Глава 45
На следующее утро Скарлетт едва сумела открыть глаза, когда Кэтлин разбудила ее своим мягким голосом:
- Я принесла вам чай. Морин спрашивает, пойдете ли вы на рынок?
Скарлетт ужасно хотелось спать. Она отказалась идти на рынок и отвернулась от Кэтлин, но та не уходила.
- Что еще? – недовольно спросила Скарлетт.
- Я прошу прощения, но может, мне надо помочь вам одеться, потому что коли вы не пойдете с Морин, то я с ней пойду. И я не знаю, когда мы вернемся.
Скарлетт пришлось взять себя в руки, чтобы не накричать на бестолковую девчонку. Все-таки она родственница, а не горничная-негритянка. Хотелось спать, как никогда, но ей не давали такой возможности.
- Хорошо, - протерла она глаза. – Достань мой красно-голубой костюм, сегодня я надену его.
- О, в нем вы такая красивая! - искренне восхитилась Кэтлин.
Пока Кэтлин приводила ее волосы в порядок, Скарлетт смотрела на себя в зеркало и то, что она там видела, ей очень не нравилось. «Я выгляжу ужасно, - думала она, - кажется, щеки похудели, а эти круги под глазами делают меня старухой, надо запудрить их. Я слишком много танцую, и вчера за ужином съела всего лишь одну булочку. Нельзя сказать, чтобы в доме Морин голодали, но пост мне надоел. Я бы с удовольствием съела большой кусок ветчины». И вдруг она осознала, что вовсе не хочет ветчины. Пожалуй, она вовсе не хочет завтракать. А может, ей стоит сходить на рынок с Морин и там выпить чашечку кофе?
Но внизу ее ждал Колум, он хотел попросить Скарлетт помочь ему купить кое-что для ирландских родственников.
- Я вполне могу справиться с вещами для парней и их отцов, но девушки – это полная загадка. Я подумал, что вы, Скарлетт, как никто, разбираетесь в моде.
Когда Скарлетт услышала это, усталость и плохое настроение мигом пропали. Она лишь потребовала, чтобы Колум угостил ее чашкой кофе в качестве платы за ее услугу.
Они потратили без толку уйму времени. Вначале Скарлетт не понимала, что нужно Колуму. Она предлагала лайковые перчатки, шелковые чулки, вышитые бисером сумки, отрезы шелка и бархата… Но он говорил, что все это не то.
Перебрав кучу вещей в большом магазине и ничего не купив, Колум повел ее выпить кофе в ближайший отель. Там он попытался объяснить Скарлетт, что от нее требуется. Он сказал, что народ в Ирландии живет намного проще, чем она может представить себе. Вблизи ферм городов нет, только какая-нибудь деревня поблизости - с небольшой церковью, кузницей и трактиром. Магазин в такой деревне – это уголок в трактире, где можно отправить письмо, купить табак и самые необходимые вещи. Единственное развлечение местных жителей – походы в гости друг к другу, да иногда выезд на ярмарку.
- Это совсем как у нас на плантациях, - улыбнулась Скарлетт. – Тара в пяти милях от Джонсборо, но там вы не увидите ничего кроме железнодорожной станции, кузницы и трех салунов.
- Ах, нет, Скарлетт, на плантациях вы живете в особняках, а ирландские фермеры занимают небольшие домики.
- Какие особняки! – запротестовала она. – О чем вы говорите, Колум! Единственный особняк в графстве Клейтон был у Уилксов, так и то его сожгли янки. А Тара вначале была небольшим двухкомнатным домом, папа увеличивал его постепенно, делая пристройки. Ни о какой архитектуре там и речи нет. Вот когда я получу от церкви то, чего хочу, я построю новый дом, он будет… - она осеклась, решив, что в данный момент хвастаться неуместно.
- Вряд ли нашим девушкам подойдет парча и веера из перьев, - мягко улыбнулся Колум.
- Я все поняла – нам нужен набивной ситец. Из него можно пошить прелестные домашние платья. На каждый день мы всегда носили такие.
- И ботинки, – Колум достал большой лист бумаги и развернул его. Он был исписан с двух сторон. – Все имена и размеры у меня здесь.
Скарлетт рассмеялась. Они потратят день до вечера, чтобы купить все это.
- А почему бы вам не воспользоваться услугами Джейми? – спросила она.
- Я не хочу ставить его в затруднительное положение… - смутился Колум.
- Вы ничего не понимаете не только в моде, но и в торговле, Колум О’Хара, вот что я вам скажу. Даже если Джейми продаст вам товары не за полную цену, и прибыль его будет невелика, он все равно будет хорошо выглядеть в глазах своих поставщиков и, делая следующий заказ, может рассчитывать на скидку.
Колум с удивлением посмотрел на нее.
- Я знаю, что говорю, - улыбнулась Скарлетт. – Много лет я дотошно занималась делами своего магазина, не давая ни центу проскользнуть у меня между пальцев. А теперь, Колум, расскажите мне об Ирландии. В кофейнике еще остался кофе.
- Наш остров необыкновенный, он прекрасный, мы зовем его изумрудным, - начал Колум с теплом в голосе.
Он говорил о зеленых холмах, о замках на их вершинах, о стремительных реках, полных рыбы, о водопадах, о дождике, к которому все привыкли – он начинается неожиданно и быстро заканчивается; о музыке повсюду, о красочных ярмарках, о великолепных ирландских лошадях. О мягком климате, о небе, которое выше и шире, чем где бы то ни было, о солнце ласковом и добром, как материнский поцелуй…
- У нас никогда не бывает такой жары, как здесь, в Джорджии. Летом я стараюсь не приезжать сюда – здешнее безжалостное солнце просто ужасно.
- Похоже, вы стремитесь домой не меньше Кэтлин, - заметила Скарлетт.
Колум рассмеялся:
- Честное, слово, я восхищаюсь Америкой и с нетерпением жду поездки сюда, но не пролью ни слезинки, когда корабль отчалит и я поплыву домой.
- Зато я буду плакать, - слегка нахмурилась Скарлетт. - Что я буду делать, когда вы увезете с собой Кэтлин?
- Так поедемте вместе с нами! Это ведь здорово – посмотреть на родину своих предков, Скарлетт. Это будет замечательное путешествие. Ирландия прекрасна в любое время года, но весной ее очарование покорит вас навсегда.
- Нет, я не могу этого сделать, - вздохнула Скарлетт. - Я так и не поняла, почему вы вначале привезли сюда Кэтлин, а теперь возвращаете ее обратно? Что это за англичанин?
Колум помрачнел.
- Он ужасный человек. Я не хочу говорить о нем. Главное – сейчас его нет в Ирландии, и я надеюсь, Кэтлин все-таки примет предложение одного хорошего парня, во всяком случае – вся семья будет настаивать на этом.
Когда они вошли в магазин О’Хара, Джейми радостно поспешил им навстречу. Услышав, что нужно Колуму, он решительно забрал у него список и сказал:
- С подарками для родственников все будет в порядке, но и ты, Колум, должен помочь нам. Мы с дядей Джеймсом никак не можем прийти к единому мнению – какой цвет выбрать?
На прилавок были вывалены отрезы зеленых тканей самых разнообразных оттенков. Скарлетт не обратила внимания, что совета спрашивают не у нее, и ткнула пальчиком:
- Вот этот самый милый.
- Этот не пойдет, - покачал головой Колум.
- Выбирай, Колум, мы давно не видели трилистника, - попросил старый Джеймс.
- Это для украшения на день Святого Патрика, - объяснил Колум. – Цвет должен быть как у ирландского трилистника.
А, день Святого Патрика! Скарлетт вспомнила, что женщины говорили о нем.
- А когда он будет? – поинтересовалась она.
Мужчины удивленно посмотрели на нее. Каждый, в ком течет хоть капля ирландской крови, должен чтить Святого Патрика.
- Это завтра, - ответил за всех Джейми, - и это будет незабываемый день в вашей жизни, Скарлетт.
Ирландцы в Саванне, так же как и везде в мире, праздновали день святого покровителя Ирландии 17 марта. И, хотя праздник приходился на Великий пост, никто не постился в этот день. Напротив, было много еды, выпивки, музыки и танцев. День канонического святого превратился у ирландцев в светский праздник, и в салунах в этот день всегда бывала большая выручка.
Выходцы из Ирландии жили в Саванне со дня ее основания. Для них день Святого Патрика всегда был главным праздником, а во времена унылого упадочного десятилетия после окончания Гражданской войны к ним стал присоединяться и весь город. 17 марта стало праздником весны, и на один день все жители Саванны становились ирландцами.
В этот день повсюду царствовал зеленый цвет. В зеленых палатках торговали вином, лимонадом и сладостями, повсюду продавались зеленые шелковые трилистники, зеленые полотнища висели над дверями домов, зеленые ленты украшали ветви цветущих деревьев по пути следования парада.
В шествии участвовал сам святой Патрик в высокой тиаре, украшенной трилистниками, а также эльфы, гномы и русалки. Все были в зеленом. И каждый из зрителей парада считал своим долгом надеть что-нибудь зеленое: шляпу, пояс, сюртук, просто ленточку или шелковый символ Ирландии.
Скарлетт нарядилась в свой переливающийся зеленоватый костюм с нефритовыми пуговицами и приколола трилистник на груди. Она стояла в кругу О’Хара, наблюдая за парадом и с интересом осматриваясь по сторонам. Ее очень рассмешила негритянская семья: две девочки с зелеными бантами на кудрявых головах, у двух мальчишек такие же ленточки вместо галстука, а мамаша затянула свою необъятную талию зеленой шелковой лентой. Скарлетт указала Джейми на зелено-черную семейку.
- Я говорил вам, что в это день все становятся ирландцами, - улыбнулся кузен.
- Посмотрите-ка туда, - ухмыльнулась Морин. – Наши аристократки тоже вырядились в зеленое.
Скарлетт проследила за ее рукой и тут же постаралась спрятаться за могучим плечом Джейми. Буквально в десяти шагах от нее стояла миссис Ходгсон с еще одной из подруг тетушек, миссис Тэлфер. Будет лучше, если старые курицы не увидят ее, а то еще надумают написать об этом теткам. Бог мой, а это что такое? Джером в зеленом сюртуке вышагивает под руку с пухленькой негритянкой, украсившей свои волосы зеленым бантом. Неужели и дед здесь? Скарлетт осторожно огляделась: старика нигде не видно. Слава тебе господи! Уксусный вид Пьера Робийяра способен испортить любой праздник.
Семейство О’Хара подошло к зеленой палатке купить сладостей, и вскоре Скарлетт наравне с нетерпеливыми детьми поедала вкусные пирожные с кокосовой стружкой и запивала их лимонадом. Впервые в жизни она ела посреди улицы, в толпе. Совсем недавно она умерла бы с голоду, но не решилась на такое. Какой-то веселый задор охватил ее в этот миг, она упивалась всеобщей радостью и своей смелостью. «Иногда это так здорово – не вести себя как настоящая леди», - думала она, беря второе пирожное.
Старшие девочки спорили, кто был лучше всех на параде. Мэри Кэйт понравился зеленый ковбой с лассо, а малышке Хелен – русалки.
Кэтлин взяла Скарлетт под руку.
- Джейми сказал, что вечером в небе будет фейерверк…
- Наверное, в вашей деревне нет парадов и фейерверков? Ты очень пожалеешь, если не останешься в Саванне, Кэтлин.
Голубые глаза кузины сверкнули:
- О, нет! Я запомню это навсегда, и буду рассказывать потом во всех домах. Это так здорово – побывать в Америке, а потом вернуться.
«Похоже, глупую девчонку не переубедить», - подумала Скарлетт.
Морин потянула свое семейство в парк, на звуки музыки.
Незнакомые люди брались за руки и танцевали, и пели вместе ирландские песни. Скарлетт тоже веселилась и танцевала, пока не устала и не упала на освободившееся рядом с Колумом место на скамейке.
- Мне кажется, нам с вами надо последовать примеру Морин и Джейми, и пойти домой немного отдохнуть перед вечерней частью праздника.
- О нет, Колум! Я хочу еще танцевать, хотя у моих туфель уже дыра на подошве. И еще я хочу попробовать свинины, которую продают на том лотке, и зеленого мороженого и того ужасного черного пива, которое пили Морин и Джейми…
- Лучше снимите-ка свою дырявую туфлю, я вложу туда эту картонку от мороженого.
Он вытряхнул песок и мелкие камешки из легкой туфельки Скарлетт и положил на дырку сложенную картонку.
- Спасибо, Колум. Вы всегда знаете, что делать.
- Я знаю, что сейчас мы с вами пойдем домой, выпьем по чашке чая и отдохнем. Мне думается, вы нуждаетесь в отдыхе.
Скарлетт не хотелось в этом признаваться, но она и в самом деле устала. «Неужели я старею? – подумала она. – Раньше я сутками могла танцевать, а сейчас еле иду после часа танцев в парке».
- А почему святой Патрик считается покровителем Ирландии? Ведь он – общий святой, во всех странах? - спросила она Колума, пока они медленно шли по направлению к Саус-Брод стрит.
Колум покачал головой, удивленный ее невежеством.
- Конечно, он общий святой, для всех католиков на земле. Но для ирландцев он особенный, потому что принес нам христианство. Святой Патрик не сразу стал святым. По происхождению он был бриттом из состоятельной семьи и жил в пятом веке от рождества Христова. Когда он был юношей, на его селение совершили налет пираты, они и продали Патрика в рабство кельтам, в Ирландию. Патрик решил, что за его грехи и неверие с ним случилось такое несчастье, и обратился всем сердцем к Господу. Будучи бесправным рабом, он пас хозяйский скот, дни и ночи свои посвящая молитвам. Бог услышал их и освободил Патрика из рабства. Побывав на родине и получив епископский сан, он вернулся на полюбившийся ему зеленый остров и стал проповедовать христианство. Кельты, населявшие нашу страну, были в те времена язычниками, и вначале сопротивлялись его проповедям. Один из воинов даже намеревался отсечь Патрику голову, но едва он занес свой меч, как рука его онемела. Согласившись на крещение, он выздоровел. По преданию, в Таре Патрик впервые крестил наибольшее количество друидов – людей, исповедовавших языческую веру. И когда вновь обращенные попросили его объяснить, что такое Троица – он сорвал листок клевера и показал его всем, сказав – «три лепестка, но один трилистник».
Много чудес совершил святой Патрик на пути несения христианского света в души древних жителей Ирландии: рыбу он обращал в мясо, слепым возвращал зрение, а одержимым бесами – ясность мысли и душевное спокойствие. Предание гласит, что он даже воскрешал мертвых. Но самое забавное – он изгнал всех змей из Ирландии. Он поднялся на гору в Коннахте, постился сорок дней и сорок ночей, а потом заманил при помощи своего волшебного орехового посоха всех змей Ирландии на эту гору. А когда они сползлись туда со всех сторон, напугал их звоном своего колокола, и змеи, обезумев от страха, бросились прочь и сорвались в океан. Только одна самая бесстрашная змея осталась. Но Патрик хитростью заставил ее залезть в ящик, пообещав отпустить завтра. На следующий день змея потребовала отпустить ее, на что Патрик ответил, но завтра наступит только завтра, а сейчас еще только сегодня. И так повторялось изо дня в день, из года в год, пока последняя в Ирландии змея не умерла от старости.
- Вы это выдумали? - улыбнулась Скарлетт.
- Ничуть нет. Все это чистая правда. И в Ирландии вы действительно не найдете ни одной змеи.
- Это замечательно, я терпеть не могу змей.
- Поедемте со мной на родину, Скарлетт. Вам очень понравится наш изумрудный остров. Подумайте: всего-то две недели на корабле да один день от Голуэя.
- Так быстро? – удивилась Скарлетт. Ей всегда казалось, что Европа где-то за тридевять земель.
- Морское путешествие вам понравится. Ветер, дующий в сторону Ирландии, наполняет паруса и подгоняет корабль. Он скользит по морю и дельфины сопровождают его, а порой и громадный кит, извергающий фонтаны воды, выныривает полюбоваться на парусник. В море чувствуешь себя необыкновенно свободно…
- Я знаю, - вздохнула Скарлетт. – Мне знакомо это ощущение полета наперерез волнам…
Выпив чаю, Скарлетт вздремнула на полчаса. Затем Кэтлин помогла ей причесаться по-новому, она переоделась в розовое платье, обернулась зеленой лентой вместо пояса и отправилась на продолжение праздника. Вскоре туда сошлись все О’Хара. Танцы были устроены вокруг фонтана на площади перед Хогдсон-холлом. Скарлетт кружилась с Дэниэлом, танцевала рил с Джейми и Меттом. Со всех сторон раздавались одобрительные возгласы родственников:
- Молодец, Скарлетт!
- Вы великолепны!
- Хорошо танцуете, Скарлетт, и так быстро научились!
Она танцевала без устали до самой темноты. Фейерверк, взрывавшийся в темном небе с ослепительным блеском, и продолжавшийся пять минут, означал, что праздник окончен.
Наутро Скарлетт едва могла ступить на ноги, так они болели и распухли. Она не собиралась идти на рынок и отослала Кэтлин, как только та зашнуровала ей корсет. Ей хотелось провести весь день дома, в свободных домашних туфлях, отдыхая после наполненного развлечениями и танцами длинного вчерашнего дня.
Когда она стала стускаться вниз, чтобы позавтракать, ей показалось, что лестница неожиданно стала слишком высокой и крутой, каждый шаг отдавался болью в ее отекших ногах. Она еще не проголодалась после вчерашнего уличного пиршества, и ее даже слегка подташнивало, однако Скарлетт знала, что после того, как Морин уйдет на рынок, некому будет подать ей даже чашку чая, поэтому следовало поторопиться. Но едва она ступила на последний пролет, как в нос ей ударило запахом жареной рыбы.
«Черт побери! Опять эта рыба! Чего бы мне сейчас хотелось, так это кусочка сочной грудинки».
И вдруг при этой мысли желудок ее сжался, и неожиданно к горлу подкатила тошнота. Скарлетт едва успела подскочить к распахнутому окну на площадке, как ее стошнило на зеленые листья растущей во дворе магнолии. В одно мгновение накатила жуткая слабость, лицо покрылось холодным потом, у нее не было сил двинуться с места. Безвольная, как тряпка, она сползла по стене на пол и замерла, обливаясь тихими слезами.
«Должно быть, я переела вчера вечером жирной свинины, или это от зеленого мороженого, или от черного пива. Нельзя было в середине поста хватать все подряд от жадности – конечно, мой желудок не справился».
Корсет впивался ей в ребра, и не давал как следует вздохнуть. О, если бы она могла освободиться от него и дышать свободно…
Из кухни доносились голоса. Вначале Морин спрашивала, где Скарлетт, и Кэтлин отвечала, что она будет с минуты на минуту, затем появился Колум, и тоже спросил про нее.
Скарлетт стиснула зубы. Надо подняться и сойти вниз. Никто не должен видеть, как она ослабла из-за того, что вчера слишком много веселилась и была невоздержанна в еде. Утерев слезы подолом юбки, она заставила себя встать на ноги.
Едва она показалась на пороге кухни, как Колум подбежал к ней.
- Бедная маленькая Скарлетт! Вы выглядите так, будто идете по толченому стеклу. Позвольте мне усадить вас.
Он так быстро подхватил ее на руки, что Скарлетт и рта не успела раскрыть. Он усадил ее на стул возле горящего очага, и через минуту под ногами у Скарлетт оказалась подушечка, а в руке – чашка горячего чая. Ей было так приятно чувствовать заботу о себе, что она опять чуть не заплакала. «Что это со мной? Глаза на мокром месте... Может, это от переутомления?»
Она выпила чашку чая, потом вторую, третью. Она ничего не ела и старалась не смотреть на жареную рыбу. Казалось, этого никто не замечал. В этот утренний час Джейми собирался на работу, а старшие девочки – в школу. Когда они ушли, в кухне наступил относительный покой. Морин с Кэтлин наводили порядок, причем Морин ворчала, перемывая посуду.
- Вот опять ты приезжал, а я тебя почти и не видела, Колум. Если бы не день рождения старой Кэти-Скарлетт, я бы уговорила тебя не уезжать так скоро.
- Кэти-Скарлетт, моей бабушки? – переспросила Скарлетт.
Морин выронила намыленную тряпку и обернулась к ней.
- А вам никто и не сказал? Старушке в будущем месяце исполняется сто лет.
Скарлетт и в голову не приходило, что мать ее отца еще жива.
- И она до сих пор остра на язык, - заметил с улыбкой Колум. – О’Хара могут гордиться ей.
- Как хорошо, что я успею домой к празднику, - радостно вздохнула Кэтлин. Глаза ее буквально сияли от счастья.
- А я бы хотела увидеть ее, - задумчиво проговорила Скарлетт. - Па рассказывал мне о своей матери…
- Вы можете поехать с нами, Скарлетт! Подумайте, сколько радости это принесет старушке…
Кэтлин и Морин присоединились к уговорам Колума, убеждая ее съездить на родину отца. Они столько всего наговорили, что у Скарлетт голова пошла кругом.
А почему бы и нет? – сказала она себе. Когда приедет Ретт, он увезет ее в Чарльстон. В ненавистный чопорный Чарльстон, с его однообразными тусклыми одеждами, однообразными приемами и комитетами… Она ненавидела тягучую медлительную южную речь, которую местные жители часто разбавляли фразами на французском, латыни и бог еще знает на каких языках. Ее оскорбляло, что они бывали в местах, где она никогда не была, говорили с умным видом об архитектуре и живописи, обсуждали какие-то заумные книги… Она ненавидела очереди на балах, расписанные заранее танцы и негласные правила, которых ей приходилось придерживаться. Она ненавидела лицемерие, с которым аморальные в глубине души жители Чарльстона осуждали ее за невинный флирт.
«Когда я вернусь туда, - думала Скарлетт, - мне опять придется выслушивать по воскресеньям пикировки моих тетушек и ходить с ними к мессе, а в гостиной миссис Батлер очередная старуха станет рассказывать о том, каким знаменитым героем был ее дед. Мне не интересны чужие родственники, я только что обрела своих, и они мне нравятся. Они настолько же живее чопорной чарльстонской аристократии, насколько праздник Святого Патрика веселее бала Святой Цецилии. В конце концов, Чарльстон может и подождать».
- Я поеду! – решительно заявила Скарлетт.
Ретт тоже может подождать. Видит бог, она ждала его больше месяца. Пусть и он подождет месяц с небольшим. Она только навестит свою бабушку, отпразднует с ней ее сотый день рождения – наверняка соберется вся ирландская родня, - и с ближайшим кораблем вернется. Даже если Ретт приедет в Саванну и не застанет ее здесь – не беда. Как только возвратится в Америку, уж она найдет способ известить его, и он приедет за ней. Колум так сказал, и она тоже в этом уверена.
Глава 46
Через несколько дней Скарлетт вместе с Колумом и Кэтлин катила в открытой коляске, направляясь к докам Саванны. Настроение было превосходным, ноги перестали болеть, и позавчера она уже танцевала на вечеринке по случаю возвращения Стефена из Бостона.
Никаких трудностей в приготовлениях к поездке на Британские острова не было, жителям Америки не требовались специальные бумаги для выезда. Колум только посоветовал Скарлетт взять на всякий случай кредитное письмо от своего банкира. Скарлетт не думала, что ей понадобится много денег, но все-таки последовала его совету.
На берегу Саванны у причала стояли самые разные корабли, от небольших барков до громадных двухпалубных пароходов. В порту царило столпотворение. Груженые повозки двигались во всех направлениях по булыжной мостовой, бочки катились по наклонным трапам, обнаженные по пояс черномазые грузчики перекрикивались. Отплывающий пароход громко загудел, ему откликнулся колокол на одном из парусников.
- Мы опоздали… - забеспокоилась Кэтлин.
- Не бойся, капитан ни за что не поплывет без меня. Симус О’Брайан мой старый друг, – Колум успокаивал Кэтлин, но в голосе его тоже чувствовалось волнение.
Он выпрыгнул из экипажа напротив большого белого парусника, снабженного, кроме того, гребным колесом.
- Вы не забудете, что я сказал о вашем имени, дорогая Скарлетт? - спросил он, подавая ей руку. - В этом путешествии в Ирландию вы Скарлетт О’Хара. У фамилии Батлер дурная слава в нашей стране.
- Уж поверьте, Колум, не мой муж насолил ирландцам. Насколько я знаю, он ни разу не был в Ирландии, - беззаботно ответила Скарлетт. Впрочем, она считала путешествие инкогнито даже забавным.
Судно, на котором они должны были плыть, оказалось роскошным белым кораблем и называлось «Брайан Бору». На его флагштоке развевался английский флаг, но и зеленое знамя с золотой арфой смело полоскалось на передней мачте. Это судно обслуживало богатых американцев, которые хотели увидеть ирландские деревни, где родились их деды-иммигранты, или показаться во всей красе в местах, откуда были родом сами. Огромные салоны корабля и его комфортабельные каюты поражали богатством убранства. Вышколенная команда всегда готова к услугам пассажиров. Багажное отделение было необычно большим, потому что американские ирландцы везли с собой подарки для своих многочисленных родственников и возвращались домой с не меньшим количеством сувениров.
Скарлетт, Кэтлин и Колум вместе с другими пассажирами стояли на палубе и махали на прощанье родственникам. Морин, Джейми и их старшая дочь Патриция пешком пришли провожать их. С минуты на минуту должен был раздаться сигнал к отплытию.
***
А в это время в двух милях от порта, на вокзале Саванны, прозвенел колокол, возвещающий о прибытии поезда из Чарльстона. Ретт Батлер налегке, без багажа, вышел из первого вагона и направился к месту, где стояли наемные экипажи. Ему не был известен точный адрес, но фамилии Робийяра кучеру оказалось достаточно.
Батлер выглядел побледневшим, некоторая обрюзглость вновь обозначилась на его лице, он был невесел и даже хмур. Когда коляска остановилась перед воротами розового особняка, он постарался придать своей физиономии независимый равнодушный вид, будто надел привычную маску на лицо.
Он понятия не имел, как встретит его Скарлетт, и считал, что от нее можно ожидать чего угодно. Но именно сейчас обстоятельства сложились таким образом, что ему обязательно надо было посмотреть ей в глаза, понять, любит ли она его на самом деле, и проверить себя – действительно ли она так нужна ему.
Дверь отворил высокий негр, и поинтересовался, что угодно господину.
Когда на вопрос о Скарлетт слуга ответил, что она больше не живет здесь, у Ретта дрогнуло сердце. Но он все же попросил доложить о себе мистеру Робийяру. Ответ о том, что хозяин дома примет его в малой гостиной, пришел минут через пять, но еще добрых полчаса Ретт мерил шагами комнату, дожидаясь, пока спустится старик.
Наконец послышались медленные шаги по лестнице, и в гостиную вошел очень старый человек в сером сюртуке с ленточкой ордена Почетного легиона в петлице.
- Мистер Робийяр, - шагнул ему навстречу Ретт.
- А вы, я полагаю, муж моей внучки?
- Ретт Батлер, к вашим услугам, - вежливо склонил он голову.
Старик сел сам и предложил гостю занять место в кресле напротив.
- Если мне не изменяет память, вы старший сын Стивена Батлера? Я знавал ваших родителей. Надеюсь, они в добром здравии?
- Отец умер восемь лет назад, а мама здорова, - коротко ответил Ретт.
- Что привело вас в Саванну? – скрипучим голосом поинтересовался Робийяр.
Ретт удивленно поднял бровь, он был уверен, что лакей доложил своему господину, что вначале он спрашивал Скарлетт. Похоже, старик хочет поиздеваться.
- Я ищу свою жену, - с самым непринужденным видом ответил Ретт, как будто это обычное дело для любого мужа – не знать, где находится его жена.
- Боюсь, что вряд ли смогу помочь вам. Мне неизвестно, куда она уехала.
По глазам старика Ретт понял, что ему это очень даже хорошо известно.
- Ваша жена вела себя недопустимым образом. Она несколько раз уходила из дому, никого не предупредив, и возвращалась очень поздно.
Было ясно, что этими замечаниями старый Робийяр хотел вызвать раздражение у Ретта.
- Она связалась с этими своими ирландскими родственниками и постоянно бегала к ним.
- Вы полагаете, она переехала к ним, или уехала еще куда-нибудь? – невозмутимо спросил Ретт.
- Меня это не интересует. Она нагрубила мне, и больше я ничего не хочу знать об этой особе. Если у вас нет более вопросов ко мне, закончим нашу беседу. В моем возрасте любое волнение плохо сказывается на здоровье.
«Старый черт проскрипит еще лет двадцать, так заботясь о своем спокойствии», - подумал Ретт и встал, откланиваясь.
- Передавайте привет вашей матушке, я думаю, она помнит меня.
- Обязательно, - заверил Батлер и вышел в холл.
Он повелительно кивнул негру, распахнувшему перед ним дверь, приглашая за собой на крыльцо.
- Как тебя зовут, малый? - спросил Ретт, доставая из кармана серебряный доллар и крутя его в пальцах.
- Джером, меня зовут Джером, мистер Батлер, - глаза лакея заворожено следили за монетой.
- А скажи-ка мне, Джером, куда поехала мисс Скарлетт из этого дома?
- Не могу знать, сэр… - глаза у негра забегали. – Они как вечером поругались с мистером Пьером, так утром и наладились куда-то, а куда – я уж не знаю… С месяц назад это было…
Ретт достал вторую монету.
- По какому адресу вы пересылаете ее почту?
- Почту? – слуга заюлил: – Так ее почту мистер Пьер велел к себе относить, в спальне у него почта мисс Скарлетт…
Значит, и телеграмма, которую он послал вчера, там же.
Ретт сложил монеты и собрался опустить их в карман, следя за жадными глазами Джерома.
- Ты ничего не сказал, Джером, и мне не за что платить тебе.
- Так, мистер Батлер, почта-то здесь, но адрес-то, куда ее надо было пересылать, я знаю, мне мисс Скарлетт сказала.
- Я слушаю.
- Саус-Брод стрит, семнадцать, там эти ирландские родственники мисс Скарлетт проживают.
- Держи, - Ретт кинул монеты на крыльцо и двинулся к воротам. Ему стало ясно, почему Скарлетт уехала из дома своего деда.
На стук молотка в доме семнадцать никто не ответил. Два мальчугана с шумом выкатились из боковой двери по соседству, деля один на двоих обруч. Увидев господина на высоком крыльце, они уставились на него.
- А дома никого нет, - сообщил один из мальчишек.
Ретт спустился на улицу.
- Как тебя зовут?
- Джеки, - ответил рыжеволосый сорванец.
- И ты здесь живешь, Джеки? – Ретт указал на дом.
Мальчик кивнул.
- А миссис Батлер ты знаешь?
Мальчишки переглянулись и помотали головами.
- Мисс Скарлетт, - поправился Ретт.
- А, Скарлетт… - протянул второй мальчик, - так она уехала с Колумом…
- Она с Кэтлин в Ирландию уехала, - возразил первый.
- Вранье! Я сам слышал, как Колум говорил, что возьмет с собой Скарлетт, я лучше знаю – Колум в нашем доме жил.
- А в нашем доме он обедал, потому что моя мама готовит лучше!
- Так уж и лучше…
- Стоп, ребята, - прервал их Ретт. – Так куда поехал ваш Колум?
Младший мальчик пожал плечами, а тот, что выглядел постарше, затараторил:
- О, Колум много путешествует, он может поехать, куда угодно! Он посылал Стефена в Бостон, а потом говорил, что надо бы ему съездить в Нью-Йорк и в Канаду, а еще – в Филадельфию. И еще я слышал, что он приедет к нам осенью…
- Джеки, Джим! – из низкой боковой двери выглянула женщина в фартуке. – Я кому говорила – гулять во дворе, а вас опять потянуло на улицу! Вот попадете под колеса телеги и станете как кривой Симс из Трима, - в речи женщины слышался сильный ирландский акцент.
Мальчишки кинулись к двери, Ретт последовал за ними.
- Миссис, вы не могли бы мне сказать…
Женщина оглядела с иголочки одетого Ретта, и на ее некрасивом лице отразился испуг. Кэйти О’Хара старалась не покидать район, где жили ирландцы, а здесь такие нарядные джентльмены никогда не хаживали.
- Ничего я здесь не знаю, - выпалила она и захлопнула дверь перед самым носом Ретта.
Он уже занес было руку, чтобы постучать, но передумал, и вернулся к наемному экипажу, который ожидал его невдалеке.
«Вот и все, - мрачно размышлял он, усаживаясь в коляску и приказывая везти себя на вокзал. – Бог ведает, куда поехала Скарлетт: в Канаду, в Нью-Йорк или в Ирландию… Я не собираюсь искать ее по всему свету. Найди я ее сегодня, я сам бы предпочел уехать с ней куда подальше - в Мексику, в Европу, лишь бы не возвращаться в Чарльстон».
Сбежав оттуда чуть более месяца назад, Ретт собирался вернуться в начале апреля и надеялся, что Скарлетт к этому времени покинет город. Он искренне думал, что за месяц сумеет успокоиться и забыть ее. Быстро завершив свои дела в Бостоне, он поехал в Новый Орлеан, где окунулся в развлечения, которых этот веселый город мог предложить немало. Здесь и догнала его телеграмма от матери, которая с тревогой сообщала, что Скарлетт уехала в неизвестном направлении. Ретт дал поручение своему адвокату в Атланте узнать у Генри Гамильтона о местонахождении своей жены, и тогда же задал вопрос о разводе. Он боялся признаться себе, но его глубоко ранило поведение Скарлетт. Совсем недавно она клялась в любви и требовала признаний от него, и явно показывала, что не хочет уезжать - и сбежала едва ли не сразу. Вечер за вечером Ретт напивался в салунах и проводил ночи в борделях, но и там перед глазами его стояла Скарлетт – обнаженная, со спутанными волосами, еще не остывшая после страстной сцены в рыбацкой хижине, кидающаяся ему на шею и не желающая отпускать от себя. Он представлял ее, стонущую в экстазе и отдающуюся ему не только телом, но и душой.
Ведь так было, он чувствовал это тогда, и только его чертова гордость, страх опять впасть в зависимость от этой женщины погнали его от Скарлетт.
«Зачем я уехал? – ругал он себя. - Зачем написал ей холодное письмо? Чего я боялся? Я ведь понятия не имею, как это – жить с ней, когда она любит меня? Не об этом ли я мечтал многие годы?»
Я свалял дурака, - признался себе Ретт, и решил ехать в Атланту. Там он понял, что дома она не объявлялась, а Генри Гамильтон сообщил, что все деньги, которые были переведены на имя Скарлетт, теперь хранятся в банке Саванны, где она до последнего времени проживала в доме своего деда.
Это известие несколько успокоило Ретта, он вспомнил о дне рождения старого Робийяра, и что сам советовал ей ехать туда. Однако, вернувшись в Чарльстон, он узнал, что тетки Скарлетт уже здесь, а она все еще гостит в Саванне.
Его мать была возмущена поведением Скарлетт. Мисс Элеонора искренне привязалась к невестке и никак не ожидала, что та покинет ее дом без предупреждения и без записки. Розмари пошла еще дальше. В присутствии матери она заявила брату:
- Ты говорил, что бросил ее, ты сказал, что разведешься, как только она уедет. Так сделай это!
Мисс Элеонора поддержала дочь:
- Ретт, безусловно, развод – это ужасно, и в нашем кругу такое не приветствуется, кроме того, в Южной Каролине разводы запрещены. Но я тоже считаю, что этот узел надо разрубить. Я ведь вижу, как ты мучаешься… В конце концов, люди вступают в брак, чтобы быть счастливыми.
- И ты была счастлива с отцом? – скептически заметил Ретт.
- Дорогой, ты многого не знаешь, Стивен не всегда был таким… И я считаю, что тебе нужна другая женщина. Скарлетт недостаточно светская для тебя, она необразованна, она непредсказуема, она…
Мисс Элеонора подбирала слово, Ретт закончил за нее:
- Как пороховая бочка.
- Но нельзя ведь жить с пороховой бочкой, милый… Тебе нужна женщина совсем другого склада. Домашняя, порядочная, с хорошим вкусом… У вас со Скарлетт нет общих детей. Возможно, разведясь с ней, ты женишься на женщине, которая родит тебе наследника.
- Я не горю желанием иметь детей, мама.
- Как ты можешь так говорить, Ретт? Ты ведь уже не молод. Подумай, что может, вскоре никого из Батлеров не останется на свете, - мисс Элеонора искоса посмотрела на Розмари. - Нет, я никогда не поверю, что тебе не хочется иметь сына.
Мать еще много говорила, вспоминая о скандале, который едва не разразился по вине Скарлетт, о ее черной неблагодарности, о том, что Полин и Евлалия тоже осуждают ее поведение.
- И ведь ты не любишь ее!
- Кто сказал тебе это? – быстро взглянул на мать Ретт.
- Розмари… - немного смутившись, ответила она. - В конце концов, Ретт, у меня тоже есть глаза и я знаю о том, что происходит в моем доме… Ты ни разу не ночевал в одной комнате с женой. Значит, она не нужна тебе! Ретт, я не хочу давить, но согласись, то, что она уехала без предупреждения неизвестно куда – достаточный повод для развода.
- Но ведь нам известно, где она. И к тому же я уехал первый.
- Ты сообщил о своем отъезде, конечно, он был неожиданным для всех нас, но тебе ведь надо было на Север по делам…
В тот вечер Ретт прекратил разговор, сказав, что устал с дороги и не хочет говорить об этом.
- Конечно, милый, и прости. Ты лучше знаешь, что тебе нужно.
После ужина в его комнату постучалась Розмари.
- Входи, - разрешил Ретт.
Сев в предложенное кресло, сестра вопросительно посмотрела на него.
- Я не понимаю, Ретт, ты ведь сам этого хотел…
- Если бы я знал, чего хочу на самом деле… - он закрыл лоб ладонью и сидел так, облокотившись о стол.
- Ты говорил, что если она уедет сама, и ты будешь пострадавшей стороной… И ты ведь видишь, маму это не может ранить, она сама хочет этого развода.
Он оторвался от стола и обернулся к сестре.
- Скажи, Розмари, Скарлетт собиралась при тебе?
- Да, наутро после того, как ты уехал, она стала спешно собирать вещи. И часу не прошло, а ее уже не было в доме.
- И она не сказала тебе, куда едет?
- Мне она ничего не говорила.
Розмари смотрела Ретту в глаза, он видел, что она не лжет, но все же…
- Не могу поверить, что она не оставила даже записки.
- Не можешь поверить? – воскликнула Розмари, и лицо ее пошло пятнами. – Ты ведь сам говорил, как она эгоистична, как жестока, ты сам говорил, что желаешь избавиться от нее… Ведь так?
- Так, – отвернулся он.
- Что ты собираешься делать? – после небольшой паузы спросила сестра.
- Не знаю, подожду, может она вернется, а я пока прислушаюсь к себе. Такое впечатление, что мне опять плохо без нее…
- Ты ведь говорил, что вылечился?
- Не знаю, я ничего не знаю, - покачал он головой и опять облокотился на руку, уставившись своими черными глазами в одну точку.
Розмари посидела немного и тихо вышла из комнаты.
Его оставили в покое. Все вели себя так, как будто ничего не произошло. Никто больше не заговаривал с Реттом о Скарлетт, словно и не жила она в этом доме три месяца. Он со дня на день откладывал поездку в Лэндинг, но ни Розмари, ни мать не напоминали ему, что он собирался провести весну на плантации.
А потом произошло событие, после которого Ретт встал перед дилеммой: или найти Скарлетт и покинуть Чарльстон, или развестись и остаться здесь навсегда.
Все три часа в поезде он подбирал слова, которые скажет ей, а затем махнул рукой. В конце концов, если она действительно любит его, никакие объяснения не потребуются, а если не любит…
Но когда ни в розовом особняке, ни в небольшом кирпичном доме в ирландском квартале он не нашел ее, бешенство охватило Ретта, он едва держал себя в руках на вокзале и в поезде, несущем его назад в Чарльстон.
«Она не имела права уезжать с кем-то. Колум… Какое странное имя, должно быть, ирландское. Кто это? Родственник? Какой-нибудь молодой смазливый рыжеволосый ирландец? Она хочет, чтобы я разыскивал ее?.. Черта с два! Я и шагу больше не сделаю, потому что мне известно, что у этой зеленоглазой кошки одно на уме– заставить того, кого она выбрала, страдать.
Все ее слова о любви – ложь! Она способна любить только себя, даже ее любовь к Уилксу была надуманной, если бы она получила его, он тут же стал бы ей не нужен.
Значит, она уверена, что без ее согласия я не разведусь? А кто запретит мне сделать это? Законы Южной Каролины? Но есть и другие штаты, в конце концов, наш брак зарегистрирован в Атланте.
Я разведусь. Мама успокоится, и я незамедлительно сделаю то, чего они с сестрой ждут от меня. Возможно, это не принесет мне счастья, но я, наконец-то, обрету покой… И закончится эта многолетняя пытка».
***
Гудок парохода разорвал однообразный гул, доносящийся из порта, ему отозвался небольшой колокол, в который ударил матрос на носу корабля. «Брайан Бору» отчаливал от пристани Саванны.
Несколько в стороне от толпы провожающих появился Стефен, и, еле заметно кивнув, сделал Колуму успокаивающий знак рукой. Это был сигнал, что сундуки Скарлетт были открыты по пути в порт и среди стопок белья, нижних юбок и дамских платьев спрятаны плотно завернутые ружья и боеприпасы, которые он купил в Бостоне. В ответ Колум удовлетворенно прикрыл глаза и помахал, прощаясь.
Колум, Стефен, Мэтт, Джейми, так же как их отцы и деды, участвовали в борьбе против британского засилья в Ирландии. С самой битвы на реке Бойн многие ирландцы, и в их числе мужчины рода О’Хара, рисковали жизнью в вооруженной борьбе против владычества Великобритании, английских лендлордов и протестантов. Почти два века вылазки их были неорганизованными, и порой бесплодными, но десять лет назад неуправляемое освободительное движение преобразовалось в Ирландское республиканское братство - сплоченную и крепкую организацию, которая поставила своей целью вооруженную борьбу против английского господства, за образование в Ирландии собственной независимой республики, и стала представлять серьезную угрозу для врагов. Члены братства именовали себя фениями или фенианами, по названию древнеирландских военных дружин, чьи подвиги воспевались в народных сагах и балладах.
Население древней Ирландии было воинственным, и многие века иноземным захватчикам не удавалось проникнуть на изумрудный остров. Даже римляне, поработившие Британские острова, вынуждены были отступить. Позже военные дружины викингов, пираты Англии, Шотландии и Уэльса неоднократно совершали набеги на соседний остров, но все они более или менее удачно отбивались.
В одиннадцатом веке норманнские потомки Вильгельма Завоевателя стали всерьез заявлять свои претензии на Ибернию - так ирландцы в древности называли свою страну. В конце двенадцатого века норманнский король Англии Генрих Второй Плантагенет после целого ряда кровавых сражений объявил свою власть над Ирландией. Английские бароны захватили юго-восток острова и превратили его в плацдарм для последующих набегов. Однако завоеватели не могли содержать большую регулярную армию, поэтому баронам не удалось расширить свою территорию, но и у ирландских крестьян не было сил и средств атаковать норманнов в их хорошо укрепленных замках, и они не сумели изгнать захватчиков из страны.
В шестнадцатом веке Генрих Восьмой, именовавший себя королем Англии и Ирландии, пожелал освободиться от церковных оков католического Рима, провел протестантскую Реформацию и создал независимую англиканскую церковь. В Ирландии тоже была проведена реформа, однако местные католики, принявшие христианство из рук самого Святого Патрика еще в пятом веке от рождества Христова, отказались перейти в протестантскую веру, и восстали против английского короля.
Не прекращающиеся вооруженные столкновения усилились во времена царствования дочери Генриха, Елизаветы Первой, в правление которой были захвачены и переданы английским дворянам огромные земельные площади, принадлежавшие прежде католикам - исконным ирландцам. Английские и шотландские протестанты, обосновываясь на новых землях, вытесняли ирландское население или превращали их в мелких арендаторов. Этнические различия подпитывались религиозными разногласиями и годами лелеемой мечтой о мести захватчикам. Это не могло не вызывать беспорядков в стране.
То и дело вспыхивающие восстания ирландских католиков жестоко подавлялись. В середине семнадцатого века Оливер Кромвель своим кровавым мечом лично усмирял свободолюбивых ирландцев и истребил тысячи католиков. Это возымело действие, силы мятежников иссякли, но имя Кромвеля стало нарицательным, и было проклято ирландцами на веки вечные.
Спустя тридцать семь лет отношения между католиками и протестантами в Ирландии вновь обострились. Яков Второй Стюарт, свергнутый с английского престола в ходе государственного переворота, решил использовать Ирландию как плацдарм для войны против нового английского короля – Вильгельма Третьего Оранского. Ирландские католики поддержали Якова, и в 1690 году произошла знаменательная битва на реке Бойн, в которой победили протестанты, сторонники Вильгельма Оранского, называвшие себя оранжистами. Католики не могли забыть своего поражения, а празднования, ежегодно устраиваемые в день битвы оранжистами, лишь подливали масла в огонь ненависти, горевший в сердцах ирландцев.
Они сформировали вооруженные отряды, боровшиеся против протестантизма и ига Великобритании, в противовес таким же бригадам оранжистов, которые желали оставаться объединенными с Англией. Столкновения между ними то и дело будоражили Ирландию.
В начале девятнадцатого века британский парламент одобрил закон об Унии – включении Ирландии в состав Великобритании. Само собой, оранжисты поддерживали Унию, а «зеленые», сторонники независимой Ирландской республики, выступали против нее. Вначале республиканское движение возглавил Дэниэл О’Коннел, а ближе к концу столетия эстафету от него принял Чарльз Стюарт Парнелл, протестант, создавший демократическую ирландскую партию и проводивший в английском парламенте предложенную ранее Исааком Баттом идею гомруля - самоуправления Ирландии.
Однако не только набеги захватчиков и междоусобные войны опустошали изумрудный остров. Казалось, сам Господь отвратил свой милостивый взгляд от Ирландии. Природные катаклизмы, засухи, неурожаи, которым малоземельные крестьяне-арендаторы не в силах были противостоять, не раз приводили к голоду в течение восемнадцатого и девятнадцатого столетий.
Голод 1845-1848 годов опустошил Ирландию, особенно сильно ударив по католикам, принадлежавшим к беднейшим слоям жителей страны. Население Ирландии сократилось на четверть, но причиной этому были не только смерть около миллиона человек от голода и болезней. Вспыхивавшие тут и там голодные бунты, во время которых зачастую сжигались дома крупных землевладельцев, вызвали ответные репрессии правительства Великобритании. Спасаясь от преследований властей, тысячи и тысячи ирландцев-католиков покинули родину, перебравшись в другие части света – в Америку, Австралию и Новую Зеландию. Началась массовая эмиграция.
В начале второй половины девятнадцатого века в английском парламенте с новой силой вспыхнула борьба за освобождение Ирландии от британского господства. Но все попытки рассмотреть закон о гомруле разбивались о жестокое сопротивление унионистов и британских военных кругов. В Ирландии их поддерживали квалифицированные рабочие-протестанты, промышленники и крупные землевладельцы Севера, которые полагали, что продолжающийся союз с Великобританией – единственный путь к экономическому процветанию. Республиканцев же в основном поддерживала мелкая буржуазия и крестьяне-арендаторы, ведущие свое хозяйство экстенсивным методом.
Ирландские католики, покидавшие родину в течение девятнадцатого века, все же не забывали тех, кто остался на зеленом острове. И вот в 1857 году в Нью-Йорке было создано Ирландское Республиканское Братство – организация, первоначально призванная оказывать финансовую помощь родственникам на родине. Однако после гражданской войны в Америке некоторые члены братства, воевавшие в качестве наемников в Федеральной армии, вернулись к идее вооруженного решения многовекового ирландского конфликта. Братство постепенно развилось в революционно-освободительную организацию. Митинг за митингом устраивали фении в Нью-Йорке и его окрестностях, в других штатах; число членов организации росло, так же как и денежные пожертвования, которые теперь шли на закупку вооружения для отдельных террористических актов и на подготовку большого восстания, которое должно было, наконец, освободить Ирландию от многовекового ига. И если раньше в ирландском освободительном движении главную роль играли отдельные вожаки, которые пользовались авторитетом благодаря своей пассионарной жертвенности и недюжинным способностям, то в обществе фениан личная инициатива уже играла второстепенную роль. Это было хорошо организованное революционное движение, имеющее свое руководство, фонды и финансовые агентуры, лозунги, эмблемы, свод законов и наказаний, тайные склады оружия, газеты, гимны и баллады; распространяющее свое влияние на покинутой родине на многих, вплоть до солдат британской армии и тюремных сторожей. В отличие от прежних ирландских национальных движений, фенианство вначале не искало поддержки в католицизме, оно выступало против лендлордов, крупных промышленников и сановников, к какой бы вере они не принадлежали, в то же время не переставая называть англичан «угнетателями веры».
Когда в 1866 году, после ареста английской полицией нескольких своих лидеров, фении перешли к активным действиям, метрополии пришлось увеличить свои гарнизоны в Ирландии, постоянно охранять лэндлордов, органы власти, и усилить репрессии против террористов. Опасаясь высадки фениан из Америки, правительство окружило Ирландию сторожевой флотилией. В ответ фении устроили ряд терактов на территории Великобритании. Реакция властей не заставила себя ждать, - несколько чуть ли не первых попавшихся ирландцев были повешены.
Начало семидесятых годов стало временем относительного упадка фенианского движения, хотя зверские убийства иногда привлекали к себе всеобщее внимание. В то же время прогрессивная часть ирландского общества с интересом следила за легальной борьбой маленькой ирландской партии в британском парламенте, которая ставила своей целью принятие гомруля.
Однако это спокойствие было кажущимся, фении накапливали силы и средства, готовясь к решающему сражению. Собирая пожертвования в пользу своего дела, они закупали вооружение и по налаженным каналам переправляли его на свою родину.
Колум О’Хара был не только удачливым сборщиком средств для Ирландского Республиканского Братства, он был одним из доверенных лиц лидеров фенианского движения.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
Продолжение
http://www.proza.ru/2009/01/24/204