рядом под ногами-подначивала. Потом под Кашпировского на мне молитвы мама отчитывала, как сейчас помню: сидим с Катушкой, а мама нам: "Нехорошо мальчиков бить". Катушка не выдержала и укатилась в комнату, видимо смеялась во обе свои деревянные дырочки. Самыми главными друзьями Катушки были «бычки» от сигарет, она их находила, накатывала на них, а я подбирала и в рот тащила. Мама в таких случаях повторно на мне молитвы отчитывала. Это была Катушка -партизанка . Мама никогда не брала нас с Катушкой в магазин - предпочитала парковать около. Еще бы, чтобы не клянчила. И оно понятно: все дети как дети, кто с паровозиком, кто с куклой ,а эта –лысая, да еще и с Катушкой. Оно бы и явно сердобольными подумалось-бедная девочка. Не объяснишь же взрослому, что просто Катушка- любимая из всех. И Катушка все-все вокруг магазинов пронюхивала и, однажды, она нашла ящик с полугнилыми яблоками и поделилась со мной. Мама вышла, когда я ела Катушкины угощения и навкладывала мне уже не молитвами, но я же на мамин вопрос: "Тебя что дома не кормят? Ты где эту дрянь нашла?" выдать заботливую Катушку и сказать ,что это ее не кормят гнилыми яблоками, в коих наблюдалась особая прелесть, не могла. А ведь Катушка, как вы помните, была нищенкой, посему у нее тяга к гнилостности наблюдалась изрядная и пыльная она вечно была после выгулов....
Я –часть поколения настоящих котов, которые истово жрали кильку и куриные кости и радовались, когда им перепадал минтай и никому в голову не приходило ,что советский кот может есть какие –то фигурные сухари с водой. Все те же мои друзья хотели стать врачами, воспитателями, военными. Особой гордостью в нашем военном городке было нацепить папину фуражку-вот оно, завидовали.
Моя мама –филолог, впоследствии редактор журнала «Физика металлов», а затем и психолог, там работала уборщицей в клубе ,мы вместе ходили на эту работу, а по дороге можно было пособирать окурки и даже удавалось дотащить их до рта, если не навкладывала мама.
Теперь я не вижу ничего зазорного в том, чтобы поработать в нужду и уборщицей с высшим образованием, и сейчас я не курю больше.
В соседнем дворе моего детства жил желтый «тякаль» (трактор), а рядом с галантерейным магазином парковались сказочные «осяньки» (овчарки). Сейчас я думаю, что ещё я часть поколения магазинов с потерянными названиями «галантерея», «бакалея», «гастроном №..». И на новый 1988 год я мечтала о «тякале» большом, желтом «тякале» с большими гусеницами. Волшебство. А многие мои друзья хотели «осяньку» -огромную, лохматую, с умной мордой овчарку. Но мне злополучно достался самосвал. К моему нынешнему удивлению этот самосвал выдерживал меня еще долгие годы. Надо сказать ,что при появлении самосвала жизнь моя технически усовершенствовалась: теперь из смежной комнаты в другую можно было уже передвигаться не на зеленом пластмассовом горшке, а на самосвале.
Теперь я умею извлекать пользу из любой ситуации.
А однажды я проснулась утром и ничего не увидела в соседней комнате, кроме табурета и папы ,который почему-то не смотрел телевизор.И под потолком эхом висела фраза «мы переезжаем в Свердловск, жить к бабушке». Одно радовало ,что неизменным, вечным осталось в пустой квартире Солнце, проходившее лучом из одной комнаты в другую. Переезд значил, что больше не будет за окном реки Иртыш, по которой плавают огромные баржи, а это значит, что «тякаль» останется, а я уеду, так же как далеко –далеко останутся степные тушканчики, ежик, который загадил старый чайник, большой наглый рыжий кот, которого отдали соседям и он нагадил прямиком на постель, останутся дружные «кань – кань» и лохматые непостижимые «осяньки». Это значит, что я уеду, а там в солнечном дворе моего детства останутся плакать и скрипеть огромные качели-скамейки и настоящий желтый песок. Но я верила, что эта квартира, эта моя комната будут всегда моей, ведь именно там и именно я выцарапала на стене похищенным у папы гвоздем огромных размеров широколапую букву «А».
Единственное, что я могла увезти с собой –мю тайну, Леопольда и самосвал. А тайна была странна: я верила .что на антресолях живет Тимур. Да-да, героем моего детства был Тимур из произведения Гайдара, поэтому я н6ичего не боялась, даже «кань-кань».
Только сейчас я понимаю ,что там, в военном городке, остался символ моего детства –Деревянная Катушка из под ниток. Она просто не вернулась при переезде, и, наверное, еще лежит где-то там во дворе и смеется в обе свои деревянные дырочки.
А меня там больше нет…как нет больше тех песочниц с настоящим желтым песком.
…Огромные , фигурные, замысловатые ворота бабушкиного дома запомнились мне как чудо, как ворота во что-то новое, загадочное, сказочное. И когда мы подъезжали я навсегда отметила, как бывает красиво, когда уличные фонари переливаются в зеркале свежего снега. А на следующее утро началось новая жизнь: телевизор на ножках и квартира с огромными потолками, и комнаты отдельные и уже так просто не попадешь из одной в другую. У бабушки было много нового, например проигрыватель «Регонда» и пластинка «Телетайп». Больше всего мне полюбились две песни:Ирины Понаровской «Диск телефона я уверенно кручу» и Пугачева «Две звезды ,две светлых повести». Под них я прыгала на диване.
Моя современная жизнь началась с первой для меня рекламы по бабушкиному телевизору. Там танцевал эротический скелет и припевал: «Ля-ля-ля! Тазобедренный сустав». Впечатляло.
И вот сейчас, за далью тех самых лет, вдруг я снова возвращаюсь в себя, в свою маленькую девичью фигурку и выхожу из подъезда детства в маленьком военном городке и вижу огромный, всегда летний детский двор, деревянные качели-скамейки и песочницу с настоящим желтым песком, я слышу работающий трудягу-«тякаль» и лающих «осянек», и главное,когда я выхожу мне в глаза до сих пор бьёт яркое, безумно желтое Солнце моего вечно-летнего детства и кажется ,что именно сейчас-сейчас будет что-то самое интересное...
Когда мне одиноко, я закрываю глаза и вижу моими детскими глазами то самое Солнце моего детства и белые ноги деревьев, которые «тогда были большими». Вижу, как едят кильку настоящие коты и знаю ,что мама смотрит из окна нашей кухни с многочисленными «кань-кань» и Это Только Мое Солнечное Утро. И я бегу..бегу..бегу..сквозь блики к реке моего детства,потому что там захватывающим медленным шагом плывут огромные баржи к белому маяку…
И там в далеком дома на верхней полке старого палированного шкафа стоят детским словом прозванные «тятики». Часики всегда идут очень странно , не как баржи на реке Иртыш, «часики-тятики» ходят по кругу, неумолимо меняя дни, но это совсем не значит, что все забудется.
Именно эти часики бьются в душе, стучат по колодезному люку воспоминаний, требуют чего-то, жаждут, а по ночам снятся и плачут...