Когда он впервые мне показал это, у меня сразу закружилась голова, и я стал молиться.
- Вот, видишь, по правилу буравчика, эта штука ввинчивается в канал и чистит его. – Улыбнулся он.
Маленький, круглолицый, с оттопыренными ушами, заячьей губой и маленькими пухлыми ручками, он походил больше на учителя музыки, а не лекаря по венерическим заболеваниям.
- Бу-уж, - протянул он, ласково поглаживая бороздки на сверкающем вороте. – Да ты не бойся, тебе пока это не понадобится. Это нужно тем, у кого застарелый сифилис, или триппер.
Он вновь улыбнулся, обнажив редкие заячьи зубы лопаткой.
- Ну, что? Приступим, - кивнул он на кушетку, надевая тугие резиновые перчатки.
-Н-м-м – промычал я что-то нечленораздельное и мотнул головой, сглотнув слюну.
- Но как же я смогу тебя лечить? Надо же сок из простаты взять.
Я молчал и смотрел на него сверху вниз. Он напоминал мне маленькую круглолицую обезьянку; руки у него висели ниже поясницы. И я подумал, что вот также, наверное, выглядели в средние века палачи.
В этот момент неожиданно на буж упал луч солнца, и он сверкнул влажным матовым блеском, или это сверкнуло у меня в голове, уже и не помню.
- А-а, это, - усмехнулся он. – Сейчас, - и спрятал буж в ящик стола.
- Чего ты трусишься, бужирование тебе пока не грозит. Я просто всегда показываю его тем, кто ко мне приходит впервые, чтобы знали, к чему приводит распущенность.
- Так вы у людей отбиваете охоту любить.
- Да нет, зачем же, - потер он руки, от чего резина противно заскрипела, - любовь – это то, на чем мы зарабатываем. Как бы мы существовали, если бы люди не любили друг друга? Любовь – это наш хлеб.
Последнее, что услышал я перед тем, как багровая пелена накрыла меня и я почувствовал, что теряю сознание…
- Дыши глубже, еще, еще, вот ты, боже мой, чувствительный какой, - совал он мне под нос ватку с нашатырем, а потом вдруг стал крутить мне соски, да так сильно, что я вскрикнул, и оттолкнул его.
- Ну, посиди, отдохни, успокойся. Чувствительный какой, надо же, - вот, хорошо, теперь мы будем знать, что у нас, - продолжал он, отправляя сок в пробирки, и взбалтывая их слегка. – Круглое лицо его сияло. Он вновь с удовольствием потер свои маленькие лапки, будто ему действительно нравилось копаться в чужих задницах. Хотя, у каждого свое призвание, мелькнула у меня мысль, когда я, как сомнамбула, с каким-то листком в руке, поднялся.
- Любите и размножайтесь, гы! - осклабился он напоследок, и мне вновь стало дурно.
В коридоре ждала меня Вика. Она взглянула на меня, прикрыв рот рукой.
- Что с тобой?
- Буж, - отмахнулся я.
- Стой, ты куда?! – схватила она меня за плечо.
Но я вырвался и, ничего не замечая вокруг, подался прочь из здания, похожего на тюрьму.
- Стой! – услышал я ее возглас. – Ты же обещал …
Но я уже выскочил на воздух, запрыгнул в «Ауди», и стал выруливать на трассу.
Перед глазами у меня до сих пор стоял ворот с тонкими бороздками, и мне все время казалось, что эта круглолицая обезьяна пытается засунуть мне его в член.
Вечером я напился вусмерть и, припав на плечо Вике все повторял слова доктора, которые он бросил мне вдогонку: «Взялся за буж, - не говори, что не дюж», а она нежно гладила меня по щеке и шептала: «Милый, ну, давай, поехали, поехали ко мне, я так люблю тебя…»