Славу Арштама Кирилл и Максим застали напивающимся в "Розе". Судя по состоянию "хирурга человеческих чувств", сидел он тут уже давно. Бильшакову на ум немедленно пришла ассоциация с полировкой древнего меча: только Слава не менял шлифовальные камни на войлок - чередовались напитки и дозы.
- Тебя выставили с порога "Мкисры"? - Бальмин немедленно уселся напротив Арштама. Кирилл, потоптавшись, устроился верхом на стуле у соседнего столика.
- Если бы, - "хирург" удивил невероятно связной для его состояния речью. - Изгнание из сонма придворных поэтов не так уж страшно - во все времена были непонятые! Бедняга Гиловский не так давно попал в немилость, но ведь пережил. Пишет. Сейчас - пьесу, если не ошибаюсь. Нет, у меня все хуже. От меня ушла любимая женщина!
- Пятая, если не ошибаюсь, - Бальмин старался выглядеть максимально невинно.
Арштам воздел к потолку палец:
- Не важно, какая по счету! Важно, что отдан был всем сердцем, всей душой! Носил на руках, открыл все тайные двери своего естества для её взгляда! - кто-то в зале обернулся на голос - не спасла даже хваленая акустика "Розы". Арштам взгляда не заметил. - Тебе этого, возможно, не понять... Прекраснейшее создание! Ангел во плоти, спустившийся на землю по лишь ему да Богу ведомым делам. Но и в самом деле - что ей иметь общего со мной?..
- Она тебя сразила наповал, изящными перстами изъяв из ящика кило моркови? - издевка в голосе Максима добавила фразе уйму мелодичности.
- Нет, она в собезе работает. Твой укол остался без туше, Д'Артаньян слова.
По последнему пункту у Бильшакова были большие сомнения.
- А вот четвертая была именно продавщицей. Стареешь, друг мой - в тот раз ты выпил куда больше.
- Тонкая натура обязана давать путь наружу эмоциям. Елей для исстрадавшейся души необходим!
- Ты хоть с "Мкисрой" вопросы уладил, Ромео?
Слава махнул рукой:
- Давно, еще месяца три назад. Но какое это имеет значение? Я ранен в самое сердце, писать для меня теперь - невероятно. Придется за год освоить профессию грузчика или токаря, а то и уехать куда-нибудь в глубинку, в телогрейке утром выгонять скот на пастбище.
Вынув из кармана слегка мятую пачку купюр и отсчитав десяток, "хирург" положил их на стол:
- Будь добр, передай эту сумму от меня хозяину заведения, а я уже пойду. Пора. Надо.
- Здрав будь. Береги печень, - Бальмин немедленно потерял интерес к разговору.
Когда Арштам исчез за дверью, Кирилл пересел к Максиму:
- Слушай, ну ты бы в самом деле как-то помягче. У человека горе...
Бальмин разровнял купюры на столе, придавил их пустым стаканом и лишь затем поднял глаза на Бильшакова:
- А зачем? Не в первый раз. Скоро пройдет.
- Ну, у многих первые отношения не лучшие, но вдруг...
Бальмин покачал головой:
- Не будет никаких "вдруг". Через неделю он начнет писать стихи о несчастной любви, к следующему походу в "Мкисру" их будет вполне достаточно.
- Пересилит горе - это хорошо. Но...
- Любовь - его хлеб. Его любят за стихи о вечерней поре, такой прекрасной, когда рядом любимая. И потому он давно выучил, где у любви начало, конец, апофеоз и наиболее яркие моменты, - Бальмин покосился на входную дверь. - Только любить он после этого разучился.