Счастливчик

Феликс Колесо
                ГЛАВА XI

                РАССВЕТ       

       Всю ночь мы метались по темному городу; я целовал деревья и танцевал. Под утро мы поехали в «Ришелье», я спустился в бар, все уже разъехались после ночной вахты,  но пару звеньевых еще сидели у столиков. Я подошел стойке, Лис и Савва остались договариваться на улице.
     Я не люблю покупать тех, которые сидят в машинах, это как покупать у цыгана лошадь, - он ее надует соломинкой, вроде и зубы у нее хороши, крепкие, а когда ты приводишь ее домой, она вся сдувается, ищи потом ветра в поле. Действительно, даже если девчонка и выйдет из тачки, и начинает под присмотром звеньевой крутить жопой,  все равно не понятно, что у нее за формы, что у нее, блин, за энергетика формы. Не люблю брать кота в мешке, она вроде бы и затянута в кожу, и фигура гитарой, а когда раздевается - сало с нее так и свисает, поэтому я предпочитаю их видеть при ярком свете, а главное, главное,  мне нужно увидеть ее глаза,  мне просто необходимо любой бабе, даже если она и проститутка, заглянуть в душу, понять ее, мне просто необходимо почувствовать ее сердце, ее нервы, просто тела мне недостаточно.
        В баре осталось только две девчонки: одна рыжая, помятая, губы красные, видимо,  уже пьяная, вторая блонда, крупная,  с отвислым задом, это я успеваю отметить, когда она подходит ко мне.
     - Что-то ты сегодня поздненько, - бросает она, подсаживаясь.
      Я ее вижу впервые. Меня злит, что она вот так по-свойски меня присваивает себе.
   На лестнице появляется Лис, он возбужден до крайности, теперь его уже не остановить.
     - Ну что, ты едешь? Савва договорился.
      Я его с трудом понимаю, - вокруг все движется в каком-то легком сиянии.
     Савва и Лис не понимают моей тяги к химии, думаю, они просто боятся, перепутать кайф, кайфоломы. Мне теперь все равно с кем быть, но ехать никуда не хочется. Почему-то я хочу ту за столом, она сидит так отстранённо, смотрит сквозь меня; она ярко рыжая, и лицо у нее смешное, конопатое, но мне все равно. Лиза тоже рыжая, и запах от нее всегда необычный. Она любит трахаться прямо на улице, выбирает  места, где побольше народу, это ее возбуждает, я от этого просто шалею: стоишь, садишь ее возле телефона, а в пяти метрах проносятся машины. И кто-то от радости даже начинает сигналить.
     - Я останусь здесь, - бросаю я Лису; он крутит у виска пальцем, сплевывает, он стоит в проеме дверей, маленький китайский болванчик, стоит, переминаясь с ноги на ногу.
     В этот момент  блонда берет меня под руку, она понимает все по-своему, бармен Саня, дипломированный историк, наливает «Кампари» и бросает в стакан несколько кубиков льда. Я делаю большой глоток, терпкий вкус граната бодрит.
     - Блин, задолбал. Мы уже договорились, - возмущается Лис, но мне все равно.
      Лис вне себя. У него, как всегда нет денег. Но сегодня пусть платят за себя сами. Я думаю только о ней, о той, что сидит одна там, за столиком. Я плыву на волнах эйфории, еще немного, и она мне покажется Жанной Санари, Ренуар, «Любители абсента», Ван Гог, лимонно-желтый поток, кровь на лезвии, пена на песке… Как он писал своему брату: «терпение вола», терпение вола, где мне взять это терпение, дай мне Боже терпения!
     - Я никуда не поеду.
      Лис уходит. Он думает, что может мной помыкать, он глубоко заблуждается, хотя сегодня я всех люблю, очень, очень, - особенно этих рыжих.
     - Купи мне виски, - просит меня Блонда, она положила мне руку на член, и слегка поводит по нему, голос у нее прокуренный, хриплый.
     - У-у какие мы, никогда бы не подумала, - замечает она игриво.
     Лицо у нее оплывшее, тяжелое, в ретуши макияжа, маска старого клоуна, который всю ночь играл в карты с дружками на шолобаны, взгляд пришибленной суки, но нужно соблюдать правила хорошего тона, грубить здесь нельзя, если правильно себя вести, то можно и по любви трахаться, главное, нужно поймать эту ее струну, но она мне не нравится, мне нравится рыжая, я знаю, что она звеньевая и ей негоже самой снимать клиентов.
     - Налей сто виски, Саня, - говорю я бармену, он любитель античности, мне нравится иногда с ним иногда болтать о Римской империи, о том, как её разрушили христиане, точнее, иудеи, отомстившие за свой сожженный Иерусалим.   
     - Что-то ты поздно сегодня? - шутит Саня.
     Лицо у него хорошее, интеллигентное, спокойное, лицо человека, который уверен, что всегда поступает правильно. Зачем он только пять лет штудировал Тарле, Тацита, Петрония, изучал кодекс Наполеона, дуплил европейскую конституцию, вот в чем вопрос. У каждого своя тайна. Только мне сейчас не до шуток, я спокойно так убираю руку блонды. Можно было бы поехать и с двумя, но нет настроения. Я подмигиваю ей, слажу с высокого табурета и иду к рыжей, которая продолжает смотреть сквозь меня бессмысленным взглядом: или пьяна, или обдолбана, непонятно.
     - Привет, хочешь выпить? - спрашиваю я ее.
     - Раньше приезжать нужно.
     - Санек, принеси мне пива, а даме, что будешь пить, дама?
     - А Света непьющая! - Кричит обиженно блонда.
     - Закажи, что хочешь.
     - Санек, и даме « Кампари» и оранж.
     - Слушай,-  говорит она мне – я здесь не собираюсь до утра торчать, если есть деньги, сто баксов, - и вперед.
     Вот так с ними всегда, только настроишься на лирический лад, тебя тут же обломают.
     - А может, я просто хочу посидеть с тобой, поболтать.
     - Болтать будешь дома.
     -А если ты мне понравилась.
     - Понравилась, значит плати. Своей же телке, платишь, наверное, шмотки покупаешь и все такое.
     - Один я на свете, - я начинаю дурачиться.
     - И чего ты сюда таскаешься, вроде нормальный мужик.
     - А ты меня пожалей.
     - Нашел жалелку. - Она фыркает,  делает большой глоток «Кампари», пьет его неразбавленным, морщится.
     - Люблю  вкус граната, - говорит.
      Глаза у нее становятся влажными, теплеют.
    – Значит, говоришь, понравилась. А всем нравится больше Алка, - кивает она в сторону блонды.
       Я молчу, вблизи она выглядит не так привлекательно, как издалека. Я вспоминаю Лизу, с которой поссорился, и, кажется, уже навсегда.
     - Ну, чего сидим, скоро уже пять утра, поехали куда-нибудь, если хочешь! – возвращает она меня.
     - Поехали.
     - К тебе или ко мне?
     - Поехали ко мне, но только я живу в гостинице.
     - Что выгнали из дома?
     - Нет, просто мне так удобно.
     - А меня пропустят?
     - Да, конечно.
     Когда мы выходим из бара,  небо на горизонте уже начинает светлеть, с моря дует сильный порывистый ветер, он гонит вверх по улице клочки мусора и лепестки цветов, обрывая их с белых и розовых свечек, цветущих каштанов. Напротив высится  гостиница «Красная», в нишах изящные фигуры античных богинь, воздух свеж, улица Бунина, «темные аллеи», предназначенная встреча в предназначенном пространстве, все одно к одному. «Ее рука пахла загаром», ее рука, действительно, пахла загаром.
     - Ты чего? – отдернула она руку.
     - Вкусно пахнешь.
     - Ты что меня есть собрался? - Она смеется, запрокинув голову.
     Интересно, сколько ей лет, двадцать не больше, но вокруг рта уже резко обозначились морщинки. Какая мне разница. Я чувствую, что волны любви, которые качали меня всю ночь в колыбели,  затихают, и наступает похмелье, когда хочется с себя, живого, содрать кожу, вырвать сердце, и выбросить его на помойку: «Tragalo, perro!» «На, ешь, собака!»
       Я чувствую, что если сейчас не закинуться, будет совсем плохо, еще держит немного алкоголь, но его действие скоро закончится.
     - Давай сначала заедем к моему приятелю, он должен немного денег, а потом ко мне.
     - Так ты пустой? Куда же ты меня тащишь?
     - Нет, нет, деньги у меня есть, - я чувствую, что меня начинает лихорадить. Голова стала ватная, во рту сухо, и хотя я хлебаю уже вторую бутылку «Пепси», сухость не проходит,  я вытаскиваю из бокового кармана сотку баксов и даю ей.
     - Я что  свободна? - она удивленно смотрит на меня.
     Рядом с нами останавливается такси; мы едем, светает, улицы пустынны, на город падает утренняя роса. Все умыто росой, слезами неба, утренними слезами неба.
     Она мне целует мочку уха, залезла мне рукой в ширинку, мне щекотно, я выворачиваюсь и смеюсь.
     - Сейчас, сейчас, подожди, - один звонок другу…